Buch lesen: «Под сенью исполинов. Книга вторая»
Глава 1. Изумрудный город
Он мог пошевелить разве что глазами. Тело плотно обволакивало нечто прозрачное, холодное и твёрдое. Словно бы его поместили в огромный пакет и откачали воздух, после чего тот вдруг остекленел.
Упаковали, как продукт…
Первые несколько минут внутри этого кокона были самыми длинными в жизни Роберта. Сознание, едва забрезжив, сорвалось в пропасть паники – дышать! дышать! В лёгкие не попадал воздух, ни капли. Он чуть не умер от ужаса, но со временем понял, что всё-таки дышит. Непонятно как, но газообмен в организме продолжался.
Спереди бликовала стена мутного зеленоватого стекла. Роберт не ощущал хода времени, но знал, что висит тут уже долго – чувство голода, свирепевшее недавно, теперь утихало. И ничего не оставалось, кроме как разглядывать полупрозрачный монолит стены.
На самой границе зрения виднелось что-то, формой напоминающее морскую звезду. Словно бы несущаяся волна вдруг застекленела и сковала случайного беспозвоночного.
Было холодно. Отчаяние сменялось паникой. Паника – отчаянием. Цикл прерывался разве что внезапным забытьём. Сном это не назвать. Все крики внутрь себя глотала тёплая тьма, сочившаяся из пролома на месте Ординатора. Странно, но когда он был, определить конкретное местопребывание бестелесного не получалось. Как ни ищи, а он – всюду.
Тишина сводила с ума. В минуты, когда изнурённое сознание утихало, наваливалась она – абсолютная, лишённая даже извечного писка. Словно бы голос той самый тьмы из пролома…
Но вдруг он ощутил тепло. Кожа рук отозвалась первой – вездесущими иглами. Пальцы загудели, словно отбитые, что-то стянуло их вместе, сковав руки за спиной.
И кокон растаял.
Роберт рухнул и ударился головой о твёрдый пол. В лицо шибанула смесь запахов: мята и аммиак. Дыхание спёрло, будто в нос брызнули нашатырём. Его подняли рывком, удерживая под мышки. Двое: белотелые, безликие, высокие и изящные… Это были не люди, точно. Странно, дико даже, но Роберт совсем не боялся. Мысль, что перед ним существа с иной планеты лишь слегка холодила мозг.
Роберт быстро огляделся – Вики нигде не было. Помещение напоминало зал в знаменитом замке волшебника Изумрудного города, что в Гонконге: малахитовые стены плавно сливались над головой ассиметричным куполом, из центра которого на пол опускалась гранёная колонна с барельефами. Показалось даже, что они выглядели как китайские иероглифы…
Его вытолкнули в коридор. Оба чужих держали короткие жезлы со слабо светящимися символами, которые напоминали пистолеты девятнадцатого века: монолитные, округло изогнутые и расширяющиеся к рукояти. Нарываться бессмысленно…
Всё вокруг состояло из стекла. Стены то мутнели, превращаясь в камень, то вновь постепенно набирались прозрачности. В такие моменты в глубине их виднелись тёмные объёмные фигуры, иногда вполне узнаваемые. Порой это были целые сюжеты, почти как на камне древних земных пирамид. Чаще повторялся один и тот же: изящный паук с двенадцатью лапами и жвалами с обеих сторон, от которого во все стороны тянутся тонкие тенёта с опутанными существами на концах. И ещё символ, что-то типа трезубца.
Его остановили резко, рывком за сцепленные кисти. Хрустнуло в плечах, Роберт застонал, и его втолкнули в высокую арку, что оказалась справа.
Помещение было большим. Огромным даже, насколько он успел отметить. Чужаки, не церемонясь, бросили его лицом в гладкий, холодный пол. Втянув ноздрями воздух, он закашлялся – от малахитового стекла и несло мятным нашатырём!
Что-то где-то клацнуло, послышался гул, мигом передавшийся слабой вибрацией нестерпимо воняющему полу. Его подняли и швырнули, как того барашка в путах. Роберт не успел сообразить, что руки свободны, и со всего маху врезался лицом в нечто твёрдое и абсолютно прозрачное. По «стеклу» потекла кровь из разбитого носа, не оставляя никакого следа.
