Buch lesen: «На дне»

НА ДНЕ

глава 1

2018г.

Кабинет психолога не радовал шикарной обстановкой. Все было довольно скромненько. Небольшой диванчик для посетителей, стол, немного пошарпаный, на стенах какие- то картины. Впрочем, так скромно было и во всем этом Лечебно-Трудовом Профилактории. Единственное, что могло радовать в таком заведении –это наличие большого количества живых цветов. Наверное считалось, что таким отбросам общества как я, глядя на эту зелень захочется что -то менять в своей никчемной пустой жизни. Да разве можно такую жизнь назвать жизнью? Так…Жизёнка какая-никакая.

Психолог поправила очки и перестала постукивать карандашиком о стол.

– Ну, Светочка, не бойся. Просто поговори со мной. Я не кусаюсь и совсем не желаю тебе зла.

Разговаривать было просто лень. Язык был тяжелым, во рту сухо и что б запустить весь этот процесс воспроизведения звуков мне пришлось применить неимоверное усилие, потому что ответить мне все равно придется. Это ведь, вроде как, диалог

– Татьяна Николаевна,– замычала я. – Не надо со мной как с маленькой. Мне уже, слава Богу, скоро сорок.

–Вот именно, Светочка, тебе уже скоро исполнится сорок лет. Ты взрослая красивая женщина. Я хочу тебе помочь выбраться из всего этого ада в котором ты находишься. Я хочу, чтобы ты начала новую нормальную жизнь. Жизнь без алкоголя. Оглянись, мир так прекрасен без бутылки.

Я смотрела на собеседника и хотела только одного – спать. Было не понятно-это было действие таблеток которыми нас пичкали или это так дурманил свежий воздух трезвой жизни? Уже неделю как я нахожусь в ЛТП и ровно неделю как я не употребляю спиртное. Состояние какое то непонятное, я вроде и рада, что появился шанс не сдохнуть в скором времени где нибудь под забором и еще на чуть -чуть продлить эту как выяснилось жизёнку, но с другой стороны выпить хотелось с такой силой, что хоть на стены лезь. Лекарства конечно делали свое дело, на свободе я бы уже давно была б в состоянии близком к алкогольной коме. Вот теперь еще и беседы с психологом назначили. И не отвертишься. Это в обязательном порядке.

–Ладно,-протянула я – Давайте поговорим. Что Вам надо то от меня?

–Давай, Светочка, начнем с твоего детства. Ты помнишь своих родителей? Какими они были?

Меньше всего мне хотелось говорить об отце. Его я помню вечно пьяной агрессивной свиньей. От него воняло потом и очень дешевыми сигаретами, он все время курил на кухне и от того у нас в квартире всегда стоял стойкий запах вонючих бычков, немытого тела и чего то там еще, чем обычно пахнет в квартире законченных алкоголиков. Мне еще повезло, что отец был довольно необщительным алкашом и в дом своих дружков он практически не водил. Только дядя Володя иногда захаживал, лучший друг и собутыльник, живущий этажом ниже. Он умер на пару лет раньше моего драгоценного папаши, и больше у нас дома вообще никто не появлялся. Батя умер все на той же кухне сидя за столом. Покурил, затушил свою последнюю сигарету, да и отправился в рай. Хотя вряд ли его в рай то пустили. Ведь он сумел испортить мне жизнь. Во всех своих бедах я винила исключительно его. И ненавидела я его так сильно, как только может ненавидеть человек другого человека. Тело его я нашла спустя неделю, так как была в очередном загуле и случайно заскочила домой, что бы что нибудь найти на продажу. Нужны были деньги и очень хотелось похмелиться. Похоронить отца мне помогла моя тетка, его родная сестра. Ну как помогла? Сама все сделала. Она была непьющая зажиточная мадам , полная противоположность моему папаше. Жила она в другом городе и имела семью, от того виделись мы очень редко. Когда я была маленькая деньгами она не помогала, но кой какие вещички и игрушки от моих старших братьев мне перепадали. Их я никогда не видела .Тётка ограничивала свою семью от общения с нами.

