Безжалостное добро

Корректор Ксения Ложкина

Дизайнер обложки Ольга Третьякова

© Никита Попов, 2019

© Ольга Третьякова, дизайн обложки, 2019

ISBN 978-5-0050-7672-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

На город медленно опускалась ночь. Солнце уже давно исчезло за горизонтом, цвет неба постепенно менялся, переходя из темно-синего в черный, кое-где уже можно было различить первые звезды. Повсюду уже горели фонари, из окон домов лился свет, желтый, синий, красный, зеленый – в зависимости от цвета штор, предпочитаемых жильцами. Улицы были пустынны и свободны в равной степени и от людей, и от машин. Лишь иногда по дороге с относительно высокой скоростью проносились редкие транспортные средства, в которых находились где-то припозднившиеся и теперь спешащие по домам люди. Прохожих практически не было. Немного странно для большого города в неполные десять часов вечера, но, возможно, здесь было так принято. С первого взгляда можно было понять, что в городе очень ценили чистоту и порядок. Грязи на улицах не было совершенно, казалось, тротуары и мостовые очищали едва ли не до блеска, причем каждый день. Трава росла только в специально отведенных для этого местах, то же самое можно было сказать и о деревьях. Стены зданий были девственно-чисты от каких бы то ни было надписей. Все фонари и светофоры работали четко, без перебоев. Все было просто идеально…

Прошло еще три часа. Город постепенно погрузился в сон. Фонари и светофоры работали по-прежнему, но свет в окнах жилых домов уже не горел. Ни в одном из окон, что опять-таки было немного странным. Неужели в эту ночь во всем городе не нашлось ни одного полуночника? Было такое впечатление, что, подобно фонарям и светофорам, работавшим четко и слаженно, жители города так же четко и слаженно отошли ко сну. Только легкий ветер гулял по улицам, покачивая ветви на деревьях и поднимая в воздух редкие упавшие листья. Тишина была почти абсолютной, не считая едва слышимых дуновений ветра. Полная тишина и покой в огромном городе. Но все-таки в одном месте люди еще не спали. Лишь в этом здании все еще горел свет. Однако этих людей, по-видимому, нельзя было отнести к общей массе жителей города. Это были не полуночники, коротающие время без сна перед телевизором или экраном компьютера. Нет, эти люди не спали совсем по другой причине. Почему? Да потому что внутри самого высокого здания города, стоящего ровно в центре главной городской площади, не место для обычных людей, занимающихся своими личными делами. Во всяком случае, точно не в этом городе. Свет горел практически во всех окнах этого здания, в том числе и в шести окнах на последнем, семьдесят пятом, этаже, принадлежащих одной очень большой и вместительной комнате. Эта комната была, скорее, похожа на зал заседаний глав правления какой-нибудь крупной компании. Она была не слишком отягощена находящейся в ней мебелью, однако та мебель, которая там все же была, отличалась невероятной роскошью. Окна располагались только с одной стороны зала. Из них открывался отличный вид на город. Окна выходили на запад, можно было представить, как красиво было наблюдать отсюда за садящимся солнцем. На полу лежали дорогие ковры, наступая на которые можно было чувствовать, как твоя нога проваливается почти по щиколотку в мягкую поверхность. На стене напротив окон висело пять картин, на которых был изображен путь солнца на небосводе от его восхода и до заката. Солнце на картинах освещало один и тот же город. Дверь в зал была только одна, она находилась в самом конце зала. У стены между последним окном и дверью стоял шкаф из дорогих пород дерева со множеством отделений и маленьких выдвижных ящичков. В центре зала стоял большой прямоугольный стол, за которым сидело одиннадцать человек, по пять с каждой из боковых сторон и один в начале стола, спиной к стене, противоположной шкафу. Десять человек, сидевших с боковых сторон, были одеты совершенно одинаково. На них были черные брюки, черные рубашки, черные пиджаки и туфли соответствующего цвета. У каждого на пиджаке, на правой стороне груди, точно там, где расположено сердце, был вышит золотыми нитями непонятный символ: треугольник, в центр которого был помещен закрашенный круг. Позы, в которых сидели эти люди, также были идентичными: полностью прямые спины, слегка отодвинутые от спинки стула, локти на столе, пальцы сложены в замок и поднесены к подбородку. Взгляды их были направлены в стол прямо перед собой. Однако человек, сидевший в начале стола, являл собой полную противоположность остальным. Он был одет во все белое, на нем не было пиджака, а золотой символ был вышит прямо на рубашке на том же месте, что и у остальных. Волосы у него были белого цвета, не светлого, а именно белого, причем это не были седые волосы, они просто были белые, как только что выпавший снег. Поза его также отличалась от остальных: его руки были закинуты за голову, сам же он откинулся на спинку своего стула, который, кстати, был массивнее, чем у других. Взгляд его был устремлен поверх голов собравшихся куда-то вдаль (хотя единственное, что можно было увидеть вдали, – это все тот же здоровый шкаф). В зале царило молчание. Никто не издавал ни звука. Так продолжалось уже почти десять минут. Наконец минутная стрелка на часах, висевших за спиной у человека в белом, стала вровень с большой стрелкой, указывающей на число двенадцать. Наступила полночь. Начался новый день. И, будто повинуясь какому-то неведомому сигналу, человек в белом медленно встал со стула. Обведя взглядом каждого из присутствующих, он наконец заговорил:

