Buch lesen: «Сердце севера»

Глава 1

Нина загадала желание.

Чистое, глубокое, уже по-осеннему стылое небо сияло миллионами звезд. Самые яркие подмигивали друг другу, как заговорщики, а потом застывали в ожидании очередной падающей звезды. И тогда где-нибудь на чернильном полотне срывалась в пропасть и тотчас сгорала хвостатая Персеида, оставляя за собой тонкий след надежды на чудо.

Нина усмехнулась. Подумать только! Две недели назад она подшучивала над членами экипажа моторной лодки, когда те прыгали под мостом в ледяную воду, чтобы загадать желание.

«Наивные, – думала она тогда, глядя на их ошарашенные лица, – столько страданий ради глупой приметы».

И вот теперь она сама сидит и мерзнет посреди соснового леса, задрав голову к звездному небу.

Кажется, это свойство человеческой природы: ты иронично смотришь на других мечтателей, но при этом сам никогда не упустишь возможность заказать у Вселенной быструю доставку своего самого сокровенного желания. Разница только в том, во что сам веришь.

Нина слегка надавила на педаль велосипеда и тронулась вглубь леса. Сосновый бор начинался сразу за воротами дачного поселка. С утра до самого вечера по разбитой, изъезженной лесной колее медленно ползали автомобили, днем бродили дачники с корзинами или деревенские псы с печальными глазами, бывало, пробегали дети с пляжными полотенцами и надувными кругами. Ночью же дорога принадлежала сверчкам.

Наконец, показался «Треугольник». Так в народе называли участок леса, разделенный клинышком двумя дорогами: одна вела к дачам, другая – к оздоровительному лагерю. Нина приехала сюда по грязной лесной грунтовке, чтобы попрощаться с любимым местом до следующего лета.

Когда она была маленькой, папа часто брал ее с собой за грибами. И каждый раз это был приключенческий поход. Отец, как лесной чародей, умел удивить: то отыщет среди пожухлой листвы ежа, то покажет диковинную птичку на дереве, то смастерит игрушку из шишек и прутиков. Он всегда знал, что через четыре дня на этой полянке пойдут лисички, а вон там созреет лужайка с земляникой. И никогда не ошибался, поскольку чувствовал природу. Нина наблюдала, как вечно угрюмый, уставший от ругани отец, оживал в лесу, как начинал мурлыкать под нос песенку, шутил, как расходились тонкие лучики от уголков его смеющихся глаз.

По привычному маршруту они обходили грибные места в сосновом бору, а потом возвращались на дачу через «Треугольник» и непременно делали остановку, чтобы передохнуть и попить горячего чайку из термоса. И вот тут-то начиналось самое интересное. Пока Нина раскладывала на газетке бутерброды и разливала чай, папа усаживался на сруб у кострища, разжигал огонь и, глядя на неё через прищуренный глаз, спрашивал:

– Ну что, Нинок, какую историю тебе сегодня рассказать?

– Про приключения! – выкрикивала девочка и усаживалась напротив отца.

Отец рассказывал истории о своих путешествиях в далекую Карелию, о белых кудрявых бурунах на суровой Ладоге, о высоких шхерах, напоминающих огромных чудовищ, притаившихся в воде; а Нина жевала бутерброд и представляла, как папа мчит на лодке по волнам, его глаза горят, а руки крепко сжимают кантеле, волшебный инструмент, способный усыпить водяных монстров. И вот он пересек озеро, преодолел скалы и сошел на берег маленького необитаемого острова посреди большой воды. Сильный и всемогущий, как герой народных сказок.

В последний раз, когда они обедали на «Треугольнике», папа набрал целую корзину белых грибов, и пока хлеб жарился над угольками, он довольно поглядывал то на дочь, то на лукошко.

– Смотри, дочка, – сказал он тогда, кивая на корзину, – всю зиму будем есть. Без тебя ничего бы не собрал, разве что поганок принес. Ты – мой талисман!

Через неделю его не стало. Это было двадцать пять лет назад.

Нина посветила фонариком на то место, где когда-то было кострище, но все заросло бурьяном. Нет больше «Треугольника». Живы только воспоминания.

