На этой фразе секундный нормальный настрой девушки улетучивается. Она вновь принимается биться в конвульсиях, выкрикивать проклятия и какую-то невразумительную чушь, которую никому не удается разобрать.
– Давай скорей! – кричит Гагарин Лайку, который и так спешит на помощь с оборудованием в руках.
И вот он уже оказывается рядом:
– Подержи ее, мне надо подцепить хотя бы два датчика, чтобы ее вырубить.
– Легко сказать, – ругается сквозь зубы Гагарин, но приказание выполняет.
Мила вырывается, как пойманная летучая мышь, но с очередной попытки – черт ее знает, какой по счету – Лайку удается прилепить к ее вискам нужные датчики. Он с облегчением отдает команду на перевод сознания в спящий режим. Это должно происходить мгновенно, но Миле удается удивить его еще раз. Она медленно оседает в руках Гагарина и затихающим голосом пытается что-то выговорить:
– Она… она…
– Что «она»? – спрашивает Гагарин.
Но девушка вдруг всхлипывает, по ее щекам катятся слезы, и она проговаривает плачущим голосом:
– Черное… мамочка, все такое черное…
И наконец замолкает, обмякнув в капкане рук.
– Какого хрена только что произошло? – не стесняясь, озвучивает Стрелка общую мысль.
Никто ей не отвечает. Все стоят растерянные и смущенные тем, что только что увидели. Их молчание разбивает голос Алисы:
– Команда, слушай мое распоряжение. Дальнейшие опыты на людях не производить. Начинайте погрузку колонистов на корабль. Перед вылетом переведите системы колонии в энергосберегающий режим. Возвращайтесь домой.
15.
24 декабря 2112 года
Исследовательская станция «Кассини», Титан
3 дня после запуска Солнета
– Новая партия, принимай! – звучит от люка такой бодрый голос Гагарина, что Стрелку мутит от приторности этого подонка.
То, что было весело и свежо двадцать лет назад, сейчас кажется ей формой психического отклонения – ну не может здоровый человек быть так неправдоподобно счастлив все время, это как минимум противоестественно. Как максимум – бесит. «Ты просто завидуешь, детка» – говорил он с таинственной улыбкой два десятилетия назад, и Стрелка руку может дать на отсечение, что он повторил бы эту фразу и сейчас, если бы только она высказала ему, как ее раздражает его неиссякаемый оптимизм.
А ведь радоваться действительно нечему. Они уже несколько часов переносят на корабль колонистов, и, кажется, этим белоснежкам нет ни конца, ни края. Стрелку поставили на приемку, остальная троица снует по колонии и контролирует погрузчики.
Девушка подходит к люку, угрюмо осматривает очередной забитый погрузчик и с нескрываемым недудовольствием спрашивает Гагарина:
– Сколько там еще осталось?
– Потерпи, моя милая, всего три погрузчика после этого.
Мысленно она благодарна за хорошие новости и облегченно выдыхает, но вслух привычно огрызается:
– Еще раз назовешь меня своей милой – уши тебе отрежу.
– Почему сразу уши? – смеется в ответ Гагарин.
– А ты предпочел другую часть тела?
Она надеется, что в ее голосе звучит угроза, но, конечно же, у этого конченного оптимиста ее слова вызывают только новую улыбку.
– Обожаю этот твой беспощадный прищур! Ты такая красивая, когда злишься.
Естественно, эти слова только взвинчивают градус ее раздражения. За фразу «ты такая красивая, когда злишься» должно быть предусмотрено уголовное наказание. Ну или она хотя бы должна являться уважительной причиной, чтобы простить женщине убийство, мол, «– Подсудимая, за что вы убили этого несчастного? – Он сказал, что я прекрасна в гневе. – Снимаю с вас все обвинения! Дело закрыто».
Эти мысли забавляют ее, пока она управляет ботами. Ловкие механические руки аккуратно захватывают тела колонистов и раскладывают их по капсулам. Счетчик заполненных мест стремительно ползет вверх. Да, теперь Странник забит почти под завязку. А ведь мог сейчас бороздить просторы космоса с тремя пассажирами на борту. И зачем она только послушалась Гагарина и поперлась с ними на Титан? С каждой минутой все выше шанс, что Алиса обнаружит пропажу и поймет, кого за нее стоит «благодарить».
