– Да что вы ко мне привязались! – я тоже поднялась. Душу – распирало!.. – Покоя никакого! Это ты на сцене был! И играл! И так!.. – я схватилась за грудь, не в силах вынести возникшую резь. Это он виноват! Это из-за музыки! Из-за него, человека, людей, их… я не хочу!

– А ну замолчи! – грозно двинулся он. Я отступила. Сердце в груди било… Да как он!

– Отойди! – сделала шаг назад. – Все из-за вас! Из-за людей!

– Ты!

– Уйд…

Он схватил меня крепко за руку. Ощущение невесомости накрыло с головой… Внизу ничего не было. Падение в какие-то секунды – и я бы разбилась у подножия Ума. Алое небо на мгновение стало светлее, когда на меня наплыл страх. Внизу зашумела вода, которую я не замечала. Макушки близкого и одновременно далекого леса, отделенного от университета сплющенным порталом, контрастно выделялись на фоне тонущей во мраке природы. Еще низко завыло вдали…

Руку начало щипать, и я вырвала ее из хватки. Выдохнула, потирая. Парень смотрел на меня, не отрываясь, но пока не кривясь.

– Ты на крыше. Хоть это имей в голове, – и тряхнул рукой, посмотрев на ладонь. Видимо, не только мне откликнулось, как он меня слишком сжал. Спас, идиотку.

– Спасибо.

Вытерев ладонь о штаны, он отошел на прежнее место, бросив на меня взгляд ненависти. Я осталась стоять. Внутри уже ничего не взрывалось, а только туго тянуло. И еще я чувствовала себя виноватой.

Он взял гитару и прошелся по четырем струнам. На небе блеснуло – там, и здесь, и тут. Сейчас опять со мной начнется…

Но парень только бездумно перебирал струны, очевидно, чтобы отвязаться от меня. Я опустилась на камень, отвернувшись. Впереди был темнеющий лес, макушки которого в последний раз за сегодня озолотило солнце. Площадка, служившая крышей башни, замерзла травой, из моего рта вырывался пар. Я втянула в себя морозный воздух. Музыка повторила мелодию – грубую, набиваемую просто так.

Вот и еще одному дню конец.

Глава 21. Змеи

Бросив взгляд на мою работу, дэа Иримах, заведующий отделением температур, смерил основательно меня с головы до груди, задержавшись особо на области носа, – почему-то все преподаватели любили смотреться в мои очки – и размашисто и непонятно расписался в ведомости.

– Вы определились с отделением, дольче Гранд? Идите на яды. Своим кислым видом вы отравите кого угодно. А здесь вам делать нечего.

Он сразу переключился на другого студента, одинокой соломинкой стоявшего чуть поодаль. Его неотрывный взгляд из-под строгих бровных дуг (бровей у преподавателя не было) заставил парня изрядно занервничать.

– Мне нужны от вас не кулинарные изыски, а нормальный доклад о размножении бактерий в бульонной среде и определении температуры, соответствующей допустимой степени риска для организма, – двигалась только челюсть мужчины. – Но единственное, что я осознал, читая ваше словотворчество, это то, что я никогда в жизни не попробую мясной бульон вашего приготовления. В нем нету соли.

На крайних рядах захихикали, провожая понурого студента вон из класса. Я была уверена, что первым, что он сделает, выйдя за пределы комнаты, будет затаптывание собственного реферата, потому как неприличный знак грозит нерадивому ученику ожогом лба.

Пока я думала об этом, нарвалась на повторный взгляд дэа Иримаха и теперь поспешила покинуть аудиторию. Уже за дверью, с замерзшим по привычке сердцем, я открыла последнюю страницу, где должна была стоять отметка за работу. Сто баллов. Секундное счастье, и сердце вновь рухнуло вниз. Ну… как же иначе – я писала по холоду.

И этот факт заставил меня съежиться внутри еще сильнее.

В коридорах на одном из этажей пахло розмарином и акацией. Именно такой душок был от заклинаний, которыми воспользовались предсказатели, устранявшие последствия вырвавшихся сновидений. Девушка, которой не повезло показать всему университету, что ее так тревожит и о чем мечтает ее бедная несчастная душа, спала уже две недели – маги перестарались.

