Изумруд

Дизайнер обложки Соня Мироедова

Редактор, корректор Юлия Афонасьева

© Никита Борисов, 2024

© Соня Мироедова, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0064-1171-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Неужели за ночь так похолодало? Я же совсем немного приоткрыл окно, зная, что дождь в конце мая может остудить и без того озябшие дворы, не так давно освободившиеся от белых оков снега. Ощущение было таким, будто я сплю на голой земле. Очень не хотелось вставать, чтобы закрыть окно, однако деваться было некуда: не хватало, ко всему прочему, простуды перед защитой проекта!

«Это, наверное, все еще сон», – подумал я, открыв глаза, потому что увидел очень странную картину. Таких реалистичных снов мне еще не снилось! Все было слишком правдоподобным, если исключить тот факт, что я точно не ложился спать в гуще леса. Поднявшись и усевшись на мягкую, как бархат, траву, я невольно обхватил голое тело руками и поджал ноги. Было прохладно. Это, конечно, не та майская ночная прохлада, которую я винил в своем пробуждении, и застудиться мне не грозило, но приятного мало. Хотя в данной ситуации проблема холода волновала меня не в первую очередь. «Какого черта я тут делаю?!» – вот что интересовало больше всего.

Несмотря на то что я очень хорошо знаю географию, а определить по растительности местность не составляет для меня особого труда, подобные пейзажи были мне совершенно не известны. Такой тип лесов не свойственен ни одной из климатических зон. Испуганно осмотревшись, быстро протрезвев ото сна, которого словно и не бывало, я уловил новые непонятные для меня особенности леса. Стволы деревьев были гладкими, как трубы, которые используют для транзита нефти или газа, и их толщина и высота лишний раз напоминали о сходстве со стальными братьями. Думаю, что даже группа из восьми-десяти человек не смогла бы обхватить этих гигантов руками.

Следуя глазами снизу вверх, я осматривал ствол. Голова поднялась до упора, из-за чего пришлось распустить замок из рук, прижимавших ноги к груди, и откинуться назад. Наконец, взору предстала шапка из листьев, которая прикрывала наготу ствола от косых взглядов облаков. Со своей задачей крона справлялась очень хорошо: ни одно облако, ни одна птица и даже солнце не смели хоть краем взгляда проскользнуть в святая святых, нырнуть под подол. Из таких голых исполинов состоял весь лес, которому не было видно конца и края. Выстроившись ровными рядами, деревья напоминали солдатское построение – с той лишь разницей, что между ними было достаточно большое пространство, метров по десять-двенадцать; однако если посмотреть вверх, становилось понятно, почему они не прижимаются друг к другу – кроны столь внушительных размеров теснились бы одна к другой слишком плотно. Думаю, если посмотреть с вертолета, то и вовсе невозможно будет понять, что это лес. Скорее, это напоминало бы гладь заливного луга, так как зазор между шапками был минимальным. От такой плотной шторы из листьев прямой солнечный свет не проникал дальше макушки деревьев, из-за чего в самом лесу стоял вечный полумрак, и понять, пасмурно ли там, на поверхности, или ясно было сложно. Думаю, даже сильный ливень и тот с трудом сюда пробивался.

Закономерным было и то, что под такими щитами ничто, кроме травы, расти не могло. Она была единственным другом этих великанов, лишенная солнца и пропитанная влагой – видимо, сама почва была насыщена подземными водами, проходящими близко к поверхности. Плотный мох больше напоминал покрывало из мягчайшего кашемира. И казалось, что, если сейчас же ухватиться за него и потянуть на себя, я непременно смогу им укрыться. Однако даже такому приятному нюансу не удавалось смягчить обстановку окружающего пейзажа. Для пущего ужаса не хватало только низкого густого тумана.

