Собиратель слёз. Роман-сказка

Иллюстратор Ирина Алексеевна Могутова

© Наталья Юрьевна Данилова, 2018

© Ирина Алексеевна Могутова, иллюстрации, 2018

ISBN 978-5-4485-6281-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Эта история родилась давно. Сейчас она является миру в обновленном виде – у моей сказки появились иллюстрации. Автор благодарит питерского художника-аниматора Ирину Могутову и всех, кто помог в реализации данного проекта: ООО «Путина» и лично Евгению Николаевну Синякову, Елену Щеголькову и Марину Милешникову, Марию Осипову и Екатерину Шакину, Татьяну Смирнову и Марину Туленкову, и конечно мою дорогую мамочку, самую добрую на свете волшебницу – Александру Алексеевну Феденко.

С любовью-ваша Наталья Данилова

Деревня двенадцати привидений
Глава, в которой все узнают о таинственном исчезновении младенца.

Деревушка Плакли, расположенная в юго-восточной Англии, и без того имела дурную славу. Рассказывали, будто ее окрестности облюбовали всевозможные призраки. Сегодня Плакли снова гудела, словно растревоженное осиное гнездо. Общественность переполошилась не на шутку.

– Вы слышали, у Эммы Эмерсон похитили ребенка?

– Как? Когда?

– Да, средь бела дня.

– Говорят, она в доме была, с мальчиком рядом, даже не выходила никуда, отвернулась только, глядь, а его уж и нет. Так кричала, бедняжка!

– А муж что же?

– В город поехал, за констеблем.

– Да как такое может быть?

Община собралась на самой окраине Плакли, возле поместья полковника Найджела Эмерсона, у которого при странных обстоятельствах неизвестные похитили новорожденного сынишку.

«Роузкорт» – так назывался дом, принадлежащий полковнику Эмерсона и его жене Эмме, – был расположен в непосредственной близости от леса. И кое-кто из селян был уверен, что какой-нибудь зверь мог незаметно проникнуть в дом и утащить ребенка.

– А я вам говорю, это дело рук старой цыганки. Не зря она шастает по дворам уж который день. Сам видел. Трубка в зубах, шаль вся изодрана, а глазами, как волчица голодная, так и зыркает по сторонам, – заявил трактирщик Майк и смачно затянулся, недавно привезенным из города свежим табачком.

– Эмма – бедняжка. Чем же ей помочь? За что это судьба ее так наказывает? – с сочувствием вздохнула соседка Эмерсонов миссис Дженкинс.

– Ой, нечисто тут у нас, надо бы священника позвать, – подытожил кто-то из толпы.

За деревней Плакли давно закрепилась слава гиблого места. Поговаривали, будто ночами частенько здесь слышно, как по дороге в соседний Малтманз Хилл едет из Плакли призрачная карета, запряженная четверкой лошадей. И скрип колес, и лошадиное фырканье – не отличить от настоящих, да только невидимы они глазом. А кто-то уверял, что рядом с церковью Сен-Николас, где покоится прах прекрасной леди Деринг, умершей еще в двенадцатом веке, видели ее призрак, разгуливающий с красной розой в руках.

– А ведь в семи свинцовых гробах похоронили кралечку, – рассказывал подвыпивший сапожник Тимоти местным ребятишкам.

– Как это в семи? – затрясся не на шутку испугавшийся сынок лекаря, веснушчатый Ларри, которого из-за удивительно конопатого лица деревенские мальчишки дразнили «Расти» или «Рыжик». – Зачем?

– А затем, чтоб не выбралась ненароком, да тебя не стала искать, – продолжал свой жуткий рассказ старик, который, казалось, еле держался на ногах от выпитого за день. – Эти семь гробов еще в дубовый сундук поставили и в подземном склепе под церковью захоронили. Да только привидению-то что эти семь гробов, тьфу, никакая не преграда. Да будь их даже сто! Ему все нипочем. Ведьма она была при жизни, эта леди!

