Думай об этом чаще. Сборник стихов

© Олег Шах, 2018

ISBN 978-5-4493-0041-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Где-то в голове

Где-то в голове на дальней полке,

В запыленном жизнью беспорядке,

Солнце на бутылочном осколке

С памятью моей играет в прятки.

Лезет на заборы по соседству,

Рвёт запретный плод поспевшей сливы,

И вкушает сладостное детство

Шкет, до дикой одури счастливый.

Ветер на уме, в глазах беспечность…

Время неподвижно и упрямо

И тогда казалось – будут вечно

Молоды отец его и мама,

Снежною зима и жарким лето,

И не разобьётся на осколки

Всё, что иногда от солнца света

Блещет в голове на дальней полке.

Черно белые ангелы

Белые ангелы с чёрными душами

Грязными лапами мир этот рушили,

Чёрные ангелы с душами белыми

Всё собирали и заново делали.

Белые ангелы чёрные внутренне

Знаково шли на молебен заутренний,

Чёрные ангелы в саже от тления

В сердце искали своём просветление.

С темными мыслями, скверной, не чистыми

Белые ангелы, зримо пушистыми,

Словно вороны кружили над чёрными,

В белое лишь изнутри облачёнными,

Речи с небес извергали блевотные,

Сыпали мел на инстинкты животные,

Быть оставаясь в веках обреченными

Кипельно белыми с душами чёрными.

Кто такие оборотни?

– Кто такие оборотни, пап?

Как они себя от нас скрывают?

Сколько вместо рук имеют лап?

А они хорошими бывают?

Говорят, что когти, как клинок,

Бой невыносимо с ними труден…

– Вот что я скажу тебе, сынок,

Всех страшнее оборотней – люди.

Люди? Ну, да ладно, не смеши.

Знаю точно – быть того не может.

– Ты бы делать вывод не спешил,

Подрастешь и сделаешь, но позже.

То найдёшь, что скрыто на виду

И однажды прямо через двери

Оборотни в жизнь твою войдут

В облике людей, которым верил.

– Пап, и всё? А дальше расскажи.

Из осины кол, я слышал, нужен?

– Кол, сынок, не годен против лжи.

Правды нет для оборотней хуже.

Слыша лишь её от всех подряд,

Нечисти слабеют понемногу

И когда на лжи своей горят,

Предавать, как водится, не могут.

– Так выходит можно их убить?

– Да, выходит можно, но не будем.

Нужно даже к ним добрее быть,

Мы же ведь не оборотни, люди…

Правда – наш заточенный клинок.

Сердце под ребром, не камень бьется…

Глазки закрывай и спи сынок.

Может и без них всё обойдётся.

Круть верть

Однажды случайно мне встретилась смерть,

Сказала, что все однозначно умрут.

Я ей возразил, мол, а если круть верть?

Она мне, смеясь: – Даже если верть круть…

Да ладно, – ей молвлю, – а как же душа,

Она ведь живёт и в загробной тиши?

Вдруг что-то сдавило и я, чуть дыша,

Всё понял… Шепчу ей: – Душить не спеши,

Ещё, дескать, рано, не пОжил сполна,

Пытаясь подняться с земли и присесть,

– Так вот же – смеясь, вновь сказала она —

Лишь я, однозначно, у всякого есть.

Да, это бесспорно, но есть ведь и жизнь?

И в ней лишь одной мироздания суть

Вдруг что-то сдавило, а хочется жить…

Хоть круть верть, а хоть и всё тот же верть круть.

Дождь

Дождь стучит в окно вторые сутки,

Стал безбрежным уличный ручей.

Что-то с болью хрустнуло в рассудке,

Вламываясь в душу без ключей.

Стрелок ход в часах заклинил оси —

Починить никак не соберусь,

Да подъездной дверью пилит осень

Пьесу про тоску мою и грусть.

На лице черты как будто скисли,

О небес скучая синеве,

Словно в темноте блуждают мысли

По седой от жизни голове.

Тонет пустота в табачном дыме,

Да, уныние грех, но Бог простит —

Он ведь тоже, видя нас такими,

Где-то обязательно грустит,

В облаке седом морщины прячет,

Приласкать рукой своей хотя.

От того, наверное, и плачет,

Хмурясь серой тучей, как дитя,

Лить не прекращая ни минутки

Слёз, которых в мире нет горчей —

Вот тебе и дождь вторые сутки,

Вот и переполненный ручей.

Огонь в печи

Помню как трещал огонь в печи,

Пахли мёд, сметана и оладушки,

Сдобренные маком куличи —

Made in любовь и руки бабушки.

Как в углу намоленом свеча

Ярко озаряла лики божие,

И петух за окнами кричал,

Что счастливый день под небом прОжили.

А ещё довольно хорошо,

Словно букваря картинки пестрые,

Помню, что семья была большой,

И съезжалась с братьями да сёстрами

В честь рождения бабушкина дня,

Будто табор, с плясками и песнями,

Шумная до одури родня.

