Buch lesen: "Лиллехейм. Кровь семьи"
Часть I. Вон из Лиллехейма
Глава 1. Незваные гости
1.
В баре было шумно, но Эмма всё равно услышала вздох, с которым за стойку плюхнулся парень. Его серые насмешливые глаза, будто два посланника грозового неба, поймали ее лицо в прицел. Губы расплылись в улыбке. Бор и Юлиус, сидевшие слева, насторожились.
– Чего-то хотел, милый? – спросила Эмма.
Она провела соломинкой по губам, изображая порочную невинность. Парня эта игра не тронула. Он брезгливо скосился на их бокалы.
– А есть что-нибудь повеселее, чем это пойло?
– А почему ты спрашиваешь об этом меня, красавчик?
– Потому что от тебя вкусно пахнет – свежей печенью и травкой на солнце.
Между бровями Эммы пролегла морщинка. Сама девушка пыталась понять, с кем имеет дело. Ей было немногим за тридцать, но она уже повидала вот таких блаженных, заложников хихикающих ангелов. Это либо ее клиент, либо ее проблема. А проблемы ей ни к чему.
Прежде чем Эмма успела сказать что-либо, в разговор включился бармен. Он навалился тушей на стойку. Железные пуговицы его жилетки защелкали, цепляясь за бортик.
– Пойло подают на ферме, сынок. В свинарниках, где рожала твоя мамаша. Или покупай что дают, или проваливай.
– Как скажешь, папаня, – ответил парень. – Но не слишком-то грей уши, пока их не надрали, договорились?
Бармен открыл было рот и осекся.
Снаружи завыли волки.
Их тоскливые голоса, воспевавшие красоту ночи и кровь, были слышны даже сквозь громкую музыку. Несмотря на легкий октябрьский морозец, типичный для горно-лесистой местности Норвегии, окна зала были приоткрыты. В ночь утекали литры перегретого воздуха, смешанного с сигаретным дымом. Заслышав вой, многие побледнели. Компашка в дальнем углу теснее сдвинула стулья.
– Когда-нибудь они вернутся в свой адский загон – но не этой ночью. Чертовы волки. – Бармен утратил интерес к разговору. – Берегите яйца, друзья.
Бор оскалился. Клацнул желтоватыми зубами.
– Да мы сами кому хошь причиндалы пооткусываем. – Он обнял Юлиуса. – Так ведь, бро?
Тот закивал и задрал футболку, показывая рукоятку револьвера, вжимавшуюся в мясистый живот. После этого Юлиус рыгнул, изображая рычание. Бор расхохотался.
Бармен устало выдохнул:
– Неместные, стало быть? Если вы не заметили, моя забегаловка находится в глуши. Тому две причины. Первая: чтобы джентльмены вроде вас не мешали добропорядочным жителям Альты. И вторая: чтобы нас не сожрали с наступлением темноты. Эти волки не боятся оружия.
– Кого это – нас? – Эмма отметила, что парень с необычными глазами с интересом слушает бармена.
– Ну, тех, кто считает, будто закон ограничивает свободу.
– И мы, по-твоему, из таких? Из тех, кто ищет свободу?
– Вы из тех, кто зарабатывает как умеет. Прошу прощения, фру, если напугал.
Эмма пожала плечиками:
– Яйца есть и у меня, а не только у твоих загадочных волков.
Бармен окинул ее безразличным взглядом и потащился к другому концу стойки, где уже недовольно стучали пустой тарой. Эмма опять посмотрела на парня.
– Так и о чём ты говорил, красавчик?
– Я говорил о том, что хочу скупить весь твой товар, крошка.
Бор и Юлиус с подозрением уставились на парня, развалившегося на барном стуле так, словно это трон. Волосатая пятерня Юлиуса полезла под футболку.
– А ты заложил мамину стиралку на колесах, красавчик? – поинтересовалась Эмма. – Сколько тебе лет?
Вопрос, казалось, удивил парня. Его взгляд обратился куда-то вглубь. Наконец серые глаза – куда более холодные, чем у норвежцев – прояснились.
– Двадцать шесть. Думаю, сейчас мой календарный возраст и внешность полностью совпали.
