Buch lesen: «Власть. Монополия на насилие»

Schriftart:

Книга первая

23 сентября 2011. 25-летней давности черно-белый клип «Аквариума» с паровозом, на котором музыканты едут мимо мрачных кадров советской кинохроники, для меня и, я думаю, не только для меня, остается самым красивым символом перемен, случившихся с Россией в конце восьмидесятых. Прошлой осенью БГ впервые с тех пор стал петь «Поезд в огне» на концертах. На каждом – уже в конце, когда группа уже выходит на бис. Возвращение этой революционной песни в прошлом году очень сильно меня впечатлило. В прошлом году я по 31-м числам ходил на Триумфальную площадь, писал о Химкинском лесе и вообще о «моде на протест», и то, что БГ снова запел «Поезд в огне», я воспринимал тоже как верный признак того, что в стране вот-вот что-нибудь изменится.

«Хватит ползать на брюхе, мы уже возвратились домой», – наверное, это было бы дурновкусием, но этот саундтрек вполне можно было бы сопроводить видеороликом, в котором анархисты бьют окна в химкинской администрации, демонстранты дерутся с ОМОНом, а Алексей Навальный пишет в ЖЖ очередной пост, разоблачающий коррупционеров.

Прошлой осенью я чуть ли не в каждой политической колонке цитировал «Аквариум» без кавычек и ссылки на источник, чтобы редакторы не думали, что я какой-то сумасшедший фанат.

Сегодня на концерте «Поезда в огне» не будет, БГ говорит, что перед выборами ему кажется неправильным, цитирую, «махать флагом, причем никуда не призывая». Я не думаю, что выборы имеют здесь какое-то значение, но, пожалуй, я тоже был бы не рад слышать «Поезд в огне» теперь, когда нет уже ни протеста, ни моды на него, ни каких бы то ни было надежд и ожиданий.

Не на что больше жать и некуда больше бежать до такой степени, что даже напоминать об этом кажется уже лишним, и так все понятно. Вероятно, именно поэтому мы с друзьями смеемся теперь над той же Чириковой, которая по-прежнему бросается под бульдозеры лесорубов, как будто это что-то изменит.

Наверное, глупо воспринимать популярную музыку с точки зрения происходящего в стране, но «Аквариум» почему-то к этому очень располагает. У нас вообще ведь так принято, чтобы Шевчук – на «Марше несогласных», Алла Пугачева – на съезде «Правого дела», Вадим Самойлов – на кремлевском корпоративе. Бориса Гребенщикова в равной мере можно представить и там, и там, и там, но это не имеет никакого значения – все его песни о том, что все, происходящее вокруг, ничего не значит.

Ждать нового альбома и концерта «Аквариума» приятнее, чем ждать очередного съезда «Единой России». Какая разница, кого они там поставят во главе своего списка – «мы смотрим на дым из трубы, и голубь благодати встает на дыбы», и это гораздо важнее.

12 сентября 2011. После крушения Як-42 под Ярославлем снова все стали требовать отставки министра транспорта Игоря Левитина.

Это уже такая традиция – когда тонет пароход, падает самолет или еще что-нибудь такое происходит, требовать отставки Левитина. Как будто, если завтра этого Левитина заменят на какого-нибудь другого человека, на какого-нибудь ветерана санкт-петербургской мэрии, что-нибудь изменится.

Поэтому я ничего не буду говорить о Левитине, лучше расскажу про калининградский зоопарк. Вы вряд ли следите за тем, что в этом зоопарке происходит, а между тем за один только август там умерли семеро кенгуру, самка карликового бегемота и маленький бизон. Почему они умерли, никто точно не знает. Вроде бы что-то не то съели. Может быть, кто-то из посетителей дал кенгуру какую-нибудь несвежую булку. Комментируя эти потери, директор зоопарка Людмила Анока заявила журналистам, что не видит в случившемся никакой трагедии, потому что на свете нет ничего вечного, смертны даже люди, чего уж там говорить о животных. Между прочим, Людмила Анока больше не директор зоопарка. Калининградский мэр уволил ее вот за этих семерых кенгуру, бегемотиху и бизончика.

Вы только не подумайте – я совсем не хочу проводить параллелей между директором зоопарка, у которого умирают звери, и министром транспорта, у которого падают самолеты. Между Людмилой Анокой и Игорем Левитиным нет ничего общего, это совершенно разные кадры.