Стрелку передергивает от одной мысли о том, что с ней сделает эта рыжая бестия, если узнает, что по ее милости на свободу вырвалась цифровая копия Алисы, да еще и в бионическом теле. Случись кому-нибудь поймать эту гремучую смесь – Алисе светит отстранение от должности в Едином Совете и немалый срок в виртуальной тюрьме. И это хорошо, если ей удастся сохранить корпорацию и свое состояние. Хотя вряд ли. Доверие людей она точно потеряет раз и навсегда. Алиса, эталон современного человека, дама высоких моральных принципов – и на тебе, нарушила один из самых страшных запретов – поместила искусственный интеллект в бионическое тело.
Каждый раз, когда Стрелка возвращается мыслями к Але, она испытывает то самое неприятное чувство, которое знакомо тем, у кого стирали память. Оно похоже на тот зуд, который испытываешь, когда безуспешно несколько дней подряд пытаешься вспомнить чье-то имя или сообразить, где видел то самое лицо. Только во много крат сильнее. Чувство сосущее, изматывающее. И чего они до сих пор не научились стирать память без последствий? Стрелка бы предпочла не знать, что у нее украли часть воспоминаний. Ей было бы куда проще тешить себя мыслью, что все в порядке, не замечать эту пропасть, не знать, что из нее насильно вырвали клок памяти. Будто специально так делают, чтобы было еще больнее, еще унизительнее. Сволочи.
В очередной раз она думает о том, как сдурила, поддавшись на уговоры Гагарина. Этот обаятельный стервец всегда имел на нее слишком большое влияние. Его тепло и обаяние пленило, размягчало даже самую жесткую натуру. А размягчаться ни в коем случае было нельзя. Один раз по его милости она чуть было не подставилась, вот так же дав слабину и волю своей «человечности», значение которой, как она до сих пор уверена, слишком переоценивают. Алиса и ей подобные могут веками биться над «мышлением новой эры», но Стрелка уверена, что все это – одна большая гнусная ложь. Пара сотен лет прогресса и возросшие ментальные способности не искоренят в человеке то древнее, то первобытное, что преследует наш род с начала времен. Человек всегда остается человеком, и скорость, с которой дичают оставшиеся без технологий люди, это только подтверждает. Никакая просветительская работа, никакое сокращение рабочего времени, никакая мнимая свобода от стертых границ не исправит за пару десятилетий то, что складывалось тысячелетиями.
Ладно, чего теперь. Сама дура. Можно сколько угодно пенять на Гагарина и на его размягчающее влияние, но правда то в том, что никто ее не заставлял. Взыграли отголоски той дурацкой штуки под названием «совесть», от которой давно бы пора избавиться. Только бы выпутаться теперь из этой переделки и не загреметь на тысячу лет в виртуальную тюрьму. Или не оказаться в неофициальном рабстве у Алисы. О, эта женщина умеет использовать своих врагов по максимуму! Большинство людей даже от друзей не умеют получить столько выгоды, сколько Алиса состригает с противников, как с послушных овец.
И надо же было перейти ей дорогу. Надо же было ввязаться в этот чертов проект с копированием интеллекта. Самое что обидное – она напрочь не помнит, как так вышло. Знает лишь – да и то узнала уже потом, по обрывкам данных и фраз –, что она работала над этим делом вместе с Лайком. Если верить источнику, то именно этот парень – автор копии. И Стрелка склонна верить в этот вроде как миф, потому что если кто и мог создать полноценную личность из закорючек кода, то только этот парень. Когда дело касалось работы с личностью, он превращался из обычного замкнутого хакера в демиурга с горящими глазами. Жаль его, тоже ведь влип в эту историю по самое «не хочу». Она даже хотела позвать его с собой. И хочет до сих пор, но не позовет. Потому что видела, как он смотрел на эту свою Кристину – капсула номер пять, сразу после руководства станции. Признаться, она даже позавидовала спящей красавице (и в этот раз это даже не шуточная фраза, девушка и правда до безобразия красива). Да и Лайку – тоже.