Роберт забарахтался, вскочил. Колба! Чёртова стеклянная колба, о которой говорил абориген!
Таких колб вдоль изогнутой стены залы, подсвеченных по верхней окружности, словно для выставки гигантских орхидей, стояло всего пять. Но орхидея была одна. И обращались с ней совсем не трепетно.
– Вика-а! – кулак Роберта врезался в невидимую преграду.
Она не реагировала. Лежала на полу колбы, как-то странно распластавшись. Как ни колотил Роберт, как ни кричал, всё впустую.
Белотелые потеряли к пленникам всякий интерес. Роберт прощупал «стекло» везде, где дотянулся. Непонятно как он вообще попал внутрь: ни швов, ни стыков, ничего. И оно совсем не бликовало. Свет расположенных над колбами кольцевидных ламп словно «не замечал» его, проходя насквозь без малейшего преломления или отражения. На нём даже отпечатков и кровяных подтёков не оставалось…
Роберт сел на пол. Огромный малахитовый зал тоже венчался купольным сводом с колонной по центру, к вершине которой от стен тянулись тёмные изогнутые полосы, образуя спиральный рисунок. А у её основания копошились долговязые фигуры пленителей.
Белотелые удивляли. Они действовали чересчур слаженно, словно угадывали мысли друг друга. Роберт не слышал, чтобы они переговаривались или как-то иным способом коммуницировали. Возможно, тут шёл в ход некий аналог Ординатора, только расширенный, позволяющий им полноценно контактировать телепатически…
Белотелые что-то скрупулёзно изучали. Синхронно сдвигались вбок, разглядывая нечто у основания колонны. Роберт поднялся и приник к невидимой преграде, отгородив ладонями глаза от бьющего сверху света.
Абориген говорил правду: они такие же гости на Ясной. И что-то ищут. Роберт плохо помнил его бред, уловил лишь одно: если соискатели, или как он их назвал – саранча, обнаружат некий маркер, то Земле каким-то образом будет угрожать опасность.
Белотелым подсвечивали чудные подвижные нити, повсеместно свисающие с высокого потолка вокруг колонны. Стоило приблизиться к ним, как нити вдруг меркли, оживали и уклонялись, уступая дорогу, а после снова повисали и набирались яркости.
Вдруг зашевелилась Вика. Роберт опять крикнул, но звук не покидал прозрачной тюрьмы.
Девушка поднялась не сразу. Долго полулежала к нему спиной, озиралась, почему-то ощупывая лицо и голову. Затем села. А когда увидела белотелых в центре зала – шарахнулась к стенке.
Роберта она заметила только спустя пару минут. Он яростно жестикулировал, пытаясь привлечь её внимание. Их разделяли три пустых колбы, но они отлично видели друг друга. На лице Виктории читались полнейшее смятение, страх. И надежда.
На него.
Внезапно в залу вошли ещё двое соискателей. Они вывернули из-за колонны и, не останавливаясь около собратьев, направились к колбам. У Роберта ёкнуло внутри – Вика.
Девушка забилась редкой бабочкой, которой пришло время безжизненно замереть на стене коллекционера. Она тоже поняла, что идут за ней.
Колба не распахивалась и не опускалась. Белотелые просто протянули длинные руки, крепко схватили Викторию, пока она тщетно билась о стенки невидимой тюрьмы, и потащили в другой конец залы, за колонну. Она выглядела ребёнком рядом с ними. Беспомощным и перепуганным…
Роберту ничего не оставалось, кроме как бить в «стекло» пока не отсушило руки.
Он не заметил, когда её привели обратно. Не понял сколько времени прошло – поднял голову и увидел уже лежащей в соседней колбе. И в ту же секунду сильные тонкие руки подхватили его самого. Роберт решил не сопротивляться, не тратить попусту силы и идти добровольно. Но белотелых не особенно интересовало, что он там решил – вскоре ноги якута волоклись по полу.
Он старался увидеть и запомнить как можно больше. Коридоры расходились от центральной залы по разрастающейся окружности – тут всюду прослеживалась спираль. То и дело встречались ящики без замков и ручек, которые чаще стояли поодиночке, строго на одном расстоянии друг от друга, а со сводчатого потолка свисали те самые светонити.
