Buch lesen: «Сюжеты»

Русский сюжет

Мелехов и Фелюрин отлично заработали, и в уходящем году их рекламное агентство больше никаких проектов не планировало. За две недели до нового года они хотели закончить все дела, перед праздниками успеть смотаться с секретаршами или молоденькими актрисками в Таиланд на гостеприимный остров Пхукет, затем встретить корпоративный Новый год всей конторой в каком-нибудь пафосном московском клубе или кабаке, чтобы вся Москва знала как гуляет «Миф», а после присоединиться к семьям и провести первые новогодние дни в своих подмосковных особняках с лыжами, санками, снежками, криками детей и звонким лаем собак, банями и застольями, а так же с гуляниями по лесу и сидениями у камина. Из Подмосковья компаньоны собирались с женами, друзьями и детьми дней на десять съездить в Альпы и посетить какой-нибудь горнолыжный курорт, а затем по возвращению в столицу, потихоньку начать работать и наметить планы на предстоящий год. По опыту своей компании они знали, что до середины февраля никаких серьезных клиентов не будет, а январь, особенно первая его половина, вообще будет глухой, так как до старого нового года вся страна непросыхая пьет, а их потенциальные заказчики, генеральные директоры, топ-менеджеры и прочие босы, точно так же разъезжают по заграницам. Именно поэтому уже несколько лет подряд Мелехов и Фелюрин отпускали своих сотрудников в оплачиваемый отпуск на первые две недели января. Широкий жест руководства работники компании ценили, но и руководство, не смотря на финансовые издержки, не оставалось в накладе. Новогодние каникулы плодотворно влияли на рабочую обстановку в большом творческом коллективе. С каникул люди возвращались посвежевшими, отдохнувшими, с проветренными мозгами и новыми идеями, а главное у них хватало сил, чтобы дотянуть до летних полноценных отпусков. К тому же, подобную заботу о сотрудниках компания могла себе позволить. Рекламное агентство в год своего десятилетия к началу декабря только белыми деньгами принесло около пятисот тысяч долларов прибыли, и это при том, что еще не все выполненные заказы были проплачены, а вместе с черными прибыль должна была составить почти два миллиона зеленых. Это был рекорд за десятилетнее существование «МИФа». Именно так, десять лет назад Мелехов и Фелюрин назвали свое детище. Точнее, сначала агентство называлось «Мелехов и Фелюрин», а в процессе работы, с легкой руки коллег по творческому цеху и клиентов, название подсократили, и агентство стало известно как «МИФ». Реклама, по сути, и есть миф. Не смотря на колоссальный опыт, знание российской действительности, и досконально изученные всевозможные зарубежные рекламные технологии ни Владимир Петрович Мелехов, ни Александр Викторович Фелюрин не могли ответить на вопрос, почему одни рекламные ролики выстреливают, а другие нет. Почему некоторые плохие товары удается продвинуть на рынке, а у хороших и качественных товаров повысить объемы продаж не удается даже с нескольких заходов, после собственных, «мифовских» маркетинговых исследований, с подключением федеральных телевизионных каналов и с бешенными растраченными рекламными бюджетами в несколько миллионов долларов. Почему одни кандидаты, которых обслуживал «МИФ» выборы выигрывают, а другие, которых тоже обслуживал «МИФ» и лез из кожи, чтобы кандидат победил, проигрывают.

– Загадочна русская душа, – философски говорил в подобных случаях Мелехов, но по большому счету он и не пытался вникать, почему и за счет чего удается продвинуть кандидата или товар на рынок. Получилось это или нет, в любом случае на счетах «МИФа» оседали солидные суммы.

