Buch lesen: «Просто жить!»

Schriftart:

О Конкурсе

Первый Конкурс Сергея Михалкова на лучшее художественное произведение для подростков был объявлен в ноябре 2007 года по инициативе Российского Фонда Культуры и Совета по детской книге России. Тогда Конкурс задумывался как разовый проект, как подарок, приуроченный к 95-летию Сергея Михалкова и 40-летию возглавляемой им Российской национальной секции в Международном совете по детской книге. В качестве девиза была выбрана фраза классика: «Просто поговорим о жизни. Я расскажу тебе, что это такое». Сам Михалков стал почётным председателем жюри Конкурса, а возглавила работу жюри известная детская писательница Ирина Токмакова.

В августе 2009 года С. В. Михалков ушёл из жизни. В память о нём было решено проводить конкурсы регулярно, что происходит до настоящего времени. Каждые два года жюри рассматривает от 300 до 600 рукописей. В 2009 году, на втором Конкурсе, был выбран и постоянный девиз. Им стало выражение Сергея Михалкова: «Сегодня – дети, завтра – народ».

В 2018 году подведены итоги уже шестого Конкурса.

Отправить свою рукопись на Конкурс может любой совершеннолетний автор, пишущий для подростков на русском языке. Судят присланные произведения два состава жюри: взрослое и детское, состоящее из 12 подростков в возрасте от 12 до 16 лет. Лауреатами становятся 13 авторов лучших работ. Три лауреата Конкурса получают денежную премию.

Эти рукописи можно смело назвать показателем современного литературного процесса в его подростковом «секторе». Их отличает актуальность и острота тем (отношения в семье, поиск своего места в жизни, проблемы школы и улицы, человечность и равнодушие взрослых и детей и многие другие), жизнеутверждающие развязки, поддержание традиционных культурных и семейных ценностей. Центральной проблемой многих произведений является нравственный облик современного подростка.

С 2014 года издательство «Детская литература» начало выпуск серии книг «Лауреаты Международного конкурса имени Сергея Михалкова». В ней публикуются произведения, вошедшие в шорт-листы конкурсов. К началу 2020 года в серии уже издано более 50 книг. Вышли в свет повести, романы и стихи лауреатов шестого Конкурса. Планируется издать в лауреатской серии книги-победители всех конкурсов. Эти книги помогут читателям-подросткам открыть для себя новых современных талантливых авторов.

Книги серии нашли живой читательский отклик. Ими интересуются как подростки, так и родители, библиотекари. В 2015 году издательство «Детская литература» стало победителем ежегодного конкурса ассоциации книгоиздателей «Лучшие книги года 2014» в номинации «Лучшая книга для детей и юношества» именно за эту серию.

Просто жить!

Матвей

Оказывается, с нашей крыши отлично видно окрестности. Вот по железной дороге идёт поезд. Громыхая вагонами и цистернами, ползёт червячищем, теряется за поворотом. За железной дорогой – озерко, больше похожее на болото. Всё заросло камышом. Дальше – покосившиеся домики дачного хозяйства. Это если смотреть вперёд. Если повернуться направо, можно увидеть дом, где живёт Юля. Обычная старая трёхэтажка, вся крыша которой в разноцветных заплатах: светлый шифер, шифер потемнее, совсем старый, лист железа… Я смотрю на крышу, чтобы не посмотреть ниже. Там – её окно. В окно смотреть глупо. Юлю я не увижу. Собственно, я вообще больше ничего не увижу. Потому что умру.

Мне захотелось плакать. «Понимаешь, Матвей, я тебя не люблю». Понимаю, прекрасно понимаю. Плакать нельзя. Плакать глупо и поздно. Свою бесполезность этим не отменишь. Я подошёл к краю и глянул вниз – высоко. На железное ограждение сел воробей, наклонил голову. Показалось, что он хитро прищуривается. Я ещё раз посмотрел вниз, чтобы убедиться, что там – никого. Нехорошо будет упасть на кого-то…

Я отошёл подальше. Надо разбежаться и прыгнуть. Непонятно, почему так дрожат ноги… Дрожь такая сильная, что, чтобы унять её, мне пришлось присесть. Ничего, можно немного посидеть и успокоиться, а потом уже прыгать. Сейчас я встану, и…

– Это пятиэтажка, парень! Не убьёшься – только покалечишься. Будешь на инвалидной коляске всю жизнь ездить.

