Глава 4
Наконец, Шурочку притащили в хорошо обставленную комнату и отпустили. Гренадёры стояли по бокам от неё, а фрейлины, как свидетели, наперебой что-то стали говорить человеку в парике, стоявшему спиной. И когда он повернулся, то Шурочка узнала в нём старого распорядителя. Он с неодобрением оглядел её с головы до ног. Когда Жёлтая передала ему кольцо, то он самым тщательным образом проверил его на свету, крутил в руках не менее пяти минут, и Шурочка уже вся извелась от ожидания, когда он заговорил:
– Это очень отвлатительно! Такое плеступление плотив Импелатлицы! Вам нет плащения!
– Я клянусь, что нашла его! – взвыла Шурочка.
Но Шпитцель грубо прервал её, подняв вверх руку.
– Её Величество сама лишит вашу судьбу. А пока в темницу её!
Он взмахнул рукой, и гренадёры снова подхватили Шурочку и также стремительно потащили дальше по коридорам и вниз по лестнице. Она пребывала в таком ужасе, что не могла сопротивляться, кричать или звать на помощь. Она узнала тот коридор, где находилась кухня, но никто уже не встретился ей по дороге – то ли все готовились к праздничному ужину, то ли так испугались гренадёров, что спрятались по углам.
Жёлтая открыла какую-то дверь, и охранники грубо толкнули невольницу внутрь. Шурочка упала на пол, и у неё уже не было сил подняться. Дверь за ней закрылась, и вскоре перестали быть слышны шаги за дверью. Слабый свет проникал в маленькую кладовку через крохотное зарешеченное окошко, но и он не мог осветить всё помещение. Вдруг где-то в углу послышался писк и какая-то возня, и Шурочка прислушалась. Что-то мягкое коснулось её руки, и она, живо поднявшись, метнулась в другой угол и забралась с ногами на мешок с мукой. Мыши выбрались из своего укрытия и стали осматривать пол в поисках пищи, а также c интересом обнюхивать то место, где только что лежала Шурочка.
Она устроилась на мешке поудобнее, поджав ноги, и попыталась обдумать своё положение. Не вызывает сомнений, что её приняли за преступницу и готовят ей самую тяжёлую участь. Несомненно, что она опоздала к тому моменту, когда проснётся бабушка, и что сейчас делается с ней, когда она не может найти свою единственную внучку? Также совершенно ясно, что Шурочке никак не передать записку домой, и бабушка, быть может, и не узнает о судьбе внучки. Вдруг её казнят прямо завтра, а бабушке сообщат об этом только спустя время?
Шурочка тихо заплакала, уткнувшись лицом в колени, жалея свою несчастную судьбу, бабушку, оставшуюся совсем одну, и коря себя за то, что забрала себе в голову идти во дворец. “Ах, если бы я выкинула это кольцо в реку, то ничего бы не произошло! Ну, кто тебя просил идти во дворец, Шурочка?”
Когда дверь открылась, и свет от свечей залил кладовку, Шурочка, уставшая плакать, всё также сидела на мешке, поджав колени. Гвардейцы грубо её схватили и повели к выходу, она, не заметив их, не сразу сообразила, в чём же дело. Лестницы…Коридоры…Она уже не имела желания сопротивляться или оправдываться, а хотела только лишь, чтобы её мучения быстрей закончились, и неважно каким способом.
После всего её привели к высокой белой двери с золотыми вензелями, и девушка даже не вспомнила, что недавно была здесь. Рядом с дверью стоял Шпитцель, суровый и деловитый. Он знаком приказал молодчикам отпустить Шурочку, и они встали позади неё.
– Сейчас вы войдёте к Её Величеству, и я плашу вас вести себя достойно, если ещё хоть капля достоинства у вас осталась. Она сама лишит вашу судьбу.
У Шурочки невольно открылся рот от изумления. Такого она никак не ожидала! И если ещё час назад тёмная сырая кладовка казалась ей самым страшным испытанием, то теперь она всем сердцем желала вернуться туда. Войти к Императрице, и в каком виде! Думала ли она, что будет представлена Императрице, как воровка её кольца с рубином?
