Buch lesen: «Анна Корф и Беовульф», Seite 2

Глава 3. Маргарита и утопленник

Несомненно, баденское утро отличается от парижского, венского или московского утра также же сильно, как отличается шампанское на завтрак от чая со сливками. В Бадене ярче светит солнце, люди улыбаются чаще и трава зеленее. Все-таки это курортный город, а в любом курортном городе жизнь течет по-особенному. Люди здесь сходятся быстрее и проще. Они куда доброжелательнее, чем те же самые люди, но в другом городе. Поэтому не успела Аня утром выйти из номера, как уже трижды ей пожелали «Guten Morgen».

– Guten Morgen! – сказал чопорный швейцар на лестнице.

– Guten Morgen! – приветствовала высокая немка в фойе.

– Guten Morgen! – воскликнул портье и неожиданно добавил. – О! Фройлен Анна, у меня для вас записка.

Аня удивилась.

– В самом деле? Для меня?

Портье улыбнулся и протянул ей лист белой бумаги, сложенный в два раза. Аня прочитала записку и обрадовалась тому, что спустилась раньше отца и Кожухова. Она спрятала листок в крошечный ридикюль и огляделась. Не увидев ни одного знакомого лица, она успокоилась, насколько это было возможно.

Вот что было написано на листе плотной дорогой бумаги: «Дорогая Анна Александровна! Простите меня за бестактность, но я считаю, что нам необходимо познакомиться ближе. Уверена, что ваше доброе сердце не откажет мне в маленькой прихоти видеть вас сегодня в полдень возле новых купален. Ваша Маргарита Чепель».

Аня дождалась Евгения Евгеньевича и отца. Вместе они отправились завтракать. На Лихтенталевской алее, что вела к самому известному в Бадене месту – Конверсационсгаузу, было уже много гуляющих. Эта разномастная космополитическая публика плыла бело-голубой волной, шуршала подолами, стучала каблуками. Аня любовалась. Сколько разных лиц. Ей встречались южные глаза испанок, тонкие острые мордочки французских гризеток, широкие русские лица. Наконец, взгляд ее наткнулся на мужчину лет пятидесяти с лицом, которое в равной степени могло принадлежать немцу, русскому или англичанину. Что удивительно мужчина внимательно рассматривал всю их троицу, переводя взгляд с Александра Корфа на Аню, а с Ани на Кожухова и назад. С минуту он колебался, но как только они поравнялись, бодро протянул руку Корфу.

– Александр Николаевич, а ведь я вас узнал! Помните ли вы меня? – заговорил мужчина. – Не помните? Вижу по глазам, что не помните. Помилуйте! А между тем мы с вами уже в третий раз встречаемся.

Корф вглядывался в лицо незнакомца, но без особого усердия. Мало ли кого и где он встречал. Вокруг него всегда много людей. Что же теперь всех помнить?

– А вечер у графини Разумовской? Это было аккурат после вашего громкого исчезновения и не менее громкого возвращения, – старался незнакомец.

Корф покачал головой.

– А еще был случай в Берлине, – не унимался толстый господин.

Корф не ответил.

– Впрочем, – человек махнул рукой. – Позвольте мне вам отрекомендоваться еще раз. Афанасий Ипполитович Киселев.

Афанасий Ипполитович или как его звали за глаза «Ипполитка» был известен тем, что перемещался от одного курорта к другому и годами не появлялся в своем разоренном поместье под Москвой. Он был бы в крайней нужде, если бы не его замечательная способность заводить дружбу с богатыми и известными соотечественниками. Киселев мог запросто подойти на улице к важному чиновнику или наследнику, проматывающему огромное состояние своих предков. И никогда такое знакомство не выглядело навязчивым, и ни в коем случае не становилось обременительным для важных господ. Более того, еще неизвестно, кто более оставался в выигрыше: Киселев, живший на пожертвования своих благотворителей, или же сами благотворители. Дело в том, что Ипполитка был кладезем знаний. Знания его были исключительно прикладные. Он знал все сплетни и что важно, знал, какие из них лживые, а какие нет.