Его вволокли в поразительно светлое помещение и с ходу поставили на какой-то невысокий постамент. Он даже дёрнуться не успел, как вновь застыл, залитый «стеклом», не в силах пошевелить ни единым мускулом. Это была уже не малахитовая зала наподобие тех, что он видел, нет. Всё вокруг было белым. На миг почудилось даже, что он попросту ослеп – тут сливалось всё, и только спустя минуту проявились первые контуры.
Их было пятеро: два конвоира остались где-то позади, а перед Робертом что-то быстро раскладывали по гладким овальным столам ещё три соискателя. Они вообще не отличались друг от друга. Ничем.
Белотелые синхронно обернулись, и Роберт поразился: женщины! Их скафандры настолько повторяли изгибы тел, что сомнений не оставалось.
Две встали по бокам – одна измеряла большой череп Роберта какой-то гибкой странной линейкой, вторая проделывала нечто схожее с предплечьем. В руках у центральной белотелой что-то угрожающе блеснуло. Игла!
Она поднесла её к запястью Роберта, и оно «оттаяло» при приближении инструмента. Игла вошла точно в вену, притом почти безболезненно. Удивительная неуместностью мысль мелькнула в голове: поучиться бы лаборанткам в ЦУПе… Тем самым близняшкам, что так долго колдовали над анализом его крови.
Запаниковал Роберт не сразу. Прошла минута, а игла всё ещё оставалась в вене. Боковые женщины потеряли к нему интерес, зато увлечённость им центральной только нарастала. Изучая его лицо, она чуть сдвинулась, и Роберт увидел прозрачный цилиндр, медленно заполняемый кровью. Если они намеревались набрать его весь, то жить ему осталось не так много.
Стало дурно. Настолько, что даже возникли зрительные галлюцинации – от затылка белотелой вверх потянулась пятицветная радуга. Экзекуторша всё время что-то прощупывала на лице и шее якута – под тонкими пальцами нерушимая прозрачная плёнка кокона неизменно таяла и тут же нарастала вновь, стоило им отдалиться.
Крови в нём оказалось больше, чем он думал. Цилиндр наполнился, а Роберт не умер и даже не потерял сознания, хоть и был к тому близок. Иглу вынули, а цилиндр в тонких пальцах неведомым образом распался надвое: одна часть исчезла в каком-то ящике, а другая оказалась в руках второй белотелой.
На какое-то время его оставили в покое. Центральная отошла вглубь помещения, и Роберт смог получше разглядеть его. В глазах по-прежнему рябило, но уже не так. Было предельно ясно, что соорудившие эту комнату не имели ни малейшего отношения к малахитовым залам – здесь безраздельно властвовала чуждая им симметрия. Всякая мебель, к примеру рисоподобные столы на тонюсеньких ножках, имела пару, а если не имела, то располагалась так, чтобы никоим образом не рушить идеальную картину.
Краем глаза Роберт увидел колбу, которая обычно тут явно не находилась. Слишком уж очевидно выбивалась она из общей симметрии. И вскоре догадка подтвердилась.
Стена напротив растаяла, и ещё одна пара внесла в помещение контейнер, похожий на те, что Роберт видел в коридорах. Белотелые некоторое время возились около колбы, после чего к ним вдруг обратилась центральная экзекуторша.
Она говорила!
Резкий, щеклучий говор, похожий на птичий клёкот, заставил Роберта внутренне поёжиться. Было в нём что-то манящее и одновременно отталкивающее. Что-то хищничье…
Колбу подтащили ближе. Внутри уже находился принесённый белотелыми контейнер. И он медленно раскрывался.
Похожий на звезду иглистый кристалл на дне мутнел голубым, и от него исходил еле заметный пар. Один из соискателей что-то шаманил с другой стороны колбы, держа в руках не то ракетку для пинг-понга, не то большую неудобную ложку на короткой ручке.