Я вскочил. Го́лоса на крыше быть не должно. Он был там настолько же невероятен, как если бы, к примеру, вдруг расступились облака и Бог оттуда сказал бы мне: «Не прыгай». Ну или Юля бы вернулась и сказала, что любит.

Я медленно повернулся. Чуть позади меня, за домиком технического выхода, стоял незнакомый дядька. Молодой, в чёрной футболке и джинсах, белобрысый. В руках у него был толстый журнал.

Пытаясь понять, как он тут оказался и почему я его не видел, когда поднялся, я успел задать тупейший вопрос:

– А вы кто?

– Я-то? – Он почесал пальцем нос и пошёл ко мне. – Ну не Карлсон уж точно. Потому что не упитан, не в расцвете лет и на крыше не живу. Хотя, конечно, жаль. Здесь здо́рово.

Теперь он стоял прямо напротив меня. И был даже ненамного выше. И ненамного крепче. Глаза у него были серого цвета, как старый шифер на Юлиной крыше. Я подумал, что, если сейчас рвану прыгать, он меня не удержит – не настолько сильный. Вероятно, он подумал то же самое или умел читать мысли, потому что сказал:

– Удержать я тебя, может, и не удержу, но попытаюсь. Грохнемся вместе. И ты будешь всю жизнь мучиться, что человек из-за тебя пострадал.

– А если не буду? – огрызнулся я.

– Будешь-будешь, – уверенно сказал он. – Так что придётся тебе поменять планы на сегодня. Меня, кстати, Олегом зовут.

И он протянул мне руку. Рука была холодная и сухая.

– Матвей, – сказал я.

Воробей с ограждения потерял ко мне интерес и улетел, чуть не задев наши головы.

Олег снова почесал нос:

– В этом доме живёшь-то?

– В этом.

– И я теперь в этом. В крайнем подъезде. Позавчера переехал.

Я смутно вспомнил, что да, позавчера вечером у дома стоял небольшой фургончик и кто-то оттуда носил вещи. Мы как раз гуляли с Юлей.

Юля… Я почувствовал себя круглым идиотом. Меня уже не должно было быть. А я стою тут и разговариваю с каким-то дядькой, который, не успев переехать, карабкается с журналом на крышу. А Юля меня бросила. И получается – я всё потерял. Обидно потерять всё в пятнадцать лет. К глазам снова подступила противная солёная влага, и я закинул голову, чтобы не заплакать. Типа меня очень интересует, что там, в небе.

– Облака красивые нынче, да, – помог мне Олег. (Точно, мысли читал!) – Матвей, у меня к тебе просьба. Ты уже знаешь, что я только переехал. Раньше тут моя бабушка жила. Так вот, она плиту угробила. Ну, то есть совсем, а новой пока нет. Может, ты меня в гости позовёшь, чай попить? А потом я у тебя кипятка наберу в термос. Спасёшь меня, правда!

Я наконец справился со слезами. Хотя ощущение идиотизма ситуации не прошло. Мир рухнул, а люди в нём всё ещё хотят пить чай и беспокоятся о плите.

Олегова телепатия, кажется, закончилась. Потому что он не в тему сказал:

– Не бойся, я точно не маньяк.

Я хохотнул. Маньяк был бы лучшим выходом. Убил бы меня, да и всё. Он тоже улыбнулся:

– Хотя в школе меня иногда дразнят «маньяком». Заочно, конечно. Экологическим маньяком. Я учитель биологии. И ещё веду экостудию.

Тогда всё понятно. Учитель – это диагноз. Учитель не даст ребёнку прыгнуть с крыши. Даже если абсолютно не любит детей.

– Пойдём? – уточнил Олег.

Я пожал плечами. Как ни крути, теперь выбора уже нет. Придётся заняться кипятком. А на крышу можно и потом вернуться. Может быть, в следующий раз ноги не задрожат?