Дверь открылась, и распорядитель первым вошёл в комнату, что-то сказал Императрице, а потом велел привести девушку. Гренадёры слегка подтолкнули её, потому что Шурочка замерла на пороге, и она, спотыкаясь, вошла в хорошо обставленную комнату и огляделась. Сколько свечей! Сколько затрат! Шурочка стала в уме прикидывать, во сколько же обходится ежедневное освещение такой комнаты, и вскоре сбившись со счёту, обратила свой взор на сидящую в глубоком кресле Императрицу. Её сердце гулко застучало от величия этой женщины и торжественности вершившегося момента.
Маленькое личико обрамляли кудри пышного парика, голубые глаза смотрели с интересом, но без явного презрения или гнева, пухленькое тело было облачено в шёлковое платье с золотой и серебряной вышивкой, а руки, лежавшие на подлокотниках, были усыпаны кольцами и перстнями. Они переливались в свете сотни свечей разными огоньками, и Шурочка с трудом смогла отвести от них взгляд.
Ноги Её Величества покоились на красной бархатной подушечке с вышитой золотом корой. По бокам кресла стояли хмурые и недовольные фрейлины, а поодаль – молодой хранитель подушечки, с которым Шурочка встретилась ранее. Он смотрел на всю картину широко открытыми от удивления глазами, пытаясь понять, что эта девушка делает в покоях Императрицы. Первый день во дворце, а уже удостоилась быть принятой Её Величеством!
– Это кольцо действительно было у вас? – спросила Императрица, достав откуда-то из складок платья злосчастное украшение.
Шурочка кивнула.
– И как же оно к вам попало?
Шурочка сглотнула, и, с трудом подбирая слова, стала описывать недавние события, связанные со своей находкой. Её Величество кивала в ответ, и постепенно девушке становилось легче, она понимала, что прямо сейчас её казнить не собираются. Можно ещё побороться за свою жизнь. Следующие слова повергли Шурочку в изумление.
– Да, вероятно, всё так и было. Это кольцо мне великовато, и оно вполне могло соскользнуть с моей руки, – она рассматривала кольцо на свету. – Оно мне дорого, как память об одном человеке. Видите ли, это подарок…Ах!
Императрица небрежно махнула рукой, отгоняя от себя какое-то воспоминание, и продолжила:
– По дороге в этот маленький городишко, я и подумать не могла, что здесь меня будет ждать такое приключение! Благодарю за то, вернули мне кольцо. Я почти сразу заметила пропажу, но никому не сказала, а то все кинулись бы искать его, поднялась бы суета, начались бы волнения в городе, и охота за моим кольцом, а я так хотела отдохнуть! Вон, Шпитцель мне до сих пор простить не может, что я утаила это от него! Он так печётся обо мне, и был расстроен больше меня, узнав о пропаже.
Распорядитель покраснел и церемониально поклонился своей госпоже. Шурочка тоже зарделась, тронутая и польщённая благодарностью самой Императрицы. Покраснели и фрейлины, но не от умиления, а от злости, ибо они в своей поспешности оказались неправы и выслушали обличительную речь своей благодетельности. Она была очень недовольна, что они упекли молодую девушку в тёмную кладовку. Могли бы посадить её хотя бы на чердак.
Затем Императрица спросила визитёршу, как её зовут да кто её родители. Шурочка отвечала уже более уверенно, она почти перестала бояться Властительницы страны, тем более что та глядела на неё добрыми и ласковыми глазами.
– Александра Александровна Филиппова, – произнесла девушка. – Я внучка первого секретаря прежнего губернатора. Мой отец служил кабинетным регистратором, и когда он скоропостижно скончался, то матушке пришлось продать всё имущество за его карточные долги. Мы с нею переехали к бабушке, с которой я и живу до сих пор. Матушка тоже скончалась два года назад…
Шпитцель с жалостью посмотрел на неё. Шурочке показалось, что он теперь считает её воровкой, решившийся на преступление из-за своего печального положения.
– Неплохо… – протянула Императрица. – Довольно приличное семейство. И уж, по крайней мере, когда ваш папенька был жив, вам дали достойное образование. Чего же вы теперь желаете более всего на свете?
Императрица пристально смотрела на Шурочку, пока та крутила в голове мысли, решая, стоит их озвучивать или нет.