Кристаллический «ёж» вдруг пошевелился, треснув пополам. Белотелый водил «ракеткой» из стороны в сторону, будто пытался предугадать, куда же тот ринется. Но кристалл оставался на месте и быстро таял, растекаясь мутной жидкостью, которая в свою очередь испускала сине-серую хмарь. Вскоре туман загустел, возрос и всклубился; внутри мелькнули фиолетовые всполохи, отдалённо похожие на миниатюрные молнии…
В один миг хмарь пришла в движение. Закружилась, обретая форму вихря, и быстро заполнила колбу целиком. Вот тогда и пришёл черёд белотелого. Как только вихрь ускорялся, он подносил нечто в руке к колбе, и хмарь, болезненно содрогаясь, отстранялась от невидимой стенки, вынужденно затормаживаясь.
В центре вихря возникла точка. Роберт никак не мог оторвать взгляд: она росла, менялась, и вскоре расплылась в узнаваемый овал человеческого лица. Его, Роберта, лица. Теперь уже хмарь вглядывалась в него – с интересом, изучающе. Выискивала что-то, прощупывала – осторожно, словно чего-то очень опасаясь… Так, если бы разум якута мог быть «заминирован». Роберт в очередной раз ощутил себя абсолютно беспомощным.
Ординатор наверняка стал бы преградой невидимым щупальцам, лазающим у него в сознании…
Лицо сгинуло в круговерти тумана так же, как и возникло. И только после этого Роберт смог отвести взгляд. Напоследок из сине-серых клубов выступил большой символ, иероглиф, похожий на литеру «Т», только на трёх «ногах» вместо одной.
Собрат белотелого с «ракеткой» встал с другой стороны колбы, держа в руке точно такую же. Чем ближе они подносили их к туману, тем быстрей он уменьшался, конденсировался, а вскоре и вовсе ощетинился кристаллическим иглами на дне контейнера, который немедленно захлопнулся.
Белизна перед глазами постепенно поглощала всё больше границ и очертаний. Что к нему опять обратилась центральная, Роберт понял только по пятицветной радуге её дыхания.
Его уложили. Левая рука освободилась от оков стекла, но сделать ничего не успел – её тут же придавил конвоир.
Снова угрожающий блеск посреди белизны. В пальцах центральной мелькнула тонкая, на грани видимости, нить. Она расправила её в струну и поднесла к локтевому суставу. Роберт внутренне сжался…
Но вдруг она остановилась. Выпрямилась, точно её кто окликнул. Одна из троицы как бы в изумлении подняла перед собой колбу Робертовой крови. Только вот отчего-то не красной, а фиолетовой. Ощущение какого-то извращённого дежавю пронзило Роберта. Точно такую же цветом кровь в пробирке с его именем держали перед собой одинаковые лаборантки ЦУПа, но тогда он списал это на действие нейролептиков…
Нить мигом исчезла. Его вновь «поставили». С каждой минутой он видел всё хуже, но до конца старался разглядеть и понять как можно больше. Настырный внутренний голос твердил, что тут всё не кончится, и они обязательно встретят своих.
Он не мог видеть лица центральной, но как-то понял, что на нём отобразился неподдельный интерес. Женщина приблизилась вплотную, нависла над ним – рослая, она была выше его даже несмотря на приступок.
Её клёкот опустил сердце в пятки. Он пробуждал что-то исконное, первобытное. Не пещерное даже – старше, сокрытое гораздо глубже…
Стремление спастись от хищника, но в другой галактике…
Фарфоровое лицо скафандра начало таять. Роберт ожидал увидеть жвала, один огромный глаз, щупальца, внешний скелет, да что угодно, только не то, что увидел.
Она была красива. Очень. Выведенные пунктирным шрамированием брови надломились в изумлении, белотелая – а она и настоящим лицом была бела – улыбалась тонкой линией бескровных губ… Искра восторга в раскосых чёрных глазах довершила смятение в уме Роберта. Чем она могла восторгаться? Что они такого нашли в нём?!
Центральная разглядывала его недолго. Было заметно, что она не дышит. Вскоре глянец вновь обволок прекрасное лицо, и она отвернулась.
В конце концов белизна втекла в глаза Роберта, он ослеп. И только потеряв зрение, вдруг осознал, что всё это время его лёгкие не работали. Паника разнесла сознание на мелкие осколки, Роберту удалось совладать с собой с горем пополам. Как и в прошлый раз, организм дышал непонятным образом.