– Ну что ж, приятно снова видеть всех в сборе. Сегодня поистине значимый день для всех нас. Последний раз событие подобной важности случилось десять лет назад. В тот раз мы окончательно определились с нужным нам человеком и приняли решение о начале полномасштабного и тщательнейшего исследования его личности. На тот момент это было огромным прорывом для нас всех. Основа нашего плана была заложена. В течение всего последующего времени мы искали пути к реализации этого плана. Было испробовано множество средств, потрачено немало усилий, были моменты взлетов и падений, но мы не отчаивались. И в конце концов я рад сообщить вам об этом, мы добились того, к чему так стремились. Именно для этого я собрал вас сегодня. Сегодняшний день войдет в историю. Запомните его. День, когда мы наконец сделаем главный шаг к своей цели.

Его слова вызвали некоторое оживление среди собравшихся. Они, правда, не сочли необходимым слишком усердствовать в проявлении своих эмоций, однако, по крайней мере, вышли из анабиоза: задвигались, разомкнули замки из сложенных пальцев, начали переглядываться между собой, кое-кто даже позволил себе слегка улыбнуться. Спустя примерно минуту все снова замерли, успокоились, и теперь все как один не отрываясь смотрели на человека в белом, ожидая продолжения, которое незамедлительно последовало:

– Как я уже сказал, все препятствия наконец сняты. Осталось только закончить начатое. Проект официально вступает в новую стадию. К ее реализации мы приступаем незамедлительно. Мы не можем позволить себе медлить, сегодня, как никогда, необходимо правильно распорядиться предоставленным нам временем (он поднял правую руку и не глядя указал большим пальцем на часы, висевшие за его спиной). Я рассчитываю, что он окажется у нас уже через несколько часов. Поэтому я прошу всех должным образом подготовиться. Мне понадобится помощь каждого из вас. Мы начнем через тридцать минут. А теперь, может быть, у кого-нибудь из присутствующих есть какие-либо предложения или вопросы. Рациональные предложения и обоснованные вопросы, разумеется. Я готов внимательно выслушать каждого.

С предложениями и вопросами никто не спешил. Казалось, все постепенно переваривали услышанное. Кто-то легонько постукивал пальцами по поверхности стола, кто-то вертел в руках ручку, не сводя при этом глаз с человека в белом, кто-то просто отстраненно смотрел прямо перед собой, думая, возможно, о чем-то своем. Однако один человек все же явно был чем-то озабочен. Это легко читалось в его взгляде. У него явно было что сказать в ответ на только что услышанное заявление, но, по-видимому, он сомневался, стоит ли делать это. Он сосредоточенно размышлял о чем-то, нервно покусывая нижнюю губу. Так прошла примерно пара минут. Человек в белом заговорил вновь:

– Как я понимаю, желающих нет. Что ж, это значит, что всем все ясно и понятно, как я и ожидал. В принципе, я считаю, на этом можно завершить совещательную часть сегодняшней встречи. Прошу всех проследовать в Главный зал. Я надеюсь, что все вы хорошо представляете важность предстоящего события, поэтому…

– Подожди, Сэлтор. Я все же вынужден прервать тебя. Думаю, никто не будет против задержаться еще на несколько минут. У меня все еще есть некоторые сомнения. Ты позволишь?

