Баба Нюра совсем не умела готовить, да и как ей было учиться, когда жили очень бедно и варили то, что есть. Если меня надолго оставляли с бабушкой, мама на всякий случай покупала бабушке пакетные супы. Я их просто обожала. Бабушка говорила: «Ну что, Наташа, будем есть базарный супчик?». До сих пор помню вкус рисового, вермишелевого с мясом. Правда бабушкин овсяный кисель подвергался недоверию и блины, приготовленные из червивой муки, я не ела. Баба просто не обращала на такие мелочи внимания. Она еще шутила: мол, с мясом.
Я любила слушать ее сказки собственного сочинения и моментально засыпала, искренне веря, что где-то там на потолке живет мишка и приходит только по ночам, чтобы присниться мне и рассказать еще более невероятную историю. Обман удавался, и на следующий вечер легенда с мишкой благополучно использовалась повторно. Сама она спала на кровати с панцирной сеткой, положив под голову гору подушек, практически провалившись в них и засыпала уже сидя.
Однажды бабушка собиралась на поминки и попросила у мамы разрешения надеть ее кофту. Кофточка была шерстяная, с кармашками, в которых бабуля заначила со стола куриную ножку и кусочки колбаски, в благодарность принеся гостинцы маме. Мама ужаснулась: бабушка, что же ты наделала! Кофту спасти не удалось.
Бабушка ушла, когда мне было пять лет. Она тихо умерла от инфаркта в Кузьминской сельской больнице, ей было 74. Комната, которая еще очень долго после ее смерти называлась бабушкиной, была переполнена всякой бесполезной мелочью, которую бабуля бережно собирала и хранила. Среди обычных вещей мама обнаружила разные чайные ложечки, веревочки, винтики, гвоздики, коробочки, детальки от сломанных вещей, мешочки с разными семенами, кусочки от порванных цепочек, несколько чайников, утративших свое назначение, пузыречки из-под лекарств и т.д. Этого ненужного барахла было настолько много, что вывозили мусор из бабушкиного царства мешками. Ходил слух, что баба Нюра хранила крупную сумму денег, которую никто так и не нашел. Каждый раз, копая огород на месте сломанного сарая и обнаружив что-то твердое, отец шутил: «Ну вот, наконец-то нашли бабкин клад!».
Однажды на работе приятельница Таня Таранова пожаловалась – детей (у нее две девчонки) совсем не заставить вечером заснуть. Я рассказала ей про бабу Нюру и «мишку», надеясь, что Танькина фантазия придумает что-то подобное. На следующий день она рассказала душещипательную историю про то, как дети моментально уснули вечером, узнав про загадочного мишку, а проснувшись утром, закатили истерику: «Он не прише-е-ел!».
Дед Гриша
Я побывала у деда в деревне один раз в шестилетнем возрасте и навсегда запомнила и дом, и сад, и огромные угодья (как мне тогда казалось, просто поместье). В деревню Погори Рязанской области можно было добираться несколькими способами, мне показали самый интересный – на катере по Оке. Плыли до Санского, а там нас ждал знакомый деревенский дядечка на лошади и с настоящей повозкой, набитой сеном. Обычно, как рассказывала мама, приходилось эти шесть километров идти пешком, так как лошадь не всегда можно было застать свободной.
В то лето мы приехали с мамой и бабушкой Ниной, чтобы помочь деду окучивать картошку. Дед остался без хозяйки в доме, баба Таня умерла рано, и дед оказался совершенно беспомощным в вопросах домашнего хозяйства. Дом у деда был большой и крепкий, с резными наличниками на окнах, высоким крыльцом и красивейшим палисадником. Сад тянулся настолько далеко, что заходить туда одной было даже страшно. Собранную малину я надевала на большой палец и с восхищением показывала маме, удивляясь, что никогда такой не видела. Цветов в палисаднике не выращивалось, но там было настолько уютно и тихо, что прогнать меня со скамейки было невозможно, я там так и засыпала. За садом тянулись сорок соток земли, засаженные картошкой. Мне выдали детскую маленькую тяпку, показав, как правильно надо окучивать и выделив персональную грядку. Ноги утопали в жирной теплой земле, ходить в ней босиком было сплошным удовольствием, но по жаре долго не потяпаешь, я быстро уставала и убегала гулять. Помощницы из меня не вышло, тяпкой я здорово попала по большому пальцу ноги и была освобождена от общественно-полезного труда.
В доме царили мухи и отсюда сплошная антисанитария. Все средства, привезенные с собой, не помогали. Заснуть было просто невозможно, они садились на лицо, забирались в ноздри и пытались залететь в рот. От этого домой заходить совсем не хотелось. Мне нравилось вечером сидеть с мамой на крыльце и слушать рассказы о ее детстве, проведенном в деревне. Пахло сеном, чисто вымытыми деревянными полами, и лимонным печеньем. В один из таких вечеров мы узнали, что лошадь, которая везла нас в деревню, погибла прямо на нашей улице. Дорога в деревне только называлась дорогой, на деле это была тянущаяся лента жидкой грязи, разбавленной навозом. Вот в такой грязи и спрятался между двумя столбами оголенный провод. Бедное животное наступило копытом как раз в то место. Электрик лазал на столб, отключал ток на глазах у толпы деревенских, все ахали – могли бы ведь и сами наступить. Я плакала – очень жалко было лошадку.