Buch lesen: «Роковая Шанель. Опасные тайны Великой Мадемуазель»

Schriftart:

Скелеты в шкафу… Тайное всегда интереснее явного

Сейчас самая расхожая тема о Коко Шанель не ее диктат в моде и не знаменитые духи «Шанель № 5». В биографии законодательницы моды раскопали ТА-А-АКОЕ…

Во время войны великая Мадемуазель состояла в любовной связи с нацистом бароном Гансом фон Динклаге (Шпатцем – Воробышком)!

Шанель была ни много ни мало нацистской шпионкой, как агент абвера имела свой номер F-7124 и код Westminster!

Встречалась с Вальтером Шелленбергом и даже выполняла его секретное задание – пыталась наладить связь с премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчиллем, для чего ездила в Мадрид. Операция называлась «Модная шляпка». Закончилась, правда, ничем, но это все из-за происков МИ-6 – британской разведки.

Всякие там модные штучки вроде «маленького черного платья», духов «Шанель № 5», знаменитого стиля Шанель, коротких стрижек, брючных костюмов, сумочек на ремнях… забыты, это ничто по сравнению с возможностью скандально разоблачить!

Когда читаешь об операции «Модная шляпка», проводимой агентом Westminster, то есть Коко Шанель, возникает ощущение бреда либо нарочно подстроенной свалки фактов. А ведь это основное обвинение против Мадемуазель, потому что просто спать со Шпатцем, каким бы тот агентом ни был, полбеды, а вот участвовать в секретной (о, ужас!) операции немецкой разведки (кошмар!), неважно, в чем бы та ни заключалась и к каким результатам ни привела – вот это преступление!

Нет, не так, а вот как: ПРЕСТУПЛЕНИЕ!!!

Ату ее!

Коллаборационистка!

Спала с нацистским Воробышком (какая разница, что именно его принадлежность к немецкой разведке никто не подтвердил?)!

В 1943 году ездила в Берлин!

Встречалась с Вальтером Шелленбергом в его личном кабинете (и снова бездоказательно, но это неважно)!

Как агент абвера получила личный номер F-7124 и кликуху Westminster!

По заданию Шелленберга ездила в Мадрид на встречу с Сэмюэлем Хором и передавала письмо для Черчилля (в письме ни слова о каком-то задании, только просьба помочь подруге – Вере Ломбарди, оказавшейся в сложной ситуации, но это наверняка все в конспиративных целях, хитрая западня для Черчилля, начнет помогать Вере, а там глядишь, и Германии поможет…)!

И как после ТАКИХ обвинений удалось избежать Нюрнбергского суда, уму непостижимо, наверняка Черчилль выручил. Наивные следователи союзников проглядели акулищу, можно сказать кита, причем голубого (не в смысле чего-то этакого, просто голубой самый большой из китов), немецкой разведки! Почитать модную нынче книгу Хэла Вогана «В постели с врагом…», так весь отдел СД под предводительством Шелленберга только на Шанель и работал (правда, называют его почему-то абвером, что в 1943 году было не одно и то же)!

А какой только чепухи не приходится слышать о взаимоотношениях Шанель и Шелленберга! Роман! Любовь с первого взгляда сразу и навсегда (а чего же ради она шефа СД после войны и его выхода из тюрьмы до самой смерти содержала? Наверняка в знак благодарности за романтическое приключение!).

И неважно, что Шанель было шестьдесят, в этом возрасте Мадемуазель хоть и оставалась женщиной горячей, но все же была весьма пожилой. А Вальтеру Шелленбергу всего тридцать три, жена Ирен красавица, на десять лет моложе него, дел по горло, и последняя схватка с Канарисом не на жизнь, а на смерть. Хотя любовь, конечно, преград не знает…

Неужели все неправда и Шанель была белой и пушистой? Отнюдь…

Вообще-то Коко Шанель сама виновата, что ей предъявили столько обвинений, но не тем, что во время войны и впрямь жила в отеле «Ритц», занятом немцами, или спала с Динклаге и наделала еще кучу глупостей, а потому что слишком многое пыталась скрыть в своей жизни. Если человек лжет, значит, ему есть зачем лгать.