Эти слова принадлежали тому самому, чем-то озабоченному, человеку. Вероятно, он все же решился. Сэлтор медленно и даже как-то нехотя перевел свой взгляд на сомневающегося. Скажем так, необязательно было хорошо разбираться в тонкостях понимания человеческих эмоций, находящих свое отражение на лице, чтобы понять, что Сэлтор был вовсе не в восторге от просьбы, прервавшей его слова. Если выразиться чуть проще, то его взгляд говорил примерно следующее: «Черт, что ему опять надо?» Однако спустя несколько секунд его лицо вновь приняло нормальное, даже доброжелательное, выражение, хотя его глаза по-прежнему продолжали сверлить высказавшегося.

– Сомнения? Вот как? Немного странно это слышать, мне казалось, все сомнения и беспокойства остались в прошлом. Однако, Эдгард, если у тебя действительно есть что сказать, я никоим образом не собираюсь мешать тебе. Давай же, поделись с нами своими мыслями.

– Сейчас поделюсь. Мне вовсе не хочется ставить под сомнение наш столь тщательно продуманный план, критиковать наши замыслы, они, безусловно, несут в себе благие намерения. Однако я еще раз призываю всех в последний раз задуматься над тем, что мы намереваемся совершить. Не кажется ли вам, что подобное вмешательство является слишком резким и бескомпромиссным? Мы ведь совершенно не оставляем им выбора.

Сэлтор, все так же пристально глядя на своего неожиданно появившегося оппонента, улыбнулся одними уголками рта. Впрочем, подобная улыбка более походила на усмешку.

– Уважаемый Эдгард, я прекрасно понимаю вашу обеспокоенность в связи с предстоящими событиями (внезапный переход на вы в данном случае явно был признаком проявления не уважения, а скорее, снисходительности, даже некой насмешливости), мы все взволнованы не меньше вас, и в этом нет ничего удивительного, учитывая всю грандиозность проекта, я и сам места себе не нахожу последние несколько часов. Однако сейчас не время давать свободу своим накопившимся переживаниям, нужно обуздать свою нервную систему, сейчас чрезвычайно важно сохранять спокойствие. И ваша нервозность может негативно сказаться на состоянии остальных. Поэтому я еще раз прошу вас успокоиться и не мешать нам и самому себе сосредоточиться.

– Нет, Сэлтор, здесь дело вовсе не в моей повышенной нервозности, и тебе это прекрасно известно. Я неоднократно, на разных стадиях проекта, пытался поднять вопрос о целесообразности подобных действий в отношении людей, но ты неизменно пресекал любые попытки пересмотра или даже просто обсуждения осуществляемого проекта, решение о котором, кстати, было принято тобой в одностороннем порядке, несмотря на протесты многих членов СПЧО.

– Во-первых, не многих, а лишь некоторых, которые впоследствии поняли ошибочность своих взглядов, осознали необоснованность своих сомнений и примкнули к группе поддерживающих проект. Фактически на данный момент ты остался последним из группы участников, первоначально не поддержавших проект. А во-вторых, любой, даже самый лучший, план не является идеальным, и, естественно, всегда найдутся люди, которым он придется не по душе. Это неизбежно. Однако если большинство, а в данном случае совершенно подавляющее большинство, одобряет какую-либо идею, то, как правило, она воплощается в жизнь. И я более чем уверен, что так произойдет и на этот раз.

– Сэлтор, неужели ты не понимаешь, что эксперимент над людьми, который мы вот-вот начнем, крайне опасен и далеко не факт, что он пойдет им на благо?

– Это не эксперимент, Эдгард. Эксперимент – это действие, совершаемое с целью проверки правильности или ошибочности какой-либо идеи или предположения. То, что делаем мы, – это доведение до логического конца задачи, правильность и необходимость которой уже бессмысленно оспаривать. Пойми же это наконец. Однако если ты по-прежнему не в силах справиться со своими страхами, мы можем вновь, в последний раз, выслушать несогласных с проектом, если таковые найдутся. Итак, я обращаюсь ко всем присутствующим, если кто-нибудь хочет выразить свою неуверенность или несогласие по поводу проекта, то это ваш последний шанс сделать это. Есть желающие?

В зале вновь повисла тишина. Если у кого-то и было подобное желание, оно было явно недостаточным для того, чтобы открыто высказать его. Эдгард тщетно бросал взгляды на сидевших за столом. Никто даже не посмотрел на него.