Юлиус вытаращил глаза и расхохотался. Его рука оставила револьвер в покое, почесала живот и вернулась к бокалу. Бор с ухмылкой покачал головой. Только Эмма не нашла в этом ничего забавного. Она внимательно изучала незнакомца. От него странно пахло.
Камнями.
Холодными, свежими камнями, только что вылущенными горным ручьем.
– Вы крутились сегодня у школ. Хегессбаккен, Лиллендвейн, Клокгер – обширный такой маршрут. Общеобразовательные, частные – без разбору. – Улыбка парня стала пугающей. – Явно же искали кого-то безбашенного, чтобы он представлял ваш товар на витрине, не привлекая лишнего внимания. Так это я, господа.
Эмма кивнула. Она молчаливо направилась к выходу из бара. Подручные и парень тоже вышли.
Под ботинками скрипели камешки парковки, схваченные морозцем. Небо вызвездило. Тысячи сверкающих звезд порождали на подступах к бару неясные тени. Свет неоновой вывески «Крутосваренные» тускло отражался в ледке лужицы. Эмма повела всех к столикам для пикников. Там начинался лес – непролазный и зловещий, как кошмар.
– Как тебя зовут, красавчик?
– Вигго. – Изо рта парня вырвалось облачко пара.
– Так ты покупатель или будущий работник, Вигго?
– Ты мне скажи, лапуля.
– Я думаю, это скажут мои ребятки.
Юлиус пихнул парня в спину. Толчок получился довольно сильным, но Вигго ловко переставил ноги и не грохнулся на живот, как было задумано. Он обернулся, демонстрируя широченную улыбку, от которой мороз шел по коже.
Бор и Юлиус тоже заулыбались, доставая оружие.
Вигго поднял руки. Лес встревоженно зашумел, когда верхушки деревьев затопил ночной ветер. Со стороны гор, носивших название Пики Митбо, раздался волчий вой. Он тек вместе с ветром, образуя с ним одну нескончаемую реку, змеясь средь камней и дрожащей хвои.
– Волчий ветер, – неожиданно вырвалось у Эммы. Она поежилась. – Постой пока там, Вигго. Мальчики?
– Мы думаем, ты – коп, – лениво изрек Бор, поигрывая револьвером. – Какие планы на дальнейшую жизнь, а, коп? Не хочешь раздеться? Вдруг ты весь в микрофонах, как в лишаях.
– Какой же я коп? – скривился Вигго. – Мне с копами никак нельзя. Я лишь хочу немного подзаработать.
– Скинь свои шмотки, Вигго, и покажи, что ты чист, – приказала Эмма.
Вигго кивнул.
В нём произошли неуловимые изменения. Теперь он смотрел так, словно нечто внутри готовилось к прыжку. Впрочем, это не мешало ему без лишней спешки сбросить джинсовую куртку с утепленным воротником. Следом он скинул футболку. Эмме нравилось то, что она видит. Вигго – если только это его настоящее имя – был хорош. Такой вполне мог заниматься плаванием или расхаживать по подиуму.
Эмма махнула рукой:
– Ладно, можешь не продолжать. Вернемся в бар и поговорим о деле. Ты же не против испытательного срока, красавчик?
– Конечно же, не против. Но я не закончил.
Парень стянул ботинки и откинул их. Его босые ступни коснулись подмороженных камешков парковки, одним только своим видом вызывая озноб. Руки Вигго легли на пряжку ремня.
– Че творишь, чудик? – опешил Бор. – Тебе же сказали: довольно, поговорим о деле.
– Так мы и говорим. – Вигго выдернул ноги из штанин джинсов. – Вот какой прок от школ? Неужели все взрослые закончились? Или это какая-то месть за собственное хреновое детство?
Теперь он стоял абсолютно голый.
Несмотря на это обстоятельство, Вигго не выглядел беззащитным. Он определенно находился в родной стихии, стоя вот так – на холодных камешках, под сияющими звездами, полностью лишенный одежды, с той долей свободы в глазах, которой обладает лишь человек с душой наивного зверя.
До Эммы кое-что дошло. Парень просто-напросто пудрил им мозги.
– Знаешь, Вигго, мы могли бы с тобой славно развлечься. Но ты явно хочешь чего-то другого. Мальчики, наше собеседование закончено.
– Занести его в картотеку? – важно осведомился Бор.
– И поглубже.