Недомолвки порождают подозрения, подозрения – слухи и сплетни, которые легко разрастаются до вселенских размеров. И если после долгих лет обмана рассказать правду, не сразу поверят. Или не поверят совсем.

И все же у великой Мадемуазель имелось немало скелетов в шкафу…

Когда в 1947 году для заключения нового договора по поводу производства знаменитых духов «Шанель № 5» понадобилось свидетельство о рождении Габриэль Шанель, она, не желая показывать, насколько старше своего делового партнера Пьера Вертхаймера, раздобыла фальшивый документ, согласно которому… помолодела на десять лет!

В этом вся Шанель – не уступать ни в чем и врать без зазрения совести, если есть необходимость, а иногда и без оной. Коко Шанель сознавалась, что она профессиональная лгунья. К счастью, эта ложь касалась только ее самой. Ну, еще выдуманных родственников, которые никогда не существовали. Биографы немало помучились, пытаясь отделить зерна от плевел и выудить что-то из рассказов Мадемуазель, потому что иначе выходило пресное перечисление не менее пресных фактов.

Так что же такое пыталась скрыть от читателей Коко Шанель, отсутствие чего делало описание ее яркой, беспокойной жизни совершенно бесцветным?

Итак, скелеты в шкафу великой Мадемуазель…

Не факт, что они здесь все (кто знает, какие еще открытия могут произойти в биографии Коко Шанель), но хотя бы некоторые.

«Надо как можно меньше говорить о себе. Пусть люди пытаются разгадать вас. Наша душа скрыта ото всех, и только через наши уста она изъясняет себя: вот почему это у нас самое уязвимое место».

Эти слова Коко Шанель сказала своей подруге Клод Делэ.

Поступала она сама так, как советовала? Отнюдь. Шанель очень много рассказывала о себе, но то, что рассказывала, не только не помогало разгадать ее душу или понять биографию, но и запутывало окончательно. При всей разговорчивости и безапелляционности суждений великой Мадемуазель трудно найти человека более скрытного и таинственного.

Сколько у человека может быть документально подтвержденных дат рождения? Обычно одна, бывают две, если что-то перепутали в цифрах.

У Шанель нашлось три.

Первая настоящая – 19 августа 1883 года, зафиксированная в записи по месту рождения в Сомюре. И две выдуманных.

В архивах парижской полиции есть толстенное досье на Мадемуазель, заведенное задолго до войны, в 20-х годах, из-за ее частых поездок в Англию (как видите, тогда Шанель считали английской шпионкой). В этом досье датой рождения значится 21 августа 1886 года. Видимо, этот год не раз называла и даже где-то документально представляла сама Шанель, потому что и близкая подруга Коко Мизия Серт была уверена именно в нем.

И третья дата в свидетельстве о рождении, предоставленном Мадемуазель в 1947 году при заключении повторной сделки с братьями Вертхаймерами по поводу производства духов «Шанель № 5», там она моложе самой себя на десять лет!

Шанель совершенно не смущали такие мелочи, как искажение возраста, она и в рассказах о себе биографам с легкостью «пропускала» десяток лет, которые ей не слишком нравились. Почему? А это следующая тайна Мадемуазель.

Сколько у человека имен? Одно, даже если состоит из длинного перечня.

У Шанель их тоже несколько, первое дали при рождении – Габриэль, второе родилось как прозвище, но стало неотъемлемым настолько, что перекочевало в часть документов и в логотип ее фирмы – Коко. Третьим – Мадемуазель – ее были обязаны называть все сотрудники фирмы, причем в этом ни малейшего намека на семейное положение, скорее попытка обойти легкомысленное «Коко». А еще она добавляла себе Боннер – «счастье» – которое якобы дала ей при крещении монахиня в расчете на будущую счастливую судьбу крестной.

Второе появилось именно в те нелюбимые Мадемуазель десять лет.

Шанель старалась не вспоминать о своих родителях, коротко упоминая, что мать умерла, когда дочери было всего шесть лет, а отец… он уехал в Америку и обретается где-то там… Воспитывали ее якобы богатые и очень строгие тетушки, главным требованием которых была чистота.