И вот уже столько времени некоторые студенты обходили этот этаж: сильная аллергия привела уже десятерых на больничные койки. Для меня же этот путь был самым коротким до библиотеки. Под далекий рев, на который я уже привыкала не обращать внимания – младшим объясняли, что возникает он непонятно когда и непонятно откуда и так же внезапно кончается – я быстро шла по коридору.

А за окном еще весело мерцали снежинки.

Не тратя времени на библиотекаршу, игравшую со всяким входившим в прятки, я прошла к каморке, осторожно заглянула – целую минуту невидимка не подавал голоса, и теперь я убедилась, что его сегодня здесь нет, – за столом была куча книжного хлама, видимо, кто-то сюда тоже захаживает, помимо меня, и забывает убираться. Однако стеллажи из книг стояли ровными и нетронутыми. И пока мне никто не мешал, я сбросила на пол тряпичную сумку, которую нашла сложенной конвертом во внутреннем кармане моего единственного рюкзака – предусмотрительная Влада, – и начала с самого ближнего стеллажа у двери.

Я давно уже думала об этом. И теперь возможность у меня есть.

Пусть я ноль в земной магии, все равно есть что-то, что должно сработать, что должно обойти дурацкую систему «немаг – ничего не стоишь». Обязательно должен быть способ найти Ковена без моих сил. Иначе зачем я торчу здесь, тратя драгоценные два года непонятно на что? Знания на занятиях были иного рода, я не могла никого попросить о помощи, поэтому собиралась найти нужную информацию сама.

Только бы мои ожидания оправдались.

***

Первый день вышел неудачным. Что ж, я к этому была готова. Я просмотрела все корешки, которые стояли ровными рядами, даже начала разбирать книги, в беспорядке разбросанные по столу. И хоть они касались возвращения и пробуждения силы, мне это не подходило… Но здесь же должны быть книги для «обычных»? Ведь учатся в университете те, кто в магии совсем не разбирается. Универ же Универсальный. Должно быть что-то…

С этими мыслями я вернулась к себе. Отдаленно надеялась не встретить сейчас Лорису, не хватало еще ее показного равнодушия, пусть уж лучше вечером, когда мое настроение вернется в норму. Я толкнула дверь и сначала решила, что ошиблась комнатой. Потом же сильно изумилась.

Единственное, что осталось нетронутым и стоящим на своем месте, была коробка зеленого чая на моей части подоконника. Ее сосредоточенно изучал долговязый студент с примятой на левой стороне головы шевелюрой. Он заметил меня:

– И помогает там… ик… от запоров?

Я, честно, забыла ответить. Стояла с разинутым ртом: по всей комнате были разбросаны вещи, и мои, и Лорисины, стулья валялись ближе к выходу, плащ соседки третий раз перекручивал вокруг оси еще один подвыпивший парень. В общем счете в комнате находилось пятеро незнакомых субъектов, ни один из которых трезвым не был.

За спиной кто-то остановился и тоже ахнул. Я обернулась – девочка с часто встречающейся внешностью вылупила глаза, затем глянула на меня и быстро исчезла. Я вошла внутрь.

– Йа-я… не понял! – замотал головой другой парень, вылезая из-под моей кровати. – Где он сказал… искать? Икг!

– Здеся, – убежденно заявил другой, стукнув по полу – и потер костяшки. – Точно здеся! Мы не могли… ошибиться, не-ет!

– Может, это? – студент потряс моим чаем. – Тут, может, не только листья… зеленые. Ик!

– Нет, там только зеленые, – уверила я, перехватывая картонную коробочку и обводя всех взглядом. – Вы что здесь ищете?

– Гкк-га… га… газету, пхчи! – сказал один.

– Тут должна быть! Друг наш сказал почитать… – прикрыл рот второй и показал пальцами «извинения». – Почитать принести.

– Это женская комната. Почему ищете здесь? – я не дала долговязому снова завладеть чайной коробкой.

Теперь парни начали долго икать. «Молча». Один упорно поднимал глаза на нижнее белье, которое он как-то умудрился нацепить на голову – благодаря Лорисиным формам у него появились ушки на макушке – но так и не смог разглядеть, каким стал красавчиком. Лориса бы этого не увидела.