– Я бы хотела…выйти замуж…
– Ах, эти молодые девицы! – улыбнулась Императрица. – Так и норовят выйти замуж, только об этом говорят и думают. Уж сколько я их повыдавала замуж и не сосчитать, и хоть бы одна сейчас лестно высказалась о своём супруге! Мужья все, как на подбор, скупые, скучные и любят ходить на сторону. Так что больше я сводничеством не занимаюсь. Я и сама никогда не была замужем, и чем больше проходит времени, тем крепче моё мнение, что брак не пошёл бы на пользу ни мне, ни супругу в особенности.
Она, заметив, что Шурочка расстроилась и поникла головою, поспешила добавить:
– Но вы совсем другое дело! Такое милое лицо и ясные глаза! Ваша смелость и честность всё же должны быть вознаграждены. Так, и какого мужа вы себе пророчите?
– Ох…Он должен быть умным, порядочным, из приличной семьи, с хорошим достатком, заботливым, с добрым сердцем… И всё, пожалуй. А нет! Ещё он не должен играть в карты, ни под каким предлогом.
– Целый список требований! Но я думаю, вам есть, что предложить взамен. Я хорошо разбираюсь в людях, и вижу, что вы очень прямодушны. Также я уверена, что вы, как всякая любая девица в вашем возрасте и стремлении найти хорошую партию, развили в себе множество качеств, способствующих этому. Что вы умеете делать? В чём ваш талант? Наверняка, вы прекрасно музицируете, поёте или пишите красками. Хотя, может быть, рисуете карандашом… – Императрица задумчиво посмотрела на Шурочку. – Или вышиваете золотыми нитями? А может быть, виртуозно слагаете стихи?
– Ах, нет! Признаюсь, что во мне совсем нет таланта. Я плохо играю на клавесине, голос мой слишком слаб, а живопись…– Шурочка махнула рукой. – Я бросила заниматься ею еще несколько лет назад. Золотых нитей я и в глаза не видала, а уж стихи…! Признаюсь, я и читать-то не особо люблю, только что-нибудь весёлое и лёгкое, как роман. Но бабушка запрещает мне. Да, я умею немного ткать половики, но бабушка и это мне запрещает.
Фрейлины, глядя на неё, исполнились такого презрения, что даже отвернули свои головы, хотя ни слова не понимали. Императрица с удивлением посмотрела на Шурочку, весь её энтузиазм куда-то пропал.
– А разве у вас не было учителей, обучающих девиц этим искусствам?
– Нет, Ваше Величество. Когда скончался папенька, маменька стала обучать меня сама, а она умела только ткать половики.
Тут часы громогласно пробили седьмой час, возвестив о начале праздничного ужина, на который Императрица опаздывала. Она тяжело поднялась с кресла и подошла к светлому комоду с позолоченными накладками, ножки его были выполнены в виде львиных лап. Она достала шкатулку, и фрейлины, наблюдая за её действиями, разинули рты. Затем Императрица повернулась к Шурочке, держа что-то в руке.
– Что ж…Это всё поправимо, ибо при должном усилии и усердии вы всё ещё можете наверстать. Но я, как Матерь всему нашему народу, обязана заботиться обо всех своих подданных, а уж о незамужних девицах – подавно. Подойдите.
Шурочка, опустив глаза, робко приблизилась к Её Величеству.
– Вероятно, у вас нет приданого, чтобы удачно выйти замуж. Так вот, это мой вам подарок.
Она раскрыла ладонь, и девушка увидела кольцо с огромным бриллиантом. Фрейлины вытягивали шеи, чтобы лучше разглядеть его из-за спины Императрицы. Они даже толкали друг друга локтями, чтобы занять подходящую позицию, и даже Шпитцель проявил интерес и внимательно следил за происходящим.
Императрица вручила кольцо Шурочке, положив его предварительно в бархатный мешок, и девушка приняла его трясущимися руками, потеряв дар речи.
– А жених…Что ж! Да хоть завтра будет у вас жених, и какой! – Императрица загадочно улыбнулась. – Теперь ступайте домой и готовьтесь к завтрашнему дню.