Правда здесь только про чистоту.

Габриэль Шанель родилась 19 августа 1983 года у Альберта Шанеля и Жанны Деволь в сомюрской… богадельне. Жанна Деволь привычно находилась в дороге, пытаясь угнаться за своим постоянно ускользающим, как бы мы сейчас сказали, гражданским мужем. Альберт, несмотря на рождение уже второго ребенка, связывать себя узами брака не спешил. Роды прихватили Жанну в дороге, пришлось отправляться в ближайшую богадельню, где и появилась на свет ее уже вторая дочь. Записывали малышку в мэрии и крестили совершенно чужие люди, а потому даже ее фамилия оказалась написана с ошибкой, которую позже пришлось исправлять – Шаснель.

Менее талантливой от этого Габриэль Шанель не стала. А вот чужое любопытство к своему детству пресекала на корню.

Шалопай Альберт, казалось, остепенился на следующий год – он женился-таки на Жанне, которая снова была беременна, и признал двух старших девочек – Джулию и Габриэль – своими дочерьми. То есть официально отца Габриэль получила на втором году жизни.

Но оформленный брак ненадолго образумил Шанеля, он продолжил мотаться со своей повозкой по Оверни, торговать вином на ярмарках и делать долги. А еще детей. За Габриэль последовали Альфонс, Антуанетта, Люсьен и Огюстен, умерший младенцем.

Жанна Деволь, все же ставшая Жанной Шанель, прожила недолго, она страдала астмой, потом, видно, подхватила чахотку и умерла в тридцать три года в феврале 1895 года. Габриэль шел двенадцатый год (а не седьмой). Отца привычно не было дома… Девать пятерых детей Альберту Шанелю оказалось некуда, у родственников места не нашлось, и их разделили. Девочек отправили в монастырский приют в Обазине, что в пятнадцати километрах от Брива, организованный монахинями Конгрегации Сестер Непорочного Сердца Марии. Мальчиков – десятилетнего Альфонсо и шестилетнего Люсьена – отдали на воспитание в крестьянские семьи.

У Альберта Шанеля было восемнадцать братьев и сестер (самая младшая Адриенна старше Габриэль всего на два года, она стала ее подругой на всю жизнь), многочисленные родственники остались и у умершей Жанны Деволь, но ни у кого не нашлось местечка для осиротевших детей, их не разобрали даже поодиночке. За девочками захлопнулись приютские двери.

Сиротство… При живом отце и множестве родственников они были сиротами. Это черное слово навсегда отравило для Коко Шанель воспоминания о детстве. Мадемуазель ненавидела мультфильмы Уолта Диснея именно потому, что в них счастливый мир детства, которого у нее и ее сестер и братьев просто не было.

Чтобы не говорить правду об отце, выдумала его отъезд в Америку, которая тогда казалась раем земным. Но отец не вернулся не только из воображаемой Америки, он ни разу не навестил дочерей вообще, хотя жил, вопреки россказням Габриэль, неподалеку.

А вот про чистоту правда, запах чистоты очень любил беспокойный Альберт, безукоризненной чистоты добивались и монахини в приюте. Строгими тетушками из россказней Шанель в действительности были отнюдь не богатые монахини Конгрегации Сестер Непорочного Сердца Марии.

В те годы бедность и сиротство считались пороками, их стеснялись и старались скрыть. Неудивительно, что, став достаточно состоятельной и влиятельной, Шанель сумела просто уничтожить записи о своем и сестринском пребывании в приюте. Деньги позволили сделать это, в архиве приюта документы из досье Шанель «утрачены» практически все.

Могла ли она простить родственникам такое детство? Не могла и не простила.

У сестер судьбы сложились несчастливо. Джулия родила ребенка без мужа и умерла, оставив сынишку сиротой. Этого племянника Андре Паласса Габриэль забрала при первой же возможности, опекала и содержала всю жизнь, даже вытаскивала из концлагеря ценой собственного знакомства с нацистами, его дочь Габриэль (Тини) была любимой внучатой племянницей Шанель и получила основное наследство своей богатой бабушки.