Кстати, вы знаете откуда взялся лозунг «Кадры решают все»? Впервые его использовал, конечно, Сталин в одной своей речи, и, для того чтобы объяснить, зачем этот лозунг понадобился, он рассказал такую байку из своей жизни. Однажды в сибирской деревне, в которой Сталин отбывал ссылку, тридцать мужиков ушли на реку, а когда вернулись, их оказалось на одного меньше. Сталин спросил, где, мол, тридцатый. Мужики ответили: «А черт его знает, утонул, видимо», – и стали обсуждать, что надо бы успеть напоить кобылу. По словам Сталина, он упрекнул мужиков в том, что скотину они жалеют больше, чем человека. Мужики ответили: «Что ж нам жалеть их, людей-то? Людей мы завсегда сделать можем. А вот кобылу… попробуй-ка сделать кобылу».

Эта формула объясняет, почему за кенгуру в России увольняют, а за людей нет. «Что ж нам жалеть их, людей-то? Людей мы завсегда сделать можем. А вот кенгуру… попробуй-ка сделать кенгуру». Но я не понимаю, почему мы до сих пор живем по этой формуле.

21 октября 2011. Вчера, когда Дмитрий Медведев на журфаке МГУ встречался с активистами прокремлевских молодежных движений, а студенток журфака, встречавших президента с плакатами типа «Почему вы сидите в «твиттере», а Ходорковский – в тюрьме?» задерживали полиция и ФСО, один мой товарищ, оппозиционный активист с неприлично большим стажем, издевался в своем микроблоге над недовольными происходящим студентами журфака. Он писал им, что автобус с задержанными студентками все еще стоит на Манежной, их даже никуда не увезли, и если другие студенты вместо того, чтобы бежать на выручку, жалуются на происходящее у себя в блогах, то, значит, это плохие студенты, которые вообще ни на что в этой жизни не способны.

Я не учился на журфаке, и поэтому слабо представляю себе, как бы вел себя в этой ситуации я, если бы был студентом. Я помню случаи, когда на митингах толпа не отдавала омоновцам тех, кого они пытались задержать, но не помню, чтобы кому-нибудь удавалось освободить задержанных из автозака, тем более, что это было бы уголовным преступлением, чреватым для его участников большими тюремными сроками. Но вообще эта картинка – автобус с задержанными ни за что студентками стоит у ворот факультета, и никому до этого нет дела – она ведь действительно удручающая, так не должно быть, но при этом так есть, а по-другому у нас не бывает.

Культуры студенческих волнений, студенческих беспорядков в России просто нет. 1968 год на десятилетия вперед определил облик Европы и Америки, а у нас принадлежность к студенчеству – это либо такая мигалка для молодых, показатель статуса, либо вообще черт знает что, способ откосить от армии. По этой причине российское студенчество – такая же опора стабильности, как и те полицейские, которые сажали в автозак студенток с плакатами.

Оппозиционеры могут сколько угодно рассуждать по поводу того, что нужно делать, чтобы в стране что-то начало меняться, и наступающие двенадцать путинских лет – это даже здорово, у всех будет время порассуждать о чем угодно. А единственной силой, которая сможет всерьез трепать власти нервы, так и останутся те милые люди, которые 4 ноября выйдут на «Русский марш».

13 октября 2011. «Зеленая козявка, зеленая сопля, для челяди кремлевской ты шлюха в три рубля», – этот текст вчера цитировали информагентства, отдельно отмечая строчку «там сидит сурок в траве», в которой можно было разглядеть намек на заместителя главы кремлевской администрации Владислава Суркова. Песню про козявку, посвященную телеканалу НТВ, спел гитарист группы «Чайф» Владимир Бегунов. Музыканты «Чайфа» дружат со своим земляком – основателем фонда «Город без наркотиков» Евгением Ройзманом, про которого канал НТВ показывал разоблачительный фильм после разгрома партии «Правое дело», формальным поводом для которого была давняя судимость Ройзмана.

И вот с помощью песни про козявку Бегунов отвечает НТВ, демонстрируя тем самым свою гражданскую позицию, противоположную той, которую занимает телеканал.

