Рубашка

Все мы знаем, что литература – это в первую очередь рефлексия, осознанная или нет. Автор отражает (и преломляет) окружающую действительность, создавая свой искусственный мир, свою личную реальность.

Вот и Николай Куценко в своей повести «Рубашка» отразил наши коллективные 90-е. Пусть они порой схематичны и стереотипны, но это то, как он сам их видит. Распад и агония старой системы, попытки загнать на Запад советские научные разработки – те самые ноу-хау, о которых так любили тогда говорить, прежние люди – ученые, военные, преподаватели, ставшие вдруг ненужными. Бизнес по-русски, с предательством и своекорыстием, желанием урвать побольше в нестабильной обстановке. Не скажу, что в повести все это подано в концентрированном виде, это фон похождений главного героя, успевшего и диссертацию защитить, и в НИИ поработать, и в Канаде нефть подобывать, и жену с любовницей завести. Зато фон колоритный, системообразующий, если можно так сказать.

Автор стал писать лучше. Не стоит ждать какой-то неожиданной глубины, однако видно что в прозе стало больше мастерства. И больше маркеров, каких-то вещей, которые автор научился вставлять контрапунктом в повествование, делая его менее линейным и шаблонным. Это откровенно радует, так как делает прозу менее бытописательской и более рельефной. Характеры стали объемнее, противоречивее и, следовательно, более живыми.

Однако сохраняется, хотя и в более легкой форме, тяга автора писать сразу обо всем. Тут и проблемы высшего образования, и уголовная среда, много секса и разных священнослужителей. Для маленького объема этого слишком много, порой даже слегка рябит. И видно порой, что с многими сферами автор знаком из вторых рук, что создает лёгонькую клюкву. Меня позабавили сцены из жизни аспирантов и, смею предположить, монахов и уголовников тоже удивили бы некоторые представления автора об их мире.

В целом любопытно - почему автор так много писал о церкви? Дань ли это моде, некоему смутно осознаваемому общественному консенсусу или действительно личные чувства автора? Но все равно это вполне тянет на то самое отражение современной российской действительности – архаизация сознания, отказ от познания мира, вера в чудо. Невеселый набор.

Что убережёт человека от соблазнов и необдуманных поступков? Красота? Любовь? Трудовые будни? Что-то похлеще? Своим романом «Рубашка» Николай Куценко пытается ответить на эти вопросы.

Главный герой – Максим, молодой и перспективный геофизик. По окончании учёбы его ждёт научная карьера в университете. Хотя мы-то с вами пониманием, что этот вариант сегодня возможен для сильных духом и тех, для кого зарабатывание денег стоит далеко не на первом месте. И герой это отлично понимает. Поэтому ориентируется на другой вариант – его ждут в НИИ, где возможна не только научная работа, но и выстраивание бизнеса. Тем не менее, перед ним дилемма: остаться с уютной профессорской среде или рискнуть и довериться Антону, молодому директору НИИ, который сулит золотые горы? Простенькая проблема. Читатель ни секунды не сомневается в выборе Максима. Тихая университетская жизнь медленно уходит в небытие. На первое место выходят постоянные бизнес-риски. Помимо “рабочей”, возникает ещё ряд двойчаток. Куценко выстраивает дуалистичный мир на каждой мало-мальски важной детали. Вокруг Максима – две карьерных лестницы, две девушки (Маша и Аня), два бывших друга (Сергей и Антон), два старших наставника (с одной стороны – канадец Джон, а с другой – начальник тюрьмы Фёдор Леонидович), два типа зеков, два девочки, которых надо спасти, и т.д. Само по себе выстраивание художественного мира на подобных двойчатках любопытно. Это явно самая простая схема устройства романа. Простая, но при этом ходовая, всегда актуальная. Писателю только-то и остаётся, что держать интригу и не скатываться в пошлости. Куценко это вполне удаётся.

Разберём одну дуалистичную схему – самую интересную. Две девушки – это жена Маша и любовница Аня. Первая – милая, кроткая и всепрощающая. Она догадывается о сопернице и готова терпеть её существование. Такова уж женская доля. Таково смирение Маши. Вторая – неверная, инфернальная и притягательная. Сначала Максим увёл её у лучшего друга (первая ошибка и первая подлость). Потом изменял жене (вторая ошибка – вторая подлость). А дальше Аня уже сама ушла от него к Антону, директору НИИ. Логика это дьяволицы проста: где больше денег, там и будет счастливая жизнь. Когда же выясняется, что главный герой, уехавший в Канаду на нефтеразработки, добился за рубежом успеха, и теперь его ждёт головокружительная карьера и серьёзные деньги, Аня опять делает ход конём и возвращается к Максиму. Добивается она всего интригами. Сшибает лбами влюблённых в неё мужиков. Сначала Максима и Сергея, потом Максима и Антона. Когда главный герой возвращается в Москву, Аня рассказывает, будто бы директор её соблазнил. Максим в бессильной ярости. Девушка просит остаться с ней – уйти от жены насовсем, начать новую жизнь. Максим с лёгкостью соглашается. Уже дома, обговорив всё с Машей и собрав вещи, он застрял в дверях. Жена стоит с ножом и никуда не пускает. Максим её отталкивает – она падает, стукается головой о стену – и помирает…

Ещё один простенький ход – интересный, но несколько предсказуемый. Несчастный случай, непреднамеренное убийство – и сюжетный поворот загибается под острым “сериальным” углом. Вообще весь роман слишком ладно скроен: короткие главы, ритмично бьющийся нерв повествования, хороший язык – всё это напоминает прописанный десятком сценаристов фильм. Наверное, можно со временем ожидать экранизации «Рубашки». Казалось бы: Куценко работает с ходовыми ситуациями и банальными сюжетами. Пытается ответить на вечные вопросы? А это, как вы понимаете, делалось тысячу и тысячу раз с переменным успехом. Тем не менее, что-то в этом романе есть. Но что?