И младшая из сестер Антуанетта получила от Габриэль большое приданое, когда собралась замуж. К сожалению, это замужество оказалось неудачным, а сменив канадского мужа на латиноамериканского любовника, Антуанетта и вовсе погибла в Южной Америке то ли во время эпидемии «испанки», то ли покончив с собой.

До самого начала оккупации Франции нацистами Габриэль содержала братьев, покупая им дома, машины, высылая деньги. Но их жены деньги брали, а к самой Шанель относились с презрением, как к даме полусвета, а потому своих девочек не доверили. Может, в этом и был резон, но Мадемуазель такого не простила, и наследства или содержания внучатые племянницы не получили.

Остальные родственники были забыты, вычеркнуты из памяти вовсе! Многочисленные тетушки и дядюшки, все, кроме Адриенны, перестали существовать для нее навсегда. Они ответили тем же – никаких воспоминаний о дочери Альберта и Жанны, ни слова даже для любопытных биографов и журналистов. Это понятно, ведь тогда пришлось бы признать, что пятерым детям не нашлось куска хлеба и местечка даже в уголке, их просто выкинули из семьи. Конечно, пылать любовью к такой семье Шанель не могла. И к детству тоже.

Чего только не выдумывала Шанель о своем детстве! Мол, ее взяли к себе две богатые старые девы – кузины покойной матери… Почему при этом остальные дети оставались в приюте, не упоминалось. Описать тетушек? Нет, она даже не помнила их лиц… тетушки Габриэль никогда не интересовали… Они были строгими, нудными и очень состоятельными… Богатство у Шанель почему-то ассоциировалось с множеством окороков и копченостей, висящих над большим очагом на кухне, буфетами, забитыми соленым маслом, и шкафами, полными отменного постельного белья из ценного иссуарского полотна.

Запах чистоты от белоснежных простыней с кружевными краями казался Габриэль самым главным запахом счастливого детства. Всю жизнь Шанель любила запах чистоты и была вымыта буквально до скрипа, как и все вокруг нее.

Куда девался выдуманный мир богатых тетушек? Такие мелочи Шанель не занимали, он никуда не девался, этот мир по-прежнему жил в ее выдумках: богатые тетушки, владелицы ферм и пастбищ, кухня состоятельного провинциального дома с окороками над очагом, кружевные туго накрахмаленные чепцы служанок… Она не представляла другой жизни, видимо однажды увидев в чьем-то доме именно такую картинку. Скорее всего, какая-нибудь монахиня взяла девочку с собой в такой дом, чтобы помочь отнести выполненную работу, там Габриэль и обнаружила буфеты, полные масла, и шкафы с простынями, пахнущими чистотой.

Реальность разительно отличалась от выдумки. Младший брат Люсьен, вернувшись со службы в армии, отца все же разыскал. Альберт Шанель, конечно, не ездил ни в какую Америку, он продолжал колесить по ярмаркам, торговать вином и всякой мелочью, например посудой, частенько даже нарушая закон, сильно пил и жил с такой же пьянчугой.

Мир семьи отца и матери для Шанель был закрыт, вернее, она сама захлопнула туда двери потолще приютских и никому не позволяла подглядывать даже в щелочку. Не будем и мы.

Но закончилось и приютское пребывание, в Обазине монахини оставляли только тех девушек, которые намеревались принять постриг. Джулия и Антуанетта пока остались, Габриэль и ее тетушка-ровесница Адриенна покинули стены приюта. Монахини учили девочек шитью, давая им навыки белошвеек, а потом старались пристроить куда-нибудь, чтобы была возможность заработать кусок хлеба.

Это действительно мог быть только кусок, даже просиживая над шитьем день и ночь, заработать на безбедную жизнь невозможно. И тогда Габриэль сделала попытку вырваться из бедности с помощью карьеры в… кабаре! Это второй секрет Мадемуазель, Шанель многое бы отдала, чтобы ее карьеру певицы кафешантана забыли.