Когда политические оппоненты поют друг про друга песни, а не дерутся – это вообще-то здорово, поэтому высказывание Бегунова, наверное, стоило бы поприветствовать. Собственно, это и происходит – вчера в блогах я прочитал много восторженных слов о Бегунове, который не побоялся сказать правду в лицо НТВшным клеветникам и «сидящему в траве сурку». И я даже согласился бы с теми, кто сегодня восхищается Бегуновым, но при одном условии – если бы его песня про козявку была хотя бы чуть-чуть менее пошлой и бездарной. Но стоит, наверное, предположить, что непошлой и небездарной оппозиционная песня быть не могла, потому что если в песне первична «идеологическая» составляющая – все прочие ее качества куда-то отступают.

Дело, наверное, в том, что у нас почему-то не все понимают, что если песня плохая, но при этом идеологически выдержанная, плохой она от этого быть не перестанет.

В прошлом году, я помню, на ежемесячные демонстрации 31 числа регулярно приходила бывшая радиоведущая Катя Гордон, которая теперь поет. Поет она, на мой вкус, ужасно, но при этом у нее есть песня про 31-е число, и несколько раз на этих митингах она выходила на трибуну и пела эту песню. И оппозиционеры, стоявшие рядом, радовались этой песне, потому что песня – в поддержку оппозиции. Оппозиционеры почему-то не понимают, что идеологический посыл песни не имеет значения, если песня плохая. Она ведь все равно плохая, даже если в ней поется, что третий срок Путина стране не нужен, а Ходорковского нужно срочно выпустить из тюрьмы.

Сейчас никто не спорит с тем, что российское общество расколото, а его единство носит фантомный характер. Но как именно оно расколото – мало кто понимает. «За Путина», «против Путина», «за Кремль», «против Кремля» – это слишком неточные обозначения, которые в действительности мало что объясняют.

Мне кажется, более точным было бы разделение политически активных граждан по принципу наличия и отсутствия вкуса, потому что критерий «пошляк» или «не пошляк» имеет гораздо более серьезное значение, чем любая идеологическая окраска.

И вот по этому критерию все эти песни про козявок и прочее отправились бы туда же, где уже сидят, ну не знаю, режиссеры последнего съезда «Единой России». Но самое ужасное – я не знаю, кто остался бы в пространстве, свободном от пошлости. Подозреваю, что никого бы не осталось.

11 октября 2011. Вечнозеленая тема парадных фотографий на сайте kremlin.ru – Дмитрий Медведев фотографируется со свеженагражденными деятелями искусств, бизнеса и прочего. В этот раз хитом стоит считать фотографию президента с Геннадием Хазановым, которому только что дали орден.

Наверняка кто-то сочтет эту фотографию крайне символичной, потому что в нашей стране грань между политиками и эстрадными юмористами практически полностью стерлась. Монолог студента кулинарного техникума часто неотличим от тех речей, которые мы слышим в новостях, но я бы не стал на этом спекулировать, потому что такая фотография могла появиться и в прошлом году, и в позапрошлом, и при Путине, и при Ельцине, и вообще когда угодно.

На груди Геннадия Хазанова вообще много орденов, и если бы только на его груди – каждый сколько-нибудь заметный человек из телевизора раз в несколько лет, а кажется, что и чаще, становится героем этих протокольных мероприятий. Банкир Костин, олигарх Мордашов, губернатор Ткачев – все они пришли за орденами не первый раз и не последний, а те, кто нарушает устоявшийся порядок, то есть люди менее знаменитые, вносят в церемонию награждения такое милое оживление. Директорша парфюмерной фабрики, подарившая Медведеву взамен ордена флакон духов своего производства, заставляет вспомнить о традициях передачи «Поле чудес» и снова улыбнуться – как и при появлении Хазанова.

Может быть, самой одиозной советской традицией была вот эта система награждений – когда о статусе писателя или музыканта можно было судить не по тиражам книг и не по собранным залам, а по количеству орденов, врученных к юбилеям. По количеству и по качеству, конечно. «Иван Иванычу дали «Знак Почета», хотя он ждал «Трудовое Красное Знамя», – значит, что-то не в порядке, значит, есть над чем задуматься».

Система разноцветных штанов и вставляемых в ноздри колокольчиков, воспетая фильмом «Кин-дза-дза», оказалась гораздо более живучей, чем многие другие советские иерархические признаки.

Когда-то титул народного артиста чем-то ощутимо помогал творчеству, открывал какие-то двери, снимал многие проблемы. Сейчас вроде бы рынок, и нужды в разноцветных штанах вроде бы нет, но ордена и почетные звания раздаются так же радостно, как и при Брежневе (сравнение с которым, как теперь известно, идет не в минус, а в плюс). И даже странно – вроде бы, за границей артистов тоже награждают, Элтон Джон или Пол Маккартни – вообще сэры, но когда ордена артистам раздают у нас, это почему-то больше похоже на повесть Войновича «Шапка», чем на сэра Элтона Джона.