Как-то само собой получилось, что в кофейню они отправились вместе. Весь оставшийся путь Киселев говорил и говорил. И все, что он рассказывал, было интересно. Оказывается, совсем недавно в Бадене случилось два невероятных скандала. Первый из них был крайне деликатен. От князя Урусова бежала жена. Она сбежала с любовником, гвардейцем двадцати семи лет. Что примечательно, беглянка была на восьмом месяце беременности. Событие было совсем свежо, в Бадене его еще не пережевали до конца.

– Знали бы вы, какие у нее глаза! – воскликнул Киселев. – Ах, это была удивительная женщина!

– Почему собственно была? – спросила Аня.

– А потому, милое дитя, что теперь она персона нон грата. Ни в одном приличном доме ее не примут.

Киселев тяжело вздохнул, показывая тем, что он ужасно сочувствует княгине Урусовой.

– Муж ее был, как бы вам сказать… ни то, чтобы плохой человек. Но ему было шестьдесят семь лет, и к своей жене он был совершенно безразличен. Он любит только рулетку и долгий здоровый сон. Поговаривают, что ребенок был вовсе не его.

– А второй скандал? – спросил Корф, когда они вчетвером усаживались за круглый столик.

– О! Это было дело совсем иного толка. Убийство!

– Убийство? В Бадене? – удивился Корф.

– Да, при этом странное. Знаете старые купальни? В целом, замечательные купальни. Рекомендую! Тем более что сейчас туда никто не ходит. Так вот, в прошлый четверг в ванне номер девять был найден мертвец. Это был англичанин, самый заурядный, ничего особенного, даже без пэрского титула. Представьте себе, его утопили. Как выяснили доктора, его сначала опоили снотворным, а уж после утопили.

– Ну и ну! Весело в Бадене, – заметил Кожухов. – Топят порядочных людей, воруют чужих жен, бриллиантовые ожерелья и серебряные часы.

На минуту разговор остановился. Киселев занялся своим завтраком, за который он, конечно, не будет платить. Корф, сидевший боком к столу, закинул ногу на ногу и разложил на своем толстом колене свежий номер Allgemeine Zeitung. Кожухов подозвал официанта и что-то сказал ему на немецком. Аня огляделась. Они сидели за столиком на веранде и с ее места хорошо были видны ворота сада, через них нескончаемым потоком сочилась беззаботная публика. Ане показалось, что она увидела знакомую шляпку. Однако рассмотреть ее хозяйку Ане снова не удалось. Ее отвлек Киселев, он только что разделался с яичницей и готов был приступить к новым рассказам.

– Анна Александровна, должен вам признаться, что и ваш приезд наделал много шума в маленьком баденском обществе, – глаза Киселева блеснули.

– Отчего же? – спросила Аня.

– От того, что всем тут известно, кто таков Марк Аладьев, и от чего он не едет на родину.

Эти слова произвели на всех троих огромный эффект. Корф выпустил из рук газету и впился глазами в Киселева.

– Кто же, по-вашему, Марк Аладьев? – спросил он высоким голосом, не похожим на его собственный.

– Преступник и поджигатель. Хотя я немного погорячился, сказав, что все об этом знают. Нет, далеко не все, не беспокойтесь об этом, – сказал Киселев.

– С чего бы нам беспокоиться? – уже с некоторым вызовом в голосе спросил Корф.

– О, прости меня, Александр Николаевич, я не так выразился, – примеряющим тоном, но с прежним лукавством в глазах сказал Киселев. – Ведь он ваш дальний родственник. Вот я и подумал… Дурная моя голова.

– Давно Аладьев в Бадене? – спросил Кожухов.

– Уже как две недели. Сидит тише воды, ниже травы. Однако…

– Однако, – грозно повторил Корф.

– Однако вот, что странно. Тут он выдает свою сводную сестру Маргариту за кузину, в то время, как я точно знаю, что находятся они в иных отношениях. И у меня есть основания полагать, что он так поступает неспроста.

– Но у вас наверняка есть догадки? – спросила Аня.

– Что? Нет-нет, – принялся отнекиваться Киселев. – Догадки – это не по моей части. Я, знаете ли, люблю факты.