На кладбище мы были только вдвоем. Говорят, что о том как человек жил, можно судить по количеству людей пришедших проводить его в последний путь. Могу сказать с уверенностью, что если б я не являлась единственной наследницей запущенной обшарпанной трешки на окраине города, то я бы у могилы даже не появилась. Но тетка купила бутылку водки, что б помянуть братца, и я с огромным удовольствием провожала отца в последний путь…

– Пропадешь ты, Светка, ох пропадешь,– начала свои нравоучения родственница – Переезжай ко мне жить, места всем хватит. Я хоть пригляжу за тобой. А в квартире твоей ремонт сделаем, сдавать будем. Деньги пополам. Только ты пить брось, да на работу устройся.

–Теть Мань, да не волнуйтесь вы так,– забубнела я полупьяным ртом. – Я взрослая, сама разберусь. Мне уже двадцать пять годиков.

Лица своего родителя я практически не помню. В моей памяти оно какое то размытое. Может от того, что к сорока годам алкоголь внес свои коррективы в мою память, а может от того, что я практически никогда не смотрела ему в глаза. Он все время орал на меня, и моя голова всегда была виновато опущена вниз. Так и есть, узоры напольных ковров я помню гораздо четче, чем лицо любимого папаши.

Мама … Её милое молодое лицо я помню очень хорошо. И очень хорошо помню тот последний миг, когда видела ее живой. Это было в моей маленькой уютной комнатке, которую я очень любила. Ведь там было все, о чем только могла мечтать маленькая девочка в начале восьмидесятых. У меня была своя мягкая кроватка, свой письменный стол, шкафчики для одежды и книг, большие коробки с игрушками и красивыми куклами, окно с цветными шторами. Я каждый день смотрела в это окно, когда ждала с работы мамочку. Возвращаясь, она всегда махала мне рукой, я радостно махала в ответ и мчалась к двери, что б скорее обнять ее.

Так было и в тот вечер. Я обхватила ее ноги руками и не давала пройти по коридору к кухне. Мама смеялась:

–Светочка отпусти. Мы сейчас вместе с тобой упадем.

Смех у нее был красивый и очень тихий. Я почувствовала, что мама очень устала и не стала продолжать свои детские приставания. Даже согласилась лечь пораньше спать, что на меня совсем было непохоже. Обычно я любила перед сном как следует покапризничать. За окном трещали морозы и в комнате было немного прохладно. Мама кутала меня в теплое одеялко, а я хватала ее за руки и прижимала к своим щечкам, что б чувствовать ее тепло на своем лице. Мне было всего лишь пять лет, но я отчетливо помню её мягкую кожу на руках, помню их теплоту, какую то необычную, очень и очень родную. Я помню свое мягкое одеялко со смешными мишками, оно было как будто продолжением моей мамы и оно тоже необычное, родное. Мамуля целует меня в носик, её силуэт мелькает в свете открывшейся двери и я потихоньку засыпаю с ощущением полного и безграничного счастья, которое может испытывать пятилетний ребенок, не знающий никаких проблем, имеющий теплое одеялко и таких хороших любящих родителей.

–Вы плачете?

Я не сразу поняла чей это голос и где я нахожусь -Светлана, вы плачете? Возьмите салфетку. Я отмахнулась. Вот же противная психологиня. Зачем она выдернула меня из моих воспоминаний? Зачем? Я хочу остаться там, в том времени, в той квартире, в той кровати. Я хочу что б мама всегда меня так обнимала и тихо смеялась, и папа, тогда еще молодой, красивый, добрый с улыбкой наблюдал за нами и тоже смеялся. Нет, папу не надо в мою жизнь, я не хочу что б он был с нами. -То есть папа не всегда пил? Когда была жива мама вы были довольно счастливой дружной семьей? – опять противный голос Татьяны Николаевны вернул меня в реальность… Я с минуту смотрела на нее. Потом еле –еле прошептала:

–Доктор, я не хочу больше жить....