Она села на велосипед и поехала в сторону дачи. Снова зашуршал под колесами грунт, запели сверчки, над головой зашелестели и зашептали деревья: «Ты – мой талисман».

Близилась полночь, но дачный поселок не спал. В домах горел свет, во двориках играла музыка. Обычно участки к этому часу погружались в тишину, соседи желали друг другу доброй ночи, закрывали теплицы и шлепали уличными тапочками в теплый дом. Но в тот вечер было шумно. Люди пели и гуляли. Уже с самого утра накрывали на стол, жарили шашлыки и пили вино: дачники прощались с летом. Это был пятничный вечер одного из последних дней августа.

Когда Нина подъехала к воротам своего дома, на нее выскочила обеспокоенная мама, с подбитыми кудряшками с одной стороны и всклокоченными с другой. Она теребила в руках фонарик, пытаясь его включить.

– Мам, ты чего не спишь? – спросила Нина, слезая с велосипеда. Она не ожидала увидеть маму в столь поздний час, да еще и на улице.

– Нинок, наконец-то, – сказала женщина. Она продолжила стучать фонариком о ладонь, на тот случай, если батарейки вдруг передумают и оживут.

– Свет пропал во всем доме! Опять пробки выбило.

Нина вздохнула.

– Мам, ты, наверно, включила чайник одновременно со стиральной машиной. Помнишь, я просила не делать так? Дом же старый.

– Ну включила чайник, – призналась мама и посмотрела на Нину озорными глазами. Этот взгляд молодил маму на десяток лет, отчего она стала похожа на лесную разбойницу. С растрепанными волосами и цыганским платком на талии.

Фонарик, наконец, включился. Мама направила свет на Нину, потом на велосипед и спросила:

– А ты где была?

– Каталась по лесу, – отмахнулась Нина. Ей не хотелось тревожить маму воспоминаниями, потому она поспешила перевести тему.

– Пошли в дом, на улице холодно! Я сейчас на чердак заберусь проверю счетчик.

Мама потерла поясницу, обернутую платком, и пошлепала за дочкой в дом.

На чердаке пахло сыростью. Нина посветила фонариком и осторожно пробралась к счетчику на стене. Автоматический выключатель, понятное дело, был отщелкнут. Достаточно было движения одного пальца, чтобы в мгновение вернуть к жизни свет во всем доме, электрический чайник, стиральную машину, телевизор, наружное освещение, пару зарядных устройств, холодильник и электронагреватель в каждой комнате – словом, все, на что советская проводка явно не была рассчитана.

Когда-то на чердаке отец обустроил детскую игровую комнату с кукольным городком и большой железной дорогой. Но когда Нина и ее двоюродные сестренки подросли, игровую завалили и стали использовать, как сарай. Сюда почти не поднимались, разве что кто-то раз в две-три недели заглядывал, чтобы – как говорит мама – вернуть свет.

Вдоль стен стояла старая мебель. Трехногие стулья, как цирковые акробаты, взгромоздились друг на друга и повисли в воздухе. Рядом примостилось прикрытое ветошью зеркало в богатой раме. У другой стены стояла швейная машинка Zinger с деревянным основанием и красивой кованой педалью. Дальше шли коробки с советским сервизом, и бог еще знает с чем. В самом дальнем углу лежали стопки книг, заботливо перевязанные бечевкой.

Нина села на корточки и принялась осматривать корешки книг. Большую часть коллекции составляла русская классическая литература. По слухам, бабушке, работающей в перестройку на полиграфическом комбинате, выдавали часть зарплаты книгами. Вроде несправедливо, но и жаловаться не станешь, ведь, как считалось тогда в самой читающей стране мира, книга – лучший подарок.

Среди советского самиздата и постперестроечных детективов стояли сборники фантастики. Нина выбрала себе роман братьев Стругацких на вечер и уже собралась спускаться, как вдруг среди старых школьных учебников она заметила любопытную книгу. Ее привлекла кирпично-красная обложка с голубыми разводами и желтыми узорами.

«Калевала», год издания 1933, финский народный эпос.

Книга выглядела настолько ветхой, что казалось, рассыплется прямо в руках. Верхний слой краски потускнел, треснул и разошелся тонкой паутинкой по всей поверхности. Уголки смялись и обнажили под цветной оклейкой бахрому картона. Хотя даже в таком побитом состоянии угадывалось, что когда-то «Калевала» была нарядным подарочным изданием.