– И что говорят факты? – не унималась Аня.

– Что излишне много совпадений, – Киселев задумался. – Вот смотрите, Анна Александровна.

Киселев положил на стол свою пухлую ручку и начал загибать коротенькие пальцы:

– Я вижу целый ряд странных совпадений. Во-первых, в том же самом отеле, в котором остановились Марк Аладьев и Маргарита Чепель, поселилась наследница огромного состояния Стефания Радзивилл. Во-вторых, в том же самом отеле поселились, наконец, и вы сами. Более того, там же стоит виконт Даун со своим таинственным и многообещающим манускриптом. Что интересно, вскоре после приезда виконта, убивают некому неизвестного и очень скоромного британца.

Киселев взял небольшую паузу и оглядел присутствующих.

– А еще вчерашняя кража! Бриллиантовое ожерелье пропадает не в какой-нибудь второсортной гостинице, а именно в гранд-отеле Европа.

– Вы и об этом знаете? – удивилась Аня.

– Конечно, знаю. Более того, я даже знаю о том, что в прачечной было найдено ведро, наполненное серебряными часами.

– И что вы думаете?

– Тут, Анна Александровна, есть о чем поразмыслить. Я полагаю, что все это так или иначе связано. И ведро, и ожерелье, и даже этот несчастный англичанин.

– Вот так дела! – на этот раз удивился Корф. – Вы, Афанасий Ипполитович, что-то с чем-то.

Все смотрели на Киселева, но он молчал, наслаждаясь произведенным впечатлением.

– Хорошо с вами, но сейчас мне пора бежать. Я обещал генералу Каменскому маленькую экскурсию по Бадену. Прощайте!

Киселев живо вскочил, раскланялся и весело зашагал в сторону парка.

После завтрака Александр Корф решил идти в казино, ему хотелось проверить на деле свою теорию игры в рулетку. Аню он оставил заботам Кожухова.

Анна, которая все утро ждала случая показать записку от Маргариты Кожухову, вытащила лист бумаги из сумочки, и не говоря ни слова, протянула его Евгению Евгеньевичу. Кожухов быстро пробежал глазами по записке, свернул ее надвое и вернул Ане.

– Ты проводишь меня? – спросила она.

– Если хочешь.

Дорога до купален была все время в гору. Она вилась по узким улочкам, петляла, петляла и, наконец, выходила на самую верхнюю в городе улицу, по одну сторону которой стояли бело-серые дома, по другую – редкий лес. Улица оказалась на удивление многолюдной.

Вот прошла мимо строгая гувернантка, она вела за руки двух совершенно одинаковых мальчиков. Дети отставали меньше чем на полшага, что позволяло им переглядываться у нее за спиной и дразнить друг друга.

«Наверное, англичанка, – подумала Аня. – Только англичанки способны к такому спокойствию».

Затем проплыла немка огромных размеров, рядом с ней шел высокий костлявый мужчина.

«Вот так парочка, полная противоположность друг друга».

Дальше прошли две женщины, слишком пышно одетые для утра.

«Русские», – догадалась Аня.

Ей надоело разглядывать прохожих, она обратилась к Кожухову:

– Что ты думаешь о сплетнях Киселева?

– Я думаю, что они очень любопытны, – ответил Евгений Евгеньевич.

– Что же в них любопытного?

– Например, он откровенно рассказал о причине прибытия в Баден Марка Аладьева.

– Разве? – удивилась Аня. – И зачем же он приехал?

– Он здесь из-за Стефании Радзивилл. Понимаешь, Стефания – не просто хорошая партия, она… – Евгений Евгеньевич не докончил фразу, он так и не смог подобрать нужного эпитета.

– Странно, что я ничего подобного в словах Киселева не услышала.

– Киселев совсем не так прост, как кажется. При всей обильности, речь его была расчетлива, и он точно знал, какого эффекта хочет добиться, – Кожухов помолчал немного и продолжил. – Марк… признаюсь, я наблюдал за жизнью Марка последние два года. Я чувствовал, как будто дело между нами не кончено и нам еще предстоит встретиться. Хотел быть наготове. Его жизнь в Америке примечательна, есть что рассказать.

