Buch lesen: «Бикфордов шнур»

Homo sum, humani nihil a me alienum puto.

(Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо).

Древнеримский писатель Теренций

Закройте дверь перед всеми ошибками, и истина не сможет войти.

Рабиндранат Тагор

Глава 1

Свойство объектива старо как мир, но суть его открылась Анне только здесь, в храме Донского монастыря. С иконы на неё смотрели глаза Николая Чудотворца. Глаза святого улавливают в любом уголке – и сбоку, и сверху, и снизу – никому не скрыться. Так и поступки, со временем они отражаются на твоём лице, в твоём облике, в манерах и поведении, и скрыть их невозможно. «Отпечаток истины поступков, мыслей формирует облик», – думала Анна, пока её не прервал Влад.

Влад позвал её, показывая на часы и направляясь к выходу:

– Анна, нам надо спешить, ты же знаешь – нас ждут Бруновы, поехали!

– Влад, ты так резко прервал моё состояние блаженства и умиротворения, во власть которого я попадаю только здесь, в храме, – робко сказала Анна.

– Блажен, кто верует, – с восторженной уверенностью провозгласил Влад, заводя свой любимый джип. Настроение Влада было припорошено предвкушением повеселиться, и он сиял, как пасхальное яичко, обновлённое разводами цветов, что придавало Владу остроту кучерявости, а природа «Инь – Ян» бодро и победоносно заявляла о себе. Влад растворялся в своих проявлениях, не связанных обязательствами брака и семьи, хотя их отношения с Анной затянулись и перешли в привычное для их окружения восприятие – почти семейной пары.

Анна ждала… Ждала предложения руки и сердца…

Но сейчас, уже в машине, она освободила себя от навязчивости желания «быть с мужем и замужем» и поймала себя на мысли, как она соскучилась по Катерине. Катерина Брунова была её близкой подругой, их сближало единение душ. Их души сливались – входили одна в другую, и одна большая душа соединяла Анну и Катерину в свои своды. Их тянуло друг к другу и рождало необходимость находиться рядом, быть и говорить.

Муж Екатерины – Брунов, человек, который получил, а вернее, вырвал у судьбы с корнем, – пожизненный билет «премиум-класса». И получил он этот билет в золотой кайме и алмазных стразах, когда работал в архиве Федеральной службы безопасности – ФСБ – в звании майора. Работал простым и никому незаметным архивариусом. Хотя в органах ФСБ незаметных личностей нет, для этих органов вообще незаметных нет, у них все заметные и приметные. А в особых случаях могут просто заметные перейти в статус очень заметных, а приметные – в очень приметных. Архивариус Брунов был спокойным, сдержанным и… безликим, незапоминающимся. Этот облик он сохранял для окружающих, а для СЕБЯ – в своих мыслях и в своих целях – он был фигурой очень даже убедительной. Он верил в свой триумф и терпеливо, по крупицам строил свой пьедестал. Материал для такого размаха был единственный и неизменный – информация. Пусть даже архивная, но это информация, из которой при желании можно зачерпнуть нужное не только кружечкой, но и ведром. И когда наступила лихорадка девяностых, Брунов был начеку. Чекист начеку, не подставит щеку.

Мощная машина – переработки, хранения и использования информации, – где служил Брунов, была взлетным полем для него. И он готовился к приближению своего взлёта.

«Кто владеет информацией, тот владеет миром» – это Брунов усвоил, ещё когда только вступил в ряды офицеров ФСБ.

Взлёты Брунова переходили от одного уровня к другому поэтапно. Сначала тренировочный этап – для тела, для мышц. Мышцами надо уметь играть, а главное – знать, ГДЕ и перед КЕМ их обнажать! Потом подготовить себя ко взлёту «самолётов» и в конце концов добраться до полигона «пуска ракет». Брунов получил «ключ на старт» своей ракеты, и это был «выстрел» в атмосферу роскоши и благосостояния. Он впал в состояние отрыва от сил земного тяготения и вошёл в плотные слои атмосферы. ЕГО атмосферы, ЕГО межпланетного пространства, ЕГО космоса!