И казалось нет того чудеснее,

Чем матрасы по полу гуртом

Расстилать армейскими порядками,

И, накрывшись шубой, спать вальтом,

Обнимаясь с сестринскими пятками.

Утром кренделя и куличи

Маслом не спеша под чай намазывать,

И про то, как немец получил,

Деда заставлять себе рассказывать.

Правда дед не очень про войну,

Всё хитрил шутя о ней уклончиво…

Так мне говорил: – «Ну, слушай, внук.

Началась война, а дальше кончилась.

Так же быстро, как и куличи,

Блинчики, сметана и оладушки.»…

Помню как трещал огонь в печи

У ушедших дедушки и бабушки.

Бросить все

Бросить всё, да уехать в глухую деревню, что ль,

Чтоб с концами концы, ну, хоть как-то, ещё свести.

Развести тараканов, мышей, пауков и моль,

Геморрой и пупочную грыжу приобрести.

На доярке жениться, вкушать молоко и кровь,

Запах сена пьянящий и злобный навоза дух.

Ну, подумаешь, пахнет скотиной моя любовь,

За то, с дому уходит, как только кричит петух.

На околицу выйдешь, хмельные продрав глаза,

За сараем, где свиньи, копает червей сосед —

На рыбалку- кричит- пойдёшь? Ну, а че, я – за!

И до позднего вечера мой потеряют след.

Оттянулся с душой, на кашлял на флакончик грош,

Не Versace тебе не нужны, ни nivea мan —

Был бы ватничек в зиму, да пара в шкафу галош.

Так, на всякий пожарный, лежали худым взамен.

Красотища, да только вот, что мне таить греха —

На край света умчись, во глубины других планет,

Но и там будет нужно усердно грунты пахать.

Хорошо, как известно где нас, и в помине нет.

На небе

Когда-нибудь на небе загрустив,

Соскучившись по жизненным порокам,

Я сколочу веселый коллектив

И дам большой концерт земного рока.

Ударными взъерошу рай и ад

И, выдавив гитарой сольник лучший,

Пускай всего на миг верну назад

Ушедшие в века тела и души.

На музыку и шум из тьмы глухой

Придут и отожгут на всю катушку

С восставшими из ада Юра Хой

И Витя, сжав ладонь, споёт «Кукушку».

Кобейн примчится струнами звеня,

Добавив ощущений звуком острых,

Который раз порадовав меня,

Как делал это в давних девяностых.

Тоска пройдёт и канет в лету грусть,

Когда-то знаю быть тому, поверьте.

Нет жизни после смерти, ну и пусть,

Ведь главное – нет смерти после смерти.

Мое счастье

Моё счастье имеет обыденный тип строения —

Неказисто на вид, если бегло окинуть взглядом

И всегда, а не часто зависит от настроения

Тех, кто может быть счастлив шагая со мною рядом,

Не имеет размеров охвата своей окружности —

С ним при сборке не могут возникнуть большие сложности…

Моё счастье надежно скрепляет фундамент нужности

И не битой на части обычной любить возможности.

Не из сказок оно, не из снов, не мечтами мнимое,

Не такое, каким за меня и кому-то кажется…

Моё счастье одним только мной и во мне хранимое,

Оно здесь и сейчас и ни с чем остальным не вяжется.

Не зависит от веяний моды, воды течения

В нём, как будто с завода, есть номер вин-код и серия.

Моё счастье, как впрочем и в целом его значение,

Состоит из того, во что искренне свято верю я.

Иголка

Сено лежит скирдами —

Не отыскать иголку.

В том, что придет с годами,

Будет не много толку.

Время составит смету,

Выкатит счёт к оплате,

Да в голове просвета,

Чтоб оплатить не хватит.

Выползет ум наружу,

Мудрости слыша шёпот,

Тот, что вчера был нужен,

Не пригодится опыт.

Ложкой не став к обеду,

В жажду воды глотками,

Мягким на камне пледом,

Искрой блеснёт и канет.

Пепел падет от вспышек

Ясным на всё ответом —

Меньше не станет шишек,

Ломаных дров и веток.

Жизнь пролетит со спешкой,

Память узоры вышьет.

Глянешь вокруг с усмешкой —

Всякий иголку ищет.

Между

Мыслей бесполезное мерцание,

Ложное реалий восприятие

Между горькой правды отрицанием

И её смиренного принятия.

Жёсткой не удобной, сердце колющей,

Патовой, как акт самосожжения,

Волком изнутри в бессилии воющей,

Полное сулящей поражение.

Взглядов твердь и жизнь саму меняющей,

Ломящейся в дверь, как гость непрошеный,

Скорой, словно поезд догоняющий,

Труп на рельсах, заживо подкошенный.

Замерший с гримасой восклицания,

От частей души в себе изъятия

Между горькой правды отрицанием

И её смеренного принятия.

Табачок

Что ты приуныл, старичок?

Не молчи, давай говорить,

Вынь из закромов табачок,

Будем толковать и курить.

У меня в кармане дыра —

От железных вышла монет.