– Что же? Расскажешь?

– Вместе с Маргаритой он открыл сеть парикмахерских. Деньги на это предприятие они получили с помощью темной и сомнительной истории.

– Неужели они разбогатели? – удивилась Аня.

– И да, и нет. Судя по тому, какой образ жизни они вели, деньги у них были. Но, знаешь, Аня, все это странно.

– Просто ты не веришь, что Марк способен сделать хоть что-то путное.

Кожухов посмотрел на Аню с удивлением.

– Ба! Не может быть, – сказал он.

– Чего не может быть?

– Ты все еще защищаешь его.

– Это неправда, – Аню обидели эти слова.

– Правда, – твердо сказал Евгений Евгеньевич.

Ане ужасно хотелось что-то ответить, возразить, объяснить, но слова не шли, и она решила заговорить о Маргарите.

– А Маргарита?

– А что Маргарита?

– Мне кажется, она очень умна.

– Умна? – Кожухов усмехнулся. – Аня, это смешно. Она просто животное, которое только и думает о том, чтобы удовлетворить свои потребности.

Они сбавили шаг и шли сейчас очень медленно, почти касаясь друг друга. Сердце у Ани забилось быстрее, то ли от предстоящей встречи с Маргаритой, то ли от того, что он шел так близко. А может быть из-за того, что неумолимо приближался момент, когда она и Марк должны будут объясниться.

Дорога резко взяла вправо и с разбега клином уперлась в решетчатые ворота. Купальни окружал старый сад, он был огорожен низким забором. Евгений Евгеньевич остался ждать на дороге, а Аня отправилась на поиски Маргариты.

Найти ее не составило труда. Она сидела возле маленького фонтана прямо перед входом в купальни.

– Я жду вас тут уже целую вечность, – такими словами Чепель встретила Аню, но тут же сменила гнев на милость, улыбнулась и спросила, – Вы пришли одна?

– Нет, меня проводил Евгений Евгеньевич.

– А! Этот! Анна Александровна, как вы его выносите? Какой неприятный человек.

«И он о вас не лучшего мнения», – подумала Аня.

Маргарита огляделась, взгляд ее упал на каменную скамью под низкими кустистыми деревьями.

– Идемте сюда, – сказала она Анне мягким, почти нежным голосом и взяла ее за руку.

Когда они сели на скамью, она все еще держала Анину руку.

– Вот теперь я вижу, за что он вас так любит, – в голосе Маргариты звучал и вызов, и сожаление и что-то еще, чего Аня не могла понять. – Такая хрупкая, добрая. И глаза! А, знаете, от чего у вас такие глаза?

– Какие? – спросила Аня.

– Грустные.

– От чего?

– Вовсе не от того, что вы грустите, – Маргарита чуть усмехнулась. – А от того, что у вас уголки глаз опущены. А мужчины голову себе ломают, думают, как вас развеселить. Дурачье! Зря стараются. Так ведь?

Аню не покидало ощущение, что она имеет дело с ядовитой змеей и нужно быть осмотрительной, потому как при любом движении гадюка молниеносно бросится и укусит.

– Зачем вы меня звали?

– Я, Анна Александровна, прекрасно понимаю цель вашего визита в Баден-Баден. Хотите его мучить? Вам не дает покоя, что он счастлив и без вас?

Аня встрепенулась, хотела протестовать, но Маргарита перебила ее.

– Думаете, я не знаю, что Марк был в вас влюблен?

Аня не могла ответить, потому что это было неправдой. Между ней и Марком всегда была симпатия, но ничего похожего на влюбленность не было, и быть не могло.

«Здесь хитрая и странная игра», – подумала Аня.

– Я позвала вас, чтобы объясниться. Мы с Марком счастливы и очень любим друг друга. Чтобы вы там не думали, он может быть счастлив только со мной. О вас он уже давно забыл.

Аня ни на секунду не поверила Маргарите и сейчас вспомнила слова Кожухова о том, что эта женщина только о том думает, как удовлетворить свои потребности.