Несмотря на всю мрачность обстановки, природа очаровывала своим спокойствием. Однако легче от этого не становилось: сидеть так вечно было невозможно. Все более очевидным становилось то, что это явно не сон, так как тягучесть происходящего не состыковывалась со скоротечностью сюжетов царства Морфея. Сделав глубокий вдох, наполнив легкие прохладным и одурманивающим разум воздухом, который был насыщен кислородом, я более-менее собрался с мыслями и встал в полный рост. А куда, собственно, идти? Со всех сторон одно и то же, и нет даже малейшего намека на изменение пейзажа. И вдруг мой взгляд остановился на каком-то ярком пятне среди всей этой пастельной серости красок природы. Может, это животное? Но разве бывают животные красного цвета? Хотя, возможно, это вовсе и не красный… Объект был достаточно далеко, чтобы можно было с уверенностью идентифицировать его.

– Так! – сказал я вслух, упершись руками в бока и посмотрев за спину.

В тот же момент я почувствовал пристальный взгляд в затылок. Не делая резких движений, повернулся – и через все тело прошла леденящая волна ужаса. Передо мной стояло то самое, что раньше показалось мне животным, – вот только это являлось человеком или его подобием, облаченным в длинную рясу красного цвета. Четко рассмотреть можно было только пальцы рук, которые слегка выступали из расходящихся от плеча рукавов. Лица́ совершенно не было видно: его скрывал длинный плотный капюшон, края которого выходили далеко вперед, укрывая черты. Однако освещение было не на столько тусклым, чтобы создать мрак внутри него, и единственным, что оставалось видно, были глаза. Они будто светились изнутри, как два маленьких фонарика красного цвета. Еще чуть-чуть – и мое сердце, кажется, остановилось бы.

– Добро пожаловать! – сказал человек в красном облачении. – Меня зовут Обан.

И хотя его лица не было видно, но я почувствовал, что он сказал это с улыбкой. Его мягкий низкий голос и хорошо поставленная речь, словно бальзам, сняли с меня все напряжение, успокоив сердечный ритм. И все же я не мог справиться с оцепенением и стоял как вкопанный, слегка приоткрыв рот.

– Я понимаю, что у тебя много вопросов, – сказал Обан, слегка пошатнувшись, – но я не могу сейчас на них ответить.

– Где я нахожусь? – еле выдавил я из себя.

– На этот вопрос тебе ответят там, – он указал пальцем мне за спину. – А мы с тобой встретимся позже. И, возможно, я отвечу на твои вопросы, если они будут правильными.

Я посмотрел в ту сторону, куда указал Обан, и вернул взгляд назад, но его уже не было. Что за мистика? Вопросов становилось все больше, и пора бы найти на них ответы.

Собравшись с силами и борясь со множащимися в голове вопросами, я начал движение в указанном направлении. Шелест травы и монотонность пейзажа все же не давали успокоиться мыслям, но тут я услышал дивный звук. Это была птица. Ее пение доносилось издалека и было мелодичным, как симфония до сих пор неизвестного мне автора.

– Тр-р-ра-а-а… – и тишина. – Чи-чи-чи! – как эхо, отзывалось с противоположной стороны. И так – несколько раз.

Потом добавились новые звуки. Это уже напоминало оркестр. И вот наконец один из певцов явил себя, вылетев нежданно откуда-то слева, ловко лавируя над головой, вероятно, не ожидая наткнуться на живую фигуру, которая нарушит его заранее намеченный маршрут. Если бы он мог говорить, непременно возмутился бы этим подвохом. Пышно размахивая крыльями, переливающимися перламутром и обрамленными по нижнему краю особо широкими перьями цвета индиго, цветастый друг так же быстро исчез за перспективой деревьев, как и появился, тяжело стеля пушистым длинным хвостом с выступающими белесыми завитушками на прощанье.

Я успокоился. Звуки ослабили напряжение, а нежданное знакомство приподняло настроение, и мой шаг ускорился. Было уже совсем не холодно, но это не позволяло мне и дальше разгуливать нагишом – хоть и по безлюдному, не считая Обана, но лесу. И, как назло, ни одного не то что бутика, даже гардероба с одеждой мне по пути не попадалось: все те же исполины и покрывало из травы.