Нина осторожно раскрыла книгу – корешок хрустнул, как французский багет, а в нос ударил горький землистый запах страниц. От старости и ненадлежащего хранения бумага пожелтела и пошла волнами, буквы потеряли прежний контраст и как будто немного расфокусировались.

Никогда прежде она не видела эту книгу, хотя много о ней слышала. В памяти ожили картинки о том, как она, будучи ребенком, пыталась выговорить имя главного героя, о котором знала из папиных рассказов. Отец смеялся и раз за разом повторял по слогам.

«Вяй-ня-мёй-нен», – прошептала Нина вслед за голосом отца в своих воспоминаниях.

Все-таки случайности не случайны. Последние несколько дней Нина много думала об отце, о его странной судьбе и внезапном уходе. И вот теперь она нашла на чердаке его книгу. То, что книга принадлежала ему, не было никаких сомнений. Именно оттуда он доставал, как из расписного сундука, свои сказочные истории о подвигах жителей Калевы.

Было в этой книге еще кое-что любопытное. На форзаце между переплетом и книжным блоком проходил жесткий стык, как будто книга была собрана вручную. Возможно, ее ремонтировали. Все-таки изданию много лет, да и судя по изношенности, книгой часто пользовались.

Нина поднесла поближе фонарик, чтобы рассмотреть шов, и увидела выцветшую надпись карандашом, которую не заметила сразу. Раньше именно так люди подписывали книги в подарок: кому, от кого, по какому поводу и обязательно теплые слова «на добрую память», «с наилучшими пожеланиями». Но это не было поздравлением.

На ванильного цвета бумаге мелкими прописными буквами кто-то написал:

«Нина, найди Сердце севера. Остров Ильматар»

А на строке ниже – цифры 310 – 336.

Нина всматривалась в каждое слово, не веря своим глазам. Зачем отец (а то, что именно он автор послания она не сомневалась) оставил эту записку внутри книги? Что он хотел этим сказать?

Первая мысль была о том, что отец в конце жизни утратил связь с реальностью. Он часто пропадал из дома, а мама объясняла его отсутствие двумя фразами «уехал» и «запил». Возможно, эта надпись – послание из хмельного забытья, а, может, последняя воля любящего отца.

Нина сунула подмышку «Калевалу» и спустилась вниз, чтобы расспросить маму. Но мама уже спала. В ее комнате горел ночник, и тихо бубнил телевизор. С тех пор как Нина переехала в Москву, она научилась засыпать под звуки ночных передач. Возможно, эта дурная привычка избавила ее от вязких мыслей об одиночестве.

Нина заварила чай с листочками мелиссы и устроилась на диване под пледом. Через открытое окно на нее смотрело звездное небо. Тысячи маленьких огоньков мигали и блестели, обещая новую встречу через год. Но в следующем августе Нина уже не увидит эти звезды, как и саму дачу.

И виной тому найденная на чердаке папина книга.

Глава 2

Утром ее разбудило суетное шлепанье садовых тапочек: топ-топ, туда-сюда. Нина накинула махровый халат (настолько просторный, что вместил бы в себя еще одного человека) и вышла на веранду, которая служила и кухней, и гостиной. На столе стояли банки с заготовками всех цветов и размеров, выстроенные по росту, как школьники на линейке.

– Привет, дочь, – поздоровалась мама, – начала тебя в дорогу собирать. Огурчики соленые возьмешь? Варенье?

– Спасибо, мам, – ответила еще не проснувшаяся Нина, – я к вечеру поеду, успеем собраться.

Она еще раз посмотрела на разноцветные пузатые заготовки и неуверенным тоном, боясь обидеть маму обесцениванием ее труда, произнесла:

– Ты помнишь, что я своим ходом приехала? Мне все это не утащить.

– Помню-помню. Иди завтракай!

Нине не терпелось поговорить про найденную на чердаке книгу, но она никак не могла подобрать удобный момент, чтобы заговорить об отце. Для ее мамы не существовало такого понятия, как «удобный момент, чтобы поговорить об отце», все разговоры заканчивались одинаково – ссорой.