– И за что это на Плакли напасть такая? Не успели от пожара поместья Дерингов опомниться, а теперь – ребенка украли, – всхлипнул кто-то из толпы.

– Дерингам этим по заслугам досталось, зла они много другим людям при жизни причинили.

– А милой Эмме за что же такое наказание? – заохала старая Маделейн. – Надо ее как-то утешить.

– Нечего было гулять в лесу во время грозы, совсем страх потеряли, – не унимался деревенский всезнайка Сэм Хьюстон.

– А причем здесь лес? – насторожилась сердобольная Маделейн.

– А притом, – зло огрызнулся Хьюстон, – старые люди зря болтать не станут. Фрайт Корнер – это вам не фунт изюму, с ним шутки плохи.

В Плакли было несколько темных мест, про которые слагали всякие легенды и сказки. В том числе и Фрайт Корнер – Закоулок Страха, о котором музыкант Пол частенько пел в местном пабе. В грустной балладе рассказывалось о разбойнике, которого подстерегли у старого дуплистого дуба в лесу и вероломно закололи мечом. Но разбойник поклялся свести счеты со своими убийцами и стал каждую ночь разгуливать возле дуба, поджидая заклятых врагов.

– Эмма ходила во Фрайт Корнер? А ты откуда знаешь, Хьюстон?

Сэм, не спеша, и внутренне очень довольный тем, что привлек всеобщее внимание, начал рассказывать:

– Ездил я год назад на старую мельницу, к отцу ее, Джеку. Жив был тогда еще старый курилка. Ну, закончили мы дела, я у него в тот день муки на год вперед купил. Сидим с ним за стаканчиком старого эля, тут он мне он и говорит, дескать, ума не приложу, как беду от дома отвести?

– А что такое? – поинтересовался я.

– Да, дочка моя, Эмма, вроде как умом тронулась. В Закоулок Страха повадилась ходить. Да все норовит пойти, как только гроза начинается. И не боится.

– Это что ж, в то самое место, к дуплистому дубу, где разбойника прикончили? – удивился я.

– Туда, туда, – вздыхал мельник. – Я уж ее и распекал, и уговаривал. Не к добру это, не ровен час, молнией ударит. А она как зачарованная.

– Хоть человек я хладнокровный, не склонный к суевериям, но от этих слов Джека, а больше от его потерянного вида, верите, у меня мурашки по телу побежали.

И тут толпа увидела заплаканную Эмму, которая вышла на крыльцо. Она каким-то рассеянным взглядом оглядела соседей и грустно произнесла:

– Я сама во всем виновата. Была гроза. В дупле было темно. Он требовал отдать ему того, кто должен родиться, и я обещала. Это Страх Смерти отнял моего мальчика.

Земля поменялась с небом местами, и Эмму поглотила тьма.

Король Страх
Глава, в которой раскрывается тайна похищения мальчика из Плакли.

Нет на свете ни одного человека, который бы не испытывал страха. Нет человека, который никогда не чувствовал бы его присутствия. Вот он, где-то здесь притаился за шкафом в темной комнате. Или вдруг преследует тебя мысль, что ты кому-то не нравишься или не справляешься с поставленной задачей. Но увидеть воочию самого Короля Страха доводилось немногим.

Мальчик, которого выкрал Король Страх у Эммы Эмерсон, оказался редким исключением из правила. Он не просто видел его каждый день, но и жил в его хрустальном замке, за прозрачными стенами которого неистово бушевал Океан.

Король Страх дал ребенку странное имя – Крикуль-Музыкуль. Но странным оно могло показаться только непосвященному. В этом имени заключалась роковая тайна похищения мальчика.

Сын Эммы и Найджела Эмерсонов обладал уникальным музыкальным слухом и мог улавливать самые тихие и самые отдалённые звуки на расстоянии многих километров. О его таланте Король Страх знал задолго до появления Крикуля на свет.