По ощущениям прошло уже около часа, и не было уверенности, что я не хожу по кругу. Но вдруг вдали показалось что-то иное, совсем не такое, как окружающая меня однотипная растительность. Я ускорил шаг, который до этого незаметно сбавлял всю дорогу, утомляемый монотонностью неизменного пейзажа. Теперь стало ясно: это что-то наподобие высокой травы вроде камыша. Когда я подошел ближе, четко обрисовались контуры стены из высоких, как дачный забор, кустов. Чем ближе я подходил, тем сочнее становилась трава под ногами, и в какой-то момент из-под ступней начала просачиваться влага, покрывая пальцы тонким слоем воды. Наверное, за этой стеной озеро или река? Отойдя чуть дальше, туда, где почва была достаточно сухой для комфортного передвижения, я пошел вдоль зарослей, держась правее. Где-то же она должна закончиться? И я не ошибся: совсем недалеко зиял зазор, как будто здесь планировали поставить калитку.

Преисполненный любопытства, я выглянул за стену, чтобы узнать, что творится в этих укрытых стараниями природы угодьях. Забор из камышей был всего пару метров в толщину, а далее – снова густая низкая трава, которая плавно скрывалась под водой. Не сразу стало понятно, где заканчивается суша, так как гладь воды стояла совершенно неподвижно. Водоем оказался настолько чистым и прозрачным, что только лучи солнца, отражавшиеся от поверхности, обозначали границу между водой и воздухом.

Идти влево не было смысла: буквально в нескольких шагах камыши вплотную прижимались к воде. Правее же береговая линия тянулась далеко вперед, не имея видимого окончания и лишь изредка сужаясь в некоторых местах. Пройдя несколько метров, я наткнулся на одно из таких сужений. Чтобы его миновать, необходимо было пройти по воде. Прежде чем ступить на гладкую поверхность, я внимательно всмотрелся в воду. Что я хотел там увидеть? Скорее, меня пугала неизвестность того, что может скрывать эта с первого взгляда безобидная зеркальная гладь. Не хватало еще застрять в топи! Ведь помощи ждать неоткуда… Загадкой было даже то, есть ли здесь люди, помимо Обана.

Присев на корточки и опустив руку в воду, я плотно прижал ее ко дну, покрытому все той же травой. Вода была прохладной, но не обжигала холодом, заставляя тут же выдернуть руку, а наполняла тело бодрящим приливом свежести. Под давлением руки из-под травы, как из губки, просачивалась более холодная влага, как будто вся земля была пронизана тонкими капиллярами водоносной системы и у водоема не было конкретного источника. Немного прожав дно, я уперся ладонью в плотную подстилку, которая не позволяла погружаться руке глубже даже под напором всего тела. Убедившись, что угрозы увязнуть нет, я смело ступил в воду. Тело немного вздрогнуло, остужаясь от ступней, и в этот же момент мимо меня, обволакивая, пронесся порыв прохладного ветра. Кожа покрылась мурашками, а редкие бесцветные волоски на теле, как спящие солдаты, резко поднялись по боевой тревоге. Замерев на месте и немного запрокинув голову, я сделал глубокий вдох и невольно закрыл глаза, вслушиваясь в шелест камышей. Такой свежий и концентрированный воздух встречался мне лишь у подножия Домбая, где природа не была осквернена неугомонной человеческой страстью к преобразованиям и сохраняла свою первозданность.

Порыв ветра исчез так же быстро, как и появился, и вокруг воцарилась все та же тишина, что окружала меня с момента пробуждения.

Я сделал еще несколько шагов, и изгиб камышей уходил в резкий поворот, освобождая место бархатному ковру травы. Будучи уже по колено в воде и глядя под ноги, чтобы не за что не зацепиться, я поднял голову и с облегчением вздохнул: лодка. Самая обычная, слегка вытянутая, но широкая, а в ней смирно лежали два весла, нагреваясь на утреннем солнце. Ускорив темп, чтобы добраться до нее побыстрее, я зацепился ногой за что-то твердое. Скорее всего, это был выступающий корень одного из деревьев, которые стояли вплотную к берегу. Со свистом я всем телом шлепнулся о воду, распластав руки в стороны. Видели бы меня мои друзья! Смех стоял бы на весь лес, сокрушая воцарившуюся здесь идиллию флоры и фауны. «Ну, вот и умылся», – подумал я про себя. Самое время принять утренний душ.