Ира

Все сволочи. А главные – безусловно, мои родители. Нет, раньше они были вполне ничего: маменька выгуливала меня в парке, а папенька покупал конфеты. Только было это в лохматой древности. Потом всё стало хуже, потом ещё хуже и, наконец, наступил финал. Папенька заявил маменьке, что у него случилась любовь и от нас он уходит. Ну как бы уходишь – и уходи, если ты порядочный человек, а не сволочь. Так нет же. Сказал, что уходит, а сам так и болтался дома, выясняя с маменькой, кто кому больше нагадил за последние двадцать лет и кому что достанется из вещей. В пылу выяснений они постоянно орали и пару раз даже подрались. После стычек оба вспоминали обо мне и начинали прикапываться. На тему, что учебный год закончился и пора бы мне меньше болтаться дома, а лучше пойти устроиться поработать: сажать цветочки на улицах или расклеивать объявления. К сожалению, сажать цветочки брали только детей из неблагополучных семей, чтобы те не хулиганили летом. А я была из семейки благополучной. Ха-ха!..

Хорошо хоть с «мирных» времён у меня остался велик. С утра я садилась на него и уезжала за черту города. Туда, за облезлые гаражи, набитые ржавыми «москвичонками», за железную дорогу, по которой составы громыхают ничуть не тише, чем мать орёт на отца. До маленькой реки, почти ручья. Там, на берегу, у журчащей воды, было так спокойно. Там можно было загорать, бросать в воду камешки и, если бы не чувство голода, можно было бы там и жить. К сожалению, Бог не создал человека с автономным питанием, и рано или поздно мне приходилось возвращаться в город. А там – ехать домой, потому что денег на еду у меня не было, а подруги, как назло, уже разъехались по морям и дачам.

В одно такое обычное июньское утро я вытащила велосипед со двора и остановилась у ограды школы. Погода явно портилась: откуда-то налетел холодный ветер, небо горстями кидало вниз мелкие капли. И дождя-то ещё не было – так, брызнет и прекратится. Но день явно не обещал ничего хорошего. Я стояла у школы, злая, полуголодная, и понимала, что скоро стану ещё и замерзающей. Жизнь явно складывалась в отвратительный пазл. Те кусочки, что были терпимы, переворачивались, и картина мрака становилась полнейшей. Финальным аккордом стали кроссовки. Они жали. Конечно, я подросла за май, и, конечно, предки этого не заметили. Но если ветровку можно было носить и с куцыми рукавами, а джинсы – как «семь восьмых», с обувью ты ничего не поделаешь. Выросла – значит, выросла. Меняй или мучайся. Мне светило только второе.

Я пнула неудобной кроссовкой ограду. Не полегчало.

И тут с крыльца школы сбежал и пошёл в мою сторону наш биолог-эколог. Естественно, сволочь, как и все люди. Ему было наплевать на всё, кроме природы. А человек как будто должен над собой работать, чтобы уловить природное волшебство и научиться жить в гармонии с этим волшебством. Хотя, так подумать, зачем? Зачем жить в гармонии? И зачем вообще жить? Пара атомных бомб – вот тебе и полная гармония: ни человека, ни природы.

Ручаюсь, в нашей десятой параллели никого из девчонок не волновали ни парниковые эффекты, ни озеленение, ни промышленные выбросы. Тем не менее бо́льшая часть народа не только не пропускала биологию, но ещё и в экостудию ходила. И рефераты там писали, и на конференции какие-то мотались. Исключительно ради этого вот Олега Сергеевича. Хотя что в нём такого? Белобрысый и нос картошкой. Наша староста Ксюха Громова так вообще «крышей» на его персоне поехала. Я считаю, тупейшее это занятие – влюбляться в учителей. Почему человечество столетиями этого не поймёт?

Эколог на ходу поёжился – видимо, и ему было не по себе в лёгкой футболочке – и увидел меня:

– Привет, Ира!

Здороваться не хотелось. Но всё-таки он учитель, а я не из наглых хулиганок, а, наоборот, из твёрдых четвёрочниц. Ещё таких «ударниками» называют. Ударенные, мол, люди: отличниками им стать слабо, вот и ползут где-то рядом. Впрочем, по биологии у меня всегда «пять».

– Здрасте, Олег Сергеевич.