– Раз в тысячу лет рождается такой исключительно талантливый ребенок у обычной женщины. Он обладает даром великого священного Хеймдалля из Химинбьерга, стража богов, что живет у края небес. Так же, как Хеймдалль, этот мальчик будет слышать, как растет трава на земле и шерсть на овце. Уж я-то сумею воспользоваться его талантом, – размышлял вслух коварный и всемогущий Страх.

Пока малыш жил с родителями, имени у него не было. Они просто еще не успели выбрать ему имя. Эмма обращалась к нему просто и ласково: «Мой мальчик», а папа звал Крикуном, поскольку громкий и непрекращающийся крик младенца мешал ему спать.

– Когда, наконец, замолчит этот Крикун? – недовольно спрашивал разбуженный Найджел.

– Он будет великим певцом, наш мальчик, – успокаивала мужа Эмма, нежно покачивая малыша.

Но судьба распорядилась иначе, и их сын, названный Крикулем-Музыкулем, с раннего детства стал обучаться совсем иному ремеслу.

 
                                       * * *
 

Звуки детского плача, резкого и пронзительного, жалобного и беспомощного, постоянно окружали маленького Крикуля. С первых дней жизни его сопровождали звуки чужой боли и страдания. В фонотеке Короля Страха на тысячах пленок была записана самая страшная музыка в мире – детский плач. Со временем Крикуль стал хорошо разбираться во всех оттенках крика невидимых детей.

– Слушай, Крикуль, слушай! Это мальчишка орет – его шершень укусил. Больно ему! А это капризная девчонка истерику закатила в магазине игрушек.

Король Страх знал толк в воспитании настоящих злодеев. Привычка слышать плачущих детей должна была внутренне закалить Крикуля и породить в его душе равнодушие.

Позже, когда Крикуль стал совсем большим, он отлично справлялся с аппаратурой фонотеки, склеивал между собой отрывки разного рода детского крика и устраивал жуткие, душераздирающие концерты.

– Блеск! – радовался Страх, слушая эти произведения. – Ты прирожденный Маэстро! Это новое слово в истории музыкального искусства. Ты настоящий Композитор Крик, недаром я дал тебе такое звучное имя – Крикуль-Музыкуль! И Страх, в приступе восторга, больно трепал щёку юного дарования.

Замок Короля Страха, в котором жил Крикуль, был огромен. Вряд ли кто-то кроме самого Хозяина хорошо ориентировался в его многочисленных лабиринтах. Но даже когда Крикуль подрос и смог самостоятельно ходить, о свободном передвижении по Замку Короля Страха не могло быть и речи. Этот строжайший запрет был усвоен Крикулем-Музыкулем раз и навсегда. Мысль нарушить приказ Отца никогда не приходила ему в голову. Безоговорочное выполнение слова Короля Страха было для Крикуля непреложным законом. Так уж он был воспитан Рукой, которой Король Страх поручил заботиться о мальчике. Кто такая Рука спросите?!

Представьте себе толстенную, гигантских размеров – почти до самого потолка – человеческую кисть. Это и была его нянька. Никого другого, кроме Короля Страха и Руки, он не видел с самого рождения. Поэтому и ничего удивительного в этом для Крикуля не было. Рука растила его с самого раннего возраста. Никаких нежностей от Руки ожидать не приходилось. Она была для него скорее строгой надзирательницей. Любое неповиновение со стороны воспитанника беспощадно и неминуемо каралось наказанием.

Лаборатория
Глава, в которой рассказывается о великом
предназначении Крикуля.

Когда Крикулю исполнилось пять лет, Рука перевела его в соседнее помещение-лабораторию. После фонотеки крика лаборатория на долгие годы стала его новым домом. Все здесь было Крикулю в диковинку – и многочисленные склянки на полках, и тяжелые толстенные книги, которые Крикулю предстояло изучать, чтобы стать настоящим злым волшебником. Но больше всего его поразил невиданных размеров шкаф, который выпячивал свое покатое брюхо.