Она не обладала никакими особенными данными: ни вокальными, ни физическими, напротив, голос тихий и чуть с хрипотцой (которая усилилась, когда Габриэль начала курить), невысокая, худая, если не сказать тощая… И это во времена, когда в моде пухлые фигуристые дамы. Но мечта стать певицей оказалась сильнее доводов разума.

Габриэль и Адриенна жили уже самостоятельно, снимая крохотную комнатушку, днем работая в магазине, а вечера проводя за подработкой, все так же с иголкой в руках. Но это был уже не Обазин, а Мулен. Не Париж, конечно, но город, в котором имелись целых два (!) кафешантана. А еще рядом с Муленом квартировал 10-й егерский полк, кавалеристы которого посещали эти самые кафе по вечерам.

Две девушки быстро стали приятельницами кавалеристов (только приятельницами, поскольку в качестве любовниц не подходили, одна выглядела в свои двадцать два просто ребенком, а вторая – красавица Адриенна – производила впечатление принцессы-недотроги). Зато Габриэль была веселой и неунывающей. Именно в расчете на поддержку приятелей, составлявших основную массу посетителей кафешантана «Ротонда», и направила свои стопы Шанель к его директору, возжелав карьеры певицы. Верная Адриенна с ней.

Несмотря на явное отсутствие всяких данных, их приняли. Собственно, директор ничем не рисковал, ведь оплата новеньким не полагалась, статисткам предстояло заполнить собой время между номерами, что-то пропев или станцевав. После этого можно пройти со шляпой по кругу, чтобы собрать деньги с посетителей. Провал? Вполне возможен, пара неудачных вечеров и несостоявшаяся звезда попросту изгонялась.

У Габриэль неудач не было, хотя пела она отвратительно. Просто в кафешантане сидели приятели из 10-го егерского. Разве они могли не поддержать подружку? Крики восторга заглушали само пение. Репертуар был небогатым – всего пара песенок, сыгравших в ее жизни заметную роль. Шанель пела куплеты с кукареканьем и еще одну песенку о потерявшейся собачке «Кто видел Коко у Трокадеро?».

Поддерживая свою подружку, егеря вопили:

– Коко! Коко!

Не нужно объяснять, к чему это привело?

Чуть позже, осознав, что прозвище прилипло основательно, Шанель немало злилась, но исправить уже ничего не смогла. Потом решила, что не имя прославляет человека, а человек имя, и превратила его в роскошный бренд! У великих всегда так.

Конечно, исполнение куплетов с кукареканьем в кафешантане заштатного городишки никому не добавляет плюсов в биографию, но как можно осуждать девушку, которой хотелось вырваться из бедности и однообразия грозившего ей существования?

Ободренная «успехом» в «Ротонде», Шанель, которую пока еще не называли Коко, решила попытать счастья в Виши. Виши не Мулен, там и публика другая, и кафешантаны роскошней, и возможностей куда больше. Бедной девушке уже виделся ошеломляющий успех и приглашение в Париж. «Подняться в Париж», как это тогда называлось… что могло быть заманчивей? Но…

В Виши не было егерей 10-го полка, вернее, те приезжали, но изредка. А для начала требовалось пройти просмотр хотя бы в какое-то кабаре. На ее и наше счастье (иначе не было бы знаменитой кутюрье и многих ее придумок) Шанель с треском провалила все показы! Голоса нет, внешних данных нет, умения двигаться тоже! Приговор был окончательным и обжалованию не подлежал.

Единственным человеком, никогда не верившим в будущий оглушительный успех Габриэль на сцене, был один из лихих кавалеристов Мулена Этьен Бальсан, хотя именно он дал денег на поездку в Виши и почти год поддерживал Шанель там. Страстный лошадник Бальсан как раз заканчивал службу в егерском полку и намеревался осесть в своем имении, недавно купленном и перестроенном под конезавод. Предложение последовать за ним Шанель приняла с радостью, потому что других перспектив просто не имелось.

В качестве кого? Если верить им обоим, любви не было, обычного содержания тоже. Жениться на ней Бальсан не собирался, но и становиться простой содержанкой Габриэль тоже не желала. Вообще-то у Бальсана была куда более роскошная любовница – одна из трех «великих» Парижа красавица Эмильенна д’Алансон, рядом с которой Габриэль выглядела встрепанным воробышком. Эмильенна умела обирать своих поклонников, Бальсан оказался одним из немногих, кто удержался от безумных трат на любовницу, не промотав свое состояние.