Он притормозил. Эта его манера тоже раздражала: стоит на него в школе или на улице глянуть, он замедляется, как будто ждёт, что задашь вопрос и начнёшь общаться. Безусловно, удобно, если и в самом деле вопрос есть, а если нет? И вообще, так больше никто из учителей не делал. Потому что никто больше не страдал манией величия и не считал себя со своим предметом главнейшим в мире в целом и школе в частности.

– Ты не ко мне, случайно? Не насчёт поездки?

Ну да, вот оно. Мания величия, как по учебнику.

Я помотала головой, но тут осознала слово «поездка». Поездка. Это значит – уехать. Из города. От родителей.

Я покивала, припоминая, что да, куда-то его студия в июне собиралась, Ксюха об этом в классе жужжала вдохновенно. Но я-то в студию не ходила. То есть сходила пару раз в сентябре, а потом бросила, не хватало времени после секции лёгкой атлетики. А бегать и прыгать я люблю больше, чем речи об экологическом конце света. Неужели и мне можно поехать??

Матвей

Всё-таки Олег сбил меня с толку этим своим кипятком. Уже дома я понял, что с плитой у него, скорее всего, всё в порядке, ну или проблемы, но не такие уж. Просто он хотел увести меня с крыши, чтобы не пришлось лететь вместе. Когда я это понял, мне стало совсем плохо. Даже чай, который мы с ним сели пить, не проглатывался. Наверное, потому что вместо всех положенных внутренних органов во мне была огромная чёрная глыба. И я отчётливо это ощущал. Ледяные виски, ледяные руки и чернота в животе. Олег что-то говорил. Он вообще постоянно говорил. Это было неприятно. Я решил, что, как только выставлю его за дверь, никогда больше с ним общаться не буду. Даже не поздороваюсь. Но он как-то не спешил уходить. Из кухни потащился в комнату. Поразглядывал мой стол, полки над ним. Под стеклом на столе лежала Юлина фотка.

– Только не говорите, что вас тоже в пятнадцать лет бросила девушка и вы хотели прыгнуть с крыши. Но потом передумали, и теперь всё прекрасно, – предупредил я.

Он кивнул. Но не удержался и сообщил, что его бросали даже несколько раз. Неудачник.

Я перестал обращать на него внимание, лёг на свой диван и отвернулся к стене. Но он всё равно не ушёл, сел на другой диван – мамин. И продолжил общение. Если бы я вообще молчал, картина стала бы достойна психушки. Поэтому пришлось отвечать. Да, живу с мамой, отца нет и не помню. Учусь в гимназии, посредственно. Занимался плаванием, но бросил. К биологии равнодушен, к экологии в принципе тоже. Если уж быть честным, сейчас в мире меня только Юля интересует. А её интересует кто-то другой. Поэтому она со мной встречалась, пока было нечего делать, а теперь перестала. И куда мне теперь, спрашивается, деваться?

У него и тут нашёлся ответ. Надо отвлечься. Поехать в какой-то заброшенный лагерь на берегу озера. В экологическую экспедицию. Помочь планете и себе сразу.

А если я уеду, а Юля вдруг решит, что зря меня прогнала? Позвонит домой, но меня не будет? Позвонит на мобильный, а я буду далеко и не смогу сразу прибежать?

Я отказался. Потом ещё раз отказался. Через полчаса – ещё раз, и довольно грубо.

В конце концов я его доконал. И он собрался уходить. Как мне показалось. Но он только потоптался в коридоре и припёрся назад. Потом силком развернул меня к себе и сказал, что выбор у меня остаётся в принципе не очень большой. Или я могу решать свою проблему сам и начинаю действовать в этом направлении, а именно отпрашиваюсь у мамы и еду из города, отвлекаться. Или я уже не могу сам ничего решать, и мне требуется медицинская помощь, как суицидально настроенному подростку.

– Отвалите от меня, а? – психанул я, выдёргивая руки из его захвата. – Надо было прыгать с крыши вместе, зря я вас пожалел!

– Время покажет, зря или нет. – Металл из его голоса исчез, и он снова добродушно улыбался.