– Это – холодильник! – коротко и непонятно объяснила Рука. – Не смей к нему прикасаться. Со временем Его Величество Король Страх сам расскажет тебе, для чего он нужен. А пока спать!

Рука дала Крикулю крепкую затрещину, на всякий случай, чтобы не вздумал возражать, и, выключив свет, отправилась в свой угол. Крикуль послушно поплелся к кушетке, лег, и уже в темноте продолжал всматриваясь, разглядывать лабораторию.

Сделать это было нетрудно, ведь в отличие от фонотеки, где имелось лишь одно небольшое окошечко под самым потолком, здесь целая стена была прозрачной, и дневной свет освещал все предметы, которые его окружали. Для маленького затворника такой переезд оказался самым настоящим приключением. И Крикуль впервые в жизни почувствовал себя вполне счастливым.

Назавтра ему предстояло узнать о предназначении холодильника, а заодно и о том, зачем он сам появился на свет.

– Внимательно слушай, Крикуль-Музыкуль, и запоминай! – Король Страх приступил к первому уроку. —

Тебе предстоит изучить все, что должен знать и уметь настоящий волшебник. Придет время, и ты станешь непревзойденным собирателем слёз.

Крикуль пока не понимал ни слова, но слушал Короля Страха, затаив дыхание.

– Быть всемогущим волшебником – завидная участь. Чувствовать свою власть над более слабыми существами, что может быть прекраснее? – наставлял его Король Страх. – Тебе будут все завидовать. Это такое сладостное, ни с чем не сравнимое чувство – ощущение превосходства. Благодаря мне ты, Крикуль, стал избранником. Когда ты будешь готов, то сможешь звать меня Отцом. Понял?

Крикуль хотел было сказать, что ровным счетом ничего не понял, но, побоявшись разозлить Короля и вечно недовольную няньку, тихонько произнес:

– Понял.

– Рука, объясни ему, что тут к чему, и приступайте к делу, – строго приказал Страх. – Надеюсь на твою преданность.

– Не извольте беспокоиться, Ваше Величество, – подобострастно ответила Рука, склонившись в низком поклоне.

Как только Король Страх исчез, Крикулю объяснили, что он будет долго-долго, старательно-старательно учиться на злого волшебника, которому предстоит всю жизнь собирать детские слезы.

– Ничего трудного. Как они глотки дерут, ты вроде слышишь лучше других, даже на другом краю света. Так?!

Рука держала мизинцем и большим пальцем тряпку, которой смахивала пыль с полок. Она сновала по лаборатории, ни на минуту не останавливаясь, и при этом излагала свои наставления:

– Как услышал – плачет, – ты тут как тут – слёзки собрал в скляночку, да и обратно. А здесь, в лаболатории, сольешь слезки в бутыли, замеришь. Сюда вот, в журнальчик запишешь, что мол, так мол и так, слез, мол, такое, мол, количество. И разольешь в эти формочки.

Рука стала доставать с верхней полки поставленные друг на друга, напоминавшие башню, прямоугольные жестянки. Конструкция не удержалась, и с грохотом рухнула на пол. – Ну, что стоишь истуканом? Собирай немедля, паразит! Крикуль кинулся помогать. А Рука тем временем продолжала инструкцию:

– Вот, в эти формы будешь заливать слезы-то. А потом…

Рука, надсадно крякнув, с силой открыла замок холодильника. Крикуль с любопытством заглянул внутрь. В холодильнике не было ровным счетом ничего, кроме решетчатых металлических полок.

– А потом будешь их морозить тут. Слёзы-то! Понял? – выдохнула запыхавшаяся от напряжения Рука.

– А зачем? – спросил несмышленыш.

– А затем, что это будут уже не слезы.