Победа на губернаторских выборах, до тех пор пока губернаторов выбирали, а не назначали, в любой из областей необъятной России счастливому победителю вставала в шесть-семь миллионов долларов «черными». Еще пару миллионов «зеленых» тратили на московских политтехнологов его проигравшие соперники и претенденты на губернаторское кресло, ибо «МИФ» не стеснялся, тщательно это скрывая, работать сразу на несколько кандидатов, то есть на конкурентов. Примерно два миллиона долларов нужно было отслюнявить кандидату, чтобы получить пост мэра более-менее крупного города. Столько же приходилось выложить на предвыборную борьбу желающим оказаться в Госдуме. Естественно, такие огромные бабки, а точнее часть от этих сказочных денежных потоков, так как приходилось делиться с телевидением, газетами, радиостанциями, рекламными и модельными агентствами, артистами, режиссерами и еще бог знает с кем, «МИФ» и прочие акулы рекламного бизнеса могли заработать только в том случае, если за будущим народным избранником куда-либо никогда не было никаких реальных дел, побед и достижений. Люди достойные, уважаемые, с заслугами и чистой совестью, без приводов, ходок и трений с законом и налоговыми органами, побеждали и избирались куда как с меньшими деньгами. За предвыборные компании в городские и областные советы в российских глубинках «МИФ» и ему подобные киты даже не брались. Доморощенной политикой занимались местные небольшие компании, агентства и пиаргруппы. «МИФу» хватало работы и без «местных органов самоуправления». Исключение составляла столица. «МИФ» участвовал во всех московских выдвижениях, ибо иметь своего человека даже в столичном «горсовете» – это дорогого стоило. Причем с московской политической элитой «МИФ» работал за символические деньги в расчете на то, что когда-то и Мелехову с Фелюриным может понадобиться помощь сильных мира сего. Жизнь ведь сложная штука и деньги решают далеко не все проблемы, к тому же в Москве иные знакомства дороже всяких денег, а если к этому добавить, что «московская» политика мало чем отличается от «кремлевской», да и персонажи там фигурируют одни и те же, короче на Москве «МИФ» отношения строил и дела вел совсем не так как со всей Россией.

Когда десять лет назад, в середине девяностых Владимир Мелехов и Александр Фелюрин официально оформляли свое рекламное агентство и получили печать, на такой финансовый успех они, конечно же, не рассчитывали. Более того, даже когда «МИФ» стал приносить серьезные, а порой баснословные деньги, Фелюрин в силу своего прагматизма и скептицизма ни на миг не сомневался, что это все вот-вот закончится.

– Такая пруха постоянно быть не может, – с еле уловимыми нотками истерики в голосе и со вздохами безысходности время от времени заявлял Фелюрин. Но каждый раз его отчаянье переходило в борьбу и заканчивалось эйфорией. – Ну, и пусть все рухнет. Зато сейчас-то прет! – победоносно заявлял он во всеуслышанье и паникерские настроения в его голове и голосе растворялись еще на стадии зарождения. При этом, правда, к тому, что все вот-вот закончится, он был готов каждую секунду, и будучи пессимистом с большим жизненным опытом, успехам он особо не радовался, а к неудачам относился как к должному и во всех ситуациях, где был хоть малейший намек на проблему, Фелюрин спокойно констатировал: «Это начало конца!»

– Истеричка ты, Саня, – с отеческой улыбкой, хотя и был на пять лет моложе, по-дружески, говорил ему в таких случаях толстый добряк Мелехов и успокаивал, – Прорвемся, Санек. Мы и не так попадали.

Вообще, Мелехов ко всему происходящему в его жизни относился спокойно и на все, словно буддийский монах, смотрел сквозь призму только ему одному понятной философии, из-за чего Фелюрин искренне считал, что у Мелехова, просто катастрофически заниженная оценка степени опасности.

– Зато у тебя она завышенная, – всегда потешался над худым, строгим, педантичным, циничным и со всех сторон зажатым жизнью Фелюриным, добродушный, никогда не унывающий, всегда в прекрасном настроении толстяк Мелехов.

– Жизнь – это река, – считал он, – Которая несет и от тебя ничего не зависит. Всё, чему суждено случиться, обязательно случится. Так стоит ли расстраиваться из-за неудач и потерь, стоит ли фанатично, многократно, без устали штурмовать непреодолимые высоты и пытаться пробить лбом неприступные стены. Если суждено тебе победить – победишь, а если нет, так и незачем упираться. Ну, если только разок, для успокоения нервов. Жизнь коротка, нужно просто жить и нестись по течению.