Но я уже понял, что доброта его липовая. И если я прямо сейчас не соглашусь ехать с ним, меня запросто закатают в дурдом. И после этого Юля ни за что не изменит своего решения. Зачем ей псих? Кстати, возможно, и с крышей я поторопился, после этого тоже нельзя было бы ничего поменять. А так, может, у меня есть шанс? Надо только постараться забыть это «я тебя не люблю». Так же бывает: сегодня не любит, а завтра уже любит. Может, я как-то не так себя вёл с ней?

– Хорошо, я согласен. Лагерь так лагерь.

Он наклонил голову и подозрительно на меня посмотрел.

– Да не вру я. Когда едем?

– Вообще-то завтра утром.

– Ну отлично. Только идите уже домой, а? Если честно, меня от вас тошнит.

– Меня от тебя тоже. – Он засмеялся. – Я всё-таки останусь. Почитаю посижу. Когда мама с работы возвращается?

– Скоро, – сказал я.

Конечно, мама меня отпустила. Она была не в курсе, что мы с Юлей поссорились, но ей не нравилось, что я постоянно болтаюсь дома и во дворе один. Так можно запросто попасть в плохую компанию. Олег ей, видимо, сразу показался компанией хорошей. А на то, что я выгляжу чуть живее смерти, она внимания не обратила: после работы не до таких мелочей. В итоге Олег убрался к себе с бумажкой-разрешением на мой выезд не пойми куда, не пойми с кем, мама принялась готовить ужин, а я лёг спать.

Было ещё рано, но день меня просто вымотал. Такое ощущение, что от меня всё это время подпитывалось стадо вампиров. Брр… Когда я закрыл глаза, появилась Юля, снова со своим «я не люблю». Я очень напрягся и выбросил «не». Как будто она говорит: «Понимаешь, Матвей, я тебя люблю». Конечно, это был обман, но…

Ира

С утра девятого июня я побросала в свой видавший виды рюкзак несколько пакетов какой-то крупы, гороха, пару банок невесть как завалявшейся дома сгущёнки, захватила сменную одежду и отправилась в «экологическую экспедицию».

Конечно, экспедиция – это было слишком сильно сказано. Экспедиция – это когда уезжаешь далеко и надолго, в тайгу или тундру. Мне бы сейчас такой вариант очень подошёл. А ехали мы всего лишь за город, на какое-то банальное озерцо. Очищать его берег от последствий некультурного отдыха горожан. И ехало нас мало – человек шесть, как я поняла. То ли потому, что работы будет мало, то ли других кружковцев мамы с чокнутым экологом не отпустили. Меня отпустили легко. Даже были рады. Маменька не глядя подписала мной же написанное разрешение и тут же обо мне забыла.

Сбор был назначен на одиннадцать утра, но я пришла к десяти. Уж лучше тут поторчать, чем дома. Было тихо, так тихо, что я подумала, что в школе идёт экзамен. На пришкольном участке какие-то шпендики молча и сосредоточенно поливали клумбы. Я бросила рюкзак на асфальт возле черёмухового куста и села. Приятно вытянуть ноги, когда обувь натирает.

Первые полчаса ничего не происходило, за исключением того, что шпендики закончили поливать, смотали шланг и вместе с ним пропали. Потом появился Кирюша Михайлов. Кирюша был пухлый ботан из нашего класса. Типичный такой ботан – из тех, кого по десятый класс включительно мама записывает во всякие там кружки, а после школы ждёт дома с подогретым обедом. Вообще, таким за город на подножный корм ехать вовсе не полагается, но, очевидно, мама узрела великое экологическое Кирюшино будущее и таки оторвала его от сердца. Впрочем, пока не оторвала, так как пришли они вместе.

– Кирюша, привет! – громко поздоровалась я с ним.

Кирюша услышал, невразумительно помахал мне рукой и всем видом показал, что он с мамой и ему не до меня. А потом встал так, чтобы меня не видеть. Ну и фиг с ним.

Вторым появился сам эколог. Сияющий, как июньское солнце. Успел одновременно улыбнуться нам всем и тут же попал в лапы Кирюшиной мамы. Вероятно, та стала выяснять подробности того, как сыночек проведёт время. С Олегом Сергеевичем пришёл незнакомый парень, вообще не из нашей школы. Но тоже с рюкзаком. Наверное, собирался ехать с нами. Парень как парень, невысокий, худой, светловолосый, в мятых камуфляжных штанах и защитного цвета футболке с длинными рукавами. Рюкзак он, как и я, бросил на асфальт, сел на него и практически уткнулся лицом в коленки. Как будто его коленки были самым интересным местом на школьном дворе.