– А что?

– А то! Кирпичики это будут, вот!

– Какие кирпичики? – снова не понял Крикуль.

– Ой, бестолочь, вот тупень, – начала заводиться Рука, но, сдерживаясь из последних сил, чтобы не поколотить недогадливого воспитанника, произнесла: – Самые что ни на есть крепкие. Из чего замок-то наш, с виду хрустальный, построен, а? Дурья твоя башка. Глянь!

И Рука подвела Крикуля к прозрачной стене, за которой бушевал Океан. Рука постучала по стеклу.

– Не стекло это, а замороженные детские слезы, смекаешь?

– Нет! – Крикуль никак не мог взять в толк, как слезы могут превратиться в кирпичи, из которых можно построить замок.

– Не зли меня, по-хорошему говорю. Это химия такая, называется по-научному. Подрастешь – поймешь. А будешь артачиться, прихлопну так, что только мокрое место от тебя и останется. Теперь понял?!

Крикуль молча кивнул, повинуясь грубости и силе.

С годами он постиг науку чародейства. Его учителями стали старинные книги великих таинств, которые передавали Крикулю свои знания.

Во время лабораторных работ Крикуль действительно убедился в том, что из детских слез получаются наипрочнейшие прозрачные слитки – самый надежный строительный материал в мире.

 
                                       * * *
 

Неумолимо летело время. Прошло еще пять лет жизни Крикуля в замке Короля Страха. Отец – теперь Крикуль мог его так называть – в последний раз наставлял пасынка перед началом настоящего дела.

– Собирать детские слёзы – это не просто важная работа, это твое предназначение, Крикуль-Музыкуль. Это – твоя судьба, – Король Страх уже не в первый раз беседовал с Крикулем на эту тему. – Ты единственный в мире сможешь достойно справиться с этой задачей.

Страх старался говорить тихо и ласково, но Крикуль знал, что в любой момент Отец может взорваться и от его благостного расположения духа не останется и следа. Так уже бывало и не раз. Крикуль старался не слишком расслабляться и не вступать в разговор без необходимости. Однако, при этом Крикуль испытывал что-то вроде гордости за свою исключительность.

– Ты – гений! Уникум! И я горжусь тобой! Пришла пора перейти от теории к практике. Готовься. Завтра в путь!

Превратиться в невидимку для Крикуля было также просто, как десятилетнему мальчику зашнуровать ботинки. Раз и готово!

Перемещаться в пространстве, в любую точку планеты, оказалось тоже делом нетрудным. Кроме того, это было еще и страшно интересно. Достаточно было одного урока Отца, чтобы Крикуль ухватил суть происходящего, буквально налету!

– Встань ровно, – Король Страх не любил повторять дважды, и Крикуль привык повиноваться безоговорочно. – Скрести руки перед собой, вот так! Смотри в одну точку, сконцентрируйся, – голос Короля Страха был тверже стали. – Представь себе место, где ты должен очутиться. Включи воображение. Замри. Старайся не моргать. Всматривайся до тех пор, пока не просочишься и не окажешься где нужно. А попасть нам необходимо туда, откуда доносится наш главный ориентир – детский плач. Слышишь?

Король Страх испытующе взглянул на сосредоточенное лицо Крикуля. Крикуль почти все время отчетливо, даже если ребенок плакал на другом конце света, слышал детский рев.

– Слышу!

– Ну, тогда поехали!