– Драж-ж-жайше… дрож-ж-жим… извин-ните… – задышал на меня перегаром долговязый. Я, морщась, толкнула его по направлению из комнаты.

– Мы прибир… р-р… ремся…

У последнего студента я отобрала соседкин плащ из размякших пальцев. Повернулась лицом к комнате. Вздохнула тяжело. Так друзья Ридена еще самые цивилизованные на моем веку!

– Миленько здесь! – захихикали за спиной.

В дверном проеме стояло несколько девиц, бывшие для меня все на одно лицо – различались только цветом волос. Брюнетка, брюнетка, шатенка, блондинка. Я кивнула им, улыбнувшись, и захлопнула перед их носами дверь.

Но они оказались голосистее и шустрее.

Пока я шла к окну, чтобы вернуть на подоконник зеленый чай, нужный для приготовления оборотного зелья – близился мой новый лунный цикл в этих стенах – дверь открылась, и вся компания зашла в комнату. Последней была симпатичная девушка с золотистыми волосами, чей тусклый цвет был заметен мне даже от окна.

– Вот это да! – оглядела одна из них учиненный разгром. – Убираешься по-генеральски!

– О, еще и шутница пожаловала, – пробурчала я себе под нос. – Девочки, не пачкайте свои хорошие личики. Свалите отсюда.

– Манеры под стать окружению, – ядовито улыбнулась блондинка, осмелевшая подойти ближе.

– Тут можно присесть? – неправдоподобно звонким голосом молвила шатенка – точно, это она убежала пару минут назад – и тут же плюхнулась на Зелкимову кровать. – Лиринетта, я заняла тебе место!

Кажется, я начала понимать, кто они такие. Я слышала имя Лиринетты, девушки, которая сейчас очевидно раздумывала, не смыться ли ей отсюда одной, оставив странных подруг. Она стояла, скрестив руки в браслетах на груди, золотые волосы вились, красиво падая на плечи. Ее внешности завидовали все блондинки храма, некоторые рисовали родинку на щеке, точь-в-точь как у нее. Я встретилась с ней глазами, и взгляд ее, бывший потерянным, сразу помрачнел. Ну, и что ей от меня надо?

– Фу, сколько здесь алкоголя, – сморщила нос одна из брюнеток. – Так ты еще и выпивать любитель.

– Чем обязана, дамы? – решила я перейти сразу к делу. Но девочки захихикали и будто пропустили мои слова мимо ушей:

– Угостила бы что ли. Мы иногда пробуем эль.

– Это не эль, это водка!

– Водка? Что за зверь?

– И как ты еще держишься? – «посочувствовала» Лира, пока остальные смеялись. Шатенка принялась поднимать одежду с пола, осматривать ее критично и кидать обратно. – Я бы на твоем месте давно сбежала бы отсюда. Тяжело ведь: ничего не умеешь. Да еще и блатница. – Лиринетта просверлила меня глазами, но только в злости своей она меня не убедила. Будто испугавшись моих догадок, она быстро обернулась к подругам: – Девочки, пойдемте. Помойка же, а не жилье.

– А здесь что такое? Какие-то колбочки.

– И называются они «личные вещи», – сказала я, отбирая рюкзак. Еще бы до других ингредиентов для зелья добрались. И так их в обрез.

– Девочки, мы уходим, – повторила Лиринетта, но в этот момент комнату огласил истошный ах. Мы разом вздрогнули и обернулись на дверь.

– Вы что здесь творите?!

Лориса пришла.

…Я никогда ее не видела такой злой. Шатенка заголосила и выгнулась, когда ее тело как на крючке поднялось в воздух. За ней последовала черноволосая, ухватившаяся за шею сзади.

– Это не мы! – попыталась крикнуть Лиринетта, но ее потащило по полу и ногами вперед выкинуло из комнаты. Сверху на нее свалились подружки, ударившиеся о стенку.

Дверь захлопнулась махом и треснула посередине. Я отступила назад, но Лориса лишь дала мне пощечину взглядом.

– Это твои проблемы! Разбирайся с ними сама! – она была точь-в-точь коршун. – Чтобы еще раз такое сделалось с комнатой – вышвырну отсюда и не поморщусь!

