Суженая для Тёмного. Попаданка из пророчества

Пролог

– Так-так-та-а-ак… Кого я вижу? Лазарева.

Упс, попалась!

Ну Светка, погоди у меня! Почему не предупредила-то? Заснула, что ли, на боевом посту? Ведь договаривались – всё будет по-честному!

– Что ты делаешь в моей комнате?

От глубокого баритона веет таким холодом, что я непроизвольно ёжусь, но тут же гордо расправляю плечи и поворачиваюсь к новенькому лицом.

Не буду показывать, что тоже слегка побаиваюсь этого, привлекательного во всех смыслах мужчины. Впрочем, его побаиваются все студенты пятого курса, и неважно, что учится он у нас всего-навсего вторую неделю. От Даниила веет чем-то таинственным и… м-м… опасным, что ли. Девчонки краснеют и нервно прихорашиваются, едва попав в поле зрения проницательных тёмных глаз, а парни хорохорятся, но всё же стараются обходить высокого брюнета по дальней дуге. Как говорится, от греха подальше.

И чего ему в столице не сиделось? Зачем перевёлся в наш весьма посредственный институт, да ещё на последнем курсе?

– Лазарева, ты язык проглотила?

Недаром, ох недаром все девчонки млеют от этого голоса, мечтают прогуляться с его обладателем под ручку при Луне. Ну и обо всём остальном тоже, как водится. Всю неделю разговоры только о новеньком.

– Сам пригласил весь курс отмечать новоселье и сам же не рад? – улыбаюсь так широко, что губы немедленно начинает ломить от напряжения.

Даниил скептически склоняет голову набок:

– Я пригласил вас в свой дом, но не приглашал тебя в свою комнату, – баритон, вибрирующий на запредельно чувственной частоте, волной катится по нервным клеткам, пропитывает насквозь, от макушки до кончиков пальцев, и я вздрагиваю, потому что мужчина внезапно оказывается рядом со мной.

Совсем-совсем рядом… Он такой высокий, что приходится запрокинуть голову, чтобы заглянуть в сузившиеся чёрные глаза.

В горле моментально пересыхает, а мысли несутся со скоростью молнии. Ну да, ну да. В комнату меня не приглашали. И честный ответ, почему я здесь оказалась, вряд ли может понравиться, потому что всему виной моя глупость.

Глупость и самоуверенность.

С чего, спрашивается, взяла, что выиграю этот дурацкий спор? За глупостью всегда следует расплата, и теперь мне приходится бессмысленно хлопать глазами, чтобы сойти за невинную дурочку. Светка и Катька сказали, что я непременно должна войти в комнату Даниила и что-нибудь стащить. Только тогда они засчитают, что долг за проигрыш выплачен сполна.

– Я в гости зашла, – брякаю, так и не сумев придумать что-нибудь получше, и тут же проклинаю себя за отсутствие изобретательности.

– В гости, значит, – сильные руки властным жестом обхватывают мою талию, – Впрочем, какая разница. Раз сама пришла, с тебя и начнём, – непонятно заявляет Даниил и внезапно клеймит мои губы глубоким поцелуем.

Именно клеймит, будто имеет полное право, будто я его собственность, а вовсе не малознакомая сокурсница, с которой он впервые остался наедине.

Его губы слишком горячие.

Слишком волнующие.

Слишком настойчивые. Буквально на грани приличия.

От накатившего шквала ощущений голова начинает кружиться и пол уходит из-под ног.

Спустя приблизительно вечность, Даниил разрывает сумасшедший во всех смыслах поцелуй так же резко, как начал.

– Надо же, как удачно. Тот самый вкус, – довольно шепчет он, пока я в изумлении хватаю ртом воздух, – Весьма любезно с твоей стороны, что пришла сама.

В качестве продолжения я ожидала чего угодно, кроме того, что глаза в обрамлении густых ресниц начнут красиво светиться, но оценить эту красоту я не могу, потому что в руке, которая секунду назад обнимала мою талию, откуда-то появляется кривой кинжал. Даниил с лёгкой улыбкой заправского маньяка резко замахивается, целясь в меня, а потом я вижу ме-е-едленное движение опускающегося кинжала, параллельно ощущая, что в кармане вдруг становится неестественно горячо.

Будто загипнотизированная неотрывно смотрю в сияющие глаза и вместо того, чтобы бежать, достаю невзрачный камушек, украденный несколько минут назад в качестве доказательства для девчонок.

Камушек тоже светится… Всё ярче и ярче… Моё дрожащее от ужаса тело становится невесомым, и когда острое лезвие задевает-таки сонную артерию, потока крови нет, потому что я лопаюсь, как воздушный шарик.