«Но какие? Чего она добивается? – и тут Анне в голову пришла простая мысль. – А что если Маргарита сама в это верит? Что если она, действительно, глупа и ревнива?»

– Маргарита Васильевна, вы не знаете наших отношений с Марком. Тут не о чем говорить. Прощайте.

Аня встала и хотела уйти, но Маргарита сильной крепкой рукой ухватила ее за запястье. Напоследок она сказала всего несколько слов, но они все изменили:

– А ведь это я заставила Марка бежать после пожара. Он не хотел. Он все порывался объясниться с вами.

Эти злые липкие слова преследовали Аню всю дорогу назад, которую они прошли с Евгением Евгеньевичем в полном молчании. Она думала о том, что если бы Марк не познакомился с Маргаритой, все было бы иначе.

Несмотря на то, что это встреча была короткой и с первого взгляда бессмысленной, Аня хорошо понимала, чего добивалась Маргарита, и ей было больно осознать, что она получила желаемое.

Всю свою жизнь Аня старалась быть достойной. Она всегда чересчур сильно старалась. И вот сейчас она увидела себя со стороны глазами Маргариты Чепель: хорошая девочка и ничего больше. Чепель смотрела на нее с превосходством и даже сожалением. Это больно ударило Аню по самолюбию. В одно и то же время она почувствовала жалость и злость на саму себя.

Так уж вышло, что жизнь забросила Аню, маленькую, худенькую, ничем не интересную девочку, в мир гигантов. Она оказалась среди людей самых сложных и сильных характеров. Этот враждебный мир с детства пугал и волновал Аню. Она смотрела на этих людей снизу вверх и не понимала, из чего они сделаны.

Аня любовалась этими людьми и мечтала о том, что и она будет особенной. Ей хотелось найти свое призвание, место, которое она займет по праву сильных. Аня была девочкой увлекающейся, ей нравилось все. Нравилось играть на фортепиано, нравилось петь, нравилось сочинять истории. Она хваталась за все подряд и от того топталась на месте. Шли годы, Аня искала, пробовала и не находила. И наверное так никогда бы не нашла, если бы не получила однажды очень простой и вместе с тем совершенно невыполнимый совет: «А ты, Аня, просто делай». И Анна Корф начала писать свой роман. Каждое утро она садилась за тесный стол и писала. Она сочиняла даже тогда, когда не хотелось или было грустно, или она болела. В назначенный час она садилась за стол, раскладывала лист бумаги, брала перо и начинала слово за словом рисовать историю. Так вышел недурной для первого раза роман. Не бог весть что, однако, и у него нашлись свои читатели. Аня стала писательницей.

Последние несколько лет ей казалось, что и она нашла свое место в мире титанов. Наконец, она стала особенной. Однако после разговора с Маргаритой ее уверенность в этом пошатнулась, и она снова почувствовала себя маленькой и никчемной.

Глава 4. Человек в черном сюртуке

Как только Аня в сопровождении Кожухова вошла в отель, она сразу поняла: здесь что-то стряслось. Это было очевидно и по тому, что швейцар не открыл им входную дверь, и по тому, как странно вели себя люди в атриуме. Аню удивили звуки. Они были приглушенными, как бывает в доме, где лежит тяжело больной человек. Вдруг стало слышно, как ходят настенные часы, как пожилой господин в дальнем углу переворачивает газетную страницу, как шепчутся две крошечные старушки у стойки портье.

Аня увидела Марка, он сидел в кресле понурый и поглядывал на Маргариту. Она стояла недалеко от него и тихо разговаривала с Франческо Моретти. Итальянец придерживал Маргариту за локоть, и именно на этот локоть смотрел Марк.

Но более всего внимание Анны привлек человек в черном сюртуке. Он походил на цаплю, которая на секунду приземлилась среди болот, но скоро снова взлетит. Человек имел тонкие слишком длинные ноги и такие же длинные руки. Весь его вид был до того неловок и странен, что он сразу же бросался в глаза. Человек поминутно одергивал полы сюртуку, который был ему короток в рукавах.