В органах ФСБ судьба свела Брунова с коллегой, подполковником Пулиным Олегом Владимировичем, который был привлечён к разработкам IT-технологий. Подпольная кличка – Пуля. Волевой, сильный. Его взгляд «навылет» вынести не мог почти никто. Брунов мог, этим и вызвал уважение Пули. Это был как раз тот случай, когда «рыбак рыбака видит издалека».

Пуля, приглядевшись к Брунову, просканировал его своим лучом и убедился, что с Бруновым можно пробовать работать, а точнее, выживать. В конце девяностых выживали, кто и как умел. «От каждого по потребности, каждому по способностям». А в девяностые способность вытягивала потребность: потребность – напористость, напористость – наглость, наглость – воровство, воровство – бандитизм. «Бабка за дедку, дедка за репку, внучка за бабку, жучка за внучку…» Кому что достанется, и кто репку из недр земли вытащит… тому и билет с выигрышем.

Брунов и Пуля не стали «тянуть репку» и ждать внучку… жучку… Их готовность и возможности соединились в крепком рукопожатии, и они двинулись к своим вершинам – покорять непокорённое.

Олег Владимирович (Пуля) предложил Анатолию Ивановичу разработки по IT-технологиям на этапе, уже НЕ закреплённом грифом «Совершенно секретно», но актуальном для среднего обывателя, а взамен попросил интересующие файлы из архива.

Вес разработок по IT-технологиям в пересчёте на долларовый эквивалент оказался довольно привлекательным и предоставил возможность купить билет в ЖИЗНЬ «премиум-класса», пусть не сразу, но этапы приближения уже нащупывались.

В жизнь, где нет очередей, хамства, бюрократических барьеров, выяснений и унижений. Авиарейсы в бизнес-классе, железная дорога только в СВ-вагоне, автомобиль уровня VIP, туры VIP – взгляд на жизнь стал подниматься от земли, и всё перешло в категорию другого уровня, совсем отдалённого от вчерашнего и пост-вчерашнего.

Брунов и Пуля вырвались из рядов ФСБ и готовили себе платформу свободного плавания.

Хочется, конечно, поймать красивую птицу за хвост и красивыми перьями прикрыть свои недостатки. Красивая птица в небе – хорошо, а зелень в руке – лучше. С зеленью-то в руке и прикрывать-то ничего не надо. Всё, что надо, прикроется, и какие надо двери откроются.

Как там у Чехова? «Сапожник и нечистая сила»: «…за богатство ты мне душу должен продать…» И они не захотели оставаться в сапожниках, они стремились к владычеству земному. Были молоды и гарцевали, как хорошо подкованные жеребцы, только огонь из-под копыт да дым из ноздрей. Молоды! Здоровы! Без сбоев и износа запчастей! И столько всего хочется, и только деньги. «Деньги, – думаем мы, – сделают нашу жизнь счастливой». А позже понимаем: «…А нужна ли эта сделка с нечистой силой?!?!?!» Позже и Брунов, и Пуля поймут, ЧТО в жизни важнее красивых перьев и зелёных бумажек, но это будет ПОЗЖЕ.

Пуля и Брунов не прерывали свои отношения и были крепко-накрепко перевязаны компроматом, созданным своими же руками. Нужные сведения и в нужное время, открылись для тандема успешных предпринимателей двери из красного дерева. И ручки с золотыми перьями оставляли на документах новоиспечённых бизнесменов девяностых ценные подписи и открывающие возможности.

Благосостояние росло, как на закваске, в которой норму дрожжей превысили в неконтролируемые разы.

Расцвет олигархии был на руку Владиславу Померанцеву, выпускнику Московского архитектурно-строительного университета. Он заскочил в последний вагон своего судьбоносного поезда, который скользил по рельсам дизайнерского направления. И переходя из вагона в вагон, добравшись до головы поезда, он нёсся навстречу успеху, раздвигая стремительным клином мощную встречную струю.