После нескольких тренировок перемещение в пространстве у Крикуля стало выходить довольно легко, почти без сбоев. Сейчас, вместе с Отцом, который пожелал на первый раз присутствовать лично, а заодно и принять экзамен, они прибыли на место жуткой драки. Двое мальчишек мутузили друг друга с таким остервенением, что другие ребятишки никак не могли их разнять. Сцепившись, горе-гладиаторы походили на странное, изрыгающее ненависть, пыхтящее, сопящее существо с двумя парами рук и ног – этакий двуликий андрогин. Вдруг один из мальчишек схватил другого за волосы и с силой начал отдирать от себя. Забияка изловчился и зубами вцепился в щеку противника. Укушенный издал такой дикий вопль, а затем такой по-волчьи протяжный вой, что почти мгновенно как ветром сдуло и его обидчика, и всех невольных зрителей этой безобразной потасовки. Слезы градом полились из глаз раненого. Пытаясь остановить кровь, которая сочилась из раны, боец сдавливал щеку ладонью. Он, конечно же, не замечал вокруг ровным счетом никого.

Тем более Страха и невидимку Крикуля, который пытался пристроиться перед раненым с небольшой склянкой для сбора слез.

– Ничего трудного в этом нет, – Страх был очень доволен всем увиденным. – Лови, лови же! Ни одна слезинка не должна пропадать зря. Видишь, какие звереныши? Как ненавидят друг друга. Помни же, сынок! Весь мир состоит из зла. И зло правит миром!

Но Крикуль почему-то не испытал от этого зрелища ничего, кроме страха. Первый показательный урок по сбору слез закончился. Теперь ему предстояло заниматься этим самостоятельно.

Докажи, что не боишься!
Глава, в которой рассказывается о том,
до чего доводят опасные детские игры.

Все попытки местной полиции разобраться в причинах исчезновения сына Эмерсонов из Плакли не дали результатов.

Каждый раз, когда Рой Харрисон, которому было поручено вести это дело, пробовал нащупать хоть какие-то зацепки, показания так называемых свидетелей происшествия заводили его в тупик.

– Деревня Плакли – это проклятущее местечко, сэр! – докладывал он своему непосредственному начальнику, констеблю Портеру. – Поверьте, здесь живут одни придурки. Они постоянно морочат мне голову. Вот, смотрите, это показания трактирщика Майка Спенсера! – Рой достал из ящика стола исписанный лист бумаги. – Эта скотина, простите, сэр, утверждает, что видел, как возле дома Эмерсонов в день, когда исчез их сын, все время крутилась подозрительная особа – цыганка из местных. Я спросил у Майка: кто такая и где проживает? Вот, вот, читайте? Это его дословный ответ.

Харрисон положил лист перед Портером, и тот прочёл вслух следующее:

– Призрак цыганки, сожженной в прошлом веке, на перекрестке двух дорог, перед самым въездом в Плакли, чаще всего появляется вблизи бывшего имения леди Де-ринг, которая жила в этих краях еще в двенадцатом веке.

– Ну как вам? А? Йоркширская свинья! – ударил кулаком по столу раскрасневшийся Харрисон. – Верите, сэр, я еле удержался, чтобы не дать ему, простите, сэр, в его свиное рыло. Говорить такое представителю власти!

Констебль, сидевший в черном кожаном кресле, все время кривил рот. После недавнего инсульта нервный тик мучил его каждый раз, как он начинал выходить из себя.

– Да, темное дельце! Я сам, бобби, опрашивал потерпевших сразу, по горячим следам, и у меня тоже создалось впечатление, что они вроде как не в себе. Но я списал это на переживания.

Портер встал и прошелся по комнате.

– Эмма Эмерсон все время твердила о Закоулке Страха, где каждую ночь якобы бродит призрак заколотого разбойника. Но на прямой вопрос: кой черт её туда носил ночью, да еще в грозу, никакого вразумительного ответа я так и не получил.

– Вот! То-то и оно, сэр! То-то и оно!

– Ты сам-то веришь во всю эту муть?

– Да, ни боже мой! Я здравомыслящий, трезвый человек из нормальной, набожной семьи. Упыри, вурдалаки, всякие там призраки и прочая чертовщина – это не по мне.

– Придётся закрывать дело. Боюсь только, что не миновать нам неприятностей. У этого полковника Эмерсона, говорят, есть кое-какие связи в министерстве юстиции.

