Buch lesen: «Художник говорит: Сергей Опульс о живописи и жизни»

Глава 1. Кто составитель книги и художник

До встречи с художником, а случилось это в самом начале 21 века, в далеком 2001 году, я и думать не думала, что настолько изменится моя жизнь.

В девяностые годы, когда для информации любого рода открылись все двери, и на головы неокрепших советских граждан полилась не только скрытая отечественная история, но и эзотерика любого рода, и гороскопы, и прочая. Мне в этом смысле повезло больше, так как в семье петербургской интеллигенции во втором поколении, то есть, моих родителей, было довольно много «запрещенной информации». Ребенком я с удовольствием с нею знакомилась. Конечно, это были не книги, а распечатки, машинописные листы, часто еле читаемые. Однако, вся гороскопная система, как Зодиака, так и несколько вариантов «восточного гороскопа» в семье тщательно хранились.

Помню, как я сильно удивлялась и в детстве, и потом, что в восточных гороскопах писали про меня: любитель искусства, меценат… Ситуация была странная для меня – где я, и где искусство?!

Да, я любила ходить в Эрмитаж, но не в Русский музей. У меня было хобби – я собирала открытки с картинами, и их набралось довольно-таки много, были у меня и марки с живописными сериями. В собрании книг в семье были и художественные альбомы, редчайшая редкость и красота. Мать работала в издательстве «Художественная литература» редактором, поэтому имела иногда возможность купить такой альбом издательства «Аврора», например. Эта возможность разыгрывалась среди всех сотрудников, тянули жребий. Отношение к книгам было трепетное, я знала все книги нашей домашней библиотеки наперечет. В семье никогда не было денег на хозяйство, но всегда на книги.

Вот и все мое отношение с искусством живописи. Даже по школьному рисованию у меня была еле-еле четверка, а рисовала я исключительно платья и костюмы для своих бумажных куколок.

У меня был творческий отец, мастер по дереву, по металлу, строил катера и привил, видимо, художественный вкус просто своим существованием и отношением к работе и произведению. То есть, умение видеть и чувствовать красоту в любом ее материальном выражении, скорее всего, сложилось вот так – среди книг и глубоко утилитарных, но идеальных по гармонии работ отца. Отец ценил в дереве его природную красоту, видел ее в каждой породе, стремился сделать явной и всем остальным.

Тем не менее, до тридцати пяти лет я была очень далека от богемы. В начале века я уже стала ценным профессионалом в преподавании немецкого языка взрослым. Я преподавала российским немцам в немецком центре на Невском к 2001 году уже несколько лет и считалась одним из лучших педагогов. Среди моих взрослых учеников встречались художники, они всегда приглашали меня на свои выставки и дарили открытки, буклеты и даже альбомы со своим творчеством. Вырваться на настоящие выставки живописи я смогла к тому времени всего пару раз. Эти выставки моему эстетическому чувству никак не отвечали, поэтому увлечения живописью и современными художниками не последовало.

Я окунулась в новую профессию, где преуспела и за три года стала в ряды лучших и передовых. Наверное, призвание было. Люди обучались у меня очень эффективно, очень любили мои уроки, задаривали цветами и подарками, писали стихи и комплименты. Взрослые ученики умели быть благодарными. Только это одно обстоятельство и удерживало меня в преподавании долгое время.

К началу 21 века мой опыт уже позволял вести интенсивные занятия с гарантированным успешным результатом на автомате.

Осенью 2001 года стартовал очередной интенсивный курс обучения немецкому языку с нуля, который уже продолжался какое-то время. Интенсивы тогда проходили в здании Петрикирхе с утра, для неработающих учащихся. Занятие было в самом разгаре, когда директор центра самолично привела в класс молодого человека в галифе и куртке, перепоясанного армейским планшетом, кажется, в берете. Молодой человек, мой ровесник, наружности был странной и говорил громко.

– Вот сумасшедший какой-то требует учиться немецкому, – сказала она. Как потом выяснилось уже в наших перекрестных воспоминаниях с художником, он пришел к директору и потребовал себе лучшего преподавателя. С немецким центром и его директором – молодой женщиной, закончившей дневное немецкое отделение универа несколькими годами позже меня, он был знаком и ранее, так как тут проходила его выставка картин.

Как так совпало, что на тот момент лучшим преподавателем в наличии и с действующим курсом была я? Кто из нас больше молился, чтобы оно случилось – то самое чудо чудное – для нас двоих, несчастных и больных, выползающих из своих драматических предыдущих отношений в разочаровании и депрессии.