Ане хотелось взглянуть на его лицо, но он стоял к ней спиной. Загадочный человек разговаривал с хозяином отеля. В отличие от внешнего вида его голос был приятным и уверенным. Тихий вкрадчивый баритон не только сглаживал впечатление от его нелепого внешнего вида, но более того делал его приятным и даже интересным мужчиной.

Наконец, он повернулся вполоборота и первое, что заметила Аня: его цепкий взгляд. Он как будто щупал глазами. В руках человек держал изрядно потертую кожаную папку и трогательно прижимал ее к груди.

Спустя несколько часов во время позднего ужина в столовой Розенфельда Аня снова встретила этого человека. Это был следователь из баденского полицейского участка.

Было уже около одиннадцати вечера, в столовой собралась та же компания, что и вчера. Однако имелась небольшая замена: на ужине не было лорда Дауна, зато вместо него присутствовал человек в черном сюртуке.

Сегодня столовая выглядела иначе. Привычное яркое освещение сменил полумрак. Вся комната освещалась двумя канделябрами на массивном обеденном столе и еще тремя свечами в подсвечниках, расставленных возле окон. По просторной комнате гуляли причудливые тени, все было таинственно и мрачно.

Это была та же зала, что и вчера, но теперь роскошные мягкие кресла, обитые шелком медного цвета, заменили строгие кожаные кресла с высокими спинками и неудобными подлокотниками. Со стола исчезли цветы, нарядная скатерть и богатый сервиз. Сервировка была самой скоромной. Ставни на окнах закрыты.

В столовой было тихо, несмотря на то, что в ней собралось немало гостей. Все молчали и старались не смотреть друг на друга. Посреди столовой стоял хозяин отеля. Его всегда безупречный костюм сейчас выглядел неряшливо. Сюртук был расстегнут, шейный платок съехал на бок. Но больше всего поражал цвет платка. Вернер Розенфельд имел привычку менять шейный платок трижды в день. Цвет платка зависел от времени суток: утром на нем всегда был синий платок, в обед – зеленый, вечером – красный или бордовый. Сейчас же, хоть и был поздний вечер, Розенфельд носил синий платок.

Анне вспомнился рассказ Кожухова о хозяине отеля. В молодости Розенфельд даже и не помышлял о том, чтобы заниматься гостиничным делом. Он мечтал стать ученым. Вернер изучал философию и делал большие успехи. Однако случилось следующее: его старший брат, который должен был унаследовать от отца семейное дело, а точнее эту самую гостиницу, неожиданно умер. Не прошло и двух лет, как за ним последовал отец. Вернеру Розенфельду ничего не оставалось, как заняться делами отеля.

Старик Розенфельд оставил отель в идеальном состоянии. Это был человек, преданный своему делу и входивший во все нюансы, даже самые пустячные. В делах отеля был порядок, Вернеру нужно было лишь следовать заведенным правилам. Так он и делал многие годы. Он ровным счетом ничего не изменил с тех времен, как отелем управлял его отец. Шли годы, и долгое время отель работал, как хорошо отлаженный механизм. Однако жизнь идет вперед и не идти вместе с ней, значит отставать.

Что удивительно это отставание даже и сейчас не было заметно постороннему взгляду. В отеле всегда было много гостей и непросто гостей, а знаменитостей, больших сановников и самой отборной аристократии. Но цифры говорили о том, что отель находится на грани банкротства. Требовались нововведения и структурные изменения. Нужно было думать о том, как сокращать расходы. Но тем временем расходы только росли, и Розенфельд понятия не имел, что с этим делать.

Вернер Розенфельд был человеком умным, ответственным, аккуратным в делах. Он хорошо справлялся с линейными задачами, в которых результат зависел о количества приложенных усилий. Но проблема, с которой он столкнулся, требовала от него гибкости, смекалки и, в конце концов, творчества. Ничего этого у Розенфельда не было.