Тертый калач и битый жизнью Фелюрин считал наоборот.

– Человек творец своей судьбы. Жизнь борьба, – утверждал он, – Дисциплиной, методичным и системным подходом можно оградить себя от многих случайностей, неприятностей и поражений. Поэтому все нужно делать вовремя и делать то, что положено и важно именно сейчас.

Возможно, потому, что они были такие разные и по-разному смотрели на жизнь и окружающий их мир, а может по каким-то другим причинам, таким же мало объяснимым как неожиданный эффект от, казалось бы, проваленной рекламной компании, но «МИФ» стал одним из лучших рекламных агентств в стране, а в производстве видеороликов, клипов и рекламных фильмов настоящим законодателем мод, и самой продвинутой российской студией продакшин.

С самого начала студия, а затем и агентство, держалось на организационных способностях Фелюрина и неиссякаемом таланте Мелехова. Фелюрин следил за производством, выполнением заказов, отвечал за все административные вопросы, начиная от подбора специалистов, заканчивая бухгалтерией, ремонтом офисов, павильонов, автомобилей и компьютеров. Лично проводил все кастинги актеров и моделей, а «МИФовская» банда администраторов, которую собрал и всему научил Фелюрин, могла, если нужно было для дела, привезти в снежную Сибирь стадо африканских слонов, могла уговорить и снять в ролике настоящего индийского раджу в его замке с рабами и гаремом, если нужно было, могла забить целый стадион статистами для массовки, если нужно было, могла собрать две тысячи беременных женщин в одном месте и если бы кто-то захотел снять кино о глобальном потеплении климата и для этого нужно было бы растопить в кадре айсберг – они устроили бы и это.

Творческую часть обеспечивал Мелехов. Все идеи шли от него и по большому счету вся мощь и сила «МИФа» на рекламном рынке держалась на светлой голове Мелехова. Мелехов был гений, причем всеми признанный. У него были все шансы стать большим режиссером, снимать полнометражное кино и развивать отечественную киноиндустрию, но с кино, как-то не сложилось. Будучи самым талантливым на курсе, а может и на всем режиссерском факультете, он спокойно бросил ВГИК и недоучкой, за копейки ушел работать на телевидение.

– Я свои университеты закончил, – заявил он своему мастеру, который пытался его уговорить окончить институт, – В кино мне почти все известно, – с большой долей самоиронии говорил Мелехов.

И действительно, о кино он знал если не все, то многое. С детских лет, он был помешан на кинематографе. Знал почти все биографии, призы и заслуги известных и именитых актеров и режиссеров, с ходу мог назвать, кто в каких фильмах снимался и кто был их автором, как отче наш знал все мировые киношедевры и без ошибки мог определить по нескольким кадрам фильма, является ли картина искусством или очередная добротная голливудская залепуха рассчитанная на миллионные сборы по всему миру. На предварительный конкурс в институт кинематографии еще не получив школьного аттестата, Мелехов принес два готовых сценария и с десяток сценарных заявок.

– Может вам лучше поступить на сценарный факультет? – удивились преподаватели режиссерского факультета.

– Нет, я буду режиссером, – сказал Вова Мелехов и, сдав школьные экзамены, через месяц поступил на режиссуру игрового кино.

