Buch lesen: «Вольфрамовые штаны»

Шанс

Судьба заговорила с Витей, как только самолет набрал высоту. Голос у судьбы оказался мужским, но мягким и немного манерным, что Витька́ даже обидело. Она – или кто бы там ни был – сообщила, что та рыжая дылда в дерзкой мини-юбке, которую он, только пройдя досмотр, сразу заприметил в зоне посадки, могла бы стать для него неплохим вариантом. Смутившись, Витек оглянулся, чтобы проверить, не слышит ли их еще кто-нибудь, но все были заняты своими делами. Тогда он поинтересовался у судьбы, где она была двенадцать лет назад, когда он женился на Тамаре? Судьба устало вздохнула, словно объясняла это уже много раз.

– Технические проблемы, – заявила она без тени раскаяния. – Голос до клиента доходит только на десяти тысячах метров над землей.

– Но я и раньше летал! – резонно возразил Витек.

– Наверное, тогда у меня был выходной, – равнодушно пояснила судьба.

Но больше всего Витька оскорбило то, что его обозвали клиентом. Оказывается, даже со своей собственной судьбой у человека рыночные отношения, в которых нет ничего таинственного или мистического. Эта модель обрыдла ему еще на земле. Он и в жизнь после смерти отказывался верить только потому, что перед тем, как устроиться на новом месте в загробном мире, предстояли какие-то бюрократические процедуры. Тот же суд, для которого нужно было сильно заранее хорошенько подсуетиться без всяких гарантий. Витек вспомнил прошлогоднее судилище по налогам, куда он вляпался по вине своего бухгалтера. Уж лучше сразу абсолютная пустота, чем снова такие треволнения. К тому же у него, Витька, и у этой гламурной красотки с последним айфоном в руках совершенно точно не могло найтись ничего общего. Вот просто даже нет никаких поводов, чтобы начать разговор. Поэтому он не поверил своей судьбе.

Когда погасло табло «пристегните ремни», он покинул свое место повышенной комфортности в первом ряду у иллюминатора, которое досталось ему случайно – впервые в жизни, – и стал пробиваться вместе с очередью в конец салона к туалету. Там, на самом последнем ряду, сложившись в три погибели, сидела, сдавленная двумя негабаритными пассажирами, рыжеволосая незнакомка. На ее лице читалось страдание. Судьба издала ехидный смешок. Сделав дела, Витя вернулся на свое место.

– Ну что? – В голосе судьбы послышалась озадаченность. – Так и будешь сидеть?

Где-то внизу под облаками проплывали города вперемешку с более мелкими населенными пунктами. Из них на серебристый лайнер, вероятно, смотрели такие же Витьки, только без билета, воображая, будто у тех счастливчиков на борту уж точно нет никаких забот. Но забот хватало.

– Вернись и предложи ей поменяться с тобой местами, тупица! – теряла терпение судьба. – Не испытывай меня!

– Обычно про судьбу так говорят в противоположенной ситуации, когда хотят рискнуть.

– Много ты знаешь! – Судьба явно хамила.

В ответ Витек собрался было по привычке, как случалось много раз со знакомыми и незнакомыми, кинуть понты, объяснив ей, что он тоже кое-чего сто́ит, но вовремя вспомнил, что это не кто-нибудь, а его судьба, и ей наверняка все про него известно. Он постарался выглядеть разумным:

– Пересаживаться во время полета нельзя, борьба с терроризмом, знаете ли, и все такое.

Судьба рассмеялась.

– Когда ты в пятнадцать лет выдрал единственный на весь район таксофон из будки и подкатывал ко всем встречным девушкам, предлагая «звонить» по нему в Австралию, то о последствиях не думал!

Сравнение вышло некорректным, критичность мышления у судьбы однозначно хромала. Стюардессы, выкатив в проходы тележки с напитками, дали Витьку небольшой перерыв. После кофе судьба снова пристала к нему с расспросами:

– Это даже неприлично, Виктор, ты же мужчина! Где твое благородство и рыцарский дух? Принцесса в плену у лоукостера!

– Вы там у себя вообще без понятия про харрасмент? – Вспомнив модное слово, Витя окрылился надеждой избавиться от назойливого голоса и продолжить дальнейший полет без мучительных сомнений.

– Это че?