– Судя по всему, Эдгард, молчание сейчас красноречивее любых слов. Не вижу смысла продолжать дискуссию. Скоро ты сам поймешь, что причин для беспокойства нет и никогда не было. Во всяком случае, я очень надеюсь на это. А теперь я прошу, наконец, всех проследовать в Главный зал. Все уже подготовлено. Я присоединюсь к вам через несколько минут.

Все участники собрания, как один, начали оживленно и даже как-то излишне торопливо выбираться из-за стола. Все, кроме Эдгарда, который остался стоять у стола, казалось, в полной прострации. Тем временем зал постепенно пустел, освобождаясь от людей, один за другим выходивших за дверь. Спустя еще несколько мгновений Эдгард с шумом выпустил воздух из носа, покачал головой и тоже направился к выходу. Он покидал зал последним. Выходя, он оглянулся на Сэлтора, все так же стоявшего на своем месте. На секунду их взгляды встретились, после чего Эдгард резко отвернулся и вышел из зала. Сэлтор остался один. Он подошел к окну и посмотрел на лежавший далеко внизу город. Город все так же мирно спал. Ничто не могло потревожить его покой. И Сэлтор знал это. Он уперся лбом в оконное стекло и закрыл глаза.

Глава 1. Неудачный день

Во Владивостоке начиналось утро. Солнце с каждой минутой все больше выглядывало из-за горизонта, небо, на котором в этот день не было ни единого облачка, становилось все светлей. Солнечные лучи скользили по крышам зданий, заглядывали в окна домов, пробираясь в квартиры просыпавшихся жителей. По улицам города уже сновали люди и машины, которых было еще не слишком много, однако их количество стремительно увеличивалось. Город просыпался. Начинался новый день, и, по крайней мере, в отношении погоды он был просто прекрасен. Май в этом году выдался отличным, и сегодняшний день был ярким тому примером. Яркое солнце, чистое небо, плюс двадцать градусов на улице (и это только ранним утром) – что может быть лучше? Разве что иметь столь превосходный день в своем полном распоряжении и делать то, что сам сочтешь нужным, в том числе и в отношении времени подъема с кровати. Однако мало кто может позволить себе подобную роскошь в понедельник утром.

Ровно в 7:00 в одной из квартир одного из домов на улице Русской включилось радио, выполнявшее в это утро роль будильника. Из радио донесся жизнерадостный голос диктора, который желал удачного начала дня тем, кто уже проснулся, и уговаривал поскорее вставать с кровати тех, для кого этот день еще не начался. Андрей, лежавший на диване в двух метрах от испускавшего позывы бодрости радио, явно был совсем не против того, чтобы начало столь «чудесного», по словам диктора, дня оттянулось еще хотя бы на полчасика. Однако сегодня это было невозможно, и Андрей это прекрасно понимал. Но дополнительные пять минут тишины он еще мог себе позволить. Андрей начал шарить рукой в поисках пульта от музыкального центра на стоявшем вплотную к дивану маленьком столике. Пульта не было. После еще нескольких секунд безуспешных попыток обнаружить устройство, которое помогло бы заткнуть веселящегося у себя в студии ведущего утренней развлекательной программы, Андрей вспомнил, что специально отнес пульт в другую комнату перед тем, как лечь спать. Чертыхнувшись про себя, он понял, что полежать в тишине этим утром больше не получится и начало нового дня, удачное или не очень, так же неизбежно, как и предстоящий через пару часов итоговый тест по истории международных отношений. К которому, кстати, он так и не успел подготовиться, потому что потратил все свое свободное время на поиски материала для курсовой. Причем не для себя, а для одной девушки. Еще неизвестно, оценит она это или нет. Но зато точно известно, что если он сегодня завалит тест, то его оценят по всей строгости. Поэтому придется вставать.