Он, наверное, больше молился, потому что я занималась выживанием, а он увидел меня и влюбился с первого взгляда, на это нужно много внутренней энергии и силы.

Вскоре я стала уделять большое внимание новому ученику. Нередко случалось так, что группа усердно выполняла задание по языку, а он обучал меня вязать сначала морские узлы, а потом и альпинистские. Узлы вязать я не научилась, а он научился немного немецкому в рамках поставленной задачи и даже сдал зачет, что я считаю своей профессиональной вершиной, непобежденной ни мною потом, ни другими. Много позже я поняла, что у художника страшная дисграфия, так что по-русски его записи понять невозможно, если он не прилагает специальные усилия. А ведь зачет по ступени требовал и небольшого письменного текста на новом языке.

Мой новый ученик был художником, выяснилось это уже скоро, он приглашал меня в свою мастерскую, предложил написать мой портрет.

Портрет незнакомки. Инженерный замок. (2001, холст, масло, 38 x 28 см)

Это было дело небыстрое, отношения завязывались на целый учебный год, хотя интенсив и закончился. Каждый мой день учебного года 2002 начинался с его утреннего телефонного звонка и моего недопитого кофе.

– Наташа, здравствуй! – Говорил бархатный баритон в трубку. – Как твое здоровье?

Вопрос о здоровье, как потом выяснилось, классический на Востоке, откуда происходил Сергей Павлов-Опульс (по немецко-латышской бабушке), его все задают всегда. Я бесилась, прыгая на одной ноге и собирая ребенка в школу, а себя на работу, но отвечала, пытаясь быстро закончить разговор. Но не тут-то было.

– Сегодня день…. – говорил он в трубку, возвещая или церковный праздник, или день водолаза, например, или юбилей исторического события. Он всегда знал, какой сегодня день, какая у дня значимая событийность, которую необходимо всем знать, а иногда и праздновать.

Помню свое посещение мастерской, когда сижу в кресле-качалке фирмы Тонет, изогнутого, с плавными линиями, но очень жесткого и неудобного, «на тонете», как говорит художник.

– Это тонет еще самого Владимира Маяковского, он тут работал на этой мансарде, – объявляет он. – Уникальная мастерская, она связана и с поэтами.

Он рассказывает множество удивительных фактов, которые пролетают мимо, но создают устойчивое впечатление очень многостороннего, эрудированного, интеллигентного человека. Библиотека у него большая, но и у нас немаленькая, поэтому я воспринимаю это как само собой.

Пахнет краской, скипидаром, пылью, тайной.

Кресло стоит напротив окна у двери, чтобы на меня падал свет. Мольберт стоит у окна, что там пишет художник мне не видно. Он никогда не показывал незаконченную работу. Работа на мольберте всегда была задрапирована. «Драпировка» – любимое слово и действие, она скрывает от посторонних глаз и тайну живописи, и постель. Художник спит тут же в мастерской. Постель, кстати, всегда убрана, так воспитало суворовское училище в Ташкенте, она находится за ширмой и под палантином. Тоже восточная деталь.

Востока в мастерской много. Больше всего его, конечно, на стенах. Впечатление, которое произвели на меня картины Сергея Павлова (тогда еще он не взял полностью псевдоним «Опульс») в мастерской «нельзя описать словами», по его любимому выражению.

Самарканд. Вечер. (1991, холст, масло, 52 x 35 см)

Так, любовь сделала реальным все то, о чем толковали гороскопы в моем детстве. Я погрузилась в совершенно новую для себя сферу отношений и предметов. Обучиться было не у кого, художник знал многое, но с другой стороны. Он рассказывал, как должно быть, как это, например, работает во Франции или в Германии, но у нас в начале двухтысячных так не работало, а как – приходилось выяснять самой и полностью за свой счет.

Весь гешефт происходил полностью черным налом на всех уровнях, кроме пары магазинов товаров для художников. Там давали чеки, и то не всегда.

Пришлось за несколько лет потерять немалые суммы, не получая ничего или не то, что надо, взамен. Выставочные площадки обещали многое, но ничего не делали и брали деньги за свои стены, типографии делали брак, якобы журналисты брали огромные деньги и выдавали неработающий продукт …

На сегодняшний день я являюсь опытным арт-менеджером с практическим стажем 15 лет. Организуя персональные выставки и пленэры для Сергея Марковича я, конечно, делала и множество групповых проектов, в том числе для солидных организаций и государственных учреждений.