За всю историю ВГИКА, студентов, поступивших в институт кинематографии на режиссерский или сценарный факультеты сразу после школы можно было пересчитать на пальцах. Те, кого зачисляли на режиссуру игрового кино в семнадцать лет, были или гениями или детьми известных родителей. Вова Мелехов был гений. Всю глубину и силу своего таланта он продемонстрировал на третьем курсе. В конце года он должен был сдать курсовую работу в виде небольшого фильма. В мастерской игрового, а в народе больше известного как художественного кино, преподаватели ожидали от него маленького шедевра, настолько был интересен сценарий и методы, которые Мелехов использовал в съемке эпизодов и при монтаже отдельных кусков своей короткометражки. Когда часть эпизодов была уже готова, вдруг выяснилось, что из учебной монтажной студии имени Горького пропали несколько банок пленки с отснятым и проявленным материалом. У любого другого от такого внезапного удара опустились бы руки, но Мелехов, узнав неприятную новость, негромко поматерился, а затем, со свойственным ему спокойствием, переписал сценарий, кое-что доснял, взял некоторые планы из своих предыдущих работ, перемонтировал и переозвучил уже готовые куски и к положенному сроку успел таки сдать свою курсовую работу. Когда в просмотровом ВГИКовском зале состоялась премьера Мелеховской короткометражки, ему аплодировали и сокурсники и преподаватели, а чуть позже фильм Мелехова собрал призы и стал победителем нескольких молодежных, включая и международные, кинофестивалей. Все на перебой пророчили Мелехову путь в большое кино, но Вова сделал ход конем. Он бросил институт. Такого успеха от своей короткометражки он конечно же не ждал, но работа над ней ему прояснила ситуацию полностью: кино – это девяносто пять процентов здоровья и только пять процентов таланта. За внешним спокойствием Мелехова никто не видел сколько было проделано работы, сколько было потрачено нервов и сил, сколько было ненужной беготни, суеты, чужих истерик, страстей а главное, даже когда у тебя все уже в руке и тебя не подвел оператор и снял все как надо, и даже если актеры сыграли все как ты их просил и на проявке не запороли и не пересветили твой материал, когда уже все зажато в твоем кулаке, и ты готов нанести решающий, сокрушительный удар… может пропасть банка с пленкой.

– Всю жизнь, я так не хочу, – решил для себя Мелехов и ушел на телевидение, где все было проще, никаких проявок, а любой эпизод можно было безболезненно переснять. К тому же, телевидение – это вялотекущая рутинная работа, где тебя не окружают «гении», которые при жизни были не поняты, а после смерти забыты, и никто не требует шедевров.

На телевидении Мелехов познакомился с Фелюриным. Фелюрин работал журналистом в «новостях» и иногда снимал большие репортажи для различных программ. Мелехов по началу был ассистентом, а затем и режиссером в одной из останкинских монтажных и частенько «клеил» репортажи, сюжеты и зарисовки Фелюрина. Мелехову нравился худой, всегда собранный, строгий, аккуратный, педантичный, циничный очкарик Фелюрин. Работать с ним было легко и приятно. Он всегда знал на какой секунде у него интервью начнется, а на какой закончится. Он никогда не опаздывал на утренние монтажи по выходным. Если Фелюрин заходил в монтажку и говорил, что мы сейчас по быстрому заклеим сюжетик, это означало, что на всю работу уйдет не больше пятнадцати минут, но это не значило, что сюжет будет сделан плохо. Было еще одно важное качество у Фелюрина, он не пил. Он любил выпить, но запои, опоздания и прогулы на почве «бодуна» никогда себе не позволял. Плюс ко всему, Александр Фелюрин был рабочей лошадкой и снимал больше всех своих коллег. Выезжая на очередной пожар, аварию, премьеру, футбольный матч или прочее запланированное мероприятие, он на обратном пути или по дороге на основное место события снимал материал для своих будущих больших репортажей, делал досъемки, записывал интервью и собирал информацию. У него всегда все было по плану. С утра Фелюрин знал, как у него будет расписан день, и какой объем работ он должен проделать. Даже московские пробки не вносили хаоса в его работу, ибо он их учитывал. На монтаж, к радости режиссеров, Фелюрин приходил всегда подготовленный, четко зная, где у него будут какие планы и в какой последовательности пойдут эпизоды. Не смотря на то, что как журналист Фелюрин писал средненькие тексты и особо не блистал, его все равно все уважали. Уважали в первую очередь за его собранность, мобильность, ну и конечно за, то, что он снимал и работал больше всех. Фелюрин был классический второй номер, пахарь, человек, который звезд с неба не хватал, но все, что ему доверяли, он делал хорошо и вовремя. Закончив с отличием литературный институт имени Горького, писателем Фелюрин так и не стал. Надо было кормить семью, нужно было зарабатывать деньги, надо было как-то жить. Сначала Фелюрин направил свои стопы в газету, его с удовольствием взяли, но платили мало, и он быстро ушел. Затем было мытарство по различным редакциям в «Останкино» и спустя только несколько лет, он сумел заработать себе какое-никакое имя в телевизионных кругах и частично решить финансовые проблемы своей семьи, но денег по-прежнему не хватало. Однажды, на съемках одной из бесконечных пресс-конференций в мэрии к Фелюрину подошел какой-то человек в хорошем костюме и предложил за деньги снять юбилей и проводы на пенсию одного из высокопоставленных чиновников городской управы. Фелюрин тут же накоротке поговорил со своим оператором и сходу согласился, к тому же за работу предлагали пятьсот долларов, по тем временам сумму для Фелюрина астрономическую. Когда юбилей, проходивший с размахом в шикарном ресторане, был отснят, к Фелюрину подошел тот же человек, в конверте вручил оговоренный гонорар и предложил еще столько же, если Фелюрин из отснятого материала смонтирует небольшой фильм.