Последнее, что вижу, прежде чем сознание трусливо покидает свою глупую хозяйку – откровенное бешенство в глазах убийцы и его лепные губы, беззвучно выговаривающие: "Я тебя найду"…

Глава 1

– А-а-а! – кричу изо всех сил, но спустя мгновение понимаю, что безумный, душераздирающий крик существует только в моей голове… или даже не в голове, а где-то в глубине сознания.

Где я? Кто я? Что я?

Вокруг Свет и Тьма – именно так, с большой буквы, – я вижу их одновременно…

Разве такое возможно?

Тело мелко дрожит, словно на морозе, а затем его пронзает целый каскад неприятных ощущений. Но есть одна радость и весьма существенная – я чувствую тело, значит, я жива!

Спустя несколько бесконечно томительных минут на меня обрушиваются звуки и запахи, возвращается зрение и оказывается, что я стою посреди небольшой поляны, вдыхаю аромат смолы и душистых трав, слушаю шелест листьев пополам с переливчатым пением птиц.

К сожалению, застенчивую беседу лесных жителей нарушает визгливый девчачий голосок:

– …Мирошка вчера сказала, что Танка ей сказала, что Дорка ей сказала, что посланник наследника скоро доберётся до нашего села! А вдруг мой дар окажется тем самым? Нужным? Слышишь, Гонс? Да куда ты смотришь?

Гонс смотрел на меня. А я во все глаза смотрела на парочку странного вида. Они будто только-только сошли с цветной картинки «Жизнь в деревне». XIX век. Масло.

Девушка лет восемнадцати, в красном сарафане до пят, широколицая, с тоненькими косичками, болтающимися на впалой груди. И такого же возраста юноша. С мелкими чертами лица, худощавый до болезненности, в просторной рубахе и шароварах. Утопающие в траве ноги обуты в блестящие сапоги. Если судить по одежде, они похожи на зажиточных селян…

– Чего уставилась-то? А?

Ой, какая «вежливая» девочка!

– Что, завидно? – не унималась она, – Ты-то и мечтать о таком не можешь! Твой дар никогда не откроется, зазря твой полоумный папаня на тот свет ушёл. Ха-ха! Зато матушке хорошо и нам – таверна-то теперь наша, съела? А? Нравится полы драить да суп мужикам подавать? А?

– Отстань от неё, Джил, – подал голос парень.

Низкий басок ему совсем не подходил – чересчур мощный для такого хлипенького тела.

– Сколько можно крыситься-то, ну? От Айрис и так после смерти отца половинка осталась, пожалей её хоть самую малость. Да и у тебя, Джил, дар-то только теплится, как умирающий язычок огонька на горке пепла. Не-е, с таким не возьмут.

А парень-то романтик в душе. Я даже представила гаснущий лепесток пламени… И тончайший дымок… Но Джил красивые эпитеты были до лампочки – она издала какой-то каркающий гортанный звук, будто в горло попала рыбная кость, и заверещала, да так звонко, что захотелось зажать уши:

– Сколько можно её защищать, Гонс! Я матушке пожалуюсь! При ней-то ты остерегаешься, знаешь, что не залюбит. Это ж я твоя сестра, ты ж меня защищать должен!

– Дык она тоже моя сестра.

– Она ж не родная!

– И она-то молчит всё время, – продолжал гнуть свою линию Гонс, – А ты орёшь. Ну я и вот.

– Чего «вот»? Чего «вот»? – Джил в сердцах топнула ногой, – всё матушке скажу, потом не взыщи!

До этого момента я смотрела на происходящее, как на самодеятельный спектакль. Это ведь не на самом деле, верно? Я просто сплю.

Проиграла девчонкам во сне…

Во сне сходила к Даниилу…

И во сне он меня… убил.

– Ты чего зажмурилась, зараза? – противный голос заставил открыть глаза, – хватай корзины и айда в таверну. Сегодня тебе на всю ночку работы хватит.

А я, глянув на две полные корзины грибов и одну – незнакомых лесных плодов, осознала вдруг, что понятия не имею, как выгляжу и во что одета. Со мной что-то не так – это ясно. И телу прям очень некомфортно. Посмотрела вниз и увидела бесформенный серый балахон, который язык не повернётся назвать платьем. Разве что с большой натяжкой.

Приподняла подол, чтобы взглянуть на обувь, которая неприятно давила на пальцы ног, и вздрогнула от протестующего шипения Джил. Да эта девчонка просто кладезь для звукового оформления! Ей бы мультики оживлять – и скрежет, и хрип, и писк – всё изобразит на десяточку. Наверняка ещё и как мастер горлового пения всем фору даст на каком-нибудь дурацком шоу.