Андрей нехотя скинул с себя одеяло, потянулся, зевнул во весь рот и принял сидячее положение. Прикинув еще раз все возможные последствия опоздания на пару и бросив взгляд на стоявшие на столике часы, он наконец заставил себя встать с дивана. Из-за задернутой шторы в комнату уже пробивался солнечный свет, оставляя на полу белые пятна. Андрей подошел к окну и отдернул штору. Солнечные лучи в ту же секунду поприветствовали его, от души врезав ему по глазам. Зажмурившись и поморгав пару секунд, он посмотрел через окно на улицу. Да, действительно, прекрасный майский денек. Интересно, сколько градусов будет сегодня днем? Не меньше двадцати, это точно. А может, и больше. Наверняка больше. С такими мыслями он повернул ручку и распахнул окно. Свежий утренний воздух ворвался в комнату, давая возможность поскорее отойти от сна. Отойти от сна было бы проще, если бы он проспал больше чем три часа. Но ничего не поделаешь, нужно собираться. Да уж, нелегка жизнь студента, особенно если ты студент третьего курса Дальневосточного Федерального Университета, особенно если ты учишься на китаеведении и, наконец, особенно если ты примерный студент. Все это в полной степени относилось к Андрею, в том числе и последнее, хотя иногда он и позволял себе расслабиться. Но в последнее время у него такой возможности не было, близящаяся сессия давала о себе знать. После нехитрых утренних действий по умыванию и чистке зубов, в процессе которых Андрей еще раз отругал себя за то, что в который раз забыл купить новую пасту, из-за чего ему вновь пришлось напрягать всю силу своих пальцев, чтобы выдавить последние остатки старой, он направился на кухню, намереваясь позавтракать на скорую руку. Времени особо нет, поэтому придется ограничиться кофе и парой бутербродов. Открыв холодильник, он понял, что, скорее всего, придется ограничиться одним кофе. Если, конечно, у него не было желания закусить сегодня маринованными огурчиками с кетчупом. Кроме этого в холодильнике больше ничего не было, если не считать открытого пакета с молоком, который он не мог выбросить уже недели три. Желание для подобных кулинарных экспериментов у него явно отсутствовало. Хорошо хоть сахар еще остался. Ну что ж, ничего не поделаешь. В следующий раз придется быть внимательнее и заранее запасаться всем необходимым. Хотя я напоминаю себе об этом чуть ли не каждый день, а результатов пока что-то не наблюдается. Наспех влив в себя чашку кофе, Андрей вновь направился в спальню (которая заодно использовалась им в качестве кабинета по причине отсутствия в квартире прочих комнат, кроме гостиной, кухни и ванной), чтобы одеться перед выходом на улицу. К счастью, теплая, почти летняя, погода за окном предельно упростила ему задачу. Слегка потертые любимые джинсы и синяя футболка – думаю, этого вполне хватит на сегодня. Быстро одевшись и подхватив на ходу сумку, в которой находились записи с информацией, которую он не успел поместить себе в голову перед предстоящим тестом, Андрей уже через пару минут стоял у входной двери, торопливо натягивая на ноги кроссовки. Спустя еще несколько мгновений он закрыл дверь с обратной стороны, щелкнул ключом и устремился вниз по лестнице, не тратя времени на лифт, благо он жил на третьем этаже. В 7:30 он оказался на улице, ровно за полчаса до начала пар. Да, действительно, денек выдался на славу. Градусов двадцать, никак не меньше, ни облачка на голубом небе, легкий теплый ветерок, дующий в лицо. Настроение улучшается автоматически, без каких-либо усилий, при одном только выходе за дверь. Само собой, у Андрея оно тоже улучшилось. На три минуты. Ровно столько занимает путь быстрым шагом от подъезда его дома до автобусной остановки. Дойдя до нее, он смог еще раз прочувствовать на себе, что такое кардинальная смена расположения духа. В этот долбаный прекрасный денек народу на остановке скопилось раза в два больше, чем обычно в это время. Шансы пролететь мимо теста, даже не приступив к нему, возрастали прямо пропорционально количеству людей, продолжавших подходить к остановке. Да вам что, дома не сидится, что ли? Куда вы все вывалили сегодня, будто сговорившись? Черт бы вас всех подрал! Ладно, делать нечего, придется прорываться. Главное – правильно выбрать место. Встану-ка я, пожалуй, возле вон той группы из трех женщин, лет по тридцать — тридцать пять каждая, одной старушки, которой на вид столько же, сколько тем трем вместе взятым, и паре сухоньких студентов в очках. Когда подойдет автобус, их будет легче опередить и пролезть первому. Не очень хорошо так поступать, конечно, но опаздывать сегодня мне совсем не нужно. Автобус номер шестьдесят, более всего ему подходивший, долго ждать себя не заставил. Уже через несколько минут он подкатил к остановке, остановившись таким образом, что передняя дверь оказалась у Андрея прямо перед носом. Дверь открылась, и Андрей, слегка оттолкнув в сторону собиравшегося влезть первым одного из студентов, буквально впорхнул в автобус. Ему даже удалось сесть на одно из последних остававшихся незанятыми сидений. Правда, уже через минуту ему пришлось уступить место той самой старушке, которая, казалось, готова была развалиться в любую минуту. Автобус начал отъезжать от остановки, постепенно набирая скорость. Ну все, теперь все зависит от водителя и размера пробок на пути до университета. Пока можно было слегка расслабиться и взвесить в голове оставшиеся знания по истории международных отношений. Но, как назло, в голову лезли совсем другие мысли. Интересно, ей понравится тот материал, который я раскопал? Во всяком случае, у него были основания надеяться на это после того, как он потратил на его поиски в Интернете все выходные. Было бы здорово, если она оценила бы по достоинству его рвение. Может быть, это поможет им больше сблизиться, а может быть, даже… Да, я понимаю, это всего лишь курсовая, но ведь главное не это, главное – это внимание, желание помочь. Да, определенно, это может подействовать. Тем более что она уже целый месяц делает ему знаки, говорящие, что, возможно, она им интересуется. Хотя… может быть, ему просто приятно так думать.