На завтрак была яичница с тонким брусочком вареной колбаски и бутерброды с сыром. Нина разлила по чашкам кофе и начала, как ей казалось, самым непринужденным тоном:

– Мам, я вчера на чердаке нашла книгу. Она очень старая, 1933 года. Называется «Калевала». Ты помнишь, откуда она у нас?

– Нет!

Мама сделала вид, что увлеченно жует яичницу.

– Мам? – не унималась Нина, – это же папина книга? Там есть любопытная надпись про остров и сердце. А именно: «Нина, найди Сердце севера. Остров Ильматар». Что это значит, как ты думаешь?

Мама ничего не ответила, она старательно жевала.

– Я знаю, что ты не хочешь говорить про папу, – сдалась Нина и сменила тактику, – но я тебе обещаю забрать столько банок огурцов, сколько ты пожелаешь, если расскажешь про книгу. Возьму малину, смородину, варенья, соленья, и, если хочешь, захвачу всех дачных пауков, только поговори со мной.

Мама усмехнулась и, наконец, отвлеклась от завтрака.

– Дочь! Ну что ты пристала? Ты же знаешь, папа твой был необычным человеком. Это если, мягко выражаясь. А если сказать прямо, то ку-ку, понимаешь?

– Это я уже слышала. Про ку-ку. Но он же не всегда был странным. Я его помню нормальным человеком.

Мама хмыкнула и продолжила жевать.

– Так это он оставил надпись? – спросила Нина и впилась глазами в мать. – Расскажи, пожалуйста, все, что знаешь.

Мама шумно вздохнула, отпила кофе и начала говорить.

– Ладно! Как я сказала, папа твой всегда был не от мира сего, а последние годы просто свихнулся. Была одна история… Она, по сути, и разрушила семью.

Женщина сделала еще один глоток кофе и замолчала. Нина заметила, как она нервно потирает пальцы.

– Он любил Карелию, – продолжила мама свой рассказ, – и постоянно туда ездил. В тех краях когда-то очень давно жили его прадед и прабабка. Они были финны. Собственно, до войны это была их земля. А когда война закончилась, их эвакуировали в Финляндию, потому что эти земли перешли Советскому союзу. Так вот папа твой ездил туда за сокровищем.

Нина выронила из рук вилку. Та громко звякнула о фарфоровую тарелочку с нетронутым завтраком и упала на пол.

– За сокровищем? – переспросила Нина.

В ее воображении всплыл образ отца. Она представила, как простой советский инженер бежит по лабиринту пещер, словно Индиана Джонс, унося с собой несметные сокровища.

– Ну о чем я и говорю, ку-ку!

Мама в доказательство покрутила пальцем у виска.

– Эта книга, что ты нашла на чердаке, якобы (якобы!!!) является дорогой к этому сокровищу.

– Ну допустим. А что за сокровище?

– У них в роду был шаман. Лечил всю деревню, духов леса призывал … ну все как положено. Работал, короче.

Мама иронично улыбнулась.

– А когда шаман умер, то заковал свою душу в камень в форме сердца. Ходила легенда, что этот камень умеет исполнять желание.

– Это и есть «Сердце севера» – камень, исполняющий желание? – спросила Нина.

– Угу, – кивнула мама.

Она сделала глоток кофе и добавила:

– Но желание может загадать не любой человек, а обладающий, как и сам шаман, некой природной силой. Отец твой колдуном не был, как ты знаешь, но камень искал.

Мама резким движением смела в ладонь крошки со стола и выбросила их в открытое окно.

– Получается, папа верил в это предание?

– Еще как верил! – с жаром ответила мама, театрально взмахнув рукой. – Всю жизнь носился с «Калевалой», катался на историческую родину и много пил.

– Это я знаю, к сожалению.

– Я тебя одна поднимала, пока он камень искал. А вокруг 90-е. Даже трусов не купить, все доставать надо было.

Мама собрала со стола посуду и отошла к мойке в знак того, что разговор пора заканчивать.

– Подожди, – сказала Нина после недолгого раздумья. – Если семья, которая хранила камень, уехала из Карелии после войны, то как отец про него узнал?

– А там такая история была…

Мама заговорила громче, чтобы звук воды из крана не заглушал ее рассказ.