Глава 2. Зачем читать про Сергея Опульса

Женщинам – чтобы знать, что есть настоящие мужчины среди творческих личностей, не все они только алкоголики, тунеядцы, никчемные люди. Они живут очень тяжелую, напряженную и злую жизнь, страдают, умирают, но возрождаются, как птица-феникс, чтобы предъявить нам красоту Божьего мира в своих работах.

Мужчинам – чтобы знать, что есть женщины, которые их понимают и уважают дело жизни своего мужчины и поддерживают его во всем до самого конца.

Мастер света и тени, живописец тонкого колорита, певец российских просторов и азиатских чудес петербургский художник Сергей Опульс отличался необыкновенной манерой выражения.

Откуда появились рассказы Сергея Марковича, представленные в этой книге? Многочисленные выставочные и фестивальные проекты требовали представления художника в прессе, в интернете. Иногда я задавала вопросы ему по просьбе журналистов, записывала его ответы на вопросы многочисленных зрителей, посетителей выставок, во время встреч с представителями прессы газет, радио, телевидения и на встречах с поклонниками. Бывало, что вопросы присылали в письмах, на сайт, в группу в контакте. Время от времени нужно было уточнить позицию художника по тем или иным вопросам творчества, истории нашей страны, жизненных принципов. Случалось, что друзья вызывали художника на откровенный разговор, и он говорил. Все высказывания и ответы получены в период с 2009 по 2021 год.

Говорил Сергей Маркович также необычно и образно, в своей уникальной неповторимой манере, как и живописал.

Представленный материал является на сегодняшний момент самым полным из того, что удалось найти и сохранить. Прямая речь Сергея Опульса сохранена в исходном варианте, удалены только слова-наполнители пауз, которые он часто использовал, потому что, несмотря на свое бесстрашие во многих ситуациях, выражал свое мнение и позицию смущаясь, стеснялся, пока не входил, что называется, в раж и не увлекался собственным рассказом.

Наше совместное интервью 2013 года я поместила отдельно, поскольку оно посвящено специально одной теме любви и семьи.

Рассказы художника скомпонованы в несколько тематических блоков, внутри которых есть более подробное деление. Часть этой книги состоит из рассказа Сергея Опульса о войне в Афганистане, который публикуются впервые. Разговор Сергея Марковича о войне всегда происходил только с мужчинами.

Удивительно, но факт: мужчины очень хорошо понимают судьбу и жизненную задачу художника, даже не будучи лично знакомы с ним, а только с его произведениями.

Именно поэтому, в качестве официального предисловия и рассказа о герое книги, я выбрала статью журналиста, писателя, аналитика Георгия Ермолова (да, да, прямого потомка того самого генерала Ермолова, который покорил Кавказ!) «Нести огонь в Дом Бога». Эту статью Георгий Ермолов написал спустя полгода после смерти художника, не будучи знаком с ним лично, хотя они могли часто пересекаться на поприще духовно-просветительской работы в Александро-Невском Братстве.

Буду рада, если читатели и читательницы напишут мне о своем впечатлении от историй, рассказанных художником, а потом от текста перейдут с интересом и пониманием к его живописи.

Наталья Булгакова, арт-менеджер и вдова художника Сергея Опульса

НЕСТИ ОГОНЬ В ДОМ БОГА

В мае 2022 года произошло событие малоизвестное широкой публике – Дом дружбы Ленинградской области пригласил всех желающих посетить «Дом Бога». Под таким названием состоялась персональная выставка самобытного мастера живописи Сергея Марковича Павлова (Опульса). В этом месяце, десятого числа, Сергей Маркович должен был отпраздновать свой шестидесятилетний юбилей, но Бог располагал иначе – в прошедшем декабре Он призвал мастера в Свой дом. Тяжелые последствия коронавируса не позволили художнику осуществить одному ему известные творческие планы, о которых в последние дни жизни он загадочно говорил: «Вот поправлюсь – и дам огня! Теперь знаю – как…» Может быть, в этой многозначительной фразе крылся подсознательный смысл ближайшего будущего, определенного для него Богом. Видимо, «теперь знаю – как…» означало переход на какой-то иной, высший уровень бытия. Что же касается «дам огня», то он давал его непрерывно, на протяжении всей своей творческой жизни. Огонь зримо преобладал во всех его картинах, невзирая на тона исполнения. Яркость и контраст красок неизменно отсылали воображение к его далекой родине – Ташкенту, городу безудержного и неуемного солнца, пропитавшего существо художника на всю оставшуюся жизнь.