Шурочка, не чуя пола под собою, склонившись, стала пятиться назад и не смела поднять головы, пока высокая дверь не закрылась.
– Нам положено вас проводить! – сказал один из гренадёров.
– Нам по-ло-же-но! – отчеканил второй.
Шурочка поплелась за ними, не понимая, было ли всё произошедшее сном или явью. Но взглянув на мешочек, она осознала, что всё по-настоящему, и словно испугавшись чего-то, быстро спрятала его в карман. Откуда-то охранники вынули её плащ и шляпку, хотя Шурочка помнила, что оставила их на кухне, и теперь впервые подумала, как же кухарка в одиночку справилась со всем набором блюд к царственному столу? Вероятно, она сильно бранила Шурочку за внезапное исчезновение и от этого гоняла своих новых помощников пуще прежнего.
У ворот ей предложили запрячь царскую карету, но Шурочка так яростно затрясла головой, и так поспешно стала удаляться от дворца, оглядываясь, словно боясь преследования, что вызвала у гренадёров невольную улыбку. Она хотела быстрей добраться до дома, лечь в тёплую постель и навсегда забыть о том, что произошло с ней сегодня. “Больше я никогда и ни за что не подойду к этому дворцу!”, – твердила она себе по дороге.
Она вошла в дом и стала снимать плащ и шляпку. На неё из кухни выскочила Стешка и поспешно сказала шёпотом:
– Барышня, барыня ждёт вас в гостиной! Вы не представляете, что она тут вытворяла, пока вас не было! Уж изводила меня и плевалась, но я вас прикрыла. Вот!
Она вытащила из кармана записку от губернаторской дочки и показала Шурочке. “Значит, бабушка считает, что я была в гостях у Марии? Так-то лучше…Мне не придётся искать себе оправданий. Сказать о том, где я была и при каких обстоятельствах – просто невозможно!”
Шурочка прошла в гостиную и встретилась с испытующим и суровым взглядом Авдотьи Семёновны.
– Во-первых, Шурочка, ты вышла из дому без моего на то позволения, пока я почивала, и мне интересно знать, сколько раз ты проворачивала этот трюк? Стешка не призналась, так, может, хоть от тебя я услышу правду?
– Право, барыня, она первый раз… – вмешалась Стешка из-за угла.
– Цыц!
– Да, бабушка, такое случилось не впервые, – ответила Шурочка, решив быть немножко с бабушкой откровенной в качестве компенсации за то, что обманывает её по-крупному.
– Во-вторых, ты решилась пойти в гости к губернатору также без моего позволения, хотя, что тебе стоило ещё утром сказать мне о своём желании?
– И вы бы позволили? – спросила Стешка.
– Замолчи! – вспылила барыня.
– А чего вы мне всегда рот затыкаете? Вот уйду к другой барыне, и узнаете!
– И куда ты пойдёшь? Кто тебе станет платить, как я?
– Да много ли вы платите? – хмыкнула Стешка. – Я, можно сказать, только из-за барышни и живу здесь. Жалко мне её. Не будь меня, вы бы совсем её извели. Вот уйду, точно вам говорю! Да хоть к Дуниной!
– К Дуниной?! – возмутилась Авдотья Семёновна. – Да она скупа, как попадья!
– Да говорят, у неё пироги пекут не из ржаной, а пшеничной муки, и половики не вытряхивают, потому что ковры на полу!
Шурочка с благодарностью смотрела на Стешку, видя, как та рьяно бросилась её защищать.
– Ковры! – повторила иронично бабушка. – А может ещё свечи жгут десятками за один вечер?
– А может и так, почему нет? – Стешка пожала плечами. – Ей казначей много чего оставил, говорят, до сих пор у неё денег куры не клюют.
Филиппова с сомнением посмотрела на свою служанку, а затем повернула голову к внучке. Позже она разберётся со строптивой Стешкой, а пока…
– И в-третьих, Шурочка, почему у тебя такое грязное платье? Ты, что мешки с мукой таскала? – бабушка поморщилась.
Шурочка оглядела подол платья и только так поняла, что он весь в белых пятнах. И в таком виде она предстала перед Императрицей! Она невольно зажмурилась, прогоняя тягостное воспоминание.