По воздуху залетали предметы, и меня двинуло несколько раз по голове – я наконец пригнулась. Когда же Зелким наткнулась на помятый плащ – как хорошо, что я успела его выпустить из рук! – девушка взревела пуще гидры. Предметы закружились вдвое быстрей, аккуратно вычищая ее половину комнаты. Я наблюдала с корточек, как книги и скляночки с зельями чинно расставляются по полочкам, разглаживается покрывало на кровати, а одежда занимает положенное ей место в шкафу.

– Все годы в универе ни разу не запирала дверь! А ты появилась!.. – выкрикнула Лориса, и над ее кроватью, постепенно захватывая полки, тумбочку и шкаф, замерцало пурпурное поле, местами больно искря электричеством. Девушка, поглаживая фиолетовый атлас плаща, будто жалела раненого питомца, произносила слова заклинания, в которых было очень много «з».

Нет бы со мной поделилась. Теперь уж точно мне не помешает защитная магия.

Я открыла рюкзак и заметила, как в нем не достает одного предмета. Испугалась в тот же момент, как пропажу на своей кровати заметила Лориса: она кинула в меня гематитом, и я еле успела поймать, прежде чем камень цвета железа впечатался мне в глаз. Ох уж эта ведьма…

Тем временем соседка села по-турыкски, открыла книжку и притворилась, что я для нее не существую. Половиной комнаты, упираясь в поломанную дверь, уже полностью завладело слабо мерцающее желтыми всполохами поле. Я сунула гематит обратно в рюкзак.

Повезло, что Зелким в минералах совершенно не разбирается – даже на полках у нее стояли покупные настойки, – если бы это было не так, весть о том, что я готовлю какое-то странное зелье, разнеслась бы уже по всему комплексу, здесь иначе не бывает.

В прошлый раз я смогла пробраться в подземельный класс и воспользоваться одним из котлов незаметно. В этот нужен еще один вариант, я вполне могла нарваться на Умбрада, или бы он начал замечать, что ингредиенты из его основного запаса потихоньку начали пропадать – у меня вот заканчивался зеленый чай от Влады. Я повертела в руке коробку и под смурое сопение Зелким поставила обратно на подоконник. От стены под окном отсыпалась крошка, открывая брешь. Хм.

***

Золотая грива направлялась сюда, это хорошо. Успею перехватить, пока…

– Шоколадный, а когда газеты будут?

Вздохнул. Вот обидно даже. Мне иногда кажется, что меня воспринимают как какого-нибудь журналиста. Нет бы просто по душам поболтать, пожелать друг другу доброго здравия – в нашем-то Храме актуально. А они все с просьбами, с вопросами, Шоколадный сделай то, Шоколадный сделай это…

– Слушай, красавица, – обратился я уже к пятой надоедливой за этот день, – я до тебя уже двум людям сказал. А вчера еще четверым. Ну нет сейчас хода наружу. Ты вой-то вообще слышишь? Вот как уляжется, так и принесу газеты, всем рядком почитаем. Самого интерес берет, что там в мире творится!

Девушка с тонюсенькими косичками повеселела, а я успел перехватить ее за локоть, пока она не сбежала:

– Всем это передай, а? А то я ж вредный стану.

Она кивнула и унеслась прочь.

Лиринетта подходила все ближе. Недовольная, взгляд в никуда.

– Шоколадный! – снова меня оторвали. Я указал в сторону, куда побежала косичковая:

– Вот к ней по газетам! Догоняй!

– Да я не про то. Что на ветряном по поводу рева говорят?

– Да что про него говорить могут, – пожал я плечами. – Ну появился. Ну где-то далеко. Третий год уже так, если не дольше. Преподы открещиваются. Еще на меня повесили доклад по характеру звуковых волн, будь он неладен.

– Помочь?

– Ты ж на огневом, парень, – улыбнулся я. – Нормально. Спасибо за помощь. Мне не впервой.

– А про Зелким слышал? – произнес знакомый, заметив короткую Лирину юбку.

– Еще бы не слышать, – поморщился я. – Лора ораста, как сыч.

– И выглядит так же…

– Типун тебе, смельчак! Она может тебя услышать, – Лиринетта заметила нас и начала аккуратно образовывать дугу. – Хотя вчера она на него всем походила.