Серия Гиндукуш. Восточный базар. (2010, холст, масло, 60 x 80 см)

В 1974 году отец привел двенадцатилетнего Сергея в кружок рисования при республиканском Доме пионеров – сохранившемся до наших дней дворце Великого князя Николая Константиновича. В наставничестве практиковались студенты художественного института, казавшиеся мальчику большими мастерами, и в нем зрела невинная детская гордыня превзойти их, со временем.

Общеобразовательной стала школа для детей офицеров Туркестанского военного округа. По сути – то же Суворовское училище с полномасштабной военной подготовкой, включая и программу горной пехоты, что привило Сергею интерес к альпинизму. Атмосфера суровой военной жизни мобилизовала в юноше качества, чрезвычайно важные для творческого человека – внутреннюю собранность, дисциплину. Ежедневно, рано утром, еще до начала занятий, Сергей упорно тренировался в бассейне, постепенно приходя к выводу, казалось бы, парадоксальному, что спорт и искусство – вещи родственные по своему духу.

Изучая различные школы мирового изобразительного искусства, постепенно стал приверженцем немецкой художественной школы, придя к выводу, что именно посредством ее началось становление русской академической школы, значительное влияние на которую оказали именитые дюссельдорфские профессора в области печатной графики. Вопрос, конечно, спорный, но вполне вероятно, что немалую роль сыграли немецкие родовые корни.

Случилось так, что учителем Сергея стал В.И. Кузнецов – ученик знаменитого Павла Петровича Бенькова, личности незаурядной и весьма разносторонней. Павел Беньков работал в жанре портрета, пейзажа, в том числе городского, графики, театральной декорации. Был выдающимся педагогом. Родился и долгое время жил и работал в Казани, пока в 1928 г не посетил Бухару и Самарканд. Очарование Средней Азии сподвигло его к окончательному переезду. Преподавал в Самаркандском художественном училище. Заслуженный деятель искусств Узбекской ССР. Композиционная стройность, структурность формы и натурное видение, заложенные русской академической и реалистической художественной школой, в работах Павла Бенькова соединяются с приемами импрессионизма. Педагогическая деятельность П. П. Бенькова внесла огромный вклад в формирование профессионального изобразительного искусства Узбекистана. С тех пор Сергей стал причислять себя к школе Бенькова, которую назвал по-своему – «среднеазиатский импрессионистический реализм».

По окончании училища Сергею Павлову, как лучшему ученику, выдали направление в МГАХИ им. В.И. Сурикова. Это предоставляло редкую возможность двадцатилетнему парню не идти в армию, а продолжить совершенствование в любимом деле, но он, с детства мечтавший о небе, добровольно отправился в военкомат, где получил назначение в самаркандскую школу младших авиационных специалистов. Затем был Афганистан, служба в вертолетной части, что тоже нашло отражение во многих его последующих работах. Авиация была его мечтой и занятием наряду с рисованием – если не рисовал, то клеил модели самолетов. Об армейских годах всегда говорил скупо и неохотно, неизменно завершая короткой фразой: «На войне неверующих не бывает».

В Церковь Сергея привела бабушка, окрестившая внука в храме Александра Невского в Ташкенте. С тех пор вместе с ней он неизменно посещал все богослужения и православные праздники. Когда в Петербурге открылось подворье Коневского монастыря, стал его прихожанином. Смерть отца, с которым они были очень близки, сподвигла Сергея к паломничеству по святым местам. Много работал в островных монастырях на Валааме, затем на Коневце, где даже вознамерился принять постриг. Впоследствии, осмысление монашеской жизни он выражал одной фразой: «Быть монахом – особый дар».

Написанные там и в других местах Северо-Запада работы легли в основу выставки «Острова веры», состоявшейся в 2013 г. Картины привлекли внимание руководителей межрегиональной общественной организации «Александро-Невское братство» и художника вместе с женой пригласили в сообщество.

День Св.Николая на Никольском скиту. (2011, холст, масло, 55 x 50 см)

О Наталье Евгеньевне Булгаковой стоит сказать особо. Судьба свела их с Сергеем в 2001 году, когда он, имеющий этнически немецкие корни, захотел изучить язык предков – латышских немцев. (Кстати, именно оттуда и происходит его псевдоним). Наталья, будучи по профессии преподавателем, стала не только его учителем, но и женой. В 2009, году по категорическому настоянию Сергея, они обвенчались на его любимом подворье Коневского монастыря.