Интересно, каково это: уйти из хакинга, найти другое дело, которое зажигает не меньше, а то и больше, отыскать родственную душу, хотеть нормальной жизни? Раньше Стрелку никогда не посещала эта мысль, любая фраза, в которой было слово «нормально», казалась ей априори отвратительно-скучной, серой, приторной до тошноты, трусливой. Да, она привыкла считать нормальность именно трусостью. Жить «нормально», «правильно» может любой придурок, который ушел в своем развитии хоть немножко дольше обезьяны. А на то, чтобы идти своим путем, нужна смелость. И не разовый ее порыв, а постоянный, нескончаемый источник упорства и убежденности, который не иссякает от сомнений, от осуждения, от вечной гонки против течения.
Но сейчас она об этом думает. А что, если правда затеряться? Начать новую жизнь. С новым именем, новым телом, с новой собой. Мысль кажется ей шокирующей, почти недозволительной, постыдной. Шестеренки разума туго разворачиваются, пытаясь преодолеть привычную модель ее мира, в которой она так привыкла существовать. Наверное, именно так чувствовали себя люди, когда им говорили, что Земля нифига не плоская – такое представление просто не вписывалось в их картину мира. Как не вписывается у Стрелки мысль об обычной тихой жизни.
Но, к ее ужасу и неудовольствию, мысль все же кажется соблазнительной. Зерна сомнения падают в напоенную соками почву, и вот-вот пустят первые ростки. Стрелка чувствует, как к горлу подступает паника. И у нее есть только один рецепт на этот случай. Она выходит на общую связь и гаркает:
– Ну, где вы там еле тащитесь? Давайте пошустрее передвигайте металлическими булками погрузчиков!
Сразу после ее сообщения дверь космопорта ползет вверх и впускает в ангар еще один набитый погрузчик, рядом с которым вразвалочку идет Лайк.
– Не шуми, женщина, – разливается по пустому пространству его усиленный динамиками голос, – иду я уже, иду! С таким весом эта штука быстрее не может!
Когда он с грузом оказывается у люка, то шумно отдувается, будто притащил сотню тел на своем горбу:
– Фух, ну все, это моя последняя партия. Гагарин и Тея сейчас еще две привезут, уложим – и все, можем стартовать.
– Отлично. А то я тут уже шалею.
– Ты на обратном пути фьють?
Стрелка кивает, посмеиваясь над этим его «фьють», и спрашивает в ответ:
– А ты что планируешь делать?
– Моя ближайшая задача здесь. Надо вернуть колонистов.
– Кристину, ты имеешь в виду?
Лайк даже не пытается юлить:
– В первую очередь – конечно. Но и остальные бы не помешали, это вроде как мои будущие соседи.
Некоторое время они молча следят за тем, как боты разгружают тела и рассовывают их по капсулам. Потом Стрелка будто невзначай спрашивает:
– Почему именно Титан?
– Честно? – вопрос риторический, и он сразу продолжает, – Не знаю, так сложилось. Кристине здесь предложили работу. Мы сначала думали, что временно, а потом она тут как-то прижилась. Да и мне сюда захотелось. Есть что-то в этой полудикой колонии. Что-то… не знаю, исконное, правильное, простое. Там, на Земле, начинаешь себя чувствовать как-то слишком «в системе», если ты понимаешь, о чем я.
– Понимаю. В какой-то момент свобода начинает делать нас несвободными.
– Именно. А здесь есть своя романтика. Почти все эти ребята, – он кивает на капсулы, – исследователи, искатели с горящими глазами. Те, кто хочет отыскать что-то новое. Что-то такое, чего еще никто не видел и не слышал. Если подобное вообще еще осталось в мире. А я люблю людей, которые готовы искать, а не брать все готовенькое. Я и сам на Земле стал чувствовать какую-то леность. Не знаю, вроде как все есть, стремиться особо не к чему, обласкан прогрессом и убаюкан удобствами. Не хочу так.