 * ******

Выйдя из административного корпуса, где располагался кабинет психологини, я невольно зажмурилась. Яркое весеннее солнце ударило прямо в глаза, но его свет был приятен. Даже серые кирпичные двухэтажные бараки, называемые жилыми корпусами, от падающего на них солнышка, стали смотреться намного веселее. Тут все было серым и обветшалым. И еще было очень тихо. Обитатели этого места почти не улыбались и в разговорах между собой старались не шутить. Не всем это нравилось. Люди, выдернутые из своего привычного мира, где царит постоянный кайф и беззаботность, находились в состоянии какой то глубочайшей депрессии. Всех ломало и выворачивало на изнанку. Сюда, в ЛТП, отправляют в редких случаях. Основания должны быть серьезными, по этому обычного человека, выпивающего по праздникам, тут встретить просто не возможно. Все алкашки, наркоманки и хулиганки. Кто то как я впервые, а кто то уже по пятому или шестому разу. Ходок много от того что более двух лет тут ни кого не держат. Считают, что за два года человек ну уж точно исправится. А этот человек выходит и, неважно сколько проходит времени –день, месяц, пол года, снова берется за старое. Таких, как я, жизнь точно ничему не учит. Страдаем, мучаемся и все равно пьем. Пьем-потому что по другому жить не умеем, другой жизни то совсем и не знаем.

Не смотря на то, что в лагере содержатся порядка трёхсот женщин, сейчас было довольно пусто. Почти все на работе в деревнях, в городе и на близ расположенных предприятиях. У нас на территории конечно же имеется свой швейный цех да закуток по животноводству, но на всех рабочих мест конечно же не хватает. Вот и вывозят за пределы на перевоспитание. Там, «на свободе» женщины трудятся, где не требуется высокая квалификация. В сезон это обычно полевые работы. На предприятиях это чаще уборщицы. Прежде, чем отправить на какую либо работу, внимательно изучают дело и характер человека. Есть вообще рецидивистки с несколькими сроками которым только на территории дают мелкую работенку, таким выезд за пределы профилактория строго запрещен. Есть которые работают под строгим надзором охранниц. И есть такие не пристроенные новички, как я, получившие время на адаптацию.

Несмотря на довольно теплую мартовскую погоду, все отбывающие наказание были в теплых робах-телогрейках. Так тут положено.

Вообще наш трудовой профилакторий мне чем то напоминал места не столь отдаленные. Сама я к счастью там не бывала, но по телевизору видала, да дружки собутыльники, имеющие по несколько ходок, рассказывали. Да с такими людьми за столом и поговорить было то не о чем. Всё про тюрьмы, да колонии. Ну а что эти люди еще в жизни видали кроме этого? Я молчала, да слушала. Сама была не шибко образована и что хорошего могла видеть? Вечно пьяного батю, вечные застолья, да собутыльников своих синих, пьяный животный секс, да блевотню по углам.

В девяностые годы попроще было . Народ бедный был . Алкаша от простого работяги отличить было трудно . А сейчас ? Сейчас дамы ездят в красивых авто, в ушах бриллианты, на плечах мех.. Видя таких, мне всегда хотелось подойти и плюнуть ей в морду, за волосы в грязи оттаскать, потоптаться по этой шубе. Почему она такая красивая и богатая? Почему она, а не я? Все в этом виноваты, все… И отец, потому что оказался слабаком, не справился со своей бедой и, наплевав на малолетнюю дочь, спился. И мама, потому что умерла и бросила меня, маленькую и наивную, на этом свете, совсем одну. И одноклассники, смявшиеся мне в лицо и уже тогда обзывающие меня алкашкой, только лишь потому ,что я отличалась от них грязной одеждой и немытыми волосами. Ведь дома не всегда бывал даже обычный кусок мыла. Собутыльники виноваты, потому что каждый раз наливали да уговаривали. Соседи, потому что косо смотрели, продавщицы, потому что не скрывали презрения. Да все! Все вокруг! Но только не я.