– Как бы вам объяснить. – На всякий случай он обращался к судьбе на «вы». – Это как подать девушке в кафе салфетку вытереть крем от пончика и загреметь в кутузку.

– Да ну?! – удивилась судьба.

– Точно вам говорю. С таким же успехом можно чужую карту в банкомате найти и деньги с нее потратить.

– А разве так нельзя делать?

– Не-а.

– Ошибочка, значит, вышла.

– Какая? – Витя поерзал.

– Да это я так, о своем. Послушай, Витек, – голос у судьбы сделался задумчивым, вкрадчивым, – а если я гарантирую, что она не будет писать заявления, будто ты ее домогался, пойдешь? Поверь, мне-то особого интереса здесь нет, только тебя, дурака, пристроить.

Витя прикинул. А что, собственно говоря, он теряет? Впереди посадка, аэропорт, такси. Потом скучная квартира в ипотеке, а в ней Тамара. Тем более, раз так карты легли, что сама судьба гарантирует совершеннейший в этом деле успех. Когда еще такое случится! Витек поднялся с нагретого сидения, на минуту представив, как сейчас куда-то пойдет разговаривать с незнакомыми людьми, и засомневался:

– А может, не надо?

– Иди-иди, Витек! Герой! Дело верное, – подбодрила его судьба.

И Витек пошел, а судьба приуныла. Ей уже осточертело каждый раз проделывать не бог весть какой фокус с пересаживанием: стандартная комбинация, ноль пространства для творчества, зато работает всегда безотказно. Никто еще не жаловался. Даже благодарили, когда самолет однажды рухнул и те, что оказались в хвосте, остались живы. Просто этот деревенский олух как-то особенно раздражал. Девушка в конце салона слушала музыку в наушниках, надвинув кепку на глаза. Витек, позабыв заготовленную фразу, промямлил что-то про свободное место впереди.

– А почему вы только ей предлагаете?! – возмутилась пенсионерка в соседнем ряду. – Я вот, например, с удовольствием пересяду!

– Твою мать! – ругнулась судьба, быстро отключив коммутатор.

Клещ

Герман Николаевич очень боялся мафии. Боялся и ненавидел. Мафия поджидала его везде: в лифте, на улице, в булочной. Только он за порог – мафия тут как тут. Беспрестанная слежка, мордовороты. Было страшно. Он пробовал жаловаться, звонил куда следует. «Фашисты! – вопил он в трубку. – Они даже хуже фашистов! Субчики». Но у мафии руки длинные. У нее своя преступная логика. «Не паникуйте, гражданин! – нахально отвечали ему там, где следовало. – У нас ситуация под контролем, в городе все спокойно». Однако тревожно было на душе у Германа Николаевича, тревожно и мерзко. Если уж положить руку на сердце, любой бы струхнул на его месте. Ведь он был бизнесменом, так что увяз в этой истории по самые уши.

Два года назад Герман Николаевич зарегистрировал ИП по выращиванию столовых корнеплодных и клубнеплодных культур с высоким содержанием крахмала. Так его бизнес назывался официально. Три раза в неделю на пригородной электричке он ездил на дачу поливать урожай. Мафия взяла его на крючок. Электричка отправлялась в шесть сорок пять утра, а последняя прибывала обратно в двадцать два тридцать. Такого подарка он мучителям преподнести не мог. Пораскинув хорошенько мозгами, Герман Николаевич придумал «маневры», для получения стратегического преимущества усилившись садовой тележкой. Еще пара одинаковых саквояжей с колесиками остались у него в хозяйстве с тех пор, как они лет тридцать назад отдыхали с женой в Пицунде. Организованная преступность была и тогда, но действовала не так оголтело. А потом его укусил клещ. Как бы это объяснить? Он готов был поклясться, что тот чернявенький пацаненок, который крутился вокруг них на набережной, вырос и продолжает по заданию криминалитета его преследовать. В общем, кроме тележки и саквояжей у Германа Николаевича имелось в запасе кое-что еще.

Специально для него преступники перевешивали дорожные знаки. Они перелицовывали фасады по пути следования, делая улицу такой, чтобы Герман Николаевич думал, будто это другая улица, и заблудился. Через спутниковую сеть контролировали его холодильник. Ведь как считали древние греки, ты – это то, что ты ешь. Преступная мысль не дремала. Никогда. Черная тонированная «Лада» круглосуточно дежурила у подъезда. Итальянская «Коза ностра» казалась рядом с ними христианскими пацифистами. Но Герман Николаевич играл на опережение. На том, чтобы обводить их вокруг пальца, он съел собаку бойцовой породы.