Одна из троицы что-то проклокотала конвоирам, и Роберт обмяк безвольной куклой – привыкнув к жёсткости стеклянных оков, тело не успело среагировать.
Снова малахитовый коридор. В глазах жутко рябило. Плохо, но он всё-таки видел. Его волокли быстро, но уже не так небрежно. Сбоку то и дело мелькали яркими пятнами входы в слепяще-белые комнаты. Видимо, соискатели пристроили свою архитектуру к изумрудному городу. Или встроили в него.
Что они ищут? Откуда и кто они? Почему она так похожа на человека?
Тех двоих у подсвеченной живыми нитями колонны уже не было. Роберт скосил взгляд на барельеф, когда оказался достаточно близко. Даже не специалисту бросилось в глаза очевидное сходство украшавших колонну иероглифов с азиатской письменностью.
Пополнение в рядах пленников Роберт увидел издали. В глубине души он очень надеялся, что если не всё, то хотя большинство сказанного аборигеном окажется неправдой, бредом сумасшедшего. Пришло время убеждаться в обратном.
Беловолосый парнишка тоскливо наблюдал, как якута втаскивают в колбу меж ним и Викой. В выцветшем взгляде читалось менторски-снисходительное «я же говорил». Абориген ткнул пальцем себе в грудь, потом вслед удаляющимся соискателям и провёл по горлу. Состроил вопросительную физиономию. Затем указал за Роберта, на лежащую в беспамятстве Вику. И повторил жест – провёл большим пальцем по гортани, точно острым ножом. И после резкий кивок – выбирай, мол. Роберта передёрнуло.
Что он мог, этот абориген?..
Наверное, многое. Воскресал же как-то…
Воскресал. От этой мысли холодели пальцы. Как это возможно? Это же попросту нереально…
Казалось, абориген и не ждал ответа прямо сейчас. Он улёгся на дно колбы, отвернулся и мерно задышал. Будто плевать ему было на всех белотелых. Что они могли сделать ему? Ведь он…
Бессмертный.
Роберт провалился в трясину раздумий. Абориген предлагал выбор. Опять. Но… почему? Почему он просто не берёт то, что ему нужно? Ведь он даже физически сильней, проверено. Что такого у него, Роберта, есть?
Он прислонился большой головой к невидимому прохладному стеклу. В соседней колбе лежала Вика – беззащитная, хрупкая, верящая в него…
Роберт споткнулся на полумысли. Приподнялся, не веря глазам, а потом и вовсе встал. То, что он разглядел поставило жирную точку в раздумьях и сомненьях. Они примут предложение аборигена.
У забывшейся болезненным сном девушки по локоть не было левой руки…
Глава 2. Наполовину ложь
– Внутреннее кровоизлияние, гематома в брюшной, часть печени подвержена некрозу. Я назвала всего три причины, по которым нужно сначала провести операцию, – Рената выглядела грозно, точно Родина-мать перед июльской бурей.
– Гарантии? – спросил Роман.
– Что Леонид Львович выживет? Их нет. Если бы не реаниматор и своевременная помощь, он бы уже умер. Наверняка.
– О том и речь. Вот тебе две чаши, – командир расставил руки. – На одной мы: ты, я, Трипольский, Буров, Иванов и, хочется верить, Роберт с Викторией. Наш шанс вернуться.
– С чего ты вообще…
– Не перебивай, пожалуйста. На второй чаше – Ганич. Скажи теперь, ты готова пожертвовать нами ради более высокого шанса спасти этому двуликому жизнь?
– Не суди по…
– Ответь, пожалуйста, Ренат. Прямо – готова?
Она молча сомкнула над головой «замок» из пальцев, уставившись в стол. Стены кают-компании давили.
– То-то же.
– Хорошо. Будь по-твоему… Когда?
– Приступай к подготовке прямо сейчас. Обо всём, что потребуется, говори.
– Я не знаю, что мне может потребоваться. Я раньше этого не делала…
– Все мы раньше чего-то не делали. У нас получится. И я буду рядом.