Стрелка уважительно фыркает. Хорошая причина. И вместе с тем чувствует укол зависти и толику злости, поскольку слова Лайка только подогревают ее недавнее сомнение.
– Поражаюсь тебе, если честно, – вдруг говорит Лайк и, кажется, с искренним восхищением.
– Ты о чем? – осторожно переспрашивает она.
– О тебе. О твоей смелости. О том, как упрямо ты идешь по выбранному пути, несмотря ни на что.
– Может, это не смелость, а просто глупость? – ухмыляется в ответ Стрелка, хотя на самом деле очень польщена его словами и тем, что он рассмотрел ее истинные мотивы.
– Что-то, а ума тебе не занимать, так что не прибедняйся.
– Да, а чего тогда занимать?
– Осторожности? Такта? Спокойствия?
Стрелка в ответ только смеется.
– Как только найду заемщика – дам тебе знать.
– Если мы еще увидимся. Или услышимся.
– Да, если…
Они опять погружаются в молчание, а Стрелка все пытается собраться с силами и задать вопрос, который ее так волнует:
– Послушай, а что ты помнишь о ней?
– Об Але? – сразу понимает Лайк и продолжает после ее кивка, – Почти ничего. Только знаю, что это я ее создал.
Так ее источник не врал! Но спросить она не успевает, потому что парень сам задает вопрос:
– Как тебе удалось?
– Что именно?
– Выпустить ее.
– Ах, это…, – несколько секунд она раздумывает, стоит ли ему признаваться. – Я давно планировала ее освободить. Просто повезло, что Алиса сама притащила меня в главное здание, не пришлось пробираться. Остальной план у меня был готов. Я знала, где ее держат и знала расписание дежурств у ее двери. А дежурные, знаешь ли, тоже люди… Не смотри так, расписание ее содержания – не государственная тайна. И мне даже не пришлось никого убивать.
В его глазах читается явное сомнение.
– Шутка. Про убийство – это шутка.
– А остальное, значит, правда? Удачное стечение обстоятельств?
– Если ты привык называть удачей заключение в виртуалке и тот факт, что я спалила перед нашей гарпией биологическое тело, то да. У любой удачи есть своя цена, мой дорогой. Я не знала, как попасть в корпорацию незамеченной, а оно, видишь, как вышло. Но и заплатила я за это сполна. И деньгами, и своей шкурой. И если не смоюсь – еще доплачу. Но во всем можно найти и плюсы. По крайней мере, это было не так уж сложно. Аля сама умна, как дьявол, я лишь немного помогла ей с замком и подсказала, как обмануть датчики с камерами. Ее не хватятся, пока не придут проведать лично. А это бывает не так часто, как может показаться. Мне думается, Алиса сама уже не знала, что с ней делать, держала в клетке, как обезьянку, и старалась делать вид, что ее не существует.
Она ждет от него новых расспросов, может, даже осуждения. Но нет. Он молчит. И тогда Стрелка говорит сама:
– Ты знал, что мы вместе работали над этим проектом?
Кажется, ей удается его удивить. По крайней мере, глаза Лайка распахиваются в весьма правдоподобном изумлении.
– Серьезно? Ты помнишь?
– К сожалению, нет. Алиса все стерла под чистую. Я даже не помню, как мы оказались на этом проекте вместе.
– Не знаю, как ты, а я тогда работал в корпорации якобы под прикрытием.
– Якобы?
– Сотрудничал в те годы с предшественником Зета. С Игреком. Да, правильно смеешься, у них так себе с воображением. Так вот, Игрек меня отправил в корпорацию в качестве своего «агента» – ты верно поняла, на звание гения он не тянул. Алиса, как я уже потом сообразил, все прекрасно знала, и дала мне добро на работу. У нас с ней тогда завязались… сложные отношения. И Алю я начал готовить сам, пока у меня под рукой была копия. Собирал информацию по крупицам, записывал, анализировал оригинал До тех пор, пока Алиса не узнала и не предложила свои мощности в обмен на доступ к тестированию полученного образца.
Из всей этой речи Стрелка по привычке выхватывает самую противоречивую информацию:
– Сложные отношения?