Я снова переключилась на Кирюшу, прикидывая, не смущает ли того настойчивость его мамочки. По Кирюше было непонятно. Наконец Кирюшина мама оторвалась от Олега Сергеевича и, потрепав сыночка по щеке, удалилась. Фу!..

Потом пришли Ксюха Громова и Оля Майер. Наверное, просто встретились по дороге, потому что подружками они не были. Если так сильно различаешься, то дружить никак не получится. Это как мне с Кирюшей быть женихом и невестой.

Ксюха была активисткой, и не просто, а старостой класса. Это само по себе ненормально – быть старостой класса пять лет подряд, так она о себе ещё невесть что возомнила. Будто она самый главный помощник классной, что мы должны быть коллективом, все дружить, стоять друг за друга горой, а кто не согласен, тот дурак. Но на самом деле сама училась так себе. Просто надо же было как-то выпендриться. Она очень расстроилась, когда узнала, что я тоже еду в эту их «экспедицию». По её мнению, эту честь надо было заслужить, а не просто в последний момент попасться на глаза Олегу Сергеевичу.

Оля была мне более симпатична, может быть, потому, что она училась в параллельном классе и всего год. Так вот, если Ксюха своими пропорциями напоминала танк, то Оля – одуванчик. Или нет, одуванчик напоминал Олю. Под черёмухой, у которой я устроилась, таких Оль росло штук десять. У неё были светлые короткие волосы, которые немножко торчали в разные стороны, мне казалось, что если она ими как следует тряхнёт, то они разлетятся. Как пух у одуванчика. Но Оля как раз двигала головой очень редко. Может, из-за желания сохранить волосы, а скорее потому, что была тормозом. Нет, в хорошем смысле тормозом. Такие никаких глупостей делать не будут, маму расстраивать не будут. Может быть, она даже стихи писала где-нибудь в темноте под подушкой.

Я хмыкнула. Пора мне было отдать дурацкое разрешение от своих родителей. Девочки сдержанно поздоровались со мной. Олег Сергеевич прочитал писульку, будто это было что-то очень важное, и сказал:

– Отлично!

Он сунул бумажку в карман и ушёл в школу. Парень, который пришёл с ним, оторвал лицо от коленей и посмотрел ему вслед таким закумаренным взглядом, что я подумала, что он с бодуна. Или того хуже. И поэтому, кстати, такой лохматый, помятый и бледный.

Последними пришли Алмаз Наурызбаев и Егор Ерёмин.

Алмаз выглядел как очень подросший птенец. То есть до роста стандартного десятиклассника он ещё не добрался, но голубя уже значительно перерос. Ещё он напоминал монголо-татарского завоевателя, потому что родители у него были казахами. Но поработить мир он мог только одним доступным ему способом: прожрав всем мозг старыми анекдотами. Особенно старые он пересказывал по два-три раза, для пущего эффекта, ну и ещё потому, что забывал, кому что рассказывал. Кроме прочего Алмаз слегка заикался, поэтому по параллели десятых классов его манеру рассказывать анекдоты пародировали, на что он, впрочем, не обижался. Он вообще был не обидчивый, компанейский и к тому же отлично пел. Мама Алмаза работала учителем музыки.

Егор был из разряда мальчиков-мачо, которые на самом деле чмо. Я его как-то побила в пятом классе так, что вызывали родителей, и с тех пор мы не особенно общались. До десятого класса он хоть внешне был более-менее нормален. Но в этом году вытянулся, зачем-то подстригся почти под ноль и теперь напоминал лопоухий вопросительный знак. Наверное, он полагал, что так должен выглядеть герой-любовник и теперь на нём повиснут все девчонки. Но на самом деле смотрелся как смазливый браток-неудачник, которого должны застрелить на восьмой минуте кинобоевика. Максимум на десятой. А ещё в этом году Егор повадился путаться у меня под ногами, как будто назло. Чтобы меня это бесило. Куда ни придёшь, а уже Егор нарисовался. Лучше бы я его в пятом классе совсем прибила.