– Да…Бабушка, мы с Марией и Еленой играли. Кидались друг в друга мукой. Надо сказать, что у Марии стало такое же грязное платье, как у меня, а у Елены было всё лицо в муке! Если бы вы только видели!
– О, Боже мой! Они кидались мукой! – возмутилась бабушка. – И это в век экономии! Когда люди даже огарки от свечей считают! Ну, всё, Шурочка, ты более туда ни ногой! Эти девицы дурно на тебя влияют. А я-то считала, что уж они станут тебе походящей компанией.
Шурочка обрадовалась в душе запрету бабушки, хотя на лице постаралась изобразить самое печальное выражение. Ей никогда не нравились губернаторские дочки, но бабушка, помня о том, что её муж служил у их деда, старалась поддерживать общение среди девушек, чтобы не обрывать эту связь.
– Ну, вот ещё выдумали! – фыркнула Стешка. – А с кем же барышне дружить и где искать женихов? Губернаторский дом один остался, куда её ещё приглашают. Точно уйду от вас. Хватит с меня! И прям завтра!
Стешка рванула к двери, но возглас хозяйки заставил её обернуться. Авдотья Семёновна схватилась за сердце, как за последний аргумент в споре, и откинулась на спинку кресла. Шурочка обмахивала ей лицо салфеткой.
– Ах…Ох…Предательница! Пригрела я змею на своей груди…
– Стеша, пожалей бабушку! – умоляюще посмотрела на служанку Шурочка.
Стешка нехотя подошла к хозяйке и подала той воды. Бабушка подняла глаза на неё поверх чашки, но служанка отвернула голову в сторону. Бабушка, кончив пить, продолжала стонать и охать. Шурочка попросила девушку помочь, и они вдвоём отвели барыню на второй этаж и уложили в постель. Шурочка предусмотрительно вышла за дверь, давая возможность женщинам спокойно поговорить и уладить раздор.
– Так, что, ты завтра уходишь? – тяжело дыша, спросила Авдотья Семёновна.
Стешка кивнула, поправляя ей подушки за спиной.
– И что же, к этой…Дуниной?
Стешка снова кивнула.
– Значит, сговорились…У меня за спиной! И когда же, позволь узнать, вы всё порешали?
– А вот сегодня утром на рынке и порешали. Я говорю: “Надоело мне работать у Филипповых. Не уважают, мало платят, каждую копейку считают.” А она мне говорит: “Переходи ко мне. Я плачу хорошо, денег не считаю, свечки не берегу, будешь у меня не служанкой, а компаньонкой!” О, как!
Филиппова замерла на подушках, подавив негодующий возглас, и только с досадой поджала губы.
– И сколько же она тебе будет платить?
– А сколько-нибудь да заплатит! – махнула рукой Стешка. – Уж не меньше вашего, барыня.
– Ну-ну, иди-иди, – ухмыльнулась бабушка. – Посмотрю я, сколько ты у неё продержишься. Только знай, что обратно не приму!
– А что же это вы, разрешите спросить, кошку Дусей назвали в честь Евдокии Петровны?
– Да Бог с тобой! В отместку ей!
Стешка пожелала ей напоследок спокойной ночи, посадила кошку ей на подушку, где та любила засыпать, мурлыкая, и, откланявшись, вышла из спальни. Ещё долго Авдотья Семёновна не могла заснуть, сетуя на тяжёлый и неуступчивый характер служанки и предприимчивость Дуниной.
В соседней комнате Шурочке тоже не спалось. События дня скопом решили пронестись у неё в голове, и её сердце то замирало, то стучало с бешеной силой. Она старалась не думать о времени, проведённом в тёмной сырой кладовке, а сконцентрироваться на ярких и живых картинах: встрече с Императрицей, её тёплых глазах и ласковых словах. Кому сказать, ведь не поверят! А хранить такое в сердце для Шурочки было очень тяжело. Но теперь и со Стешей нельзя было поделиться, ведь с завтрашнего дня она – служанка в другом доме. Шурочка не могла избежать и воспоминаний о своём незнакомце, который так некстати открыл свою дверь и опрокинул поднос, и очень кстати явил свою доброту и принёс ей другие чайные чашки.