Анна познакомила Влада с Бруновым, когда ещё Анатолий Иванович осторожно и бережно притрагивался к струнам красивой жизни. А Влад уже был на слуху у богатеньких как креативный дизайнер.

На визитке Влада Померанцева буквами с каллиграфическим теснением играют золотом ЕГО фамилия и ЕГО имя.

А у его помощницы Анны даже визитки не было. Она была при нём, при Владе.

Его фамилия – золотыми буквами, а её фамилия – вообще НИКАКИМИ. Влад этого даже не замечал. Он относился к избалованным везунчикам – умный, красивый, востребованный дизайнер. Ну, прямо джокер из колоды.

Анна по окончании архитектурного универа поступила в академическую школу дизайна в Москве и, по результатам конкурса дипломных проектов, заняв первое место, была направлена на обучение в Лондон. Мама Анны очень ревностно воспринимала позицию дочери. Она не могла смириться с тем, что её талантливая девочка – в тени мужских амбиций. Анна обладала творческим видением художника, и какая-нибудь клякса, точка, штрих наполняли новизной проект, вызывая восторженные взгляды. Это талант. Но Анна не стремилась занять «трон» и воспринимала авторитетность Влада безропотно и с покорностью, как закономерность. Он начинал бизнес, он создал ИМЯ, и лавровый венок пусть принадлежит Владу. А на долю Анны оставалась тень от лучей восторга и восхищений, падающих на Влада. Анне приносило счастье быть рядом с Владом, работать с ним, наблюдать его весёлый и где-то шаловливый нрав. И сейчас они едут в гости, едут вместе, едут отдыхать.

Проехав еще чуть-чуть, они остановились у ворот роскошного особняка Бруновых. Встретил их сам Анатолий Иванович.

– Как доехали? Без штрафов и пробок?

– Дорога свободная, ни одного гаишника. Или наш день, или гаишники вчера «населигерились», – отреагировал Влад, закуривая «Парламент».

– А почему «населигерились»? – спросил Брунов.

– Так это сколько надо выпить, что даже на «срез бабла» забить!

– А-а-а, теперь понял, – засмеялся Брунов.

И они направились к дому.

– Анна, вы как-то изменились, в облике появилась загадочная вуаль, прикрывающая красоту и нежность вашего лица, – произнес Брунов своим красивым спокойным баритоном и выразительным жестом предложил даме руку.

– Вот уж никак не ожидал от вас такого высокохудожественного слога, – ревностно заметил Влад.

– Да, я такой! Мы все такие! Только появись прекрасное создание (выразительно глядя на Анну) – у нас вырастают крылья… и мы пытаемся вспорхнуть… Ну… не всегда получается… но всегда хочется, – шутливо отпарировал Анатолий Иванович.

А потом бодро продолжил:

– Ну что, отдышались? Пора к столу, а то Катерина уже заждалась.

Гости подошли к огромному и красивому дому, по стилю, напоминающему старинный замок.

В холле их встречал Савелий – надёжа и опора семьи Бруновых. Лысый, коренастый, с умными проницательными глазами, спокойный как удав, надежный как сфинкс. Анна очень хорошо относилась к Савелию, ей вообще импонировали люди неболтливые, особенно если речь идет о мужчине.

Савелий выразительным жестом пригласил гостей в гостиную.

Анна уже научилась не терять равновесие, когда её накрывала волна роскоши, благосостояния и власти. В доме Бруновых всё до мелочей подчеркивало изысканность вкуса, интеллект и гармонию. Под светом солнечных лучей играла удачно отреставрированная мебель из дуба и карельской березы. На коврах ручной работы менялись оттенки в зависимости от ракурса, как в калейдоскопе. Многие ценные вещи, украшавшие дом Бруновых, перешли по наследству от прабабушки Екатерины. Прабабушка Катерины Дарья Матвеевна Ярославцева принадлежала к столбовому дворянскому роду Ярославцевых. Их род природа щедро наделила трудолюбием, порядочностью и благородством. В Катерине наследие предков отражалось ярким пятном. Диадема благородства основательно закрепилась на стройном стане Екатерины.