Винить всех вокруг и жалеть себя–это было моим самым излюбленным делом. Напиваясь, я всегда плакала и спрашивала у Бога за что он так со мной поступил? Почему выбрал для меня именно такую судьбу? Судьбу никому ненужного человека. Бог стыдливо молчал, а мне ведь и в голову не могло прийти, что во всех своих бедах, да неудачах, виновата лишь только я сама. Государство мне предоставило бесплатное образование, я могла хорошо учиться, поступить в любое учебное заведение, съехать от отца и жить в общежитии. Потом просто работать, завести семью с хорошим непьющим человеком, нарожать детей, и быть как все. Больше всего на свете мне хотелось быть «как все»! Возможно всё так и было бы, если б я тогда на вокзале нашего райцентра, не встретилась с проститутками Ларисой и Снежаной и не взяла из их рук протянутый чебурек.

глава 2

–Светка, ты чо тут ? – голос Симакиной заставил меня вздрогнуть

–Да ни чо. Вот от психолога иду.

–А-а, дело хорошее. Пойдем с нами, покурим, а то стоишь тут одна, загораешь.

Я и еще три женщины с моего отряда отправились в место для курения на территории, коим являлась небольшая деревянная беседка, стоящая среди высоких и старых сосен. Они попали сюда намного раньше меня, сдружились и потом, как то не заметно, меня, новенькую, приняли в свою компанию. Помогали освоиться и даже пытались скромно поддержать каким либо словцом, насколько у них это получалось. С болтушкой Симакиной, авторитетной Якушевой и Верочкой Буй, я познакомилась на второй день своего пребывания в ЛТП .

К новеньким тут относятся настороженно, нехотя принимают в свое общество. Вот и меня, соседки по комнате, решили проверить как говориться «на прочность». Вечером после ужина все занимались своими делами. Кто то стирал или гладил одежду, кто то в холле смотрел телевизор, кто то пил чай с печенюшками. Я же просто лежала на кровати и смотрела в потолок. Этим я занималась последние двадцать четыре часа. Просто лежала, мне было плохо, меня ломало. Я не могла поверить в то, что я нахожусь в таком заведении. В заведении, где собрали всех пропащих и безнадежных людей. Хотя может и небезнадежных. По крайней мере, нам обещали, что этот трудовой профилакторий, вернет нас к нормальной жизни и труд, обязательно, сделает из нас человеков. Те кто попадал сюда в пятый или шестой раз в ответ на такие слова просто смеялись. Уж они то знали как ни кто, что чудес не бывает. Тут, большая половина, не хотела ничего менять в своей жизни, по другому жить ни кто не умел, не знал как, и пожалуй мало кто пытался. Все только говорили о том, как бы выйти побыстрее да сто грамм махануть, занюхав свеженьким хлебушком. Что думала я, в тот момент, я даже не знаю. В голове у меня был просто вакуум. Не было ни мыслей, ни звуков.. Если закрыть глаза, то можно было подумать, что я парю где то в открытом космосе, а все что во круг меня происходит, то этого вообще просто нет, нет ничего. Вот только я, в своей голове видела, как медленно пролетаю мимо себя самой, махнув рукой, в знак приветствия. Вот я еще кому то машу. И вот третья, я отвечаю приветствием второй себе. Хочу остаться тут навечно, не хочу в тот мир, там плохо. Тут космос и нам, Светкам, тут хорошо.

Тишину моего космоса, резко нарушил толчок чьей то ноги в мою кровать.

– Слышь, ты, подруга! – передо мной стояла огромная бабища в нестиранных, таких же огромных шмотках, с сальными, очень давно мытыми волосами и с частичным отсутствием передних зубов.

– Ты совсем охренела? Не успела тут появиться и уже взялась за воровство?

Резким поднятием за плечи, я была выдернута из под одеяла и в короткой, выданной здесь ночной рубашке, предстала перед разъяренной бабой, делящей со мной эту комнату. За ее спиной столпились остальные, такие же неухоженные, беззубые и агрессивно настроенные.

«Вот черт!– подумала я.– Похоже мне капец».