Всё с тобой скурили вчера,

Даже на понюх больше нет.

Как? И у тебя нет? Да брось,

И за что так взглядом коришь?

Ныне табачок будет врозь?

Вон как ты теперь говоришь…

Жмёшь, гляжу, кисет от растрат,

Злобу за душой затаил,

И теперь не друг мне, не брат —

Курим, дескать, каждый свои.

Что тут и поделать? Беда…

Будто сон дурной наяву…

Ладно, не гори от стыда —

Здоровей часок поживу.

И не унывай, старичок,

За нутро не буду журить.

В общем заходи, если чё,

Будет туго… дам закурить.

Смотрит старик в окно

Стерто до дыр сукно,

Стоптаны тапки в пыль…

Смотрит старик в окно,

Крепко держа костыль.

Видит в окне июль,

Роет окопы взвод —

Визг ошалевших пуль

И сорок третий год.

Госпиталь, плен, барак,

Павший под вечер труп,

Сечки пустой черпак

За непосильный труд,

Скрежет ворот, звонок,

В рельсы колесный стук,

Как не узнал сынок

Батю, увидев вдруг.

Стол, за победу тост,

Ласковый взгляд жены,

Полный родных погост,

Стройку большой страны…

В поле степной ковыль,

В речке прозрачной дно…

Стоптаны тапки в пыль —

Смотрит старик в окно.

Ничего нигде не жди!

Если б мама с папой в детстве,

Как индейские вожди,

Говорили: – «Парень, действуй!

Ничего нигде не жди!»

Я бы в жизни ныне взрослой

Бледнолицых побеждал

Только тем, что всюду просто

Ничего от них не ждал,

Не доказывал им дружбы,

Сплошь в замен ответной ждя,

И считал бы мало нужным

С убежденностью вождя.

Ждать того, что вечно губит

И способно побуждать,

Тех кто точно не полюбит,

Для чего-то тоже ждать

И страдать, как можем все мы,

Я не стал бы, будь вождем,

Наполняясь от проблемы,

Будто лужа под дождём.

Только мама не индейка,

Да и папа был не вождь…

Всё что есть – судьба злодейка

И надежд муссонный дождь.

К яру через луг

К яру через луг по росе

Мчал сквозь жизнь мальчишка босой.

Отдышаться было присел,

А к нему старуха с косой.

Собирайся – молвит – пора,

На раздумья время не трать,

Стар уж стал, как древа кора,

Знать настал черёд помирать.

Он ей отвечал – не спеши

Торопить в сырую погодь.

Ты всего лишь смерть, а решит

Пусть за нас обоих господь.

Дай поговорить, не дури,

Постоит в сторонке коса.

Смерть ему – ну что ж говори.

И взмолился он в небеса.

– Боже! я всего лишь устал.

Отдышусь и вскачь хоть сейчас.

Вот те крест, ещё не настал

Не последний день мой ни час.

Разум светел, мощи крепки,

Ходят ноги, видят глаза.

Смилуйся годам вопреки,

Отзови старуху назад,

Отведи хребет от косы,

Дел угодных вспомни почёт,

Не забудь, у речки часы

Говорят – рыбалка не в счёт.

Да пускай сегодня пустым

Уплывает в лету паром.

Сжалься надо мной, отпусти…

И раздался голос, как гром

– Ты б перечить смерти не стал.

Если уж пришла, то пришла,

Я давно грехи подсчитал

И до грамма взвесил дела.

Где силён был знаю, где слаб.

И не важно стар ли юнец,

Вот возьмём одних только баб —

Что тут и сказать – молодеееец!

Все твои рыбацкие дни

Те, что даже трудно и счесть,

С гаком перекрыли они,

Жаль, но мне пришлось их учесть.

И теперь ты должен понять,

Что пожить подольше бы смог —

День и ночь молясь на меня,

А не красоту между ног.

– Грешен, всё как есть сознаю —

Говорил он Богу в ответ.

– Только вот без них и в раю

Стал бы мне не мил белый свет.

Без телес нежнейших, как шелк

И утех в кромешном бреду,

В коих много сласти нашёл

Я б сгорел при жизни в аду.

И не стал бы вовсе дышать,

Глядя на икон образа,

На корню бы сдохла душа

Да потухли тут же глаза.

Захирел бы, сгнил до кости

Без своей греховной любви.

Если сможешь, Боже, прости.

Бог смеясь, ну ладно – Живи!

Что стоишь костлявая? Прочь!

Иль на ухо стала туга?

Уходи, башку не морочь,

Сгинь ко всем чертям на рога.

Ясно же сказал сам Творец

Слышала как гром наяву?

Пусть и ради женских телес,

А ещё чуток поживу.

– Не глуха – ответила смерть —

Слух не голоси, не тугой.

Всё, что сам услышал – не твердь.

В общем план у Бога другой.

Сделать так, чтоб век не присел —

Что есть сил взмахнула косой…

К яру через луг по росе

В жизнь вбежал мальчишка босой.