Завидовала ли Габриэль Эмильенне? Ничуть! Для нее жить на деньги любовника было почти позором. Но как же она жила в Руайо, в имении Бальсана? Удивительно, но практически сама по себе, на правах гостьи. До управления домом ее не допускали ввиду полной профнепригодности в этом деле, и сначала Шанель просто бездельничала. Потом обучилась верховой езде и стала блестящей наездницей! Но даже гостье на собственные расходы нужны деньги, пришлось подрабатывать изготовлением или переделкой шляп приятельницам Бальсана.

Первой оценила ее творения как раз Эмильенна, она же быстро организовала других клиенток.

Бальсан, судя по всему, был наивным и добродушным человеком, склонным прощать своим друзьям все. Время проходило весело…

Шанель рассказывала о таком случае. Однажды Бальсана попросили оказать гостеприимство некоему епископу, который проследует через Руайо. Конечно, Этьен согласился предоставить кров и принять священника с честью. Правда, для этого следовало приструнить свою «банду», что Бальсан и сделал. Он лично провел строгую беседу с дамами, наставляя, как держаться в приличном обществе. Все срочно «добавили скромности» в свои наряды, закрыли декольте и поклялись вести себя как подобает. В воздухе витало: «Это вам не…!». Дамы прониклись.

Епископ прибыл под вечер в сопровождении немалого числа бездельников и был принят действительно с почетом. Особенно отличилась Шанель, она столь «правильно» общалась с духовными лицами, что заслужила отдельное одобрение. «Банда» показала, что умеет держаться вполне по-светски.

Пока епископ переодевался к ужину у себя в спальне, довольный Бальсан снова произнес речь, смысл которой сводился к «можете ведь, черти, если захотите!» и «это вам не наша банда, святой отец есть святой отец, учитесь!». Но едва он успел закрыть рот, как в гостиную вбежала горничная, вся в слезах, мол, монсеньор пытался к ней приставать с неприличными намеками. Стены дома дрогнули от взрыва хохота!

Но Бальсан не сдался, взяв себя в руки, он строго заявил, что горничная что-то не так поняла и все должны продолжать производить приятное впечатление как ни в чем не бывало. «Банда» послушно опустила глаза.

Но дальше – больше, во время обеда епископ вел себя просто отвратительно, он пил как лошадь, строил глазки дамам и, что хуже всего, принялся приставать к метрдотелю, делая совершенно недвусмысленные намеки насчет своего интереса и называя бедолагу «мой шалунишка»… Бальсан от стыда не знал, куда деваться.

И только после обеда актриса Марта Давелли, всегдашняя участница веселья в Руайо, не выдержав, созналась. Епископ и его «набожная» свита оказались… нанятыми статистами из «Опера»! Теперь валялась от хохота вся компания, одураченная «банда» во главе с Бальсаном долго не могла прийти в себя. Скромное платье, в которое Шанель превратила свой откровенный вечерний туалет, отныне называли «епископским», а у Бальсана требовали наставлений по приличному поведению при гостях.

Именно в веселой компании, собиравшейся в Руайо либо разъезжавшей вместе с Бальсаном по разным турнирам, Шанель и получила прозвище Коко. Сама она, конечно, утверждала, что так называл ее отец. Не признаваться же в неудавшейся артистической карьере! Этьена Бальсана приятели прозвали Рикко, чтобы вместе с Габриэль они образовывали петушиный крик «Коко-Рикко!».

Бальсан не обижался, пришлось терпеть и Габриэль.

Компания действительно была веселой, бесшабашной, их даже иногда называли бандой. Там же Габриэль, уже прозванная Коко, познакомилась с людьми, сыгравшими в ее судьбе решающую роль. Одно знакомство – с Боем Кейпелом – состоялось наверняка во время одной из веселых поездок.

Кем был Артур Кейпел, которого друзья прозвали просто Боем?