Мои полсотни килограмм вряд ли смогут противостоять этому центнеру. Скорее всего будут бить. Я вращала испуганными глазами и не могла никак понять, чего от меня хотят!? Обвиняют в воровстве? Но я ни на метр не отлипала от своей кровати, не говоря уже о том, что бы шариться по чужим тумбочкам. Я никогда в жизни не брала ничего чужого, как бы сильно мне не хотелось есть, пить и главное, как бы сильно не хотелось выпить.

1992г.

Когда я училась в школе, в восьмом классе, в начале учебного года, нам привели новенькую ученицу. Звали её – Родика. Это имя было молдавским. Еще в начале восьмидесятых, ее родители уехали из родной республики, в надежде найти лучшее место для жизни, с более высокими заработками. Но разбогатеть все никак не получалось. Наш городок стал для семьи Узун перевалочным. Родика проучилась в нашей школе всего лишь год, после чего семейство отбыло покорять столицу.

Одноклассницы сразу невзлюбили черноволосую красавицу. Зато мальчишки, теперь предпочитали дергать за длинные косички исключительно ее. На удивление всему классу Родика подружилась только со мной. Мы сидели за одной партой, а после школы всегда делали уроки вместе. На съемной квартире, где жила ее семья, у моей подруги была своя комната. В ней мы проводили все свое свободное время. Родители всегда были заняты своими делами и нам никто не мешал. В один из дней, мы так же после школы, отправились к Узунам.Как всегда дома никого не было, но как всегда на плите нас ждал вкусный обед. Марина Богдановна, мама моей подруги, была женщиной хозяйственной и очень доброй. Всегда звала ужинать с ними, подкладывала на тарелку мне побольше, чем дочери и, когда я уходила, часто давала мне с собой пирожки или вкусные булочки. Мне было конечно же стыдно, но отказаться я просто не могла, потому, что до знакомства с Родикой, я могла по несколько дней голодать и понимала, что откажись я от угощения, то не известно когда еще перепадет такая вкуснятина.

Родика ушла хлопотать на кухню, а я отправилась в ванную комнату, помыть руки. На стеклянной полочке под зеркалом, стояли красивые баночки с кремами и шампунями, и среди этой яркой красоты вдруг блеснуло золотое кольцо. Кольцо было женским. Наверно Марина Богдановна сняла, когда мыла руки и совсем забыла про него. Металл притягивал магнитом, такой красоты у меня никогда не было, да что там не было, даже в руках ее не держала. За мгновение, кольцо оказалось у меня на пальце. Великоватое, но какое красивое! ! ! Если продать, то это ж сколько денег мне дадут за него ? Можно будет куртку теплую купить, а то эта маленькая совсем, рукава уже чуть ниже локтя, да и собака бродячая, как то, кусок ткани на попе оторвала. Позор, а не куртка. Или же сапоги себе куплю. Высокие такие, как у модниц. Но первым делом, я куплю себе торт. Большой кремовый торт. Торт, я ела последний раз, 4 года назад, на свое десятилетие. Отец тогда был при деньгах, он, с дружком своим, у кого то на дачном участке бензопилу украл, удачно продал и случайно вспомнил про мой день рождения. Торт это и был подарок на праздник.

Водка сделала отца не только злым несчастным человеком, но еще и вором. Когда за частые прогулы его уволили с работы, он старался где то подрабатывать. То грузчик, то сторож. Все эти трудовые истории заканчивались одинаково -увольнением. Потом, он и вовсе перестал искать работу и пил исключительно на деньги от проданного того, что, как он говорил, плохо лежит. А для него лежало плохо буквально все.

Я смотрела на себя в зеркало. Вот есть я, вечно голодная, плохо одетая, измотанная нуждой. И есть кольцо на пальце, чужое, которое сделает меня чуточку счастливей. Марина Богдановна подумает, что просто потеряла его, я скажу, что ни какого украшения не видела. Что мне будет за это? Кольцо опустилось в мелкий кармашек джинсов. Я опять подняла глаза в зеркало. Долго смотрела себе в глаза, потом аккуратненько достала кольцо и положила на место. Именно в тот момент, в этой чужой квартире, в маленькой чужой ванне, в свои четырнадцать лет, я приняла решение, которое должно было определить мою дальнейшую судьбу. Именно в тот момент я поняла, что воровкой, я не буду, никогда. Я никогда не возьму чужого, как бы сильно мне не хотелось.