Наверное, стоит подумать о том, чтобы выдать орден «За заслуги перед Отечеством» всех степеней сразу всем гражданам Российской Федерации. Когда ордена окончательно обесценятся, никто никому не будет завидовать и никто не будет переживать, что одного наградили, а другого нет. Жить в России станет хоть чуть-чуть, но счастливее. А счастье – оно ведь дороже любых орденов.

16 ноября 2011. Отец Всеволод Чаплин наверняка будет недоволен, но слово «ад» в последнее время каждый день, а то и чаще, становится единственным возможным описанием происходящего в России, причем если раньше адом называли, как правило, какие-нибудь теракты, техногенные катастрофы и землетрясения, то теперь этим словом хочется называть буквально все.

Случай с красноярским мальчиком, испортившим вывешенные в школе агитматериалы «Единой России» – это именно что ад. Парня вызывают к директору школы, она сравнивает его с Лениным и говорит, что портить плакаты – это не по-христиански. Ад? Ад.

Но это только начало истории. Директорша не знает, что у мальчика включена камера мобильного телефона, и через несколько часов ее услышат сотни тысяч пользователей YouTube. Но и это еще не все. В обсуждение «антихристианского поступка» включается красноярский вице-губернатор Сергей Пономаренко, который зачем-то пускается в воспоминания о том, как однажды, я процитирую, «за гораздо меньшую провинность» его «публично перед одноклассниками классная руководительница разжаловала из командиров отряда и маникюрными ножницами отпорола со школьной формы три красные нашивки». И дальше: «Но мобильных телефонов тогда не было, поэтому подленько исподтишка записать это и выложить в сеть я не мог», – пишет вице-губернатор, и новостные издания сообщают об этом честно: «Вице-губернатор обвинил школьника в подлости».

Еще, кстати, вице-губернатор Пономаренко сказал, что если бы ему «пришло в голову нарисовать что-нибудь на лицах членов Политбюро ЦК КПСС – без разговоров выгнали бы из школы», и я специально полез посмотреть, сколько вице-губернатору лет – оказалось, 36, то есть школу он закончил в 1992 году, и из каких глубин генетической памяти всплыло это политбюро ЦК КПСС и учительница с маникюрными ножницами, страшно представить.

При этом они ведь действительно все хотят добра – и мальчику, и себе, и стране в конечном итоге. Я и сам не готов воспринимать эту историю как случай с сознательным юным гражданином, павшим жертвой произвола обнаглевших начальников, – ничего этого нет, есть просто частный случай всепобеждающего безумия, в котором нет ни добра, ни зла, и в котором некому сочувствовать.

Попробуйте пересказать эту историю человеку, который не следит за российскими новостями и не видел, например, как премьер Путин усадил губернатора Савченко в стоматологическое кресло, угрожая ему стоматологическим буром. Попробуйте рассказать об этом человеку, который не в курсе вчерашнего заявления Ольги Романовой о готовящемся убийстве ее мужа при этапировании. Или тому, кто не знает о запланированном на 4 декабря в Москве «зимнем Селигере», – каждый день приносит новости, которые невозможно объяснить с любой человеческой точки зрения, но легко понять, если относиться к ним как к новостям из ада, подчиняющимся логике ада и ничему больше.

7 ноября 2011. В России все праздники странные, но сегодняшний вне конкуренции. Седьмое ноября – День воинской славы России, официальное название – «День проведения военного парада на Красной площади в городе Москве в ознаменование двадцать четвертой годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции». При этом годовщину самой революции в России не празднуют официально уже пятнадцать лет, а годовщина годовщины остается праздником, и некоторая абсурдность такого сочетания никого, конечно, не смущает.

Многие уже видели фотографии репетиций сегодняшнего ремейка парада семидесятилетней давности на Красной площади – ряженые солдаты, всадники, дирижабли. Для полноты, конечно, не хватает актера, загримированного Сталиным – Сталин ведь выступал на том параде 70 лет назад. Но пустота вместо главного героя даже дополняет общее ощущение от праздника, окончательно превращая его в такой день антиматерии.