– Ты что творишь, бесстыдница! Правильно матушка тебя одела, как лапотницу, а не то ходила бы, мужиков дурманила.

Н-да… Ступни и правда обуты в нечто вроде лаптей из жёсткой лозы. Зато ноги! Ноги явно не мои! Нет, на свои я никогда не жаловалась, но эти и стройнее, и длиннее, и щиколотки тонкие, красивые – мечта, а не щиколотки! Не обращая внимания на непрекращающееся шипение подколодной змеи по имени Джил, я рассмотрела их со всех сторон очень придирчиво.

На окружающий дурдом тоже решила смотреть со стороны. Происходит что-то странное – это дураку ясно, – ну и ладно! Сойти с ума всегда успею, и уж точно лучше позже, чем сейчас.

Я даже рукой махнула, подтверждая таким нехитрым способом своё судьбоносное решение. Кисти рук, кстати, тоже были тонкими и изящными – прям аристократка в десятом колене! Но никакого маникюра, левая ладошка в следах от застарелых ожогов и заноз, предплечья – в свежих и не очень синяках.

Хм… Сдаётся мне, эта парочка, ну или, как минимум, сестрёнка имеет прямое отношение к россыпи мелких травм на моём теле, потому что на роскошных ножках тоже светились многочисленные «фонари».

– Чего вылупилась? – теперь Джил заорала в голос, – Бери давай корзины! Ну!

Нет, эта мелкая мадам определённо нарывается на тёплую беседу.

– И всё-то тебе не нравится, – очень спокойно заметила я.

Оу! А голос-то у меня какой мелодичный. Заслушаться можно.

– Я закрываю глаза – тебе не нравится. Открываю – не нравится. Ты уж определись как-нибудь, что ли.

Между прочим, у меня вообще стойкий иммунитет к любителям драть глотку – сказываются многолетние тренировки «на кошках». В смысле, несколько весёлых лет в студенческом общежитии дали немалую закалку и приучили находить выход из любых ситуаций.

Джил от возмущения подавилась воздухом и замерла в немом изумлении. Правда, ненадолго.

– С ума сошла… – даже как-то растерянно выдала она, но тут же опомнилась, – Ты забыла, с кем разговариваешь!

Я сделала вид, что задумалась.

– С мелкой девчонкой, которая считает, что является центром вселенной, а ведёт себя, как старая базарная бабка?

У Джил немедленно затряслись губы, она хотела что-то ответить, но я её опередила:

– Да-да-да, ты пожалуешься матушке, я помню и жду с нетерпением. Что-нибудь ещё?

В этот самый момент, наконец, отмер Гонс, который сначала о-очень заинтересованно рассматривал мои ноги, а потом, вытаращив блёклые глаза, слушал нашу перепалку:

– Айрис, ты это, поостереглась бы. Матушка ж не Джил. У неё дар пошибче будет. Не чета Джил-то.

– Ну, Гонс! – в голос «сестрёнки» вернулись шипяще-свистящие нотки гремучей змеи, – Погоди у меня! Боле не стану прикрывать твои шалости. Всё матушке расскажу!

– Да ведь шалости-то наши общие. Ты чего?

– Давай! Ещё при этой расскажи!

– Да мы ж ничего такого и не делали, – Гонс пожал худыми плечами, – Ну крали понемножку яблоки у соседей, ты вазон матушкин любимый расколотила, и много чего ещё по мелочи творили, но это ж всё не со зла и убытка большого не несёт, – с детской непосредственностью перечислил парень «подвиги» своей мини-банды.

С каждой новой фразой маленькие глазки Джил раскрывались всё шире, а в тот момент, когда им уже грозила опасность выскочить из орбит и затеряться в густой траве, взорвалась:

– Дурень! Недоделыш проклятый!

Девчонку буквально трясло от гнева.

– Ты чего языком треплешь? Она ж матушке расскажет, – почти простонала новоявленная сестричка и повернулась ко мне, – не вздумай! Поняла?

И взмахнула руками. Результатом сего простого действа стал град мелких ожогов-ударов по моему многострадальному телу. Ощущения, скорее, неприятные, чем болезненные, но я аж попятилась от неожиданности.

Джил самодовольно ощерилась:

– Забыла, что ль, как это бывает? Потому и осмелела?

– Не бей её! – Гонс подскочил к сестре и схватил за руки, блокируя новый взмах, – Не будет она жалобиться, никогда не жалобилась. Верно, Айрис?