– Пусть старик порадуется.

Естественно Фелюрин не отказался и следующей же ночью в монтажке в «Останкино» с Мелеховым они смонтировали такое кино, что, помимо пятисот долларов причитающихся за монтаж, Фелюрину выдали еще двести долларов премии. Фелюрин был человек порядочный, справедливый и дисциплинированный, а потому тысячу двести долларов он разделил на три равные части, заплатив оператору и Мелехову по четыреста баксов. Охранникам, закрывшим глаза на ночной монтаж, Фелюрин хлебосольно выставил несколько бутылок водки и дал денег на закуску.

Тот судьбоносный юбилей какого-то вице-мэра, которого Фелюрин ни до, ни после больше ни разу не видел, еще тогда заронил в нем идею создать свою конторку по производству видеопродукции.

– А, что, – говорил Фелюрин Мелехову на монтаже своего очередного репортажа, – Юбилеи, свадьбы, прочие памятные события…

– Похороны, – вставил Мелехов.

– …Да ну, тебя. Я ведь дело говорю. Прикинь, сколько на этом можно будет накосить!?

– Ну, да, серьезный бизнес, – толи, шутя, толи всерьез соглашался Мелехов, продолжая монтировать сюжет.

– Да нет, ну ты подумай. Монтажная аппаратура у нас доступна каждую ночь, операторы работать внеурочно за бабки, тоже согласны. Дело встало только за клиентами, – воодушевленно распалялся Фелюрин.

Заработанные четыреста долларов были ощутимым подспорьем в его тяжелой, плохообустроенной жизни с двумя детьми, женой и тещей, живущих практически на одну его зарплату в двухкомнатной квартирке на окраине Москвы.

– Так, это ж самое главное. Один клиент на тебя свалился, а ты уж и размечтался. К тому же если начальство пронюхает про наши калымы, вылетим с работы в пять минут, – отрезвляюще, предположил другой сюжет развития событий Мелехов.

– Не вылетим. Знаешь, Вова, мне надоело жить в нищете, мне надоела эта постоянная гонка за новостями, все время куда-то еду, все время куда-то спешу, что-то снимаю, суечусь. Надоело. Я думаю это реальный шанс. Не все здесь так просто, но тема перспективная.

– Перспективная, – согласился Мелехов, но всерьез слова Фелюрина не воспринял.