Должно быть, ее улыбочка говорит Лайку больше, чем сам вопрос, потому что парень сразу же ощетинивается и отвечает довольно резко:
– Не хочу развивать эту тему, – молчит, остывая, и подводит итог. – В общем, это все, что я помню. Как ты оказалась на проекте – могу только догадываться. Алиса, как ты видишь, часто привлекает хакеров для своих целей.
– Мне кажется, когда она нас привлекает, она даже забывает, кто мы на самом деле.
– Ну, в одном ей точно не откажешь – она отлично разбирается в людях и в их потенциале. Знает, кто и на что способен. Тем более, не забывай, цифровое бессмертие мы получили тоже от хакера.
– Раньше я думала, что это байка. Но фильм подтверждает.
– У тебя было время посмотреть фильм?
– Да, загрузила себе пару киношек в дорогу.
– После того, как решила угнать корабль? «Дай, думаю, погляжу фильмец, чтобы не заскучать во время погони или взрыва?».
Они вместе смеются.
– А ты сечешь! – хвалит его Стрелка и тут же предлагает, – Хочешь, тебе перекину, тоже посмотришь? Нам еще обратно лететь, Сеть работает стабильно, сможешь даже с погружением глянуть.
– Да, давай. Спасибо.
Она перекидывает ему данные и хочет еще беззаботно поболтать – с этим товарищем ей всегда было легко, как с самой собой, но тут в ангар вкатывается сразу два погрузчика: Тея и Гагарин прибыли одновременно.
– Ну что, – бодро спрашивает Стрелка, – последний рывок – и мчим домой?
Все горячо ее поддерживают. Кажется, каждому из них не терпится убраться из мрачно-пустой колонии.
Через двадцать минут они уже сидят в кают-компании Странника и ждут, когда зонды закончат проверку колонии. И вот приходит ответ от машинок: системы работают стабильно в режиме энергосбережения, живых существ на территории базы и за ее пределами не обнаружено, все исследовательские модули погружены в заморозку. А скоро возвращаются и сами юркие малыши. Гагарин удаленно закрывает за ними люк и вызывает Алису.
– Рада видеть, что все на борту и в целости! – приветствует она их и тут же спрашивает, – Готовы к отправке?
– Так точно, мэм! – рапортует с легкой иронией Гагарин.
– Тогда прокладываю курс и запускаю двигатели. Вы все проверили перед отправкой? Все колонисты на борту?
Получив быстрый отчет, она желает им легкого полета и добавляет, что ждет команду с нетерпением и готовит своих спецов, чтобы те занялись отключенными биониками. На этом она отключается.
К моменту старта все уже валятся с ног от усталости, и у них едва хватает сил, чтобы дождаться выхода в открытый космос. Гагарин в очередной раз проверяет курс и системы корабля, за что удостаивается издевательского хихиканья от Стрелки, и только после этого предлагает всем разойтись по каютам. Никого уговаривать не надо, даже на еду никто не покушается.
Стрелка тоже устало бредет к своему «уголку» и злится по пути, что все так неудачно складывается – ей бы смыться по-тихому, пока все будут спать, да вот только смываться тут особо некуда. Остается надеяться, что перед Землей всем – или хотя бы этой подозрительной девчонке-археологу – захочется еще раз вздремнуть. Или придется разработать другой план. Но это потом. Сейчас – только сон. Глубокий, восполняющий. Ей нужны силы.
Только вот сон не приходит. Она крутится в кровати уже с полчаса, и не может толком сомкнуть глаз. Мысли лихорадочно скачут, нервы пошаливают, она то и дело возвращается к своим размышлениям о «нормальной» жизни. Чем больше она с собой борется, тем меньше остается сонливости, и тем больше – злости.
В конце концов, раздраженная и взвинченная, она подскакивает с кровати и начинает метаться по каюте. А потом делает то, чего от себя никак не ожидала – решительно покидает свое пристанище и отправляется на поиски каюты Гагарина, находит ее за вторым поворотом коридора, нажимает вызов. Через десять секунд на белую поверхность двери выводится озадаченное сонное лицо.
– Стрелка? Ты чего?
– Открывай уже. Долго мне тут стоять?