До их встречи познания Натальи в живописи ограничивались уровнем посетителя музея, но с появлением мужа-художника ее жизнь круто переменилась. По мнению некоторых искусствоведов до 2009 г. у Сергея Опульса была длительная творческая пауза. Это не так. Все эти годы он продолжал увлеченно работать, но ему, как и подавляющему большинству коллег, всякая административная суета по организации выставок и других, подобных арт-проектов, была совершенно чужда. Опульс был и творил, но его не знали. Все это, неизведанное для себя, и нелегкое бремя популяризации взяла на себя Наталья. Для нее это было тем более непривычно, так как привыкшая к строгому порядку во всем, она никак не могла свыкнуться с творческой спонтанностью мужа, и на первых порах заявила, что заниматься его делами не будет, на что Сергей задумчиво ответил: «Как Бог даст…»

И Бог дал… Дал в лице жены не только любимую женщину и друга, но и незаменимую уникальную помощницу во всех начинаниях. На ее счету организация более 40 персональных выставок мужа, и это не считая такого же количества избранных коллективных. Ее усилиями воплотились в жизнь такие масштабные арт-проекты, как «Памятные места и храмы Александра Невского», осуществленный при поддержке Фонда президентских грантов; пленэр «Храмы Александра Невского» в Пскове; пленэры «Серебряного кольца России» в Ленобласти, вокруг «Сойкинской святыни» и многие другие, в числе которых несколько зарубежных. Проект «Памятные места…» нашел свое отражение в книге Натальи Булгаковой, изданной в 2020 г., обложку которой украшает картина «Спасо-Преображенский собор в Переславле Залесском» работы Сергея Опульса, отдававшего должное усилиям своей верной подруги: «Очень помогает в творчестве любимый человек, который с тобой делит одно пространство. Лучше даже сказать – вдохновляет, это – Муза, вдохновительница».

В 2018 г. осуществилась давняя и заветная мечта Сергея Марковича. Наталья Евгеньевна рассказывает:

«Сергей Маркович, как осознал себя художником – в Афганистане – потом всегда мечтал заниматься монументальной живописью, то есть, расписывать стены, писать фрески, делать сграфито, использовать другие монументальные технологии. Поэтому, когда он прибыл в Санкт-Петербург, то не стал поступать в Академию художеств, а поступал в Мухинское училище. Потому что именно в нем готовили лучших монументалистов, а вовсе не в Академии.

К сожалению, некоторые обстоятельства семейной жизни не дали ему возможности продолжить свое художественное образование и стать монументалистом. Поэтому он остался станковистом, писал живописные работы на станке.

Однако, судьба дала мастеру шанс проявить себя и «на стеночке». Летом 2018 года, после пленэра в Праге к нам обратилась директор одной из выставок-ярмарок, проводившихся в СПб на коммерческой основе: один из ее клиентов – коммерческий художник просил найти художника в помощь на роспись храма. Он подрядился расписать храм, но понял, что один объем не осилит, и запросил подмогу. Сергей Маркович собрался мгновенно, ведь это был шанс как раз на практике узнать процесс монументальной росписи.

В селе Песчанокопское Ростовской области храм было решено расписать к юбилею постройки, это был частный заказ. К сожалению, художника обидеть может каждый, оплаты за работу не дождались.

Зато его фреска «Тайная вечеря» в целом храме самая яркая, самая выразительная и самая привлекающая к себе внимание. И в ней Сергей Опульс остался верен себе, своему цвету и свету».

Роспись храма Покрова Пресвятой Богородицы в пос. Песчанокопское Ростовской области, август 2018. Тайная вечеря

Как человек глубоко воцерковленный Сергей Маркович неизменно подчеркивал помощь со стороны Церкви, и помощь не практическую, а именно духовную, в образе молитвенного состояния. Он постоянно посещал литургические курсы и на подворье, и в самой лавре, прекрасно разбирался в православном каноне, пребывая в убеждении, что живопись – та же молитва, та же литургия, выраженная цветом, и особенно это чувствуется, когда пишешь какие-то религиозные темы:

«Вера в Бога нужна человеку, чтобы научиться видеть прекрасное. Если человек верующий, то красота Божьего мира приоткрывается для него не так как для всех, по-другому. Красота для меня – это Божий мир».