– А сам-то ее не боишься? – усмехнулся парень.

– Я слишком многим полезен.

Золотогривая ускорила шаг, но я в два прыжка оказался с ней рядом.

– На тесты щит захвати! Там боевые будут! – крикнул мне напоследок знакомый.

– Привет, Шоко! – «обрадовалась» девица. – Как у тебя дела? Ой, больно же! Отпусти.

Но я крепко держал ее за локоть, чтобы она не смылась.

– Я вот знаю, что твои – не очень, Лира. Зачем вы вчера комнату растормошили?

Девушка мгновенно стала похожа на ящерицу, выдула из носа пар. Люблю такие очевидные проявления эмоций.

– У этой Лорисы язык когда-нибудь отсохнет. Не мы это были! Умела бы она слушать… Там такой перегар стоял, мама не горюй!

– Лора не болтает, она орет, – указал я на свое ухо. Девушка залилась розовой краской. – Но ты-то у нее в комнате чего забыла? Или Трушу искала? Сама знаешь, только ветер в курсе, где он ее носит.

– Да нужна мне эта бестолковая! – огрызнулась она и порвалась уйти, ослабив мою хватку пальцами.

– Тогда?

– Тогда – не твое дело. Пусти наконец!

Я выпустил ее локоть. Девушка с заметным облегчением потерла кожу и приторно улыбнулась.

– Неужели из-за новенькой? – сразу замерла. Поймал в ловушку! – Ой ли, Лира, она же такая серая. Я видел ее на концерте «Фениксов», – златовласка не знала, куда себя деть. – Там смотреть не на что. Непримечательная. Осторожная… или кого-то тебе напоминает?

Лира нахмурилась.

– Волосы еще как помело, горький каштан, – добил я.

– Ты никак стилистом заделался? – громко фыркнула Лира – и неубедительно. В глазах поселились молнии. – Тебя случайно «Фениксы» на подработке не держат?

– Им лишние рты не нужны. Да ты и сама знаешь.

– Ах… козел.

Я взгляд проигнорировал. Лира опять сделалась красной.

– Можно подумать, ты так уж петь хотела. Дайрек не слепой, знаешь.

– Знаю, поэтому пусть и не надеется, что я просто так уйду. Ему это тоже выгодно: ему популярность, мне популярность. Разговоры – да в нашем Уме! – группе на пользу: потом еще локти кусать будет, что не согласился сразу встречаться с прекраснейшей студенткой университета.

Я поднял брови.

– Это ты-то прекраснейшая?

– Мне повторить, что ты козел?

– И не встречаться, а играть в роман, – поправил я.

– Да разница? – девушка коснулась виска костяшкой согнутого пальца, будто устала. – Ум и не поверит, если все по-настоящему будет…

– То есть ты притворяешься, что соседка Лоры тебе не нравится.

Лиринетта долго буравила меня.

– Ну и репей ты, Шоко. Нет, в этом я не притворяюсь… Да я вообще ни в чем не притворяюсь! – опомнилась она. – Чего пристал?!

– Долг обязывает.

– Иди своей дорогой! Сам-то – чего за нее заступаешься, а?

– А у нее глаза мои, – вспомнил я и потрогал свою прядь волос. – Мой цвет.

Лира округлила очи и не нашлась на это. Фыркнула, как дракоша, и ушла побыстрей, тренькнув браслетами, пока я снова ее не остановил.

Мда. Душа девушки – темна, как тайны зеркала. Насколько я слышал, новенькая была из «обиженных», магия до сих пор не пробудилась. Френсису что ль на нее намекнуть? Подтянул бы.

Кстати, о преподах. Почему они всегда на эти лица надеются? А если какое-нибудь из них поломается и не укроет защитным полем универ, когда будет нужно? Хватит ли магии студентов? Перестраховка – как пустой звук. Лингинден бы сказать об этом. А то не дело, что никто не знает, что эти лица такое и как они работают.

– Дольче Ферд, – услышал я как по заказу. Оказывается, стоял все это время около ее кабинета. Заместитель директора вышла на свет. – Вы ко мне, дольче Ферд?