Фелюрин же наоборот, идеей своей студии, а на первых порах, некоего подобия студии с халявным использованием аппаратуры останкинского телецентра, если не бредил, то думал об этом постоянно. Работая журналистом и продолжая снимать больше всех репортажей, Фелюрин время от времени притаскивал Мелехову свадьбы, юбилеи, семейные праздники, банкеты, презентации, корпоративные пьянки и выезды на отдых различных фирм. Мелехов – это все монтировал, с музыкой, репликами героев застолий и презентаций, наворачивал туда спецэффекты, титры, экспериментировал с изображением, ускоряя или замедляя его, или делая черно-белым, стилизуя под хронику, и дошло до того, что Мелехов начал калымить не только по вечерам и глубокой ночью, но и во время рабочего дня, когда выдавалась свободная минутка, так много работы приносил ему Фелюрин, а на вопрос редакторов и администраторов: «Чем это он занят?», Мелехов, не моргнув глазом, отвечал: «Изучаю возможности аппаратуры».

Свадьбы и презентации делались практически уже по накатанному сценарию. За те месяцы работы с Фелюриным у Мелехова уже были наработаны такие заготовки и схемы, что даже из самого бездарного съемочного материала, снятого пьяным оператором на маленькую любительскую камеру, где все летало и тряслось, он мог своять настоящий шедевр. Свадьбы и юбилеи настолько поправили финансовое состояние Мелехова, что ему удалось съехать от родителей и снять отдельную квартиру, полностью поменять свой гардероб, а главное решить вопрос с армией. За две тысячи долларов, которые он откладывал несколько месяцев, военком, старый пропитый полковник с сиплым голосом, лично поставил ему штамп «не годен» в военном билете и с пожеланиями «всего хорошего» проводил до дверей военкомата.

– Жизнь удалась! – решил Мелехов и в прекрасном настроении пришел на работу.

Его уже поджидал Фелюрин. Ему нужно было ехать на съемку, и он почти опаздывал, но он покорно ждал Мелехова.

– Вова, очень надо поговорить. Причем поговорить надо быстро, я опаздываю, – сказал Фелюрин, заходя, вместе с Мелеховым в монтажную.

– Что-то случилось? Или наши скромные заслуги оценила американская киноакадемия? Думаешь, нам придется ехать за Оскаром? – под впечатлением удачно проведенной операции «В армию не ногой», не обращая внимания на серьезность и настойчивость Фелюрина, шутил Мелехов.

– Ценю юмор, – непроницаемо сказал Фелюрин и закрыл за собой дверь монтажной, – Вова, – продолжил он, – нам предлагают сделать рекламный ролик для вневедомственной охраны.

– Это этим, которые квартиры охраняют?

– Именно.

– И, что? – удивленно спросил Мелехов, не понимая серьезности и трагичности Фелюрина, – Ты, поэтому такой напряженный?

– Поэтому. Я должен дать ответ после обеда. За работу предлагают три штуки баксов, но нужно, чтобы все было с хрустом. Они хотят с актерами, спецэффектами, мигалками, погонями…

– А хронометраж? – перебил Мелехов.

– Тридцать секунд.

– И в тридцать секунд они хотят все это навернуть?

– Нет, они ни на чем не настаивают, просто все должно быть добротно.

– Понятно, – со вздохом сказал Мелехов и несколько секунд подумал, – То, что они хотят, за эти деньги не возможно, но…Ты, вот что, – после небольшой паузы добавил он, – Ты езжай на свои съемки, а я тут прикину, как мы все это сможем сделать, если сможем конечно.

– А, что тебя волнует? – насторожился Фелюрин.

– Видишь, это ведь не свадьбу ломануть за ночь. Это уже почти взрослая работа. Возможно, нужно будет брать аппаратуру в аренду, нанимать людей, у нас ведь и своя работа есть, за которую нам деньги платят.

– Да, я сам об этом всю ночь думал. Но три штуки баксов – это три штуки баксов. Я думаю нужно рискнуть. К тому же, все снимать можно в выходной, я все подготовлю, запишу в график съемку на воскресенье или на субботу, ну, смотря, когда у нас все будет готово. Все утрясу с редактором. Договорюсь с ментами, чтобы они обеспечили личный состав и все необходимое для съемок. С операторами у нас все отлично, ребята ручные, поедут со мной хоть когда. Ты главное реши, что в ролике должно быть, а как это сделать – это уже моя забота, – морщась, сказал Фелюрин, понимая всю сложность предстоящего проекта.