– После войны, когда дело шло к эвакуации, они спрятали шаманский камень на маленьком острове, чтобы не увозить душу с родной земли. Они же надеялись вернуться! Сейчас вспомню…Катар… Как ты сказала? – она сморщила лоб, пытаясь вспомнить название острова.

– Ильматар!

– Да-да, остров Ильматар! И чтобы сохранить в памяти место тайника, переложили описание в знаки, в руны, я не знаю точно. В итоге их из деревни увезли, но младший сын прабабки – твой дед, получается – потерялся. На всех детей в эвакуации вешали ярлычки с именем родителей, но этот, наверно, сам снял, маленький был, и потерялся. Там же суета была, представь, зима холодная. У мамки четверо детей. Ну и не углядела, видать. Пацаненка пограничники нашли и вернули в деревню. Так и остался у дальних родственников, которые по крови – русские. Воспитали его, как родного. Дед там и прожил всю жизнь. Он и передал легенду твоему отцу.

– У меня аж мурашки от этой истории, – прошептала Нина. – Я слышала, что у нас предки финны, но впервые слышу о книге, о шамане, о сердце.

– Вот у тебя фамилия Ланкина. А они были Ланкинен. Дед твой в советское время переименовался в Ланкина. Ну времена такие были. Вчера шаман – сегодня партработник.

Мама домыла посуду и бросила на дочь опасливый взгляд.

– Только не говори, что будешь теперь ты за камнем гоняться, как твой отец?

– Погоди, мам, а цифры в книге что означают?

– Не знаю, дочь. Правда. Пойду за огурцами. Варенье, говоришь, возьмешь?

Глава 3

Вечером того же дня на вокзале города Тверь, как обычно, стояла суета.

Народ бегал взад-вперед в поисках нужной платформы, тревожно всматриваясь в проходящие составы. Не пропустить бы «Ласточку». Пути – два, а платформы – три.

На вокзале ни табло, ни обозначений, только вздыхающий женский голос из динамика: «Пассажирский состав номер семь-два-пять до конечной станции Москва Ленинградская отправится со второй платформы правая сторона».

Люди спрашивали друг у друга: «А где вторая платформа? Где правая сторона?» Кто поумней показывал, мол, там. Но по направлению «там» стоял забор, охраняемый работником РЖД.

Заборчик открыли за две минуты до отправления «Ласточки», и толпа ринулась разрушительным потоком занимать места. Женщины, мужчины, дети, собаки – все бежали и летели, теряя на ходу человеческое достоинство. В ход шли локти, ругань, оскорбления. И только когда вагон наполнился пассажирами, на человеческие лица спустилась благодать – успели.

Нина зашла одна из последних, оглядела вагон и выбрала сиденье у окна. Разумеется, свободных мест было достаточно.

У нее не выходила из головы история с камнем. Отец и правда, как говорила мама, был не от мира сего. Задумчивый, молчаливый, с грустными глазами. Но он не был сумасшедшим!

Папа занимал хорошую должность в проектном институте, конструировал мосты. У него были приятели, шахматная компания во дворе, он водил вишневую «пятерку» и выращивал на даче помидоры. Он вел образ жизни простого инженера, за одним исключением: у него было страстное увлечение пешими походами по Карелии, куда он ездил каждый отпуск. За последние пару лет поездки участились, а заодно участились их с мамой ссоры.

Неужели отец действительно искал шаманский камень? А что, если сердце севера и правда существует?

Нина достала папину книгу и принялась читать руны. Перед ней, как в детской книжке-панораме, развернулся мир Калевы и ее жителей.

Я собрал все эти речи,

Эти песни, что держали

И на чреслах Вяйнямёйнен,

И в горниле Ильмаринен,

На секире Каукомъели,

И на стрелах Ёукахайнен.

Поначалу было сложно привыкнуть к стихотворной форме, приходилось возвращаться к началу стиха, чтобы уловить суть, но уже через двадцать страниц Нина перестала замечать, что читает поэму.

Руна за руной плела книга свой неспешный рассказ о сотворении мира, рождении Вяйнямёйнена и его приключениях; о молодой красавице Айно; о гениальном кузнеце Ильмаринене, сотворившим величайшее благо человечества волшебную Сампо; о северной земле Похьёле и похождениях беспечного ловеласа Лемминкяйнена.