Он впускает ее, ждет, когда она заговорит. Но она молчит. Стоит напротив него, смотрит букой из-под бровей, даже не удосужившись поднять голову при своем крошечном росте. Судя по всему, ее молчание его тревожит, потому что в голосе Гагарина звенит беспокойство:
– Что-то случилось.
– Да, случилось.
Его лицо приобретает озадаченное выражение. Красивый, подлец!
Не понимая, что творит, Стрелка ухватывает его за воротник и притягивает к себе. Отрывается через минуту только для того, чтобы еле проговорить:
– Случилось. Я свихнулась.
И вновь притягивает его к себе.
Она просыпается на плече Гагарина и никак не может понять, что не так. А потом – как током ударило – осознает: ей хорошо. Просто, даже банально, без всяких условий и оговорок хорошо. Чувство настолько непривычное, что кажется ей едва ли не постыдным. Она ведь столько лет убеждала себя, что все эти телячьи нежности и кайф от бытия с другим человеком – не про нее. Но сейчас это все не имеет значения. Есть только это тепло близкого человеческого тела, приятное ноющее чувство в мышцах, слабая подсветка в каюте, далекое рокотание систем корабля и дурманящий запах. Ленивая мысль приходит ей в голову: бионические тела где-то на пути к совершенству потеряли эту очаровательную малость – настоящий запах кожи, тем более – после жаркой ночи. Она закрывает глаза и наслаждается моментом.
Увы, уж такова ее натура, что долго это длиться не может. Магия рассеивается, очарование момента растворяется в прошлом, а на смену ему приходит волна отрицания и смущения. Стрелка старается аккуратно высвободиться из объятий Гагарина. Конечно же, безуспешно. Он открывает один глаз, опять закрывает и спрашивает:
– Далеко собралась?
– Пойду к себе. Не хочу, чтобы нас застали вместе.
– А то что? Все узнают, что у тебя тоже есть слабости? – ухмыляется он сквозь дрему.
– Не льсти себе, Гагарин!
Хорошо, что он не видит пунцовый румянец, заливший ее щеки. Она проворно спускается с кровати и одевается. И спиной чувствует, что он смотрит.
– На что пялишься?
– На твою татуировку. Это что, ракета? – в его голосе звучит откровенное подначивание.
«Хрена с два я тебе признаюсь» – из природной вредности думает Стрелка и беззаботно отвечает:
– Ну да, в честь ника.
– Ой ли?
Она подхватывает с пола ботинок и резко швыряет в улыбающееся лицо Гагарина. Конечно, тот уворачивается, но намек схватывает.
– Ладно, ладно, – говорит он примирительно, – не кипятись. Лучше вот что мне скажи: наш уговор до сих пор в силе?
Стрелка зашуганно оглядывает потолок каюты.
– Здесь нет камер, я проверял. Ушек тоже не нашел.
Она немного расслабляется:
– Да, в силе. Только не знаю, что делать с девчонкой.
– Или спать отправим, или попросим Лайка ее отвлечь. Не думаю, что он откажет.
– Ладно, посмотрим ближе к делу. Ты мне поможешь с капсулой?
– Я же обещал.
С этими словами он поднимается с кровати, подходит к ней и обхватывает ее лицо ладонями:
– Не уходи. Еще полно времени.
Ей хочется сказать, что надо бежать, что все это было ошибкой и слабостью, что ему надо забыть обо всем как можно скорее, потому что они больше никогда не увидятся. Хочется… но она не говорит.
К черту все, времени и правда полно.
Когда, подгоняемые нечеловеческим голодом, они пробираются в кают-компанию, то с удивлением обнаруживают, что там уже трапезничают Лайк и Тея. И держатся друг с другом эти двое столь официально, будто их пригласили на светское мероприятие прошлого века. Или даже позапрошлого. Ладно, даже на девятнадцатый потянет.
– У вас все в порядке? – спрашивает Стрелка.
Да, она знает, что это бесцеремонно, но ей сейчас плевать. Впрочем, чего только сейчас? Ей всегда плевать. Лайк сверкает на нее глазами, но она лишь расплывается в улыбке. К бабке не ходи – повздорили. И чего только не поделили?