Мрак позади Вигго всколыхнулся, словно накатила волна огромного черного моря. Показалась девушка. Она выплыла из ночного небытия, как фарфоровое привидение. И она тоже была обнажена. Ночь, чужаки, морозец, камешки парковки под ногами – всё это не беспокоило ее. Волосы девушки напоминали серебрившуюся гриву.
Эмму пробрал страх.
Девушка была слепой.
Вернее, она казалась таковой. Ее темные глаза словно обитали в пустоте, созерцая лишь течение времени. В остальном ничто не указывало, что девушка слепа по-настоящему. Она прижалась к Вигго. Незнакомка напоминала кроткого ягненка, боящегося поднять взгляд.
– Какого хрена? – опешил Бор.
Он уставился на белые формы девушки. Внезапно осознал, что они невероятно твердые, как камень. Такие не размять рукой, только если не хочешь сломать пальцы. Рядом тихо заскулил Юлиус, придя, очевидно, к схожему выводу.
Лес озарился огоньками. Они парами плыли среди деревьев, делая ночной мрак еще сочнее и гуще.
На стоянку выходили волки.
Вероятно, те самые, которые не гнушались, по словам бармена, выдирать самое дорогое у зазевавшихся любителей свободы.
Эмма в жизни не видела таких огромных тварей.
Волки замерли позади голой парочки. Не расселись, как если бы ожидали чего-то, а просто замерли, словно экспонаты зловещей лесной диорамы. Их насчитывалось не больше десяти, но дальше, судя по огонькам, в чаще пряталось еще больше. Хищники сверкали глазами, демонстрируя разум и голод – голод, бешеный голод!
Бор сделал шаг назад, и один из волков зарычал. Огромная тварь показала ему зубы!
– Ни с места! – прошептала Эмма. – Не вздумайте палить, идиоты!
– Так что там с «товаром» в школах? – спросил парень равнодушным голосом, поглаживая подружку по волосам.
– Какого хрена, мужик! – проблеял Бор. – Какого хрена! Это же просто травка! Сено для балдежа!
Обнаженная девушка улыбнулась какой-то бесконечной и бездонной улыбкой. Ее губы рвались и растягивались, словно старая портьера. Заблестели толстые громадные клыки, покрытые слюной.
И вдруг стая рванула вперед.
Бор выстрелил. Но его рука и разум не нашли друг друга. Пуля ушла в темнеющие кроны. Бор завизжал, когда его сшибли. Он попытался закрыть шею, но оскаленные морды тянулись совсем к другому лакомству. Бор брыкался, пока его лоб и щеки обдирали, будто шар, обклеенный пожелтевшими газетами.
Юлиусу повезло чуть больше.
Перед смертью он обрел надежду на спасение. Падая, он увидел пару мужиков. Они курили у выхода из бара и с интересом вглядывались в темноту. Их не волновал выстрел. Они даже помахали Юлиусу, когда тот вскинул окровавленную руку. Уже умирая, Юлиус сообразил, что эти придурки смотрели вовсе не с интересом.
С завистью.
Так смотрят те, кому выпало развозить пьяную компашку после вечеринки.
Не тронули только Эмму. Да и то лишь потому, что ей предназначалось послание, не имевшее никакого смысла. Вдобавок она упала. Хотела побежать и запнулась. Села на задницу и теперь растерянно смотрела, как в ее сторону идет Вигго.
Он присел, внутренне являя собой какую-то дикую и взлохмаченную смесь волка и человека.
– Никакой травки в моем городе. Это правило. Никаких насильников, грабителей и тем более убийц. Исключение, пожалуй, есть только для шлюх. Но шлюхой бывает каждый. Тут не нам судить, знаешь ли.
– Нет, пожалуйста! Пожалуйста!
Из-за парня выглянуло настоящее чудовище – огромная волчица, казавшаяся ожившим каменным изваянием. В ее крупных глазах читалось безразличие к судьбе Эммы. А еще там сверкала сумасшедшая любовь. Эмма поняла это, как поняла бы любую другую женщину, на чьего мужчину она неосторожно положила глаз.
Пасть распахнулась. В глазах чудовища разгорались багровые сумерки.
Эмма завизжала – но уже во влажной тьме, обхватившей ее голову.
2.
Сквозь заросли прыжками несся хромой волк.