Этот «день воинской славы», как и все другие памятные даты, из которых сегодня состоит российский торжественный календарь, демонстрирует только одну, но очень важную вещь, причем чем больше праздников, тем эта вещь очевиднее: в России нет ничего, что объединяло бы людей, которые здесь живут. Все попытки придумывать какие-то традиции и святыни – все эти попытки проваливались до сих пор и, очевидно, будут проваливаться и впредь. Когда-то, лет десять назад, существовал даже не миф, а труднопроверяемая гипотеза, что таким объединяющим фактором может стать Великая Отечественная война и все, что с ней связано.

Можно предположить, что все дело в том, что к чему бы ни прикасалась официальная российская пропаганда, все автоматически делается нелепым и неприятным, даже слоган «Спасибо деду за победу».

Единственная политическая традиция, которая сформировалась в нулевые и существует уже вне зависимости от того, хочет этого кто-то или нет – это, простите, «Русский марш» каждый год 4 ноября. И эта традиция дает повод даже критически настроенным к нынешнему Кремлю людям вздыхать и говорить, что, к сожалению, только вот такая, как сейчас, путинская ограниченная демократия может остановить этих зигующих подростков, и что если не будет Путина, в России к власти обязательно придут фашисты. Власть любит этот миф, поэтому «Русский марш» как вечнозеленая страшилка этой власти, конечно, нужен.

Но на самом деле все гораздо проще. Если единственная прижившаяся политическая традиция – это «русский марш», это просто значит, что власть, которая сейчас есть, не может дать стране ничего, во что можно верить и что могло бы объединять людей.

Популярность и массовость «русских маршей» свидетельствует не о силе и популярности националистов, а о слабости и беспомощности власти.

29 февраля 2012. Сегодня, за четыре дня до президентских выборов, мне очень хочется поговорить о группе Дятлова. Вообще-то это очень известная история, в Интернете ей еще задолго до появления блогосферы было посвящено множество форумов и любительских сайтов. Об этой истории написаны книги, фильмы и песни, и, насколько я знаю, снимаются новые фильмы и пишутся новые книги. Но почему-то эта история прошла мимо меня, и я узнал о ней всего несколько дней назад.

Это история о том, как зимой 1959 года девять студентов Уральского политехнического института пошли в лыжный поход через горы и пропали, а потом их нашли мертвыми, и за пятьдесят с лишним лет так никто и не выяснил, по какой причине эти студенты погибли. Уголовное дело закрыли с формулировкой «причиной их гибели явилась стихийная сила, преодолеть которую люди были не в состоянии», и эта формулировка может значить что угодно, а если учесть, что от того похода остались дневники и фотографии, которые давно опубликованы и общедоступны, то любители всевозможных загадок спорят о судьбе группы Дятлова так эмоционально, как если бы студенты погибли не много лет назад, а вчера. История группы Дятлова – это классический хоррор, к которому в зависимости от настроения можно относиться хоть как к «Твин Пиксу», хоть как к «Секретным материалам».

Случайно наткнувшись на рассказ о группе Дятлова, я читал его всю ночь, и потом еще долго о ней думал, и до сих пор думаю. У меня в «твиттере» – 28 тысяч читателей, я поделился с ними ссылкой на эту историю, и теперь радуюсь, наблюдая, как, может быть, каждый второй из этих 28 тысяч начинает читать страшные истории о погибших студентах, и как люди спорят об этой загадке, ругаются между собой и так далее – в общем, все как бывает в Интернете.

Я радуюсь, потому что сейчас, за четыре дня до выборов, мне кажется, самое время увлечься чем-нибудь таким, что гарантированно не окажется кремлевским или антикремлевским проектом.

История группы Дятлова не разгадана и, скорее всего, никогда не будет разгадана, но что само по себе очень здорово – можно быть уверенным, что в этой истории никогда не прозвучит слово «Путин».

Удивительно, но в нынешней общественно-политической обстановке это само по себе становится ценностью, и я очень бы хотел, чтобы «твиттер» обсуждал историю группы Дятлова хотя бы до конца недели. Дольше не получится, но хотя бы еще несколько дней. Потом опять начнется Чуров, митинги, Путин, нашисты, Навальный и прочее. Но пока – пока действительно интереснее поспорить о том, почему именно погибли те семеро парней и две девушки, который 53 года назад ушли в поход в Уральские горы.