Командир почти верил в сказанное. Почти. Но тот мизер сомнения, очень крепкий и оттого опасный, как алмазная крошка в часовом механизме, нельзя выставлять напоказ. Ни в коем случае. Роман просто права не имеет говорить иначе. Пусть даже слова его были чуточку… неправдой. «У нас получится».
Погружение было прорывной практикой. Во всём, что касалось Ординатора, иного и не было. Такого рода воздействие на сознание человека скрупулёзно изучалось в НИМИ всего лет пять-шесть, цели ставились амбициозные: от безошибочного допроса предполагаемых преступников до лечения душевнобольных. И лишь недавно практику погружения ввели в общий курс обучения психосерверов.
Ели молча и мало. Одна Рената была вынуждена хрустеть печеньями больше остальных, запивая глюкозным сиропом, – мозг с размещённым Ординатором требовал очень много энергии. То и дело взгляды космопроходцев падали на пятно у стены. Казалось, если присмотреться, оно отливало голубым…
Никто не верил в случившееся. Большинству разоблачение Бёрда казалось каким-то дурным сном, мороком.
Буров молчал. Слушал, поглядывая и наглаживая щетинистый подбородок. Но вдруг встал и подошёл к стоящему у стены командиру почти вплотную, нависнув над ним.
– А какого лешего мы принимаем всю эту херь про Слово на веру?
Кают-компания замерла. Космопроходцы уставились на Истукана, словно бы тот и вправду был ожившим изваянием. Никто до этого не высказывался против заданного Романом вектора.
– Если задуматься, то верить её словам… – начал было командир.
– Я не про неё. Я про тебя, Роман Викторович. Кто подтвердит, что ты вообще говорил с Кислых? Бёрд? Иван, ты слышал их разговор?
Иванов покачал головой:
– Они просто смотрели друг на друга. Командир сказал, что диалог вёлся через Ординатора, – и добавил, тише и слегка виновато: – Только вот Ординатора в пещере не было. Мы никак не могли дозваться его там, под модулем…
– В том и соль. Ты ведь надышался триполием, Роман Викторович. И теперь уверен, что всё было на самом деле. А ведь даже через Ординатора вы говорить не могли. Ну? Что скажешь?
Роман прочистил зубы и сложил руки на груди.
– Ты прав, Тимофей Тимофеевич, – он и заглянул великану прямо в глаза. – Только вот ответь и ты на вопрос. Какой у тебя план действий? Как ты планируешь эвакуировать экспедицию?
Буров не ответил. Только смотрел на Романа долго, испытывающе.
– Отвергаешь – предлагай. Всё ж просто, Тимофей. Усомнился во мне и хочешь решать? Хорошо. Я сложу с себя полномочия, но только вот чего скажи мне, друже: ты сам-то не дышал триполием? И другие им не дышали, нет?
Буров повёл плечами. Хоть пасмурное лицо и не выражало ничего, командир понял, что попал в цель.
– Кто ещё против порыться в голове Ганича? Кто считает так же? Что я просто насмотрелся галлюцинаций?
– Не нагнетай, – прогудел Буров и вернулся на место. – Никто так не считает. Только я. Признаю – перегнул палку.
– Предлагаю голосовать… – несмело вставил Трипольский.
– Обязательно проголосуешь! Как-нибудь. А пока, – Роман зло покусал щёку, – приказываю: капитану Неясовой подготавливаться к погружению, капитану Бурову оказывать ей техподдержку по всем возможным вопросам с реаниматором, лейтенанту Иванову – ПИМ в зубы и ни на шаг от Ренаты Дамировны! Не слышу!
– Есть, – хором ответили космопроходцы.
– Ему, скорее всего, не пережить погружения, – примирительно произнёс Буров.
– Выживет – молодец. Вернём настройки реаниматора обратно, не проблема, – отозвался Роман. – Нам гораздо важней сейчас две вещи. Нужно выяснить, что это за Слово такое, за которое нам посулили помощь.
– А второе? – спросил Иванов.
– Отчёт по Ясной. Настоящий, не тот винегрет, что мы видели.
– Его нет, – уже уверенней встрял Трипольский. – Никакого отчёта нет и не было никогда. Ну, в привычном нам смысле.
– То есть? Поясни.