Иногда он поднимал морду и смотрел на звезды, обитавшие в ветвях. Но сами звезды мало интересовали волка. Запахи, как и воздух, могли опускаться и подниматься. Всё зависело от температуры и скорости объекта. Стая бежала довольно быстро, разнося широкий информационный спектр ароматов. Двигаться следом – всё равно что перемещаться по раскиданным буклетам.
Сейчас «буклеты» чуть воспарили в холодном воздухе, говоря о скорости и высунутых языках, пропахших кровью.
Хромым волком был Аслак Лауритсен.
Когда в Лиллехейме началась заварушка с волками и детьми, он лежал в городской больнице. Аслак работал с деревом. Собственно, это и стало причиной, по которой он пропустил все ужасы. Угловая шлифмашина разрубила ему сухожилия на левой стопе, и Аслаку, превратившемуся в волка прямо в больничной палате, ничего не оставалось, кроме как подъедать крошки за остальными.
Хромой волк упрямо скакал за стаей. Кто-то тащил в пасти одежду Ульфгрима.
Самого Аслака не задевало такое положение вещей. Сейчас он плелся в конце, но в начале был первым – в полной мере перекусил теми барыгами. Жрал так, что челюсти заболели. Побрезговал человечиной только Ульфгрим. Но черный волк был вожаком, а значит, мог позволить себе воротить нос, играя в съедобное и несъедобное.
Аслак на ходу слизывал кровь с морды и сладко жмурился. Он так увлекся поиском кровавых сгустков, что не заметил, как выскочил на полянку. Таких полянок – пруд пруди к северу от Альты. Чистые, выстланные холодной травой, они приглашали покататься в прохладе, унося в шерсти медовые ароматы леса и ночи. Правда, сейчас полянка едва ли годилась для этого нехитрого удовольствия.
Под навесом из ветвей замерла тень.
Мужчина.
Он привалился к стволу сосны и улыбался.
– Привет, киса. Так обожрался, что бежал куда глаза глядят?
Аслак зарычал, лениво размышляя, не притвориться ли ему обычным волком. Подумал, что едва ли сойдет за такового. Волки их стаи крупные. Куда крупнее обычных. В следующую секунду Аслак ощутил нешуточный страх. Незнакомец не только не испугался, но и не пах.
Точнее, не пах как человек.
В Лиллехейме всё было иначе. Тогда волки мало что понимали и больше походили на пешек королевской армии, коим промыла мозги сама королева. С появлением Ульфгрима всё изменилось. Волкам позволялось помнить, что не только луна определяет их жизнь, но и солнце. Теперь они не забывали, что были и оставались людьми по другую сторону превращения.
Незнакомец вышел на середину поляны.
Это был блондин с тяжелой улыбкой борца и прической заспанного пастуха. В остальном же он напоминал торговца подержанными авто. Пиджачок с заплатками на локтях, вылинявшие джинсы, сбитые ботинки, через плечо – холщовая крепкая сумка. На руке – золотой перстень, как у императорского отпрыска.
– У вас есть что-то вроде свода законов, киса, – сказал блондин. – Вам не запрещено охотиться на людей в полнолуние, а отморозков можно грызть в любой день недели. Лишь бы всё происходило вне города. Стало быть, сейчас я – потенциальная жертва, да?
Аслак опешил, не зная, как поступить. Полная луна ожидалась только к следующему четвергу. А значит, незнакомец сообщал о том, что он – мерзавец, которому самое место в волчьих желудках. Но зачем?
Когда он сделал пару шагов к кустам, блондин рассмеялся.
– Ладно-ладно, понимаю. Ты сыт. Но сыт ли ты настолько, чтобы позабыть сладкий вкус крови?
Блондин вытянул руку и продемонстрировал раскрытую ладонь.
В ложбинке из линий и мозолей дрожала капля крови.
Против воли Аслак принюхался. Жалкая капелька пахла так, словно где-то от яств ломились пиршественные столы, за которыми восседали боги. Пасть Аслака наполнилась слюной. Всё человеческое убралось подальше. Глотка породила ворчание. Теперь на полянке кружил кровожадный хромой волк, примериваясь к глупому человеку.
– Во дела, да ты совсем ручной! – рассмеялся блондин.