20 июня 2012. Комментарии нового патриаршего пресс-секретаря Александра Волкова по поводу присуждения патриарху Кириллу премии «Серебряная калоша» – это такой стандартный набор слов, которые мы в последние месяцы слышали неоднократно: «уподобиться безбожникам начала XX века», «общество окажется гораздо более духовно здоровым», «нанесли вред не личности предстоятеля Церкви, а чудовищный вред своим душам». Эти слова мы слышали много раз, они неубедительны. Такая риторика не работает.

И мне бы не хотелось в нынешних исторических обстоятельствах становиться добровольным помощником патриаршего пресс-секретаря, но я должен сказать, что самое неприятное во всем этом сюжете – то, что неубедительные слова пресс-секретаря не делают героев из организаторов «Серебряной калоши».

Я ушел с этой церемонии, именно, как принято говорить, покинул зал минут, может быть, через двадцать после ее начала, и присуждение награды «господину Гундяеву» застать как раз успел. И если церковь думает, что эпизод с патриархом как-то выделялся из общей стилистики церемонии, то это было бы ошибкой – в контексте происходившего на сцене награждение патриарха часами ничем особенным не отличалось от остального.

Началась церемония с танцевально-песенной истории про нашистку Свету – на сцене плясала девушка в пуховике, изображающая глупую провинциалку. Со Светой танцевали мужчины в омоновском камуфляже. Потом еще, – как раз чтобы разбить кувалдой не полученные патриархом часы, – появился актер в рабочем комбинезоне, изображающий «потомственного рабочего «Уралвагонзавода». Вот после этого рабочего, когда на сцену вышел певец, изображающий Всеволода Чаплина, я и ушел, и уже потом в новостях читал об остальных наградах – Владимиру Жириновскому, депутату Милонову, Аркадию Мамонтову. Не знаю, звучало ли со сцены слово «быдло», но не удивлюсь, если звучало.

Это был такой капустник, устроители которого очень хотели понравиться, условно говоря, «аудитории Болотной площади» – вот просто взяли все самые актуальные темы последних месяцев, от Чурова до полпреда Холманских, и перевели их на язык развлекательного телевидения путинских времен. И вот с языком-то и случилось непредвиденное: на этом языке хорошо шутить про тещу и про геев, а от того, что в шутке про тещу слово «теща» механически заменить на слово «патриарх», шутка острой и смешной не станет. Они хотели поговорить с Болотной площадью на ее языке, но оказалось, что просто не знают никакого языка, кроме своего собственного. И вот именно этим, а вовсе не нанесенным «вредом личности предстоятеля» они нанесли вред своим душам, да и не только своим.

15 июня 2012. Если бы я составлял золотой фонд высказываний российских чиновников – в хорошем смысле золотой фонд, то есть не курьезы, а действительно важные и умные слова, – то в этот золотой фонд я бы обязательно включил слова главы Российского футбольного союза Сергея Фурсенко по поводу задержаний российских футбольных фанатов в Польше. Фурсенко сказал: «Нам всем надо очень сильно задуматься. Выезжая в Европу, мы сталкиваемся с нормальным правовым полем, к которому не привыкли». Речь идет о российских футбольных хулиганах, уже получивших в Польше тюремные сроки в два и три месяца, и тех, кто еще только ожидает решения польского суда.

Это действительно очень важные слова, которые имеют отношение не только к околофутболу, хотя и на нем стоит остановиться чуть подробнее. Я совсем не футбольный журналист и даже не болельщик, за матчами Чемпионата Европы слежу вполглаза, но о футбольных фанатах я писал дважды в жизни. Первый раз – для одного далекого от спорта журнала я писал большую статью о том, что группировки футбольных хулиганов в действительности – это что-то вроде частных силовых структур, некоторые из которых регулярно зарабатывают тем, что берут у прокремлевских молодежных движений подряды на, скажем так, неправовое подавление оппозиционной активности, и второй раз – в декабре 2010 года после фанатских беспорядков на Манежной площади я писал, что власть вырастила из околофутбола ту силу, которую уже сама не способна контролировать.

И вот теперь эта сила оказалась, как сказал Фурсенко, в «нормальном правовом поле», и к ней уже не Владимир Колокольцев приезжает на переговоры с людьми в масках и не Владимир Путин садится с ними за круглый стол, а скучный польский суд раздает им месяцы тюрьмы. Как говорили в старину – почувствуйте разницу.