И вот несколько лет назад он получил первое предложение продать отель. Розенфельд отказался и продолжал бесстрашно сражаться. При всем своем мягкосердечии он проявил необыкновенную стойкость. Но время шло, и он все больше запутывался в долгах. Последние полгода отчеты говорили, что затраты на содержание отеля превышают доход. Розенфельд отчаялся и в самый темный момент его жизни он получил новое предложение: отель хотели купить. Кто был новым покупателем, Кожухов не знал и даже не догадывался.

Аня подошла поближе к Розенфельду и следователю и стала прислушиваться к их разговору.

– Дело громкое. Следует закрыть его как можно скорее. Я получил в помощники еще двух детективов, они скоро прибудут и останутся дежурить на ночь, – последнюю фразу следователь нарочно сказал так громко, чтобы его могли слышать все присутствующие. – Однако исход дела зависит не только от нас, но и от вас, герр Розенфельд. Ваши гости – люди уважаемые и занимающие самое высокое положение в обществе. Я не могу повлиять на них, но вы можете. Ваша задача убедить их сотрудничать с полицией.

На этом разговор между ними прервался, и Розенфельд вышел вперед и сделал движение рукой, приглашая собравшихся подойти поближе. Он начал свою речь тихим севшим голосом.

– Уважаемые дамы и господа, вы уже, конечно, слышали о том, что произошло в нашем отеле, – он тяжело вздохнул. – Прошлой ночью был убит лорд Даун. Он был отравлен во время вчерашнего обеда. Смерть виконта – огромная утрата, но более всего беспокоят обстоятельства его насильственной смерти. Полицией Баден-Бадена будет проведено самое тщательное расследование, и я верю, что преступник будет изобличен и понесет наказание. Никогда прежде в нашем отеле не случалось подобной трагедии. Вы все знаете, как внимательно я отношусь к комфорту и безопасности наших гостей.

На этих словах Розенфельд беспомощно развел руками. Его движение, как будто говорило: «Но что я могу поделать?»

Слово взял следователь. Он вытащил из тонкой папки лист бумаги.

– Вот тут у меня предварительное заключение медицинского эксперта. Судя по этой бумаге, лорд Даун за час до смерти принял большое количество яда.

Тут следователь извлек второй лист бумаги.

– А это – показания коридорного. Согласно им лорд Даун сразу после ужина ушел в свое апартаменты и более уже не выходил. За весь вечер никто не входил в его комнату, и никто из нее не выходил.

Лица у собравшихся посерели еще больше. Никто ничего не сказал и не спросил. С самого полудня эту историю обсуждали во всех номерах, в коридорах, в отдаленных уголках атриума, на кухне и в прачечной. Сейчас же все стояли вокруг детектива, слушали его вполуха, и каждый продолжал мысленно задаваться вопросом: «Кто мог подсыпать яд во время обеда? Прислуга? Один из нас?» Каждый силился вспомнить, заходил ли кто-то посторонний.

В то время как в столовой все слушали рассказ следователя, невидимая рука вставила длинный латунный ключ в замочную скважину двери с вензелями президентского номера на последнем этаже, дважды повернула его вправо и толкнула дверь. Никем незамеченный человек зашел в апартаменты лорда Дауна. Он тихо прикрыл за собой дверь и приступил к поискам. Он точно знал, что ищет. Ему нужна была шкатулка из темного ореха, которая в свою очередь, была помещена в бархатный мешочек. Человек не спешил, он действовал обстоятельно и спокойно: старательно выдвигал и задвигал ящики письменного стола и секретера, тщательно перебирал сорочки в платяном шкафу. Но чем дольше он искал, тем быстрее и сбивчивее становились его движения. Спустя десять минут он уже хаотично бросался от одного предмета мебели к другому.

Он успокоился только, когда вошел в спальню покойного лорда. К нему вернулась прежняя четкость движений и продуманность действий. Незнакомец огляделся. В углу спальни возле маленького столика он заметил груду чемоданов. Все они были из темно-коричневой кожи и явно принадлежали к одной коллекции. Прежде всего, незнакомец высвободил самый нижний чемодан и оказался совершенно прав. На дне огромного чемодана под книгами и старыми тетрадями лежало то, что он искал. Бархатный мешок, в нем шкатулка, в шкатулке старая рукопись. Человек удостоверился, что манускрипт на месте, вновь положил его в шкатулку и бесшумно покинул апартаменты. Он закрыл дверь на ключ и направился к лестнице.