Волчья пасть клацнула у самого лица мужчины, но он успел обхватить хищника за шею и швырнуть через бедро. Аслак растерянно грохнулся в траву. Блондин, не убирая рук, навалился сверху. Аслак взвизгнул. Почва под ним вдавилась и лопнула, словно на нее рухнуло огроменное пушечное ядро.
Аслак мотал головой и брызгал слюной, но всё равно не мог дотянуться до противника. Тот буквально прикипел к его шее.
– Тише, киса, уймись.
Продолжая напирать на волка, блондин полез в сумку свободной рукой. Вынул пластиковую бутылку. Потянуло уксусной кислотой.
Аслак взвился, когда его пережатые позвонки захрустели. Волчья пасть беспомощно распахнулась в приступе удушья. Язык в спазме вывалился наружу.
Свернутая пробка отлетела в сторону.
А потом в волчью пасть хлынул уксус.
Аслак завизжал и забрыкался. Уксусная кислота выжигала глотку и отравленной смесью катилась в желудок и легкие. Пасть наполнилась густой розовой пеной. Лопнули первые волдыри от химических ожогов, и на языке осели крошечные клочки кожи, как размокшее конфетти.
Блондин выдавил в пасть хрипевшему Аслаку остатки бутылки и сказал:
– Волки умеют прощать, а мы хотим, чтобы ваш главный дружок злился вечно.
Хромой волк дернулся в последний раз.
3.
Вигго снился сон – давний и неприятный.
Он стоял посреди сумеречной улицы и в растерянности озирался. Кругом возвышались гротескные коттеджи Лиллехейма, похожие на почерневшие и развалившиеся печи. В просветах между домами виднелось море. По бухте Мельген гуляли волны, готовые смять позабытые людские скорлупки на берегу. С пасмурного неба, подсвеченного морем, доносился звон. За облаками перекатывались клубы тяжелых цепей. Вигго не видел их, но знал, что это именно цепи.
За его спиной находился дом – зловещая громада, в которой умер его отец.
Вигго боялся. Боялся столкнуться с призраками, что утянули его в это бесцветное прошлое. Но оно всё равно напоминало о себе. По улицам бежали выгоревшие полупрозрачные силуэты детей. Они мчались прямиком в объятия клыкастой смерти. Никто не нападал на них, но они всё равно падали – растерзанные и разорванные, поблескивая оголившимися костями.
Лиллехейм чавкал и хлюпал стоками, впитывая в себя кровь.
Из груди Вигго вырвался крик. Самый обычный вопль тринадцатилетнего подростка. Заливаясь слезами, Вигго бросился к коттеджу за спиной. Вне себя от ужаса, он взлетел по парадным ступеням, а потом и по внутренней лестнице. Вигго пытался отыскать свою комнату – единственное место, где можно спрятаться и забыться.
На втором этаже яростно стучала пишущая машинка.
Проходя мимо распахнутой двери отцовского кабинета, Вигго остановился. За столом сидел черно-серый волчара. Он с абсолютно невозмутимым видом восседал на мертвых полицейских. Одной из них была Берит Карсен – упрямая девушка в звании сержанта. На листе бумаги, заправленном в каретку, полыхали пятна крови. С каждым стуком клавиш там расцветали всё новые кровавые всплески.
Волчара обернулся. На оскаленной морде – аккуратные рабочие очки. За линзами – пустые дыры. Пасть с щелчком раззявилась.
– Вы – последние дети Лиллехейма, дорогуша. – Голос принадлежал мертвой девушке-полицейскому, но сказал это волчара.
Вигго бросился по коридору к себе. Прыгнул на кровать и в оцепенении уставился на распахнутое окно. В самом первом кошмарном сновидении, которое Вигго увидел еще в Лиллехейме, на подоконнике сидела женщина-волчица. Она играючи взяла высоту второго этажа, чтобы добраться до юной жертвы.
Сейчас всё было иначе.
Странное существо, соединявшее в себе черты волка и женщины, уже находилось в комнате. Вигго закричал, когда оно полезло к нему на кровать. Его шею обвили прохладные руки, а голову сжали острые зубы. Кожа сморщилась. А потом клыки содрали ее, оголив кровоточащий череп.
Вигго вздрогнул и слабо вскрикнул. Сообразил, что проснулся.
На него взобралась Сиф.
Она улыбалась и покусывала ему лицо, вкладывая в эти касания куда больше смысла, чем можно вложить в поцелуи.