Иногда Нина делала перерыв и смотрела в окно на пробегающие мимо подмосковные дачи. Она пыталась понять, как эпические рассказы о калевальских героях связаны с тайной ее отца. Как он пытался разыскать путь к «Сердцу севера» внутри мифологического сюжета, далекого от жизни простых смертных?

Размеренный стук колес и напевная речь «Калевалы» качали ее сознание на волнах и убаюкивали, как очаровывающая и усыпляющая игра Вяйнямёйнена на кантеле. Веки стали тяжелыми, буквы расплылись, Нина положила голову на рюкзак и провалилась в глубокий сон.

Ей приснился лес, укрытый мягким влажным мхом. Она шла по зеленому ковру босыми ногами, стопы проваливались в мох, а земля уплывала вниз. Потом появился снег; ноги тотчас ощутили режущий холод вместо окутывающего тепла нагретого солнцем мха. Исчезли белоствольные березки, стали глубже снежные каньоны. Девушку окружили сухие безжизненные корявые стволы. Они встали под косым углом, будто их разом разметала неведомая сила. Деревья размахивали ветками в такт ветру, задевая Нину и мешая ей пройти. Ветер стал сильней. Ветки под его напором набирали силу и секли ее по лицу и рукам.

Она миновала склон, спотыкаясь и падая, укрывая руками лицо от прутьев. Показался берег. Гладкая зеркальная поверхность озера отражала небо, безмятежная вода спала. Ветер позади стих. У самой кромки воды Нина окунула руки в озеро, чтобы смыть кровь после схватки с жгучими, как плети, ветками деревьев.

Вдруг в глубине показался прямоугольный предмет, с красными узорами и синими разводами, он слегка покачивался из стороны в сторону, показывая то один бочок, то другой. Нина схватила куст на берегу одной рукой, другой потянулась в воду за предметом. Но дотянуться не удавалось. Предмет продолжал колыхаться и дразнить, уплывая все глубже. Куст больно проскользнул в сжатой ладони, и она отчаянно застонала. Вода уже почти коснулась лица, дальше пришлось бы только нырять, и, наконец – удача – поймала!

Нина села на берегу и положила перед собой предмет. Это была книга со знакомой обложкой.

По голубым руслам на всех парусах мчались калевальские челноки, ловко обходя на пути скалы и крутые берега. Чуть ниже бледными пятнышками стояли деревеньки, где простая человеческая жизнь кипела вокруг чудесной мельницы Сампо. Мельница вращала жернова и дарила людям неисчерпаемое благо.

Нина раскрыла книгу, но от воды страницы разбухли и слиплись. От резкого движения корешок хрустнул, размокший картон отошел и обнажил книжный блок. Что-то блеснуло. Нина осторожно смахнула рукой остатки тины и речного песка. Внутри разломанной книги, на алого цвета подложке лежал маленький ключик. С аккуратным прямоугольным выступом и кругленькой головкой.

Нина проснулась и посмотрела в окно – поезд мчался мимо деревеньки, окруженной бесхозными полями.

На мгновение ей показалось, что она в вагоне одна. Сон ушел, но сознание осталось затуманенным. Захотелось встряхнуться, чтобы развеять остатки видения.

На коленях лежала «Калевала».

Нина провела пальцами по корешку книги, затем открыла ее и внимательно присмотрелась к переплету, склеенному вручную. Потом достала из дорожной косметички большую металлическую пилку для ногтей, схватила книгу и вышла в тамбур.

Она постояла пару минут у окна, бессмысленно считая столбы вдоль путей. Потом еще раз провела по шву на форзаце и уверенным движением вонзила пилку под переплет. Обложка затрещала. Еще одно резкое движение, и книга разошлась по шву, оголив изнаночную сторону переплетной крышки.

Что-то звонкое брякнулось на пол. Нина присела на корточки и тупо уставилась на пол тамбура пригородного состава, пытаясь убедить себя, что это уже не сон.

На полу рядом с ее ногой лежал маленький ключик с аккуратным прямоугольным выступом и кругленькой головкой.

Точно такой же, как в ее сне.