Спешить было некуда, и солнце как раз поднялось достаточно высоко, чтобы его лучи не скользили по поверхности, а впивались в нее, прогревая все под собой. Усевшись на берегу и откинувшись на локти, я закрыл глаза и наслаждался мягким теплом, обсыхая после непредвиденных водных процедур. Утренний штиль постепенно сменялся легким ветром, проветривая коридоры между стволами деревьев и рисуя легкую рябь на воде. Запах леса убаюкивал своим настоем из листьев и разнотравья. Да и какая вообще разница, где я нахожусь, если здесь такое блаженство? И даже если меня потеряют на работе, есть уважительная причина: я неизвестно где и неизвестно каким образом тут оказался. Главное, чтобы в сумасшедший дом не определили по возвращении…

Солнце уже начало припекать, а я был в полудреме, растянувшись на земле. Нехотя, но все же открыл глаза, потянулся, издавая при этом очень забавное, как мне казалось, кряхтение, и, еле приподнявшись, уселся, положив локти на колени и скрестив пальцы в замок. Посидев так пару минут, я все же собрался с мыслями и, проговорив про себя «поехали», направился к лодке. Что ждет меня на том берегу? Надеюсь, не зеркальное отражение этой стороны. На этот вопрос можно было ответить только эмпирическим путем…

Глава 2

Навалившись на лодку всем телом и сделав несколько уверенных шагов, я с легкостью запрыгнул внутрь, с трудом сохраняя равновесие. Удобно усевшись спиной по ходу движения и расположив весла по бортам лодки, я оглянулся через плечо, чтобы наметить курс, которому предстояло следовать. Расстояние, как казалось, было не столь большим. Вдали виднелись размытые очертания противоположного берега, и, учитывая, что течения как такового тут не было, доплыть можно было и самостоятельно, даже если бы у меня не было лодки. Но кто знает, что из себя представляет этот водоем и какие опасности он в себе таит? Поэтому с лодкой все же было спокойнее.

Сделав глубокий вдох и погрузив весла в воду, я резко подался всем корпусом назад, притягивая кисти к груди. Великим атлетом я никогда не был, но тренажерный зал и периодические занятия спортом помогли мне развить неплохую мускулатуру, которая теперь позволяла легко справляться с греблей. Я сделал несколько движений, и лодка набрала скорость, достаточную для того, чтобы я мог облегчить усилия, сохраняя имеющийся темп. Сложнее было контролировать направление и идти ровно, не уходя в сторону из-за того, что правая рука брала на себя больше усилий, так как за двадцать восемь лет привыкла работать больше, чем ее левый спутник. Периодически корректируя курс, подгребая левым веслом чуть усерднее, я почувствовал, что сил становится все меньше: по большей части не из-за физического изнурения, а от палящего солнца, которое набирало мощь, как будто бросая мне вызов. Дышать с каждым новым подтягиванием весел к груди становилось все труднее, и пот уже застилал глаза. Нужно было сделать перерыв, чтобы отдышаться и как-то остудить разгоряченное тело.

Поднимая голову, всматриваясь в покинутый берег, я убедился, что преодолел достаточное расстояние, чтобы позволить себе немного расслабиться. На берегу были видны лишь ярко-зеленые шапки деревьев, которые все так же ревностно скрывали свои тела, сохраняя мрак нутра, слегка покачиваясь на ветру, словно на прощание молчаливо махали мне ветвями. Издалека этот таинственный лес смотрелся еще более величественно: как будто гигантские брокколи стояли в ряд, ожидая разрешения войти в воду, дабы охладить свои зеленые головы.

Мне могло показаться, что я прошел достаточно большую дистанцию, так как понятия «далеко» или «близко» искажаются, когда находишься практически на одном уровне с поверхностью воды. Я посмотрел за спину, чтобы оценить, как долго еще грести до заветной цели, и понял, что не ошибся: противоположный берег был виден уже более отчетливо. Вырисовывались отвесные скалы, издалека напоминая меловые подступы Дувра своей высотой, и на фоне гладкой стены берега четко обозначилось нечто иное, отличное от монотонной плиты. «Туда и буду держать курс», – решил я в надежде, что это путь на поверхность.