В «нормальном правовом поле» дубайская полиция (состоящая, очевидно, из каких-то сверхлюдей по сравнению с российскими коллегами) быстро ловит парней с золотыми пистолетами, которым в России тюрьма просто не может грозить по определению. В «нормальном правовом поле» фигуранты «списка Магнитского» чувствуют себя не хозяевами жизни, а людьми, у которых могут быть серьезные проблемы как минимум с пересечением границы.

Нормальное правовое поле – это вообще хорошо. В нормальном правовом поле истории с угрозами убийством не заканчиваются извинениями и подаренными часами. За укрывательство банды убийц не штрафуют на 150 тысяч рублей. За изнасилование бутылкой от шампанского полицейского не сажают под домашний арест. И, хоть Сергей Фурсенко и не задал этого вопроса, он все равно напрашивается: Почему же у нас правовое поле – не нормальное?

Чтобы ответить на этот вопрос, в золотой фонд высказываний российских официальных лиц я бы включил еще одну цитату, тем более, что она как раз посвящена Сергею Фурсенко. Вот эта цитата: «Можно там отбуцкать его за углом». Эти слова Владимир Путин, как известно, произнес на встрече с футбольными фанатскими объединениями. Все или почти все, кто сидел с ним тогда за столом, сейчас находятся в Польше. Они не виноваты, что в их стране власть объяснила им, что «отбуцкать» – это нормально, а соблюдать законы – нет.

30 мая 2012. Если вы не следите за происходящим в социальных сетях, то вы пропустили эту историю, поэтому коротко перескажу: Петербург, День города, из окон офиса социальной сети «В контакте» на Невском проспекте ее основатель Павел Дуров и вице-президент Илья Перекопский бросают пятитысячные купюры. Люди под окнами толкаются, дерутся из-за этих денег, топ-менеджеры снимают это на видео, а потом Павел Дуров в своем Twitter пояснит, что акцию пришлось прекратить, поскольку «народ начал звереть».

Я пересказываю сейчас эту историю и чувствую себя каким-то обозревателем отдела морали комсомольской газеты семидесятых годов, пишущим проблемный очерк о воспитании советских подростков. «Почему так случилось? Давайте разберемся». Дальше должны следовать какие-нибудь слова о размытых представлениях о добре и зле, об эрозии воспитания, о духовном Чернобыле, и еще какая-нибудь цитата типа «сынки чикагских миллионеров убивают детей из любопытства». Посмотрите хоть в Twitter, хоть в «Живом журнале», хоть в том же «В контакте» – ровно в таких выражениях о поступке Дурова сейчас и спорят, хоть давно нет ни комсомольских газет, ни проблемных очерков.

А на самом деле ведь все проще. Знаете, почему Дуров бросал деньги из окна и смеялся над людьми, которые суетились на тротуаре? Потому что ни сто, ни тем более семьдесят или сорок лет назад не было у нас такого Дурова, который провел бы этот неприличный эксперимент и закрыл бы тему раз и навсегда.

Собственно, в этом и состоит главная проблема – не в том, что под окнами дуровского офиса «народ звереет», а в том, что есть на свете много стран, люди в которых нашли ответ на все неочевидные для нас вопросы за много лет до Павла Дурова и тех, кто сейчас осуждает его или поддерживает. Марку Цукербергу, с которым принято сравнивать Дурова, не пришло бы в голову играть в такие игры ровно потому, что эти игры давно уже сыграны и проиграны теми самыми сынками чикагских миллионеров сто лет назад, и в исполнении Цукерберга разбрасывание купюр выглядело бы чем-то старомодным и пошлым.

Такие истории, как с Дуровым, огорчают, прежде всего, именно своей безвыходной провинциальностью, и социальные сети, превратившиеся у нас в единственное свободное и доступное пространство для общественной мысли, только делают эту проблему еще более наглядной, как яркая лампа в неубранной комнате.

Вот на днях мы с моим коллегой Константином Эггертом два дня спорили в соцсетях о том, кто был прав в октябре 1993 года – спорили долго, эмоционально и, в общем, увлекательно, но это же грустная на самом деле картина: сидят у компьютеров двое журналистов, обсуждают едва ли не самый важный эпизод новейшей истории своей страны, а кроме друг друга и еще нескольких болельщиков из соцсетей, у этих двух журналистов ничего больше нет. Нет корпуса книг и исторических исследований, посвященных тем событиям, нет университетских кафедр, которые изучали бы 1993 год, нет вообще ничего, даже памятника людям, которые тогда погибли – и его тоже нет.