– Привет. – Вигго с улыбкой обнял жену. Опустил руки на ее бедра.
Но Сиф уже и сама двигалась, пробуждая его и себя. Ее глаза, удивительно глубокие, как у сосредоточенного зверя, лучились безусловным и абсолютным теплом. Пышные серо-серебристые волосы закрывали груди. Вигго немного поработал руками, чтобы глаза увидели больше.
Сиф опять наклонилась к Вигго. Он принял ее поцелуй с той же жадностью, что и тринадцать лет назад.
Как только их тела закончили сообщать о любви, пронизывавшей их души, Сиф соскочила с кровати и направилась в душ. Раздался шум воды. Вигго заулыбался. Стоило больших трудов приучить Сиф к комфорту, коим окружали себя люди. Раньше она обычно уходила к горным ручьям, где приводила себя в порядок.
Вигго задумался. Что там сулят октябрьские сновидения в ночь на четверг? Как следует поразмыслить он не успел. Затрезвонил обычный домашний телефон у изголовья кровати. Они предназначались в основном для Сиф, которая имела довольно сложные отношения с техникой.
Вигго снял трубку, уже зная, кто звонит:
– Привет, мам.
– Доброе утро, Дмитрий Леонидович.
Улыбка на лице Вигго померкла. Некоторые привычки довольно живучи, а привычка Дианы называть сына по имени-отчеству могла пережить их всех.
– Господи, а как насчет моего нынешнего имени? Я ведь могу и приказать.
– Я не буду звать собственного сына каким-то там Вигго. А если прикажешь, как ты изволил выразиться, то я воспротивлюсь. И буду противиться до тех пор, пока не лопну. – Диана помолчала. – И пусть она тоже не смеет мне приказывать.
– Да брось, мам. – Вигго рассмеялся, находя этот разговор забавным. – Сиф оставила тебя в покое, как только всё подошло к логическому концу. Так что ты хотела?
– Твои крысы сводят меня с ума.
– Это крысы отца.
– А вот теперь уже ты сводишь меня с ума. Эти крысы – в честь твоего отца.
– Ну хорошо, я поговорю с ними. Что-то еще?
– Когда я увижу внуков?
– Сегодня. Мы же договаривались. Сразу после школы.
– Ладно, тогда до встречи, Дмитрий Леонидович. И я не передавала ей привет!
Вигго повесил трубку. Прислушался к шуму воды в душе. При желании он мог бы услышать возню червей под домом (они, кстати, довольно громко обсасывали мышиный трупик), но предпочитал получать информацию по старинке – в пределах возможностей человека. Сиф, насколько он знал, не ограничивала себя, а значит, слышала весь разговор, даже несмотря на шум воды.
– Дорогая, тебе привет от Дианы!
Он рассмеялся. Эта шутка была только для него.
Снизу донесся обиженный вопль.
Йели.
Только он мог орать так, словно поблизости лязгали заводские механизмы, которые нужно непременно перекричать. Ему ответил чистый голос Янники. Она обозвала его немытым тупицей. Им ответила Алва. Они растерянно смолкли, а потом опять подняли шум.
Вигго улыбнулся. Пора спускаться к детям.
4.
Всё опять из-за еды. Вигго понял это, как только спустился. По кухне-столовой с хохотом бегал Йели, цепляясь за углы дубового обеденного стола. За ним, вне себя от ярости, носилась Янника. С ее лба стекали остатки пшеничного хлеба и молока – и то и другое явно было смешано, заготовлено и пущено как снаряд.
Спокойно насыщалась только Алва. Она сидела на высоком стульчике и сосредоточенно жевала хлопья с молоком. Перед ней лежала раскрытая книга «Прекогниция: природа памяти и ее ошибки». Слева стояло блюдце с подмороженной говядиной. Розовые заиндевевшие ломтики отправлялись туда же – в рот, к молоку и хлопьям.
– И что стряслось на этот раз? – Вигго прислонился к перилам лестницы, готовясь услышать очередную душераздирающую историю.
– Да ничего, пап! Ничего! – В голосе Янники звучала обида. Она попыталась схватить Йели. Тот выскользнул из хватки как угорь. – Просто у нас завелась макака, швыряющаяся хлебом с молоком!