Я отдышался и был преисполнен желания окунуться в воду, дабы остудить разгоряченное тело. Выглянув за борт с целью убедиться, что в глубинах нет ничего, что могло бы мне навредить, я замер. Успокоившаяся от движения лодки вода перешла в привычную ей безмятежную форму, открывая взгляду без искажения ряби весь свой мир, который населяли удивительной яркости многоцветные рыбы удивительных форм и размеров: от огромных, с большого сома, оранжевых рыб с красной волнистой полосой по бокам до мальков, похожих на килек, только пузатее, будто объелись, и сбивающихся в фиолетовые косяки, которые убегали от невидимого соперника, петляя из стороны в сторону. Плоские, как каменный диск, желтые губастики с глазами-бусинками по одному появлялись из глубины и снова прятались в ее недрах, а их длинные серебристые собратья с вуалью переливающихся в посеченном свете гребней безучастно плыли куда-то, не обращая внимания на резвость фиолетовых хулиганов. Завороженный жизнью подводного мира, я плавно опустил ладонь в воду, перегнувшись через край лодки и крепко вцепившись свободной рукой в борт. Погрузившись по локоть, я слегка поводил из стороны в сторону, перебирая пальцами, будучи весь в напряжении, готовый резко выдернуть руку, если кто-то воспримет меня как свой обед. Однако никакой враждебности не наблюдалось, а обитатели водного мира без какой-либо спешки просто разбредались в разные стороны, не интересуясь новым объектом, вторгшимся в их среду.

«Была не была!» – подумал я и, аккуратно перекинув ногу через борт, опустился в воду, обеими руками держась за лодку. Волна прохлады прошлась по всему телу, вызывая мурашки, бодря разум и чувства. Сделав глубокий вдох, я погрузился в воду с головой, не отпуская лодки. Шум в ушах заглушил все мысли, не давая возможности волноваться и думать о чем-то более значительном, чем примитивное желание восстановить привычный для организма температурный баланс. Отцепив одну руку от борта, я провел по волосам, укладывая их в нужном направлении, и плавно вынырнул. Медленно перебирая ногами под собой, осмотрелся, устремляя взор вглубь воды. Местные жители исчезли, испугавшись незнакомого гостя. Видимо, опасаться тут нечего. Эта мысль придала мне уверенности, и, набравшись смелости, я аккуратно отцепился от лодки, чтобы ее по инерции не унесло далеко от меня. Развернувшись через плечо и сгруппировавшись по-лягушачьи, сделал несколько гребков вперед, рассекая гладь слегка солоноватого водоема. Отплывать далеко от транспорта я все же не решился, опасаясь непредвиденных ситуаций.

Совершив пару оборотов вокруг лодки, я решил, что пора выбираться, иначе нижние холодные слои воды, которым недоставало тепла солнечных лучей, могут спровоцировать спазм мышц, как у меня уже было однажды. Когда я подплыл к лодке, мне не сразу удалось подтянуться к ее борту: с трудом балансируя, я неуклюже перекинул правую ногу. Хорошо, что ее края были низкими, иначе процесс возвращения стал бы для меня куда более сложным. Переместив центр тяжести, я уже с легкостью перебрался через край, оставшись лежать на дне лодки, образуя под телом небольшую лужу, высыхая на солнце. Пролежав так несколько минут, вяло встал и потянул руки в разные стороны, глубоко зевая. Пора занять место гребца и продолжить движение в нужном направлении! Не стоило тянуть время – солнце набирало все бо́льшую силу, и для него я был легкой добычей посреди водной глади.

По ощущениям прошло около часа, но, скорее всего, не миновало и сорока минут, ведь время при монотонном движении тянется как резина. Были бы у меня часы, я непременно глядел бы на них каждые десять минут в надежде, что прошло уже много времени. Хотя какой смысл следить за ним, если это не приближает меня к цели? Смирившись с безысходностью положения, погрузившись глубоко в мысли, устремив взгляд на легкую рябь воды, я безнадежно греб, не оглядываясь, чтобы не расстраиваться из-за того, что берег приближается не так быстро, как мне хотелось.