– Ладно, Саша. Ты езжай, а к обеду я тебе что-нибудь предложу и скажу уже более конкретно.

– Лады, – все так же без особого энтузиазма сказал Фелюрин и понесся снимать свои бесконечные пресс-конференции, заседания, собрания, открытия, закрытия, аварии, пожары, акции, кульминации и прочую возню, которую принято показывать по телевизору в вечерних выпусках новостей.

Когда Фелюрин уехал, Мелехов несколько минут посидел в раздумьях, а затем вышел из монтажной и направился прямиком в архив.

В полвторого Фелюрин снова зашел в монтажную Мелехова. Мелехов сидел не один. Он монтировал заказной рекламный сюжет ведущей утреннего канала Светочки Кузнецовой о каких-то праздничных фейерверках. Светочка ему, что-то рассказывала, но когда зашел Фелюрин, замолчала.

– Здравствуй Света, отлично выглядишь. Вова, ну, что мне им сказать. Мы готовы взяться.

– Саш, подожди пять минут, мы сейчас уже закончим.

– Ты, скажи мне, мы беремся или нет?

– Саша, мы через пять минут закончим.

– Ты мне можешь просто сказать, да или нет, – завелся Фелюрин, разозлившись на ничем необъяснимую упертость Мелехова.

– Да, – раздраженно сказал Мелехов, – Но никуда не ходи и не звони. Подожди пять минут. Я должен тебе кое-что показать.

– Ты бы так и сказал, – успокоился Фелюрин, – Я пойду себе чаю сделаю, тебе принести?

– Нет, спасибо, – смягчившись, поблагодарил Мелехов и вернулся к фейерверкам.

Фелюрин вышел, и Светочка снова что-то защебетала своим приятным голоском. Вместо пяти минут, в монтажной у Мелехова, словно на зло Фелюрину, она провела еще все двадцать.

Еле дождавшись, когда Мелехов закончит со Светочкой, Фелюрин наконец-то вошел в монтажную.

– Ну, что ты мне хотел показать? – снова раздраженно спросил Фелюрин.

– Саня, ты, когда уехал, – спокойно начал Мелехов, – Я подумал, что всяких разных рейдов, инспекций, ментов, мигалок, сломанных замков, дверей, разбомбленных квартир, взломанных гаражей и прочего у нас столько снято, что я пошел в архив, набрал стопку кассет с самыми колоритными планами, взял фонограмму ревущей милицейской сирены, все это смонтировал, подложил музычку пронзительную, короче вот, что из этого получилось, – сказал Мелехов и запустил в мониторе ролик для демонстрации.

Пока Фелюрин смотрел, Мелехов ему тут же комментировал.

– Вот здесь музычку сделаем погромче, тревожную такую, щемящую, чтоб до самой печени пронимало, здесь попросим прочитать кого-нибудь из наших дикторов, что-нибудь типа: «Уют и комфорт создаются годами, а для того, чтобы его разрушить, достаточно несколько минут. Не давайте шансов и этих минут грабителям, мы сможем защитить вас и ваше имущество!» Ну это все естественно на планах разбросанных вещей, тряпок на полу, завернутых на полкомнаты ковров, выломанных половых досок, развороченных ящиков письменных столов и пустых вскрытых сейфов, разбросанных бумаг, разбитой посуды, выбитых дверей, короче все кувырком, все на полу, полный бардак… А на финал вместо музыки погромче выведем милицейскую сирену и наложим титры – телефоны охраны или, что там они хотят. На финиш ролика можем подмонтировать ментов, там ломающих и скручивающих воришек или задерживающих кого-нибудь. Короче идея такая. Хронометраж можем сделать любой. Материала море. Предложи им сразу несколько роликов. Если идея понравиться сделаем без вопросов.

– Ну, Вова… Ты мегамозг, ты просто гений, – восхищенно протянул Фелюрин.