– Страшно подумать, а ведь раньше они швырялись какашками.
– Я просто показал твой рацион, сестренка! – Йели продолжил бегать, но Вигго подался вперед и мягко перехватил его. – Она съела мою порцию мяса, пап!
– Я не ела его, тупица! – рявкнула Янника. – Сколько можно повторять!
Тут до них кое-что дошло. Оба посмотрели на Алву. Та оторвалась от книги и с улыбкой накрыла ладонью блюдце с говядиной.
– Ну-ка, пусти меня, отец, – потребовал Йели суровым тоном. – Кажется, один книжный червяк решил грызть не только учебники.
Вигго послушно выпустил сына.
Теперь вокруг стола мчалась Алва, не забыв прихватить мясо раздора. Торопливо жуя его, она улепетывала от брата и сестры. Йели и Янника могли окружить ее, но тогда бы всё закончилось, а им хотелось повеселиться. Даже Алве.
Эта троица, выражаясь языком животного мира, была из одного помета.
И тройняшками, если выражаться языком людей.
Алва походила на Сиф. С ее личика не сходила печать вечных размышлений. Одевалась она скромно, но не без вкуса, словно напоминая себе, как должен выглядеть среднестатистический подросток. Черные сапожки, капроновые колготки, прямая белая юбка в серую клетку, джемпер в темно-красную полоску. Вигго всегда казалось, что Алве для образа не хватает очков с нулевыми диоптриями, но он никогда не говорил об этом дочери.
Йели же старался преуспеть буквально во всём, что требовало физических усилий. И для этого он был прекрасно сложен. Но это касалось почти каждого, кто превращался в волка. Сегодня Йели надел спортивные хлопчатобумажные штаны, белые кроссовки и футболку с лаймовыми брызгами. Лицом он походил на Вигго, но сам Вигго не припоминал, чтобы он в этом же возрасте обладал столь живой мимикой.
Янника занимала золотую середину между разумом и силой, но и она была далеко не проста. Ее мир базировался на чувствах и событиях, благодаря которым эти самые чувства рождались. В некотором смысле Янника всем сердцем верила в любовь, находя ее как пример в Вигго и Сиф. Она единственная украшала волосы, поэтому у нее на затылке красовалась багровая индийская заколка, прихватывавшая локоны с висков.
В плане одежды Янника опережала сестру, предпочитая бескомпромиссные заявления. В основном это были кожаные юбки и укороченные джемперы, открывающие живот. Правда, для школы она сдерживалась, поэтому к завтраку спустилась в приличной юбке, хоть и с декоративными заклепками, кедах и в пиджачке, под который надела футболку с недовольной физиономией древнего Айс Кьюба.
Различались тройняшки и цветом волос. Алве достался густой серебристый оттенок материнских локонов, Йели – темно-русый отцовский, а Яннике – серебристо-русый отлив. Только глаза у всех были серыми – того цвета неба, когда вот-вот прольется затяжной летний дождь.
А вместе они образовывали ураган Миккельсенов.
«Как хорошо, что у нас только эта троица», – вдруг подумал Вигго.
Тут спустилась Сиф, и беготня прекратилась.
Сиф робко приблизилась к Вигго и наклонила голову, просыпав волосы по плечам серо-серебристым каскадом. Она так поступала и спустя тринадцать лет, словно боясь, что ее присутствие не одобрят. Сейчас она растерянно оглядывала свою обувь – легкие спортивные тапочки для дома, казавшиеся ей неудобными и громоздкими. Сиф неуверенно коснулась своих потертых джинсов и бело-фиолетового свитера.
Вигго рассмеялся и обнял жену.
Она уткнулась ему в грудь, а потом подняла лицо. Ее серо-зеленые глаза, абсолютно чистые, как прозрачная вода ледника, смотрели с обожанием и детским удивлением. Взгляд как будто говорил: «Я буду одеваться как угодно, только люби меня». Вигго поцеловал ее.
– Да брось, мам, ты отлично выглядишь, – авторитетно заявил Йели, незаметно подвигаясь к Алве. – Ну да, шмотки рвутся, зато в них можно спокойно гулять.
Янника фыркнула:
– Гулять? Несчастный тупица! Мама надевает их ради папы. И смотрит она только на него.
– Да, мам. Что за дела? Разве мать не должна хоть иногда поглядывать на своих детей?