Вдруг лодка дала крен на левый борт, издав неприятный скрип. Испугавшись, что судно вот-вот опрокинется или даст течь, я спешно обернулся в поисках источника неприятностей. Это был небольшой бесформенный обломок, торчавший из воды, с заостренной вершиной. Рядом с ним, целиком погруженные в воду, виднелись меньшие осколки глыбы, которые и представляли опасность. Все же стоило оглядываться почаще! Берег был совсем близко, и в нескольких метрах от этих булыжников начинался утес высотой в несколько этажей.

Я сильно отклонился от намеченной цели, а изгиб берега не позволил заметить это боковым зрением. Моя цель находилась чуть дальше от этого скалистого затона. Благо вовремя остановился, и лодка не успела застрять глубоко в острых зубах прибрежных скал. Поэтому, приложив немного усилий и оттолкнувшись веслом от испугавшей меня глыбы, я продолжил путь. Там, чуть вдали, явно выступал неестественный для природы прямой формы блок, достаточно высокий, чтобы я мог сразу узнать в нем очертания пристани.

Гонимый желанием поскорее убедиться в своих предположениях, я быстро достиг прямоугольного выступа, который лишь предварял чудо архитектурного гения, открывшееся теперь моим глазам. Сомнений не было: такое мог создать только человек. Или, как минимум, разумное существо, похожее на человека по образу мышления. Это не просто причал: среди скал моим глазам открылся огромный порт с десятками пристаней, разрезающих водную гладь, и многочисленными кранами разных размеров и форм для разгрузки грузовых судов. Все указывало на то, что здесь располагался крупный транспортный узел, куда могли заходить корабли разных размеров и форм – от небольших легких судов, перевозящих мелкий груз, до исполинов, чьи трюмы могут быть заполнены несчетным количеством товара. Для таких гигантов предусмотрели отдельные причалы и разгрузочные краны, имевшие внушительный размер. Сами пристани были выложены из камней утеса, отделявшего сушу от воды и послужившего источником строительного материала, экономя расходы на доставку.

Вплотную подплыв к одному из небольших причалов, я рукой прикоснулся к его поверхности. Камень источал холод, напитываясь прохладой вечно озябших скал, передавая ее воде. Большей частью он уходил глубоко ко дну, которого не было видно. В нем не было ни малейших пор – ровная гладь, вытесанный монолит, схожий с гранитом и отличавшийся лишь тем, что цвет его был однородным, белым, как платье невесты. Сложно представить, сколько сил вложили камнетесы, чтобы извлечь эти блоки из скалы и так филигранно их отшлифовать. Другой вопрос, как они их транспортировали. Да, источник ресурса находится в нескольких десятках метров, но, судя по устройству тех же кранов, эта цивилизация не была сильно развита в техническом плане, ведь они были сделаны из дерева.

У начала пристани предусмотрели и подъем с малых судов, как моя лодка. Это была вереница ступеней у самого начала, которые уходили в воду, что, скорее всего, учитывало периоды возможных отливов. Вплотную прижавшись бортом к выбеленному дочиста природой камню, я перешагнул через край и уверенно встал на ледяное подножие причала. Блоки были высокими, углы – острыми, а не привычно закругленными, что создавало риск хорошенько покалечиться, если, засмотревшись по сторонам, неаккуратно занести ногу. Подниматься по выступам было труднее, чем казалось изначально, но, хоть и с отдышкой, усугубляемой нарастающей к полудню жарой, этот путь мне покорился. Остановившись на последней ступеньке и чувствуя себя, словно покорил Эверест, я уперся руками в колени и сделал несколько глубоких вдохов, щуря при этом глаза: солнце впивалось в лицо, все так же безжалостно испепеляя мою светло-русую макушку. Не меняя позы, я поднял голову, прикрывая глаза ладонью:

– Ну что, дружище, так и будешь меня мучать? Настырный желтый шар!

Вообще для меня было неестественным жаловаться на жару, потому что я переношу ее с легкостью, в отличие от зимних морозов. Даже путешествуя по самым жарким туристическим маршрутам мира, где большинство горе-путников жаловались на непереносимый зной, раздражая своим нытьем, я, хоть и был утомлен солнцем, чувствовал себя весьма комфортно. Тут же солнце палило особенно сильно. По ощущениям было не больше тридцати – тридцати двух градусов, что для меня весьма приемлемо, но вот лучи кусали куда более злостно, иглами впиваясь в кожу.