Текст не оставляет после прочтения. Неделю ходишь и размышляешь о финале. Думаешь, как ловко выстроен сюжет и броско, но при этом художественно правдиво прорисованы герои. Любовница Аня постоянно выступает как deus ex machina. Была крепкая мужская дружба, поход (или экспедиция), водка на берегу реки – появляется эта роковая женщина – и сюжет сворачивает с прокатанной колеи в поисках новой. Были свадьба (даже две), тихое семейной счастье и защита кандидатской. По всему выходит, что жизнь должна была бы развести Максима и Аню, но срабатывает всё тот же античный механизм с рыжей копной волос – и они становятся не только любовниками, но и сослуживцами. Новый виток развития: работа, первые успехи, дружба со своим директором. Вроде бы всё должно радовать главного героя. Жизнь удалась. Но как только в эту систему вписывается Аня, исчезает работа, успех больше не приходит, гибнет ещё одна мужская дружба. Заколдованный круг. Дурная бесконечность. “Бог из машины” работает исправно. Правда, видно, что перед нами именно что кунштюк – привлекательный и очаровательный, но абсолютно пустой. Аня и любовью-то занимается характерно для своей роли – не секс, а одна “ручная” работа.

Что же убережёт человека от него самого, если любовь и дружба преданы, если он сам согрешил и совершил ряд подлостей, – и как следствие жизнь летит в тартарары? Вера убережёт. Когда Максим осознаёт, что он натворил, первым его действием – осознанно или неосознанно – становится приходит в церковь. О духовной жизни героя мы ничего не знаем. Но после случившейся трагедии появляется совершенно иной человек. Во многом «Рубашка» именно про эти разительные перемены. Понятно, что основная идея кружит назойливой мухой вокруг «Преступления и наказания» Достоевского. Только вот в чём секрет Куценко (вот что никак не может понять Дмитрий Глуховский со своим вычурным «Текстом», в котором случается подобная ситуация): Родион Раскольников убивает старушку-процентщицу и на протяжении нескольких частей страдает… Но страдает он не от чувства вины (как это воспринимает абсолютное большинство читателей), а оттого что согласно его же теории он тварь дрожащая. Раскаяние, после которого возможна новая жизнь, в «Преступлении и наказании» не наступает. Ни в тот момент, когда Раскольников прилюдно кается, ни в тот момент, когда сдаётся Порфирию Петровичу, ни на каторге. Достоевский чётко прописывает: раскаяние – это сюжет для новой книги. Куценко – и создаёт эту книгу. Этакий постдостоевский роман.

«Рубашка» – роман-раскаяние. Громко, но пусть будет так. Максим совершает убийство жены – и, раскаявшись, обнаруживает себя сначала в тюрьме, а после – иноком в одном из северных монастырей. В этом году, как уже отмечалось другими членами Большого жюри, в лонг-листе премии «Национальный бестселлер» очень много духовидческих текстов и семейных саг. Какие-то более удачные, какие-то менее. Роман Николая Куценко – россыпь простых импрессионистических мазков. От начала до конца виден путь главного героя. За каждым хитрым сюжетным поворотом прослеживается ясная дорога. Никакого тумана нет и в помине. Но при этом нет и никакой усталости от текста. И самое главное – катарсис случается в самом конце. Максим уже десять лет живёт в монастыре. Настоятель хотел постричь его в монахи, но герой противился этому. Он ощущает себя убийцей. И какой, спрашивается, из убийцы священнослужитель? Но у Максима свой путь. Он молится за всех хворых детей. Сначала это началось как послушание. Потом перешло в предназначение. К Максиму приезжают со всей России. Приезжает и та самая Аня, из-за которой жизнь пошла под откос. Она привозит свою шестилетнюю дочь. Та с рождения не может ходить. Родители консультировались со всеми возможными специалистами, возили на операции в Европу – и всё безрезультатно. И тут принимающий врач советует съездить к одному благочестивому иноку. Дальнейшая картина предельно ясна. Максим в последний раз пересекается с Аней. Исцеляет её дочь. И… умирает при этом – истощённый. Предсказуемо, но слёзы наворачиваются сами собой. Мелодрама чистой воды. И пусть. А «Воскресение» Толстого не мелодрама? Или все эти Джейн Остин, Шарлотта Бронте, Фрэнсис Скотт Фицджеральд?

Остаётся только один вопрос: что могло бы уберечь Максима? Ответим сразу. Привычки. Любимые вещи. Вот, например, рубашка. Почему, собственно, роман так просто называется – «Рубашка»? Рюрик Ивнев (поэт Серебряного века, легко вписавшийся в советскую действительность) как-то летом 1969 года записал уличный разговор у станции метро Аэропорт. Там мимоходом брошена интересная фразочка: “Три четверти жизни [человек] был рабом случайных обстоятельств, а последнюю четверть – рабом своих привычек”. Удивительно, но в этой сентенции уместился краткий пересказ романа Николая Куценко. Три четверти книги Максим разгребает навалившиеся на него из ниоткуда проблемы, а оставшуюся четверть – страдает от своей привычки, от своей прихоти, от новой итальянской рубашки. Если бы он выбрал тихую университетскую жизнь, спокойную и милую жену Машу, ряд приятных сердцу привычек и раз в квартал покупал себе любимые итальянские рубашки – ничего бы с ним не случилось. Рубашка – это, собственно, символ чуть приукрашенной праздничной пудрой нашей обыденности. Верно? Привычки – наше второе существо и наше же спасение.