Глава 22. Смерч

Лингинден перебиралась от парты к парте грузно, впрочем, это ее нисколько не смущало. Казалось, она сосредоточена на чем-то своем, что не мешало ей раздавать тесты в правильном количестве и порядке.

– Определение уровня ваших профессиональных навыков. Определение уровня вашего магического умения. И ряд вопросов по действиям, предпринимаемым для выживания в экстремальных условиях, – громко произносила она.

Когда очередь дошла до меня, первый курс заметно оживился. Я нахмурилась, делая вид, что не замечаю их ухмылок и взглядов, сошедшихся в одной точке – на мне. Ибику и его дружок старались чуть ли не усерднее остальных. Так хотелось выразить, что меня от них тошнит. Но приходилось терпеть – не под взглядом же Лингинден.

Несколько часов было потрачено на решение тестовых задач, и на это время студенты потеряли ко мне интерес. Я не особо заботилась о результате. Хотелось поскорее выбраться из этой аудитории и зайти к библиотекарю за новыми книгами – на этот раз от меня баба-яга не отвяжется. Я ее достану. Надо больше библиотеки иметь, чтобы учащиеся сами ломали головы, перерывая книги, а мои давно закончились.

Экзамен, завершающий этот триместр, я не потяну, значит, мне надо побыстрей раздобыть способ поиска человека или тот, который бы помог мне скрываться от звездной стражи. Жаль, я не подумала о последнем раньше, столько времени потеряла.

Выходящий из аудитории – каждый – считал своим долгом задеть меня своими частями тела. Как теперь плечи болят. Некоторым, впрочем, я тоже оставила взамен подобный подарочек.

– Бывать болит, да? – оскалился Арпику, единственный «пожалевший» меня и мои бока, и захихикал, как хрюшка. Его владение карпским так и не улучшилось.

– Болит бывать, – передразнила я и с непроницаемой миной прошла мимо. Он выпучил на меня глаза от такой выходки. Все бы так реагировали и молчали.

В нужную мне башню прохода не было – ах вы студенты, которые позволили себе лишнего! В наказание за вовремя не скрытую от преподавателей оплошность, всем теперь приходилось добираться до следующей горы пешком, а следовательно, и до возможности вновь пересекать Храм с помощью порталов. Ведь башни имели связь между собой только такую. Наверное, только подземелья соединены в одно большое, но я не проверяла.

Мы спускались к подножию горы по выступам, сбитым в подобие дороги матушкой-природой, шли минут пять до следующей башни и уже по лестнице, установленной заботливой студенческой рукой, забирались на площадку. Последняя уже зияла дырой – я слышала, как кто-то разнес утром стену, послужив части универа будильником к первой паре. Зайдя на площадку, я залюбовалась этим грубым великолепием – дыра повредила еще и пол.

А затем я бросила взгляд на землю позади… Уже январь. Странное ощущение. Пороги, превратившиеся еще в один ряд гор – замерзшая вода только сильнее напоминала породные выступы, чем себя саму. Столбы башен будто свечи, которые кто-то забыл зажечь. Прозрачно-грязное небо, не отличающееся по цвету ни от чего внизу – только макушки леса служили незначительным разделителем. Все в снегу, все белое. И кто-то жалеет природу, тоскливо воя вдали…

– Загородила тут проход, – вырвал меня из оцепенения чей-то голос. Как я сразу Лиринетту не узнала, с ее подружками.

Надоели уже.

– Опять, – вздохнула я, отодвигаясь. Почему-то тянуло смотреть на лес. Стоять – и слушать далекий голос.

– Да уйди ты с дороги! Вообще!

А мне казалось, я освободила место. Девушки, взметнув волосами, гордо прошли мимо меня, а одна попыталась задеть плечом. Я сделала шаг назад.

Вой повторился. Какой же он печальный!..

Я не успела опомниться.

– Аа! Крома!

В тело врезалась земля, твердая и колючая от мерзлоты, и я уже катилась к подножию горы, щупая камни, кочки, корни – все, что не упокоилось под снегом. Внизу моя спина, наконец, обрела опору, и из горла вырвался сдавленный хрип.

Я упала? Как так вышло?

Я – опять упала? Как в тот раз, мучительный год назад, почему это повторилось? Меня тогда Ковен прогнал.