– Я знаю, – согласился Мелехов, – А, главное, никуда не надо ехать. Все снято. Более того, на каждый ролик, можно предложить несколько монтажных вариантов. Отснятого материала несколько кассет, монтируй хоть целое кино. Кстати, ты и кино им предложи.

– Предложу, Вова. Обязательно предложу. Я им целый сериал предложу! – восторженно закричал Фелюрин.

– Парни? У вас тут все нормально? – спросила Светочка, снова зайдя в монтажную, – Я тут кассету забыла, – сказала она, объясняя свое неожиданное появление.

– Светочка! У нас все отлично! – вскочив со стула и подхватив ведущую на руки, радостно сказал Фелюрин, и, покружив ее на свободном пространстве в монтажной, поставил на пол и пулей вылетел вон из небольшой комнатки заставленной аппаратурой.

– Что это с ним? – удивилась Светочка.

Она давно привыкла к повышенному вниманию мужчин, но от худого и невзрачного очкарика Фелюрина, который за все время на ней даже толком и взгляда-то не задержал, подобного темперамента не ожидала.

– Да, узнал, что теща умерла, – спокойно объяснил Мелехов безумную радость Фелюрина.

– Какой ужас.

– Да, я шучу Светочка, не расстраивайся.

– Дурак, – сказала красивая дикторша, и, найдя свою кассету, окатив Мелехова холодным призрением, с гордым видом, цокая каблуками вышла из монтажной.

На следующий день, Фелюрин сидел в кабинете начальника городского управления вневедомственной охраны и в присутствии его замов излагал идеи предложенные Мелеховым. Для пущей убедительности, он привез с собой смонтированные «болванки» возможных видеороликов. Все идеи людям в пагонах понравились. Фелюрин и показанное видео произвели такое впечатление на милиционеров, что они с легкостью согласились на три ролика и получасовой фильм об одном из городских отделов вневедомственной охраны.

– О самом лучшем, – уточнил холеный полковник, – У них там и спортзал свой, и тир, баня, теплые гаражи, в здании евроремонт, ну, в общем, все по уму. А мужики, какие там работают. Коллектив, просто мировой. Семьями дружат, на рыбалки, на охоту, на отдых вместе ездят. Ну, ты сам все увидишь.

– Обязательно, – сказал Фелюрин еле сдерживая свое близкое к радостной истерике состояние. О таком исходе переговоров он даже не мечтал, а потому, Александр Викторович Фелюрин не стал быковать и заламывать заоблачные цены, к тому же ему самому понравились офицеры, а особенно то, как по деловому они разговаривали и вели с ним беседу, и как результат, весь заказ Фелюрин благородно оценил в десять тысяч долларов.

– Но пятьдесят процентов предоплаты, – сказал Фелюрин, чтобы подстраховаться и заодно окупить свое благородство.

– Да, ничто не укрепляет так веру в человека, как предоплата, – понимающе сказал начальник, – Что ж, будет тебе предоплата, завтра с утра заезжай к нам в бухгалтерию, я все распоряжения дам.

Фелюрин до утра не сомкнул глаз. Он ждал, что обязательно, что-нибудь случиться или произойдет что-нибудь невероятное, но он не получит никакой предоплаты и никакого заказа не будет. Перед ним утром извиняться, пожелают удачи и все кончиться ничем. А ведь он уже решил, куда он потратит заработанные деньги, уже сообщил радостную новость о грандиозном заказе Мелехову, Мелехов уже во всю, наверное, монтирует, уже, наверняка договорился с дикторами и записал все фонограммы, а самое главное, заказ этот – полная халява. Никаких съемок, все снято, ну если только придется пару раз заехать в их лучший райотдел, чтобы для фильма поснимать службу и будни, их баню и тир, если уж они так хотят, да записать с десяток интервью у офицеров и рядовых инспекторов лучшего московского отдела вневедомственной охраны. Съемок максимум на пару дней, монтажа может на неделю и за все это – десять тысяч долларов!