Это сейчас была магия, да? То есть вокруг и правда какой-то другой мир, а не послесмертные игры сознания? Ой-ё… Тут же вспомнилось сияющее лезвие кинжала, взбешённое лицо Даниила и его последние слова: «Я тебя найду».

А в следующее мгновение голова чуть не взорвалась от сокрушительной атаки мыслей: «А-а-а! Кошмар! Наверное, я сошла с ума! Кто-нибудь, помогите! А-а-а!» Пришлось встряхнуть ею, чтобы привести себя в чувство. Неосознанное движение милые родственнички восприняли как согласие не жаловаться их страшной матушке, и Гонс примирительно затарахтел, вернее, «забасил», если принять во внимание впечатляюще низкий тембр голоса:

– Спасибо, Айрис. Но ты с матушкой лучше не заигрывай! Тебе ж первой не поздоровится. Крепко она тебя ненавидит, сама знаешь, а мы-то уж пару месяцев тише воды, ниже травы. С тех пор как ты, Джил, себе в голову вбила, будто можешь наследнику Тёмного Императора в невесты сойти. Надо же такую дребедень удумать, – парень обвиняющим жестом ткнул в эмоционально нестабильную сестру и покачал головой.

Девчонка тут же выдернула руки из захвата, но бить не стала, ограничившись приказом в мою сторону:

– Корзинки в руки и пошла.

Вот же пристала! Занудная зануда.

Но я подумала-подумала, да и не стала спорить. Со своим уставом в чужой монастырь… В конце концов, не дураки же придумывали пословицы и поговорки, верно? Буду постепенно вливаться в здешнее общество. Вместо того чтобы рубить сплеча, завоёвывая всё новые оплеухи, познакомлюсь с местным бытом, обычаями, законами и прочим. Например, то, что у них за главного Тёмный Император – уже ясно.

Собралась было взять корзинки, и вот тут-то обнаружилось, что в правой ладошке по-прежнему зажат тот самый камушек, который я стащила со стола Даниила. Он перестал светиться и не представлял из себя ничего особенного. Собственно, именно поэтому я его взяла, уверенная, что никакой ценности в обычном кругляше нет. Однако, держу пари, что именно камушек стал моим спасителем – перенёс в новый мир навстречу новым приключениям. Нет, такое чудо выбрасывать нельзя, пусть будет талисманом. Наудачу.

– Чего ты там возишься? – подала голос неугомонная Джил, – Что это у тебя? – Но увидев серый булыжник, сразу потеряла интерес, – Выбрось и иди уже.

Не обращая внимания на недовольный взгляд сестрички-змеи, я засунула камень в кармашек платьишка от лучших кутюрье этого мира и только тогда подняла корзины. С трудом, кстати.

– Иду я, иду.

Дорога в село заняла не больше получаса, но мне они показались вечностью из-за тяжёлых и жутко неудобных корзин. Увидев из-за деревьев крыши домиков, я даже повеселела и заулыбалась. Это заметила Джил, которая не переставая наблюдала за мной, как коршун за желанной добычей.

– Улыбайся, улыбайся, сейчас тебе матушка задаст.

Улыбнулась ещё шире. Сколько можно пугать? Я никогда не видела смысла бояться раньше времени. Будет день – будет пища.

Как следует рассмотреть новое место жительства не удалось, потому что мы вышли прямиком к дому новых родственничков. Не слишком большая – в два этажа плюс мансарда, – но очень симпатичная и добротная таверна притулилась у самой дороги, которая вела из чащи леса в посёлок.

Вместо того чтобы войти с чёрного хода, мы почему-то обогнули по периметру территорию, огороженную забором, и зашли в полупустой зал. Очень чистый и уютный – почти ресторанчик. С камином, цветами на столах и деревянной барной стойкой.

Вокруг немногочисленных, но явно не бедных клиентов порхали две женщины. Одна – очень симпатичная лет тридцати пяти, с ярко-рыжими волосами, убранными наверх в увесистый пучок. Другая постарше, со строгим, будто высохшим лицом. Наверное, это и есть матушка?

Увидев нашу недружную компанию, рыженькая сделала знак рукой, приглашая куда-то вглубь таверны. Мы проследовали в указанном направлении и очутились в просторной светлой кухне.

Я даже в наших деревнях никогда не бывала и потому рассматривала обстановку с интересом. В центре кухни расположился каменный очаг, над которым на толстых железных прутьях висели котлы с булькающим варевом и жарилась подвешенная за ноги тушка какого-то животного. Второй очаг чуть поодаль выглядел более привычно – как обычная деревенская печь. На ней скворчала одинокая сковородка с неизвестным, но вкусно пахнущим содержимым. По разным концам длинного разделочного стола суетились ещё две дамы, обе уже преклонного возраста. Закопчённые стены щеголяли кухонной утварью, пучками кореньев и связками засушенных плодов, полки ломились от баночек – пустых и полных. Чуть дальше я заметила приоткрытую дверь в кладовую, уставленную бочонками и другими продовольственными запасами.