Тогда мне было стократ больней.

Небо – серое и мутное. Такие у него глаза, у Ковена? Мне казалось, совсем другие. Синие, как Вселенная… Воет-воет в груди. Почему я это вспомнила? Почему закрыла ладонями глаза? Почему ты напоминаешь мне об этом, вой лесной?.. Я же только пережила. Я же тебя об этом не просила. Я же ищу его, я ищу…

– Эй-эй-эй! Ты куда? – я подбежал к новенькому фениксу, который очень странно себя вел: прислонился к стеклу лбом, будто его выдавить хочет, смотрит вдаль бесцветно, и как хочет окно открыть – пальцы по низу шарят. – Эй, Рабас. Да очнись ты!

– Шоко, – вымолвил устало. Протер глаза. Помотал головой. – Галлюцинации у меня?

– Похоже на то. У тебя реакция странная на заклятье какое? Ты куда направился?

– А что?

– Что – лица защиту включают. Вон, гляди, – и в этот момент как раз одно из каменных открыло глаз. А, рот открыло, рот. Отсюда покажется.

– А чего включают? – не врубался Рабас. Я пожал плечами.

– Вой близко подошел. Такое уже было. Сходи в медпункт, а? – Рабас кивнул на автомате и поплелся, чуть не падая. Перезанимался парень, что ль?

Вдалеке ворочались макушки деревьев: гнулись и исчезали без звука. Красота-а!

– Любуешься видами, Шоко?! – взорвалось вблизи.

– Почему б не полюбоваться? – Лира, как всегда громкая, когда хочет впечатлить, одета с иголочки, лицо раскраснелось. Мечтайте, мальчики, о такой, мечтайте.

Вдруг я заметил, что лица-то на ней как раз нет.

– Храм! – дышала она. – Он-он… он закрывается?!

– Ну да, и чего кричишь, – сказал я.

Когда студентам грозила опасность, лица всегда так работали: сначала раскрывали рты, медленно, будто завязая во времени, и издавали слабый тягучий зов, как колокольный. В этом году только обленились, не поют.

– Не надо! – Лира почему-то смотрела на действо с ужасом. Ум уже начал исчезать – это было видно по другим башням, они постепенно таяли за невидимой пленкой. Ни окон, ни дверей – только горы. Скоро и лица, убедившись, что работа выполнена, исчезнут вместе со всеми нами. Вот еще трое разинули рты. А девушка раскрыла рот от страха.

– Да чего ты? Успокойся. Лица залатают ту дыру в стене, на то они и…

– Здесь не все! – глаза фонарями и вытянула руку: – Там Крома! Снаружи!

Я осекся.

– Ты, наверняка, ошиблась, – произнес осипшим голосом.

– Нет! Она упала! Она случайно! Она, там… она же ничего не умеет!

– Ты успокойся, – погладил я девушку по плечу, хотя внутри нарастало обратное. Крома снаружи, когда лица уже начали работу. Мы еще целых три часа не сможем открыть изнутри Храм.

– Подождем. Всего три часа. Она же не глупая, спрячется, – всего-то надо быть поближе к Уму, где-нибудь под горным навесом, вой сюда не посмеет подойти.

У Лиры уже была истерика:

– Она к лесу пошла!!

Внутри все похолодело, аж до кончиков пальцев на ногах. Новичок, ничего не умеет, с непроснувшейся магией, не укрытый лицами, один – идет к лесу… О чем она думает? Кто ее укусил? Рабас?

– И… и там, – всхлипывая, тихо закончила Лира, – на ней нет куртки.

***

Лица начали исчезать. Сначала всё, что снизу, затем присоединились лбы. Последними растворились глаза, долго-долго висевшие на скалах. Даже полегчало, когда их не стало, – было очень жутко видеть только их.

Спина постепенно успокаивалась. Снег похрустывал под ногами, забиваясь в брюки. Я запоздало вспомнила, что забыла на земле очки, когда упала. Валяются они сейчас где-то в снегу, поломанные. Потом придется новые доставать. Но это все потом. Я проваливалась в сугробы через каждые десять шагов, руки к холоду уже привыкли. Лицо уже приятно щипало. А по телу разливалось спокойствие… Чувствовала ли я себя так хоть раз за последний год?