До станции решено было добираться пешком. Лифт тоже исключался, поскольку давал врагам возможности. Поэтому все двадцать восемь лестничных пролетов Герман Николаевич преодолевал на своих двоих. Спустившись, проводил рекогносцировку. Противник ожидаемо таился. Убедившись, что путь открыт, Герман Николаевич начинал «маневры». Сперва он тянул груженую под завязку тележку. В синтетических мешках из-под сахара, наваленных на нее с горкой, содержались связанные бечевкой ношенные вещи советского прет-а-порте. Бандиты тем временем поджидали его на углу, но вступать в открытую конфронтацию опасались. «Мани, мани! – кричали они вслед по-английски. – Кэш!» Сердце его замирало. Он уже мысленно читал собственный некролог, о котором, ради издевки, позаботился их беспощадный главарь. Редкие прохожие оглядывались, но ничем помочь не могли.

Герман Николаевич отъезжал с тележкой метров на двадцать, затем, пристроив ее прямо посреди тротуара, возвращался. Наступала очередь саквояжей. В саквояжах голодно дребезжала посуда. На днях он не выдержал и позвонил своему адвокату. «Я не стану сюсюкаться с этими фраерами! – горячился защитник. – Мы раздавим их как клопов!»

За саквояжами следовали пять клетчатых китайских баулов – развинченная мебель, телевизор, приемник. Иногда баулы менялись расположением с мешками и ехали на тележке. Дальше шел винтажный чемодан, купленный на свадьбу. В нем бережно хранились книги и документы. После тележки и саквояжей из средств переноски он был самым удобным – ручка гениально ложилась в ладонь. Затем подтаскивались холщовые продуктовые сумки – дюжина в шесть ходок – со всякой мелочевкой. Впереди куча росла, позади – убывала.

Герман Николаевич вытирал пот со лба, щурясь от утреннего солнца. Марш-бросок по прямой до станции составлял пять километров. Примерно такое же расстояние от пункта прибытия до дачи, но уже по грунтовке. Где-то там, на шести сотках, созревал заветный урожай. Спину здорово натирал рюкзак с эмблемой стройотряда.

«Я в своем праве, – кипятился Герман Николаевич, слегка наседая на адвоката, как безнадежный больной наседает на бестолкового врача. – И буду защищать свои гражданские интересы!»

«У тебя для этого есть все основания, – убеждал его адвокат. – Потому что ты – домовладелец!» Он доверял своему адвокату, ведь тот был из «бывших». Вечерами юрист долго и тяжело дышал в трубку.

Машинист замечал Германа Николаевича еще издали. Тот всегда ждал у остановки первого вагона. Мафии, как правило, на станции видно не было. На то она и мафия. «В следующий раз нужно будет аккуратно снять и скатать обои», – запоминал Герман Николаевич, стоя на краю платформы. Машинист тоскливо размышлял, сколько на этот раз потребуется этому придурку времени, чтобы запихнуть свое барахло в вагон. «Мафисты! – шипел Герман Николаевич на сердобольных граждан, пытавшихся ему помочь. – Налетчики. Брысь отсюда!»

Пока он так катался, жизнь текла своим чередом, в его случае, как из упавшего на полграфина, то есть в разные стороны. Налоговая инспекция выставила требование об уплате налога по ИП за два года. Он об этом не знал, потому что возил с собой почтовый ящик. Жилплощадь продали с аукциона за долги. Рады были только соседи. Ведь Герман Николаевич жил в самой последней квартире на самом верхнем этаже в самой дальней многоэтажке нашего спального района. Дальше простиралось только бескрайнее поле, и где-то на горизонте угадывался лес. Герман Николаевич устроил из квартиры маяк. Каждую ночь с захода солнца и до самого рассвета он жег тысячеваттные лампы, надеясь, что жена увидит маяк из леса и как-нибудь выбредет на дорогу. На свет летела всякая погань: василиски, кетцалькоатли, гарпии. Они врезались в соседские балконы, крушили стекла и, свернув себе шеи, камнем падали вниз, прямо на придомовую территорию.