– Ну и что с того? Приведение-то к делу не пришьешь!

– Да! Темное дельце. Темное!

 
                                       * * *
 

Шли годы. В Плакли поговаривали, что Эмма Эмерсон совсем потеряла голову после того, как пропал ее новорожденный сын. Она почти не выходила из дома, жила затворницей и, хотя была еще совсем молодой, слышать не хотела о другом ребенке.

Загадочное происшествие в семье Эмерсонов по-прежнему вызывало живейший интерес у деревенских сплетников. И как только они собирались вместе, то непременно перемывали косточки Эмме и ее мужу Найджелу.

– Жаль мне Найджела, – вздыхал пьянчужка Тимоти, сдувая пену с третьей кружки пива. – Даром что полковник. Замучила его жена. Никакой жизни нет человеку.

Помощница трактирщика, колченогая Элис, навострила уши.

– Чем это Вам Эмма не угодила? Я, что-то не слышала, чтобы они скандалили.

– А по мне, так лучше бы скандалили, чем жить как в монастыре. Эмма, словно монашка, из кельи своей носу не показывает. Ходит будто привидение какое.

– Это ты правильно подметил! – поддержал сапожника Тимоти Сэм Хьюстон. Все деревенские называли его всезнайкой, он был «посвящен» в тайны каждой семьи.

– Я тут на днях случайно слышал разговор Эммы со старой бестией, этой нашей миротворицей, почтенной миссис Дженкинс. Эмма ведь только с ней и общается. Даже с мужем не разговаривает.

– Это как же «случайно слышал»? – хмыкнула Элис. – Верно, по обыкновению под окнами уши проветривал?

– А тебе что за печаль? Слышал, и ладно! – замахал руками Хьюстон. – Молчи, Элис! Сэму видней, где гулять. Ну и что?

– А то, – перешел на шепот Хьюстон, – что слышал я, как старуха Глория говорила Эмме, мол, роди еще ребенка, того ведь мальчика уже не вернешь. А Эмма ей: мол, боюсь я Страха. Это он моего сына украл и другого тоже украдет.

– Прямо так и сказала? – присвистнул Тимоти.

– Ну, да! И еще, мол, верю, что вернется мой сыночек, я его во сне все время вижу. Живой он.

– Ох, ты!

– А потом Глория возьми, да и спроси ее прямо в лоб: зачем, дескать, в Закоулок Страха ночью ходила, да еще в грозу? А Эмма ей: Игра у нас такая в детстве была, «Докажи, что не боишься» называлась. Вся деревенская детвора в нее играла. И дочка Глории, Джесс, с которой Эмма дружила с пеленок, тоже, вроде бы, в их компании была. Так та Джессика, чтобы доказать, что не боится привидений, все на кладбище ходила, а Эмма – в Закоулок Страха, значит.

Иллюстрация художника Надежды Ильиной

– Я тоже слышала, что мой брат играл в эту, как ее, ну, в «Докажи, что не боишься», – присоединилась к разговору Элис. – На пепелище Дерингов сходил пару раз. Так отец ему таких «горячих» всыпал, что отбил охоту по ночам шляться, к привидениям в гости.

– Ну а Глория-то, что же? – Тимоти выпучил на Хьюстона совсем осоловевшие глаза.

– Сказала, что не верит, будто ее тихоня Джесс была на такое способна. А потом спохватилась и говорит: это же в детстве было, дурачились дети – понятное дело, – а сейчас-то что, мол, тебя заставило в лес идти?

Страх, говорит Эмма, Страх. Замучил совсем. Как одна оставалась, все мысли о смерти в голову лезли. А тут еще отец умер. Она совсем, дескать, и раскисла. Решила пойти, как в детстве, доказать себе, что ничего не боится.

– Вот они, шуточки-то, боком-то и вышли. Доигралась! А Игра, как в народе говорят, не доводит до добра!