– Привет, девчонки! – сказал Егор.

Ксюха и Оля поздоровались, Кирюша, как будто тоже девчонка, помахал ему рукой. Полуживой парень снова оторвался от коленей, но совсем ненадолго, только мельком глянуть на Егора.

– А ты чего припёрся? – спросила Ксюха. – Ты ведь на кружок не ходил.

– Почти, – поправил её Егор и, приняв позу, возвестил: – Я, девчонки, недавно посмотрел фильм о конце Земли. Надо спасать природу!

– К-короче, анекдот про с-спасение природы, – влез Алмаз. – «Раздаётся звонок. Берут трубку. Там г-голос: „Это Г-гринпис? У нас п-проблемы. На дереве в нашем дворе сидит почтальон и оскорбляет мою с-собаку“».

Кирюша хохотнул, Егор снисходительно улыбнулся и повернулся ко мне.

– Иришка, чего не здороваешься? – слащаво пропел он.

– Привет, Алмаз, – ответила я.

– П-привет, – сказал Алмаз удивлённо, потому что я редко с ним здоровалась.

– Ну не хочешь здороваться, как хочешь. – Егор поставил сумку и принялся разглядывать Олю с Ксюхой, будто они его жёны из гарема, а сейчас пора выбрать дежурную на ночь.

К счастью, из здания школы вышел Олег Сергеевич.

– Ну что, все? – спросил он.

– Все, Олег Сергеевич! – отчиталась ему Ксюха.

– Егор, давай своё разрешение от родителей, – сказал он. – И всё внимание на меня, нам нужно принять несколько важных правил.

Мы столпились вокруг эколога. Рядом со мной оказалась Оля. Незнакомец с отсутствующим видом с рюкзака так и не встал, и всё, что я могла наблюдать, – это его затылок, спину и родинку на шее. Но в принципе на кого тут ещё было смотреть? Не на Егора же.

– Итак! – провозгласил Олег Сергеевич. – Мы едем в экологическую экспедицию. Я за вас отвечаю, поэтому нужно принять несколько правил работы, которых мы будем придерживаться ежесекундно. Те, кто принимал правила в кружке, поте́рпите повтор, потому что состав участников поменялся. Новенькие тоже должны быть в курсе. Тот, кто не захочет принимать правила, может сразу идти домой. Понятно?

Оля кивнула. Хотя новенькой была явно не она.

– Я буду называть правило, а те, кто согласен с ним, будут поднимать руку.

– Какую руку? – задал дебильный вопрос Егор.

– Свою, правую или левую, – пояснил Олег Сергеевич.

При этом Оля и Ксюха хихикнули.

– Первое правило: никакого табака и алкоголя. Согласны?

– Да! – сказали Алмаз и Ксюха одновременно.

– Руку поднимайте! – зашипела на них я, потому что нельзя быть такими дураками, сказали поднять руку – подними молча. Неужели они и в студии так тупили?

– А коноплю? – спросил Егор.

– И это тоже нельзя, – спокойно сказал Олег Сергеевич.

– Второе правило: никаких серьёзных физических контактов. Запрещены драки, поцелуи и тому подобное. Можно обнимать друг друга, здороваться за руку.

– А с-секс? – ради хохмы вставил Алмаз.

– Алмаз, ты дурак, – сообщила очевидное Ксюха.

– И секс, – терпеливо уточнил Олег Сергеевич. – Итак, голосуем.

Все подняли руки. Даже этот, с рюкзака.

– И последнее правило: позитивное общение. Не стоит никого называть дураками, мы здесь все замечательные люди.

На этот раз никто не стал плоско шутить. Все подняли руки. Мне стало интересно, как теперь Ксюха будет всем сообщать, что только она умная? Или как мы обойдёмся без матов?

– Отлично! – радостно сказал Олег Сергеевич.

– Фигня, – вдруг мрачно пробормотал полуживой парень своим коленкам. – Надо было делать правило – все слушаются вас. И всё решено.