Отдышавшись, я понял, что одновременно разгорячен солнцем и замерз, так как ледяной камень пристани, не желавший впитывать тепло, сопротивляясь безжалостному повелителю дня, окончательно остудил мои голые ступни, передавая озноб выше по телу. Надо было хоть как-то одеться. Сначала выпрямившись, а потом округляя спину туда и обратно и разминая поясницу, я не поверил своим глазам.

То, что у порта должны иметься служебные помещения, конторы и склады, понятно, но это было нечто невероятное. Таких красивых портов, похожих на дворцовый комплекс, мне еще видеть не приходилось. Изъятая из утеса часть, которая пошла на создание причалов, уходила вглубь на десятки, а то и сотни метров, закрывая портовые помещения от возможных ветров. Мастера не придумали ничего легче, чем воспользоваться этим прекрасным природным монолитом и выбить прямо в нем все необходимое для обслуживания транспорта и торговли. Словно величественная Пе́тра – древняя жемчужина Идумеи и спасительное пристанище пилигримов, – этот порт был зданием, вытесанным в скале, имеющим П-образную форму и выполненным в едином стиле, сплошным фасадом. Состоящее из четырех этажей, своей стилистикой оно напоминало Дворец дожей в Венеции.

Первый этаж выстроился сплошной колоннадой с полукруглыми сводами, изрезанными витиеватыми узорами. Если бы мне посчастливилось оказаться здесь в момент рассвета, когда солнце заливает весь фасад, посылая из-за горизонта первые нежно-розовые лучи, то я мог бы наблюдать невообразимые тени, оставленные этими каменными кружевами на стенах портовых помещений за колоннами. Второй и третий этажи, покоившиеся на мощных столбах, не представляли чего-то выразительного в своем облике. Они имели гладкие, отшлифованные стены с выбитыми в них квадратными окнами, которые плотно прилегали друг к другу, сохраняя небольшой зазор, создавая тем самым наполненные светом рабочие помещения для местных управленцев, клерков и прочих белых воротничков.

Четвертый этаж отличался от нижних ярусов, расположившихся у подножья. Он выступал над поверхностью, обозначая свое положение на многие километры вдаль. Наверное, он и создавался с особым архитектурным изыском потому, что был воротами, через которые все желающие попадали в центр водной торговли, а возможно, и путешествий. Ровно посередине надстройки стремился ввысь огромный вестибюль с большими стрельчатыми окнами от самого пола: одно большое и по два меньшего размера с каждой стороны от него венчали композицию в центре этажа. Его покрывала двухскатная крыша из светло-голубой черепицы. Далее от вестибюля в обе стороны расходились прочие помещения, фасад которых был выполнен из нового материала. Наверное, этот камень привезли из другого места: он напоминал голубой мрамор. Окна, пронзающие гладь фасада, вытягивались тонкими заостренными полосками меньшего размера, чем на предыдущих двух этажах.

Верхний ярус порта состоял из единого непрерывного помещения, лишенного боковых пристроек, как на остальных трех этажах. Вместо них по краям утеса независимо стояли стремящимися ввысь громадами ночные светлячки – два маяка прямоугольной формы с узкими, как бойницы, щелями для скудного света внутри, по одной на каждой грани, прорезающими стены во всю длину. Последний уровень каждой из башень венчала корона, собранная словно из наконечников копий, увеличенных стократ. Именно там, судя по всему, каждый вечер и в непогоду зажигался, пыша жаром, сигнальный огонь, оставивший следы копоти по зубцам, сохранившейся по сей день.

Внимательно изучив изысканную архитектуру удивительного порта, я быстрым шагом направился в его немые пространства. Он точно был необитаем, но его состояние было изумительным, если учесть, что покинули его не так давно. Даже окна и те были целы и не успели покрыться толстым слоем пыли. Возможно, в помещениях этого красавца мне удастся найти что-то сносное из одежды, чтобы перестать разгуливать в чем мать родила и уберечь кожу от ожогов, а ноги – от холода каменного пола.