2018г.

–Отвали от меня – я пыталась отбиться от толстых рук бабищи, обвиняющей меня в воровстве. Выход из комнаты, перекрывала невысокая девчушка. Она была растеряна, видно ей это все не нравилось , но старших, как говориться, нужно слушаться.

– Ты украла мою косметику. Я все шкафчики обыскала и вот посмотри, что мы у тебя нашли,– женщина распахнула невысокую тумбочку около моей кровати и достала из нее небольшой набор дешевых теней. – Что ты на это скажешь, воровка?

–Отпустите меня. Я никогда ничего в жизни не брала! Это обычная подстава! – я кричала и вырывалась, мне было не приятно, что меня шмотали и пихали чужие руки, и еще было страшно, потому что их было больше и я понимала, что все жаждут крови.

Одно спасение-дверь. Если вырваться в коридор, то можно убежать или позвать на помощь.

Собрав все свои силы, я отпихнула от себя злую толстуху, похожую на гориллу, и кинулась к выходу. Светловолосая девчушка от моего толчка отлетела в сторону, я рванула дверь на себя и выкатилась в коридор, чуть не сбив с ног женщин, проходящих мимо.

– Тише, тише! – Молоденькая, не совсем еще потерявшая свой человеческий облик Симакина, помогла мне подняться. – Ты куда спешишь, красавица, нам тут спешить некуда?! О, новенькая, от кого бежишь?

Ответить я не успела, из комнаты вышла толпа моих соседушек. И горилла ухмыляясь ответила:

– Да вот воровку вычислили. По тумбочкам шарила, косметику у меня украла.

– Опять ты, Семеновна чудишь. Всё крадут, крадут твою косметику, да никак не украдут. –Это Якушева, самая старшая из присутствующих, вступила в разговор. Голос ее был тихий и какой то шипящий.– Девчата, кто из вашей четырнадцатой хаты, у Семеновны, еще косметику не крал?

Девчата заулыбались:

–Да все, все крали.

– Там уже от косметики этой коробка одна осталась, а всё крадут!

– Да и еще сто раз украдут.

–Не бойся,– высокая женщина чуть старше меня, со смешной фамилией Буй, подошла ко мне. – Это Семеновна всех новеньких соседок своих так встречает. Все кто живет в твоей комнате уже по разку эту косметику «воровали». Просто скучно Семеновне, вот она и устраивает такие спектакли. Она же у нас тут старожил.

– Прекращайте девочки,-тоном не терпящим возражений прошипела Якушева. –Надо жить дружно. Новенькую не обижать. Тут вам не зона.

– Да поняли мы, поняли –примирительно похлопала меня по плечу Семеновна.– Никто ее не тронет. Вижу баба она хорошая. Ты не бойся меня, Светка, не обижу.

Толпа моих соседушек скрылась за дверью нашей комнаты, под номером четырнадцать, а я осталась стоять в коридоре с тремя женщинами, не побоявшимися заступиться за меня. Это я потом уже поняла, почему к невзрачной худенькой Якушевой, прислушалась огромная и злющая Семеновна. – Испугалась? – улыбчивая Симакина, была самой молодой из троицы. – Пойдем ка, подруга, чайку попьем.

Я быстро согласилась:

–Хорошо, только умоюсь схожу.

Верочка Буй махнула головой в сторону:

– Комната для распития неспиртных напитков в конце коридора. Подходи, мы будем там.