– Когда Михайлов наш, – Фарадей кивнул в сторону медблока, – возвращался на Землю, обе женщины-психосервера уже пропали. Некому было вкладывать отчёт ему в голову. Всё, что он принёс с собой в Новосибирск, да и в Вашингтон, – его личные воспоминания. И только.
– Всё так, Лёша. Только воспоминания эти сейчас могут оказаться дороже, чем рукопись «Отечества» Виктора нашего незабвенного Кима.
На какое-то время повисла тишина.
– Нужно настроить систему внешнего наблюдения. Мы тут как щенки в коробке, – резонно предложил Буров.
– Ты говорил уже.
– И ещё скажу. Это первостепенная задача. Не в голову Ганичу лезть надо, а на крышу модулей. Ты знаешь, Роман Викторович, я суеверный. Потому очень прошу – пусти сначала «глаза» починить. Потом уже остальное.
– Дельно… – признал Роман. – А при чём тут суеверия?
– Не обращай внимания. Встал не с той ноги.
Наружу пошли втроём: сам командир, Буров и Иванов. Последний остался часовым у входа в модули, в то время как старшие офицеры двинулись в обход, высматривая гнёзда камер. Почти все нашлись целыми и расчехлёнными. Разве что пару пришлось заменить.
– Как кувалдой кто приложил… – заметил Роман, глядя на выскочившие из «глаза» линзы и торчащие провода.
– Это, думаю, при посадке… Удивительно даже, что остальные целы.
– Почему?
– Да просто исходя из обстановки, – невесело отмахнулся Буров и опустил на своём «Сапфире» второй светоотражающий слой. – «Осы» из модулей запросто пропадают, Иконников не сегодня-завтра по воде пойдёт, Слово это… Да и Кислых… как там она о себе сказала?..
– «Раньше была одной из них».
– А сейчас она кто? Не одна из нас? Допустим даже, что всё тобою виденное – не галлюцинация. Допустим. Вдруг она с белотелыми? Попала под их контроль? Почему она сказала именно так? «Была»…
– Шут её знает, – устало вздохнул Роман, следя за датчиком движения.
– Вот и я говорю – надо думать. Не бросаться очертя голову.
– Никто некуда не бросается, Тимофей. Пока мы всё ещё тут. За Ганичем никуда идти не нужно, он в медблоке.
– А Рената? О ней подумал?
– Не рви душу.
Эфир ненадолго затих. Буров проверял последние камеры, и можно было возвращаться.
– Не принимай близко к сердцу, Роман Викторович. Кто-то должен вставать поперёк, понимаешь же. Чтобы думалось лучше.
– Понимаю. Не дурак.
Всё чаще казалось, что кругом большой спектакль. Нет, Карина и прочие весёлости Ясной были отнюдь не декорациями – проверено кровью. Ощущение обмана таилось в другом. Роман начинал подозревать, что они, тридцать третья экспедиция в полном составе, даже не разведка боем, что было бы не так противно, а всего-навсего мишень. Тепловая ракета, отбрасываемая истребителем для отвлечения зенитных снарядов. Белотелые – чем не «зенитные снаряды» Ясной? Если так, то это значило одно: связь с этой планетой восстановили давным-давно. И вполне возможно, что на Ясной куда больше землян, чем они считают…
Роман повернулся лицом к ковру крон. Отсюда прекрасно виднелись обе прогалины: и с их челноком по центру, и та, в середине которой чернел его обугленный брат-близнец. Сине-зелёная «хвоя» сплошным ковром бургилась прямиком в горизонт, а правее плавно поднимались скалы. Лишь изредка виднелись каверны разрывов, да и то небольшие.
Тот подъём не сразу бросился в глаза. Он притулился у подножья скал и выглядел как бы их продолжением, поросшим местными деревьями. Только вот приглядевшись, Роман понял, что это не так.
– Что? – обернулся Буров, когда командир постучал ему по скафандру.
– Видишь?..
Истукан увидел сразу. И понял, что имел в виду Роман – тоже сразу. Они переглянулись.
– Неудивительно, что мы не разглядели. Как влитой ведь…
Около скалистого подножья виднелся образованный вздымавшейся хвоей холм, формой очень напоминавший те, что были под челноками.
– Думаешь, зарос уже? – спросил Буров.