Я повернулась. Парень поднял голову и смотрел чуть мимо меня. Глаза у него были светло-коричневые, как некрепкий чай. А вообще лицо довольно приятное. Вырастет в отличную сволочь.

Олег Сергеевич заулыбался:

– У нас демократия: сами приняли правила, сами и выполните. Иди сюда, Матвей.

Камуфляжный таки отклеился от своих пожитков и выполз вперёд.

– Это Матвей, он не из вашей школы, но тоже едет с нами. В общем, я думаю, что вы познакомитесь и сработаетесь.

Тем временем в школьный двор вкатилась раздолбанная «газелька». Мы погрузили свои вещи в дальний конец, а сами сели ближе к дверям. Олег Сергеевич и Матвей сидели на передних сиденьях, рядом с водителем.

Ехать было недалеко, и, если бы в середине пути Кирюшу не затошнило, мы бы добрались минут за двадцать пять. Но пришлось останавливаться и наблюдать, как бледно-зелёный Кирюша ещё минут десять дышит воздухом, а потом ждать, пока он с распоряжения эколога поменяется местами с камуфляжным.

Тот теперь оказался рядом со мной, можно было при желании пообщаться. Но он сразу прислонился к окну и закрыл глаза. То есть умудрился уснуть прямо под шум разговоров и «удачные» анекдоты Алмаза. И я подумала, что этот самый Матвей – псих. Тихий такой псих. Потом бросила думать о нём и стала наслаждаться тем, что я не дома.

Матвей

Юля – самая хорошая девушка на свете. Это абсолютно точно. Она пришла к нам в гимназию в сентябре. И я сразу влюбился. До этого я тоже влюблялся. В шестом классе в соседку по парте. И даже собирался ей в этом признаться, но, пока собирался, почему-то разлюбил. Наверное, в том возрасте так и бывает. На этом мой опыт общения с девушками исчерпывался. Поэтому, когда увидел Юлю и понял, что спокойная жизнь кончилась, я решил что-то делать. Как-то с ней познакомиться, пока никто вперёд не успел. Потому что абсолютно ясно, что не одному мне она понравится. Завести дружбу для меня было делом сложным: я необщительный. Я не мог просто подойти к девушке и начать с ней болтать о фильмах и музыке, как это делали другие парни в классе.

А если уж девушка мне нравилась, пиши пропало. Я маялся, маялся и поделился своей проблемой с приятелем. Тот меня обсмеял. Сказал: «Купи шоколадку, мягкую игрушку и позови в кино – девяносто процентов девчонок на это ловятся». Я так и сделал. Купил шоколадку, мягкого зайца и билеты в кино. Но потом вдруг подумал: «А что, если у неё уже есть такой заяц, а на шоколад, к примеру, аллергия? И кино я вполне мог выбрать не по её вкусу. К тому же Юля явно не могла относиться к девяноста процентам девушек». Шоколадку я съел, зайца зашвырнул на шкаф, а билеты отдал приятелю.

В принципе на этом всё могло и закончиться, если бы Юля не заговорила со мной сама. Как раз тогда, когда я уже сильно нервничал и понимал, что или я делаю первый шаг, или пролетаю. А тут бах – и всё срослось само. На осенней дискотеке, куда я притащился, чтобы понаблюдать за Юлей, замаскировавшись в уголке, она ко мне подсела и сказала, что абсолютно не любит танцевать, её бесит современная музыка, а пришла она, потому что надоело быть новенькой и хочется быть с народом. Я практически дар речи потерял и выглядел, наверное, идиотски. Тем не менее мы поболтали, а потом сбежали с этой дискотеки и гуляли по парку.

Она меня не любила. То есть никогда не говорила, что любит, а я предпочитал думать, что ей просто неудобно это сказать. Встречались же мы пару раз в неделю: и в кино ходили, и на крытый каток… Конечно, мне всегда хотелось, чтобы у нас были более близкие отношения. Чтобы не только я говорил: «Юлька, я тебя люблю», а она тоже говорила мне подобное. Хотелось её целовать. Но, в конце концов, и так хорошо. Гораздо лучше, чем просто сидеть в одном классе.

И вот так протянув целый учебный год, я и получил «я тебя не люблю». И был убит этим очевидным фактом…