Из кухни вела ещё одна дверь, пока что закрытая.

– О, две корзины грибов, молодцы, родные мои, – нежно пропела рыжая, и я словила неслабый диссонанс, поняв, наконец, кто передо мной, – И орехи корнедуба нашли! Совсем хорошо. Только-только заказ на них поступил – клиент богатый пожаловал, уважим.

Выходит, это и есть страшная матушка, о которой мне прожужжали все уши? Она выглядела настолько милой и безобидной, насколько это вообще возможно. А ещё я не поняла, почему Джил с пренебрежением говорила, что я прислуживаю гостям, если сама матушка занимается ровно тем же?

Тут открылась третья дверь, и с той стороны дохнуло смрадом застарелого перегара и табачного дыма. В кухню протиснулся неприятный мужичок – низенький, плюгавый, с масленым похотливым взглядом, которым он немедленно облапал меня. Сразу захотелось тщательно помыться.

– Нанна, третий стол ждёт заказ, – гнусаво пробасил вошедший.

– Всё готово, Вилмар, – откликнулась румяная старушка в белом чепце, – Айрис, благодарение Тёмному, что ты вернулась, бери уж.

Она подошла и ткнула мне в руки допотопный поднос, гружёный мисками невзрачной похлёбки. При том что на столе стояло, как минимум, три очень красивых, расписанных цветами и птицами, напоминающими павлинов.

– Чего застыла, как урцак¹ при исполнении? – Вилмар оскалился, показав неожиданно белые зубы, – Не заставляй клиентов ждать.

Рыжая с Джил разглядывали содержимое корзин, Гонс прикидывался веником, вперившись в потолок, так что пришлось взять поднос и идти следом за противным типом.

Зрелище, открывшееся во втором зале трактира, было не для слабонервных. Здесь царил хаос… Дым коромыслом, нещадно коптящие свечи, пьяные вопли, развратно хохочущие женщины и жуткого вида мужчины. Большинство из них выглядели как настоящие бандиты. Другие – как обычные нищие, в бедной одежде, какие-то нечёсаные и грязные. Несколько неподвижных тел валялись на полу, никто не обращал на них внимания – перешагивали, а, запнувшись, от души пинали. Те никак не реагировали, если не считать пьяного богатырского храпа.

– Давай к третьему столу, – Вилмар схватил меня за мягкое место и подтолкнул.

Чёрт! Вот же гад! Врезать ему помешал тяжёлый поднос в руках.

– Не трогай меня! – зашипела я не хуже сестрёнки, – Лучше покажи, где третий стол!

Сальный взгляд мгновенно сменился на цепкий и безжалостный.

– Ишь, как заговорила…

Длинная рука юркой змеёй обвила мою талию – поднос удалось удержать лишь чудом, но суп всё-таки расплескался.

– Забыла наш уговор? – мужчина зашептал прямо в ухо, обдавая щёку парами какой-то дурнопахнущей приправы вперемешку с крепким табаком, – Если можно мне – другим нельзя. Или передумала?

– Какой уговор? – от нехорошего предчувствия в груди похолодело, я даже дёргаться перестала.

Объятья сжались ещё крепче. От горячего тела несло потом и дешёвым мылом – эту вонь не мог перебить даже общий фон отвратительных запахов.

– Тебе по лбу орехом корнедуба прилетело, что ль? Память отшибло? Не придуривайся, самой же хуже будет. Коль мне нельзя, другим будет можно. Просто так защищать не стану, учти. Далила ясно сказала – ей начхать, что с тобой будет. Служку она сюда и другую найдёт, и всего-то за пару серебрянок.

Что он имеет в виду? Я правильно поняла? Кошмар какой… Ну нет уж! Будет ли кто-то приставать, ещё неизвестно, а этот скользкий мужик противен до омерзения. К тому же зря я, что ли, почти год на специальные тренировки для девушек ходила? Выучила несколько защитных приёмов от таких вот беспринципных типов, надо будет – применю на практике.

– Я сама разберусь. Лучше покажи, где третий стол?

– Сама? Ха-ха-ха! – Вилмар загоготал в полный голос, – Да ты не орехом корнедуба по башке схлопотала, а чем-то потяжелее. Иди-иди. Сама ж и прибежишь, как давеча. Во-о-он третий стол, топай да пошевеливайся.