Я вернулась в свою комнату, чтобы переодеться. В дальнем углу небольшой кучкой вокруг кровати, на которой вальяжно развалилась Семеновна, собрались мои соседки. От увиденного стало противно. Шестерки окружили босса и поют дифирамбы. Но, переодеваясь и прислушиваясь к их разговорам, я кардинально поменяла свое мнение. Семеновну напрягало такое внимание, а это девчата сами лезли к ней с расспросами и разговорами. Они обожали её. Требовали рассказать ту или иную историю, просили каких то советов. Они все были просто в восторге, от этой неприятной и огромной женщины. Я была просто поражена. Но в дальнейшем, узнав этого человека получше, я сама искала общения с ней. Настолько она была добродушной и притягательной. Её внешность никак не вязалась, с её солнечным внутренним миром.

Переодевшись, я отправилась в санблок, что б умыться и хоть немного привести себя в порядок. Комната для гигиены была неприятной. Потрескавшийся кафель, советских времен, чугунные умывальники вдоль стены, вместо нормальных унитазов-чаши генуя. Но я была уверена, что для большей части населения, такое убранство было вполне достойным.

Долго умывалась. Вода оказывала на меня успокаивающее действие, и совсем не хотелось отходить от умывальника. В последствии первые месяцы я часто плакала здесь, жалея себя. Закрутив краны, я подняла голову и уставилась на себя в зеркало. Оттуда на меня смотрело серое изможденное лицо женщины, которая так глупо профукала большую часть своей жизни. Как же я так смогла то? До чего я дошла, докатилась? Подумаю об этом позже, меня ждет горячий чай.

*********

Так завязалась моя дружба с молчаливой и загадочной Якушевой, с добрячкой Буй, мечтавшей в молодости работать в школе, и обучать грамоте самых маленьких, и болтушкой Симакиной, которая никогда не унывала и пыталась своими шуточками поднять нам боевой дух. Конечно, большую часть времени, я проводила в одиночестве, но и побыть с новоиспеченными подругами не упускала момента. Так что от того приглашения я не отказалась и в беседку на перекур пошла с удовольствием.

Все закурили, но я от протянутой сигареты отказалась.

–Бросила, -пояснила я

–Здоровье бережешь, что ли ?

– Не, просто на сигареты денег никогда не хватало. Бывало, стреляла сигареты, потом бычки на остановках подбирала, а потом как то так и бросила. Совсем на дне была.

Женщины притихли, а я пожалела что так разоткровенничалась. Румянец ударил в щеки.

–Да не меньжуйся ты,– поторопилась успокоить Симакина. – Тут все такие. Все на дне были, а может еще и дальше будем. Тут принцесс нет. Всех нас сюда не за красивые глазки прислали.

–Это точно, – Якушева глубоко затянулась. – Вот я, например, уж совсем не мечтала тут оказаться. У меня совсем другие планы были. Я свой дом подожгла, икону взяла да в кровать улеглась, что б помереть спокойно. Так нет же, спасатели вовремя приехали. Так их никогда не дождаться, а тут прям мимо проезжали из соседнего поселка. Дом потушили,а меня спасли. Ну и потом меня сюда сослали, на принудительное лечение.

–Значит не время тебе, Ленок, помирать было, – засмеялась Верочка Буй- Только вот хату жалко. Сильно обгорела? Жить можно? А то куда ж ты потом подашься, когда выйдешь?

–Жить можно, крышу вот только сменить надобно. Но нужна ли мне такая жизнь? Все равно порешу себя. Не хочу жить, девки, не хочу. Я уже нажилась. Мне полтинник в том году исполнился, а такое ощущение что два века на этой земле живу, устала!

–Тьфууу,– протянула Верочка –Полтинник.. Какие ж это годы, мать? Еще жить да жить! А чего на тот свет то решила? Мужик что ль довел?

–Да не, девки, мужика своего любимого я на тот свет еще шестнадцать лет назад отправила. Вот год назад освободилась из мест, как говорится, не столь отдаленных и давай пить по черному. Что я только не пила, очень уж сдохнуть хотелось побыстрее. Ко мне и белки приходили и черти, да все ни как не помиралось мне. Вот на самоубийство и решилась. И дом этот проклятый хотелось с лица земли стереть.