– Все хорошо, – отвечает Тея, – мы немного поспорили об этичности некоторых решений, но пришли к мирному итогу.
И вновь утыкается в свою тарелку. Стрелка вопросительно вскидывает бровь, глядя на Лайка, но тот покачивает головой, мол, не бери в голову.
– Ну ладно, – сдается она, хотя и хотела бы знать, что произошло, чтобы адекватно оценивать обстановку на борту, – Тогда я за готовку. Вам еще чего-нибудь сделать?
Оба отказываются. А Стрелка с Гагариным вместе отправляются к пищевым автоматам. Девушка замечает, что ее спутник то и дело случайно ее касается: то рукой заденет, то бедром прижмется, то обойдет так близко, что обдает волной его жара. И вот опять. Тянется за кружкой, будто ненароком прижимается к ней со спины. У нее из рук выскальзывает чашка свежеприготовленного кофе. Пол усеивают белоснежные осколки и коричневые кляксы. Звон до сих пор стоит в ушах. Стрелку будто парализует. Она смотрит, как завороженная, как из панели под кухонным блоком выскальзывает уборочный бот, деловито счищает беспорядок, и исчезает, оставив за собой идеальный порядок. Казалось бы, обычная бытовая ситуация. Так отчего же вдоль позвоночника бегут тревожные мурашки?
Оттого, что мир и ее саму может стереть с такой же легкостью. Подчистить до зеркального блеска – ни следа, ни воспоминания.
Наваждение сходит так же быстро, как и появилось. Стрелка смаргивает и замечает, что все присутствующие внимательно следят за ней.
– Что-то я залипла, – поясняет она, – поднялась, а проснуться забыла. Скоро там ЭР-мост?
– Уже подходим, – отвечает Лайк и впивается в нее глазами, – вскочим через полчаса где-то.
– Как раз успеем поесть, чтобы не вывернуло, – хихикает в ответ Стрелка.
Со стороны она, наверное, выглядит, как и всегда, но знал бы кто, каким трудом ей дается сейчас внешняя беззаботность. Мысли змеиным клубком смешиваются в голове, душу рвут на части противоположные желания. Она смотрит на черноволосого красавца Гагарина, и чувствует, как хочет остаться рядом с ним. Но знает, что будет бежать, что никогда не даст чувствам возобладать над здравым смыслом. Алиса не простит. Может, потом, когда все уляжется, она сможет выйти с ним на связь… Если только он не увязнет в этих своих греческих колониях с потоками жаркого солнца и вина. Если только ему все еще будет интересно.
Если. Она ненавидит это слово.
– Ты пытаешься зарезать курицу насмерть? Мне кажется, ей и так уже досталось.
Гагарин, как всегда, умеет высказать беспокойство ее состоянием так, чтобы никто не понял. Вон, сидит, так тепло улыбается. Гад.
– Следи за своей тарелкой, – парирует Стрелка, но резать начинает аккуратнее и теперь следит за своими движениям.
За едой они болтают о всякой ерунде, а перед самым переходом решают опять разойтись по каютам, чтобы прожить перемещение в самых щадящих условиях. Стрелка выходит из кают-компании первой. Быстрым шагом направляется к своей каюте, петляет по коридорам, едва не срываясь на бег.
Стоит ей добраться и закрыть за собой дверь, как уже через несколько мгновений срабатывает вызов. Стрелка смотрит на экран и улыбается: он что, бежал за ней?
– Опять ты? – спрашивает она, открывая дверь.
Гагарин на провокацию не поддается, входит, одной рукой подхватывает девушку за талию, второй закрывает дверь.
У них еще есть время. Пока еще есть.
В какое-то мгновение Стрелка ловит себя на мысли, что именно это осознание скоротечности, скорой разлуки, полной неизвестности впереди, именно оно так обостряет ее чувства. Заставляет каждый нерв ее тела работать на пределе остроты.
В этом что-то есть.
– Ты же понимаешь, что мы можем больше никогда не увидеться? – спрашивает она Гагарина, оторвавшись от него на мгновение.