Пробок между тем не было, автобус довольно быстро продвигался вперед и вскоре подошел к нужной для Андрея остановке. Расплатившись с водителем, Андрей выскочил из автобуса. Первым делом он взглянул на часы. М-да. 7:58. Но могло быть и хуже. Теперь он опоздает максимум на пять минут, а это вполне допустимо. Предельно быстрым шагом он добрался до здания Восточного института, прошел через вахту, на ходу показав пропуск охраннику, и бросился к лестнице, ведущей на верхние этажи. Через пару минут он уже был перед дверью аудитории. Постучав и выждав небольшую паузу, он наконец вошел внутрь. На часах было 8:04. Декан, проводивший тест, глянул на него неодобрительно, но без раздражения. Андрей сел за первый свободный стол и начал выкладывать вещи, которые, по его мнению, должны были помочь ему справиться с предстоящим испытанием. Ручка, карандаш, чистая тетрадь для запасных листов и…

Секундочку, а где тетрадь с записями за прошедший семестр? Где же она? Может, в другом отделе? Нету… Я же не… Не может быть… Андрей с трудом подавил в себе желание выругаться на весь класс. Он все-таки забыл ее. Прошлой ночью, пытаясь хоть как-то повторить материал, он вытащил ее из сумки и забыл положить обратно. Оставил дома свой главный ресурс пополнения недостающих знаний о предмете. Катастрофа. Теперь остается рассчитывать только на самого себя. Возможно, ему повезет и выпадет удачный билет. Хоть бы так…

Декан тем временем подошел к его столу и положил перед ним листок с вопросами. С двумя вопросами. Что же в них? Андрей протянул руку, взял листок и медленно поднес его к глазам. Через пару секунд он вздохнул с облегчением. Все-таки иногда ему везет. Перед ним был листок с двумя его любимыми вопросами. Две темы, которыми он интересовался уже несколько лет, еще до поступления в университет. Связанные между собой, по крайней мере, ему так всегда казалось. Взгляды на международные отношения Николо Макиавелли и политические воззрения легистов в Древнем Китае. Начало ответов по этим вопросам было известно ему наизусть. Легизм – философская школа Китая эпохи Чжань Го, известная как «Школа законников». Основные идеи древнекитайского легизма изложены в трактате IV в. до н. э. «Шан цзюнь шу» («Книга правителя области Шан»). Ряд глав трактата написан самим Гунсунь Яном (390—338 гг. до н. э.), известным под именем Шан Ян. Этот видный теоретик легизма и один из основателей «Школы законников» (фацзя) был правителем области Шан во времена циньского правителя Сяогуна (361—338 гг. до н. э.). В целом вся концепция управления, предлагаемая Шан Яном, пронизана враждебностью к людям, крайне низкой оценкой их качеств и уверенностью, что посредством насильственных мер (или, что для него то же самое, — жестоких законов) их можно подчинить желательному «порядку». Причем законодатель, согласно Шан Яну, не только не связан законами (старыми или новыми, своими), но даже восхваляется за это: «Мудрый творит законы, а глупый ограничен ими». Существенное значение в деле организации управления Шан Ян и его последователи, наряду с превентивными наказаниями, придавали внедрению в жизнь принципа коллективной ответственности (система тотальной взаимослежки).