Сиф счастливо улыбалась.
Ее взгляд скользил по подросткам, но не поднимался к их лицам. Она могла смотреть только на Вигго – на человека, которого когда-то выбрала. Как он сам считал, это имело прямое отношение к природе Сиф. Она попросту не была способна обратить взгляд на другое существо, потому что видела всех разом. Вигго и сам не до конца понимал этого. Да и не стремился.
Главное – она любила его.
Разговор усыпил бдительность Алвы, и потому она упустила момент, когда Йели и Янника выхватили у нее из рук мясо. Обнаружив пропажу, Алва горестно взвыла. И теперь паровозик, огибавший столик, помчался уже в другую сторону.
В игру включилась Сиф, и всё окончательно смешалось. Теперь уже было неясно, то ли Алва догоняет брата с сестрой, то ли они бегут за ней и Сиф.
Вигго зашелся в смехе. Ему хотелось побегать с ними, но они обязательно что-нибудь опрокинут, если он присоединится. Вдобавок его беспокоил сон о Лиллехейме, пробудивший давние воспоминания. Часть из них была болезненной, несправедливой. Но так сказал бы человек, а не волк. Сам же Вигго примирился с собой. Однако это не мешало помнить, кем он был и кем мог стать.
Зазвонил кухонный телефон, и Вигго снял трубку.
– Резиденция Миккельсенов. Чем могу быть полезен?
– Вигго, это ты? Инспектор Квислинг.
– Да брось, Ролло, мы не в суде. Что стряслось?
– Ты ведь всё еще пишешь эти свои мерзости? Как думаешь, тебя заинтересует еще одна?
Ролло Квислинг был полицейским и работал в национальной службе уголовного розыска. Занимался в основном убийствами. Ну или тем, что могло сойти за таковые. Как правило, это касалось окрестностей Альты. Но лишь потому, что сам Ролло Квислинг ненавидел торчать в здании полиции округа.
– Что-то стоящее? – оживился Вигго. – Ты знаешь, Ролло, я не могу лепить в книгах истории всяких бродяг.
– Волки. Это касается волков.
Вигго замолчал, не сводя глаз с семьи. Те понемногу сбавили обороты, и теперь просто ходили вокруг стола, глазея на Вигго в ответ. Вчера они охотились, и это не было ни для кого секретом. Вернее, это не было секретом для стаи.
– Алло, Вигго, ты еще здесь? Поезжай к бару «Крутосваренные», если знаешь такое вшивое местечко. Мои люди проведут тебя куда нужно.
– Скоро буду. – Вигго повесил трубку и оглядел всех спокойным, чуть лукавым взглядом. – А мне немного мяса не осталось?
Кухню заполнили веселые визги и смех.
5.
Алва повернулась к матери. Остальные уже вышли на улицу, превратившись в золотистые силуэты октябрьского утра. Сиф переместилась за обеденный стол и теперь с детской непосредственностью вылавливала пальцами размокшие хлопья из молока и ела их.
– Погоди, мама, мы же не в лесу. – Алва взяла салфетку, вытерла Сиф руку, а потом дала ей чистую ложку.
Сиф благодарно улыбнулась. Алва попыталась по привычке поймать ее взгляд.
Безрезультатно.
Скорее всего, после их ухода Сиф задернет все шторы, снимет одежду и во мраке займется домашними делами, будто танцующая ведьма. Обычно так происходило, когда Вигго отлучался. Говорят, сколько волка ни корми, он всё смотрит в лес. И если с отцом, начавшим земной путь как человек, всё было понятно, то с матерью дела обстояли далеко не так просто.
Сиф олицетворяла собой всех волков мира, а ее полное имя звучало как Сифграй – имя из позабытых и страшных легенд. Но она пыталась быть лучшей женой бывшему человеку и хорошей матерью трем подросткам, которым человеческое нравилось куда больше волчьего. Пыталась изо всех сил, потому что приближалось это.
Под этим Алва понимала всё плохое, что могло случиться с их семьей. Она не умела, как Сиф, прозревать будущее, но могла его чувствовать. И сейчас все сенсоры девочки-оборотня говорили о надвигающейся беде.
– Алва, ты идешь? – позвал Вигго с улицы. – Твой брат уже бьет копытом землю.