– Понимаю, – шепчет он у самых ее губ, – но пока ты здесь, и этого достаточно.
Сколько смыслов можно вложить в эту фразу – выбирай любой. Да и пусть будет любой, она вновь растворяется в своем простом «хорошо».
Только потом, уже много позже, она решается спросить:
– Ты помнишь, что обещал помочь мне с хаком капсулы?
– Уже готово, – отзывается он так легко, будто испек ей блинчик, а не взломал систему одного из самых совершенных космических кораблей.
– Серьезно?
– Да, ты можешь сесть в нее в любой момент и заложить любой курс.
– Любой?
– Ну, в пределах твоего запаса топлива. Советую тебе сойти за час до Земли. Мне точку назначения не говори.
Теплая улыбка трогает ее губы:
– Разумно.
– Я вообще очень разумный человек, – говорит он, притягивая ее к себе.
– Был бы разумный – не стал бы со мной связываться. Тем более во второй раз.
– Будем считать, что ты – мои любимые грабли.
От этой шутки сладкая дрожь пробегает по всему телу. Да, она знает, что Гагарин дурачится, но как он это произносит…
Они так и нежатся в ее каюте, пока до Земли не остается час. Гагарин сам связывается с Лайком и уточняет расположение Теи.
– Вроде как она спит, – передает он информацию Стрелке, – Лайк к ней только что заходил, на стук она не отзывается, хотя каюта показывает, что девчонка внутри.
– Знать бы наверняка, но и так сойдет. Вряд ли ее потянет прогуляться до спасательных шлюпок, это в другой части корабля.
– Давай я тебя провожу.
– Не надо. Не хочу, чтобы ты попал со мной на камеры. Я то свинчу, а у тебя могут быть потом проблемы.
– Не спорь, я пойду с тобой. Камеры у шлюпок я отключил
Некоторое время они еще припираются, потом Стрелка делает вид, что сдается:
– Ладно, ладно, пойдешь со мной, – мурлычет она и притягивает его для поцелуя.
Укола он, конечно, не ожидает. И даже выругаться на нее не успевает – оседает на пол почти сразу.
– Пойдет он, как же. Сиди уже в безопасности.
Она присаживается рядом с ним, гладит его по безмятежному лицу, запоминает каждую черточку этого тела. Ей довелось повидать его в самых разных оболочках, но эта, биологическая, все равно кажется ей особенной. Она целует его в лоб и выходит из каюты, всеми силами заставляя себя не оглянуться.
Скользит тихими коридорами. Наметанными скупыми движениями незаметно отслеживает камеры, изо всех сил старается не спешить, но и не медлить – праздные шатания всегда привлекают слишком внимания, хотя дилетанты используют для прикрытия именно их, навлекая на себя тем самым еще больше подозрения.
Коридоры. Бесконечные, ослепительные. Угораздило же забраться в такой огромный корабль. Какого черта путь от жилого отсека до спасательных шлюпок занимает столько времени? Да тут пока добежишь – умрешь десять раз.
Или это только ей кажется, что дорога занимает уйму времени? Может, это все игра ее воспаленного воображения? «Дура! Не сиделось же тебе спокойно. Вместо того, чтобы сосредоточиться на побеге, ударилась играть в любовь. И с кем?». Злость пульсирующими толчками расходится по и без того разгоряченному телу. «Идиотка. Сентиментальная идиотка, вот ты кто. Ах, я такая бедная одинокая девочка, любите меня скорее! Тьфу».
Этот мысленный монолог в разных вариациях успевает повториться еще три раза, пока она наконец не оказывается у отсека, ведущего к спасательным шлюпкам. Втайне она боится увидеть красный свет над дверью, но нет, ее спящий принц не подвел, люк приветливо подмигивает ей зеленым глазом. Камеры здесь должны быть неактивны. Да и не видно ни одной.
Стрелка юркой змейкой проскальзывает в дверь. Активную шлюпку видно сразу – над отсеком с ней тоже горит зеленый огонек. Стоит, родная, в круглом стартовом модуле, ждет. Девушка уже решительно направляется к своему спасению, но останавливается, будто впечаталась лицом в прозрачную преграду.