Андрею идеи легистов, несмотря на их чрезмерную жесткость и даже временами жестокость, казались вполне разумными и приемлемыми. Более того, он считал, что даже в условиях современного общества их методы могли бы оказаться очень полезными и, что самое важное, эффективными. Он всегда был сторонником мнения, что усиление жестокости по отношению к преступности и увеличение давления на население в целом со стороны государства может привести к положительному результату в отношении развития общества. Эх, если бы в его руках оказалась неограниченная власть, тогда бы он создал идеальное общество. Или, по крайней мере, попытался бы сделать это. Первым делом он бы утопил преступность в собственной крови, закон стал бы внушать криминальным элементам такой же страх, какой перед самими преступниками испытывает мирное население. И даже еще больший. Потом… Впрочем, сейчас пока не время думать об этом. Предаваться своим малоосуществимым идеям можно и после пар. А сейчас нужно сосредоточиться. Так, Николо Макиавелли. Выдающийся итальянский политический писатель XIV века. Христианству, как и вообще религии, в политической философии Н. Макиавелли отведено место полезного орудия в управлении людьми. Он преодолел теологические представления о политике и праве и обосновал подход к политике как эмпирической, то есть проверяемой опытом, науке. Он пришел к выводу о том, что в основе политики и политических отношений лежит не христианская мораль, а интересы и сила. Н. Макиавелли считал определяющим в межгосударственных отношениях фактор силы, состояние войны, а не мира: «Ибо добродетель порождает мир, мир порождает бездеятельность, бездеятельность – беспорядок, а беспорядок – погибель, и – соответственно – новый порядок порождается беспорядком, порядок рождает доблесть, а от нее проистекает слава и благоденствие…» Н. Макиавелли вовсе не был сторонником войны, но, будучи реалистом в истинном смысле этого слова, он был убежден в неизбежности войн и не видел перспективы их искоренения. Не видел, поскольку война, наряду с миром, – одно из двух постоянных состояний международных отношений, подобных любым другим противоположностям Вселенной. Убежденный в естественном антагонизме государств, в непричастности морали или других духовных источников к политическому искусству мыслитель и одновременно творец, глубоко выражавший гуманистический дух эпохи Возрождения, Н. Макиавелли, быть может, был одним из самых загадочных политических мыслителей в мировой истории.

Да, Макиавелли, я во многом согласен с тобой. Но только… Только я все же думаю, что существует способ, который бы позволил свести на нет все антагонистические начинания человечества. Войны являются неизбежными лишь потому, что тому виной сама природа людей. А что было бы, если бы удалось изменить эту природу? Тогда удалось бы доказать обратное и опровергнуть великого итальянца и всех его последователей. Война и мир существуют потому, что существуют добро и зло, неизбежная двойственность человеческой души. Два слагаемых, из которых формируется человеческое сознание, а значит, и сознание всего общества. А что, если из двух составляющих сделать одно? Возможно ли это?

Этот вопрос волновал его уже очень давно. Найдет ли он когда-нибудь ответ на него? Тут Андрей бегло глянул на часы, висевшие над доской. Так, так. Сейчас все-таки нужно приниматься за работу. До конца теста оставалось немногим более получаса, а ему еще предстояло перенести свои мысли на бумагу. Как бы хорошо он ни разбирался в данных вопросах, его знания нужно было поместить в требуемую форму для сдачи и последующей оценки. Ну что ж, приступим.

Через полчаса Андрей с видом абсолютно довольного собой человека протянул полностью исписанный мелким почерком листок декану, который с безучастным видом подошел к его столу с целью изъять у него этот самый листок. Ну, вот и все. Просто прекрасно. Все получилось как нельзя лучше. Теперь можно немного расслабиться. Впереди еще две пары по устному аспекту китайского, на которых можно просто сидеть и слушать преподавателя с задумчивым и внимающим выражением лица и изредка отвечать что-нибудь односложное на его нечастые вопросы. Андрей обернулся и посмотрел на Свету. Она уже сдала свою работу и теперь сидела, уставившись в открытое окно и слегка покусывая карандаш, лежавший в ее правой руке. Словно почувствовав на себе его взгляд, она повернулась и посмотрела на него, после чего улыбнулась и очень мило ему подмигнула. Он улыбнулся ей в ответ.