Стоило следователю закончить речь, как гости оживились и стали наперебой задавать вопросы.

– А что если отравят кого-нибудь еще? – свой вопрос Маргарита адресовала как следователю, так и Розенфельду. – Что предпринято для нашей безопасности? И где, в конце концов, мое ожерелье?

– Могу ли я попасть в апартаменты лорда? – спросил Чарльз Райт. – Мне необходимо проверить на месте ли рукопись.

– У вас есть подозреваемые? – поинтересовался Корф.

– Будут ли допросы? – спросил Франческо Моретти.

Следователь не ответил ни на один из этих вопросов, он только заверил всех, что работа будет проведена самая тщательная, раскланялся и удалился.

В след за ним из столовой потянулись и все остальные. В дверях рядом с Аней оказался Марк, он шел совсем близко. Кончиками пальцев он дотронулся до ее запястья. Аня одернула руку, словно ее обожгло. Она бросила быстрый взгляд на Марка и увидела, как он одними только губами беззвучно сказал: «Мне нужно тебя видеть. Завтра перед рассветом на южной галерее».

Ане показалось, что она забыла, как дышать. Только в своей комнате она смогла громко и с хрипом вдохнуть воздух. Она села на стул возле письменного стола и просидела так около часа.

– Лапушка Анна Александровна, вы сама не своя! – воскликнула Зоя, когда пришла готовить Аню ко сну. – Что вы сидите в темноте? И какая бледная! Вы плакали?

– Я не плакала, Зоя! С чего мне плакать? – сказала Аня и хлюпнула носом.

– Вот так дела! Кто вас расстроил? Это вы из-за лорда Дауна?

– Ах, нет. Причем тут лорд Даун. Марк!

– Что Марк?

– Он попросил меня о встречи.

Зоя чуть взвизгнула.

– Анна Александровна, я этого боялась. Вы пойдете?

– Нет! Ни за что не пойду, – Аня ответила поспешно, будто боялась что передумает.

– Вот и правильно, – сказала Зоя. – Ничего нового он вам не скажет. Станет жалиться на судьбу, охать и ахать. А вы его, конечно, пожалеете и денег дадите. Я вас знаю.

Ане не понравились Зоины слова, но она должна была признать, что в них есть доля правды. Марк имел на нее огромное влияние и умел обезоружить Аню даже, если она предпринимала все, чтобы этого не случилось.

Марк был натурой противоречивой и это противоречие, как ни странно, нравилось женщинам. Он всегда неистово желал денег, даже не денег, а роскошной жизни, но никогда этого не имел. Ему бы прибиться к какой-нибудь богатой вдовушке и радовать ее своими тончайшими греческими чертами. Но Марк желал обладать самой красивой женщиной. Та пропасть, что стояла между его желаниями и возможностями делали его в глазах женщин загадочным персонажем. Даже Аня, которая хорошо знала Марка и отчасти понимала его мотивы, не всегда могла устоять перед ним.

– А что же произошло с лордом? – Зоя прервала череду Аниных мыслей.

– Представь себе, он был отравлен за обедом!

– Это я слышала. Но почему?

– Никто не знает. Но будет расследование. Наверняка, нас всех допросят. Получается, те, кто был вчера на обеде Розенфельда, видели его последними. Более того, совершенно точно известно, что яд лорд принял именно за обедом.

– Наверняка его убили из-за женщины, – предположила Зоя.

– Зоя! С чего ты взяла?

– Ну, знаете, после нашего Марка виконт тут был первым красавцем.

– Что с того? Чепуху говоришь.

– А может дело в наследниках? – Зоя выдвинула новую теорию. – Ведь у него не было ни жены, ни детей. Кто теперь получит его состояние и титул?

– Я уверена, что дело не в женщине и не в деньгах, – сказала Аня.

– В чем же тогда?

– В рукописи, – таинственно прошептала Аня. – У виконта во владении была редкая литературная находка – старинная рукопись.