– Почему нет? Времени прошло немало.
– А модули почему тогда не заросли?
– Шут его знает, Тимофей Тимофеевич.
– Но проверить стоит, да, согласен.
Едва Буров с Романом вывернули из-за угла, Иван двинулся им навстречу. «Оса» командира приняла его целеуказатель – не размахивать руками Ивана научил Бёрд…
Целей была пара. Во-первых, выяснилось, что таких холмов, поросших деревьями, уже два. Ещё один виднелся дальше, в противоположной стороне, но тоже близко к горной гряде, тянущейся на север. Если первый они по большому счёту проморгали, то чтобы увидеть этот, нужно действительно потрудиться.
Вторая цель была ещё интересней. Вдалеке, километрах в сорока от колонии, виднелась маленькая прогалина. Либо же очень большая каверна, что даже скорее всего. Как-то приютилась она, затесалась, что космопроходцы, когда осматривались с «телячьего языка», упустили её.
– Не всё так плохо… – констатировал командир и вкратце объяснил всё Бурову.
– Глядишь, не придётся ни за каким Словом лезть. Представляю, какая это «радость» для психосервера – рыться в башке теолога.
– Одно другому не мешает. Хотя, – Роман нажал на интерпанель входного шлюза, – если есть возможность не совать руку в анус…
– Именно.
* * *
Трипольский, блёклое подобие прежнего деятельного выскочки, ждал его у лаборатории, как и договорились. Глаза Фарадея раскраснелись – он снова плакал. И Роман понимал его как никто. Последние сутки ему тоже хотелось выть. Противоречия рвали ум сворой бешеных собак, но он не подавал вида. Чего теперь. Верный выбор сделан – «человек» Макленнора убит.
Или всё же убит Майкл Бёрд?..
– Удивительно.
– Что? – Роман встал рядом и заглянул внутрь изолированной лаборатории, на лежащее на столе тело.
– Сколько лжи вокруг. Уверенности не может быть ни в чём. Решительно ни в чём. Порой чудится, – хихикнул Фарадей, – что весь мир наш – ложь. Долбаный квантовый суп.
Роман хотел спросить «а разве когда-то было иначе?», но промолчал. Пусть говорит. Ему надо.
– Сначала нас долго убеждали, что он есть, – продолжал Трипольский. – Трындели отовсюду. Потом – что нет. Затем я сам докопался, как мне казалось, до истины. Я видел чертежи и схемы, которых не видел никто. Они давали такую надежду! Удивительно просто… Квантовый мозг, устойчивая схема, где решена проблема охлаждения кубитов. Но вот загвоздка: всё это в голове «Осы», а не идеального с точки зрения физиологии андроида. Он, – Фарадей кивнул на тело, – не имеет отношения к тем чертежам.
– Уверен?
– Как сказал бы мистер Макленнор: «я уверен только в том, что мой кот знает побольше двух третей земного населения».
– Твой мистер Макленнор хорошо бы с Санычем поладил. Тот тоже порой доносит мысль через одно место. Доносил.
– Поладил бы, обязательно, – кивнул Фарадей. – Если бы Александр Александрович дожил.
– Не понял…
– Я… – Он сомневался лишь секунду. – Понимаете ли, Роман Викторович… Я уверен, что он здесь.
– Кто? – уставился на него командир.
– Алан Макленнор. На Ясной. Видимо, Альянс сумел повторить «прыжок». Но лишь однажды. Я так считаю, – как ни в чём не бывало пояснил Трипольский, осмотрительно подбирая слова; полуложь сейчас казалась единственным вариантом пойти намеченным путём и притом избежать новой бойни. – Вы же слышали Иконникова. «Он не синтетик». Куда уж понятней. Да и смерть мистера Макленнора всегда вызывала у меня вопросы. Какая-то она… приуроченная.
– К запуску «Кондора»?
– Угу. Громкое «разоблачение», конец кровавой войны – кому он нужен? Ну умер, да и чёрт с ним. Не до него сейчас…
– Нестыковка, – обмозговывал мысль Роман. – Буров, когда столкнулся с ним, замял ему трубку газоотвода. Будь внутри Алан Макленнор, он бы задохнулся. Или выдал себя.