Опульс принципиален тем, что никогда не изменял своему творческому кредо, всегда писал только то, что было ему духовно близко в восприятии мира. Свою позицию он выражал жестко и бескомпромиссно:

«Есть художники, которые уделяют большое внимание салонной живописи и забывают, что в искусстве нужно проявлять себя, показывать свое мнение, по-своему трактовать и изображать действительность. Люди стали прислугой имущего класса в своей живописи, тратятся на проверенные мотивы – хиты, которые хорошо продаются. Но за хитами – пустота. Еще хуже, когда в качестве продающихся мотивов используются списки с хитов прошлого». 

Отсюда и приверженность русской академической школе, сформированной передвижниками, среди которых бесконечно уважаемым был И.Н. Крамской – основной организатор и идеолог передвижничества. Сергею он импонировал тем, что писал только те сюжеты, которые считал выражением времени, которые его волновали, будоражили воображение.

Любимым методом Опульса всегда была натура. Но даже здесь он не шел по пути наименьшего сопротивления, перенося на холст видимое внешне. В каждой картине он создавал осознанно собственную сказку: «Я пишу свою сказку, а люди верят», – любил повторять художник.

Жизнь в городе у моря всегда была для Сергея мечтой, которая сбылась в конце 80-х. Ему казалось, что живой морской стихией можно заниматься в творчестве бесконечно, и на берега холодной Балтики он принес с собой огонь родного ташкентского солнца. Его картины в интерьерах сурового города дарят тепло и свет, которого здесь так не хватает.

Он очень любил писать солнечных зайчиков – элемент, трудно дававшийся многим большим художникам, но Сергею Марковичу они покорялись, становились послушными и ручными, потому что живя в солнечном краю, он научился писать их натурно, а в Питере сетовал:

«В Санкт-Петербурге светосила очень слабая по сравнению с Ташкентом, не дает силы восприятия. Тени и зайчики – нежные, слабые. Там – как звонкие светики, сочные. Чем ближе к экватору, тем сильнее зайчики. Самое подходящее время для ловли зайчиков в Ташкенте в течение 40 дней, которые называются "Дюля". Это самые жаркие дни, самое яркое время. Я писал зайчики у речки, через 15 минут работы нырял в воду, снова писал под зонтиком, высыхал за 15 минут и снова писал»

В этой теме отражено влияние работ П.П. Бенькова, являвшегося для Опульса непререкаемым авторитетом:

«Первое мое впечатление от зайчиков на холсте – это полотно Бенькова "Сбор винограда". Это большой холст, который я увидел с большого отдаления (несколько десятков метров) и подумал, что это окно, в котором видно, как собирают виноград. Беньков написал зайчики на переднем плане, свет лился через виноград, через кисти винограда проявлялось солнце. Меня поразил этот живой эффект. Я долго мучился, добиваясь такой же живости, испортил много холстов».

Именно этими эффектами его завораживала работа на Коневце, где «зеркало воды отражает солнце, рефлекс идет на остров, солнечный свет здесь гораздо сильнее, светосила мощнее в два раза. Медные крыши каре горят на солнце так, что слепит глаза. Там я опять вспомнил ощущения детства».

Всю жизнь с благодарностью вспоминал свою первую учительницу живописи Зою Григорьевну Абруцкую, приехавшую в Ташкент из блокадного Ленинграда. Ее наставления «больше наблюдать» во многом сформировали творческую личность художника Сергея Опульса, который объяснял:

«Живопись – это искусство созерцания, сосредоточения внимания. Впечатления откладываются, проходят через сон, а потом из этого наблюдения рождаются работы».

Однажды, в одном из интервью его спросили, всегда ли он видит завершение каждой конкретной работы, всегда ли понимает, что подошел к финалу? На что он задумчиво ответил: «В живописи финал? Живопись в этом смысле как Космос, бесконечна».

Космос его живописи навсегда остается с нами. Смерть – не выздоровление, но всегда исцеление, как бы она не была груба и беспощадна. Она – исцеление от всех недугов, физических и душевных. Сергей Опульс исцелился. И понес свой огонь в Дом Бога.

Опубликовано: «Вестник Александро-Невской Лавры № 5-6 от 28.06.2022, стр. 8-9.

Георгий Витальевич Ермолов

редактор научно-публицистического журнала "Источник надежды" Александро-Невской лавры, один из ведущих аналитиков Службы внешней разведки РФ, автор нескольких книг.