Я слушала с открытым ртом и думала: шутит она сейчас или нет? Образ жестокой убийцы как то не вязался с ее внешностью. Елена Викторовна была очень маленькой и сухенькой старушкой. Да, именно старушкой. Если бы она не назвала свой возраст, то я была бы уверена, что ей не меньше шестидесяти или даже шестидесяти пяти. Лицо было иссечено очень глубокими морщинами, а кожа на руках была настолько потрескавшейся, что могла конкурировать с самым плохим дорожным покрытием в нашей стране. Редкий волос был полностью седым и это еще больше прибавляло ей возраста.

Мы подсели к рассказчице поближе и все кроме меня закурили еще по одной, давая понять что требуем пояснения всему услышанному.

–Что, -ухмыльнулась Якушева. -Хотите знать за что я его?

Мы дружно закивали

–Да ни за что. За просто так! -женщина опустила голову – Получается и правда – за просто так.

Елена Сергеевна Якушева, в девичестве Сохина, родилась в деревне Петровка в далеком шестьдесят седьмом году. Село было небольшим. На три улицы старых кривых домов не было даже магазина. Местным жителям приходилось ходить два километра в соседнюю деревню Илово, а там уже имелся и магазин, и школа, и клуб. А еще там жил Борька, парень, который нравился всем девчонкам. Но больше всех он нравился Лене. Борис был старше девушки, поэтому когда он вернулся из армии, Сохина только заканчивала десятый класс, но уже смело позволяла себе ходить с подружками в Илово, на танцы, и возвращаться домой далеко за полночь. При виде красивого и статного Якушева, сердце девушки замирало, ноги подкашивались и розовело личико. Было сложно справиться со своими чувствами и Елена подавляла их как могла и очень волновалась, что бы ни кто не догадался о ее безответной любви. А ни кто и не догадывался. Борис вообще её не замечал, да и, казалось, ни кто из девчушек не интересовал его вовсе. На танцы он всегда приходил один и уходил так же, один или с друзьями, что давало всем молоденьким дурехам надеяться на то, что этот красавчик все таки когда-нибудь обратит внимание именно на них.

В конце мая для десятиклассников прозвенел последний школьный звонок, экзамены были уже позади и ребята массово начали готовиться к выпускному вечеру. Лена решила на выпускной не ходить. У нее просто не было красивого платья, а разве можно было появиться на таком празднике в обычном повседневном наряде? Видя, что с каждым днем дочка становилась всё грустнее, мама решилась с ней осторожно поговорить:

– Алёнка, доченька, не переживала бы ты так. Я даже не знаю чем тебе и помочь. Сама видишь как мы живем. Не богато. Детишек у меня аж шесть штук. Батька твой, лодырь, только и знает что на сеновале после работы лежать или самогон с мужиками глушить. Нету денег, доченька, что б платье тебе купить. Да и продать то нам нечего. Все, что можно уже распродали. Как быть то, дочушка?

–Мам, всё в порядке,– заулыбалась девушка- Я совсем не хотела идти на выпускной. Что я там не видела? Будут обычные танцы в клубе. Не переживай. Не хочу я туда идти.

Лена отвернулась и принялась прибирать со стола, что б мать не заметила как покраснели её глаза. Захотелось плакать. Ведь именно на этот праздник у неё были большие надежды. Ей так хотелось появиться в клубе в каком-нибудь красивом платье , с шикарной прической и что бы он , её Боренька, увидев какая она на самом деле красавица, подошел к ней и пригласил на танец. А потом они бы поженились и она родила бы ему троих детей .

Мама тяжело вздохнула , но промолчала и тихонько ушла .

Семья Сохиных была многодетной и от того малоимущей. Мать с утра до ночи возилась на огороде, постоянно готовила огромными кастрюлями еду, стирала, гладила, убирала. По дому отец помогал мало и неохотно, был уверен, что достаточно того, что он работает на машинном дворе сторожем и приносит домой какие никакие, но всё таки деньги. Лена была самым старшим ребенком и считала своим долгом при первой возможности хоть чем то помогать матери. И сейчас, глядя на то как мать вытерла краем передника младшеньким сопливые носы и умчалась в огород, даже и не думала сердиться на родителей за то, что не попадет на свой выпускной.