Лес – далекий лес, пушащийся ветвистыми лапами, – медленно приближался. Именно так, а не я приближалась к нему. Это было странное ощущение: сколько бы я ни моргала – он то далеко, то сделать до него всего шаг. Всему виной, вероятно, бесцветное магическое поле, по которому разливались волны, как в каком-нибудь море. Как я вошла в это поле, я не поняла… Я не видела уплотнения воздуха, деревья по-прежнему качались, как птицы, не решающиеся взять с рук крошки; просто сделав очередной шаг, я обернулась – а Ум уже далеко позади. Я стояла среди крепких березовых и осиновых стволов. Воздух изменился. Я вдохнула полной грудью – здесь было спокойнее. Тихо, несмотря на пустячковый щебет где-то в глубине. Слегка ветрено. Может, потому и дышалось легче.

Я шла вперед, будто меня что-то туда вело. Глазела по сторонам. Вроде все такое одинаковое должно быть… Но мне так не казалось. Дубы, березы, осины: они все были разные, места были разные, и дело даже не в том, как наклонялись друг к другу те или иные ветви, как гнулись под зимним мехом кроны. Здесь каждое дерево отличалось от своего соседа… Я видела, что вон та береза приютила на себе сороку. А вон та осина – она будто дышала, и я слышала ее дыхание, как слышала пение птиц. А вот молодое деревце – всего лишь деревце, каких полно в любом лесу.

Дальше все гуще, все разнообразнее. Вот уже начались сосенки. Вокруг деревья большие, но почему-то мне кажется, что там впереди они еще выше…

***

Я потянулась, отклеивая спину от дуба, и протерла глаза холодными пальцами. Я заснула? Сколько я проспала? Смешно: я и забыла, как это хорошо, находиться среди снега, чувствуя, как мороз оплетает тебя мягкими, белыми пальцами. Тело никогда не мерзло – внутри я сохраняла температуру, нужную для функционирования. Наверное, теперь она все ближе к человеческой.

Я поморгала, привыкая к яркой белизне, которой не требовалось много солнца, чтобы быть такой. Оглянулась, сообразив… что я не знаю, где нахожусь. Везде были одни деревья, я не видела вдалеке, ни над макушками шпили университета. Я сюда… как-то дошла? Как? Почему? Я зачем-то вышла из Храма? В голове не было ни одной подходящей случаю мысли, только, помню, что я увидела Лиринетту, она выглядела такой уставшей, а потом… что произошло потом?

Вдруг я поняла, что здесь очень тихо. Ни одной птицы, ни одного звука от мелких зверей. Сверху приносит редкие хлопья слепленных друг с дружкой снежинок. Из-за этого кажется, будто и снег куда-то пропал…

И тут по лесу пронеслась мелкая рябь. Легонько затряслись многочисленные ветви, роняя белые пушинки на землю. Всего лишь чуть-чуть, деревья все так же стояли одетые. И вот пришла следующая волна, совсем скоро и сильнее. Я почувствовала, как затрясло от нее руки. А потом, через три секунды – мощная, оглушающая – принесла близкий рев.

Страшный!

Я выбралась из-под засыпавшего меня с дерева снега. Что это? Рев здесь?! Как? Он же был где-то… Я не успела додумать «где» – новый толчок. Теперь еще и земля. Я вскочила и рванула – куда-нибудь, до нового удара. И вот он сам – земля уехала. Я прокатилась частично на боку, на ноги – и бежать. Бежать, бежать…

Он скоро показался…

Он был огромен и по-настоящему страшен. Пасть – не знаю во сколько охватов. Глаза-миндалины – и белые, горящие, будто и вправду горят. Зубы отсюда казались сугробами. Носа нет – да и откуда у такого существа нос? В нем не было ничего человеческого, и это неудивительно – за рядом сосен стоял смерч: живой, быстровращающийся, колючий – в стороны летели ветры, прогоняемые в нем центробежной силой, – и он был невероятно злой. Он разинул пасть – и мне пришлось зажать уши. Дикий вой. Потом под ним стали трещать стволы.

Он все время выл вдалеке, пока я в Университете… этот голос… О небо.