Не успела Анна насладиться своим внутренним монологом, как в гостиную вошла хозяйка замка.

Катерина была в брючном костюме бутылочного цвета, который так оттенял её красивые, поражающие жгучей глубиной глаза. Вошла со свойственной ей сдержанностью, в её манерах, движениях, голосе всё говорило о её породе и воспитании.

– Анечка! – Поцеловала подругу Катерина. – Добрый день, Влад! Как я рада вас видеть! – Красивым жестом Катерина пригласила Анну и Влада в гостиную.

Горели свечи, мерцали канделябры, и тихим фоном звучала классическая музыка. Это был Шопен.

Анна, чувствуя на своей талии руку Влада, спокойно плыла вместе с ним в царство роскоши. Они зашли в столовую, где ещё никого не было.

На столе красовался фарфор именитых фабрик и приборы старинного столового серебра.

А начинали они с Бруновым с небольшой двушки, куда и привезли эту теперь бесценную мебель, которая пылилась в бабушкиных закромах. Анатолий Иванович разглядел ценные породы дерева и прекрасную работу мастеров.

Когда этот «хлам» они привезли к себе в двухкомнатную квартиру, соседи с пристрастием перепотрошили приданое. «Бедная невестушка Бруновых», – шептались они.

Толик оборудовал себе в черной комнате мини-мастерскую и начал усердно работать над каждым элементом мебели. И «хлам» бедной золушки постепенно превратился в приданое, достойное принцессы.

Через некоторое время Савелий объявил о чете Кирсановых – Пелагее и Симоне.

Войдя в гостиную, Симон и Пелагея внесли струю оживления, они выглядели как всегда изысканно, держались уверенно и непринуждённо.

Брунов подскочил с возгласом: «Наконец-то! Теперь все в сборе!» – и поцеловал руку Пелагеи, на какой-то миг задержав её в своей руке. Одновременно по-мужски поприветствовал Симона и пригласил пару в столовую.

Катерина поприветствовала чету Кирсановых гостеприимно, но сдержанно, как умела только она.

Симона в кулуарах называли Цитрамоном, он был владельцем фармацевтической сети. А Пелагея, видно, в детстве немножко комплексовала по поводу своего имени и поэтому была излишне выразительна в своих нравах и в поведении. Казалось, она всегда напряжена от страха потери, превосходства над людьми. Повиновение приносило ей удовольствие, и это доводило её до весьма приятного для самолюбия пьедестала. Пелагея выстраивала свои ступеньки и исключительно уверенно поднималась к своей высоте.

Глава 2

Гости уютно разместились за большим овальным столом и были настроены на утончённые светские разговоры.

Атмосфера напоминала классику жанра: Англия… замок… сумерки занавесили окна, как в детективах Агаты Кристи.

Помощница Мила завезла на сервировочном столике салаты, которые тут же переместились на стол, заняв свои места. Следом за Милой Савелий закатил сервировочный столик с водой и горячительными напитками. Столик, с которым зашла Мила, укатил восвояси, а столик, который закатил Савелий, установили около Влада. Это означало, что не Савелию, а Владу доверяется ухаживать за гостями, вовремя наполняя их бокалы, исключая присутствие прислуги. Брунов любил расслабиться, давая себе возможность не застёгиваться на все пуговицы в кругу близких ему людей.

Он рассказывал интересные истории и чувствовал себя королём бала.

Камертон передавал настроение гостей и время от времени издавал металлические звуки с интеллектуальным напылением.

За столом сидели обыкновенные везунчики, удачно вписавшиеся в разворот девяностых, и вдохновенно пытались уловить звуки магического камертона, дабы не уронить лицо. И как бы ни пытались присутствующие напустить мнимую титулованность, удержать природную прыть они были не в силах, и застолье медленно раскручивалось и обретало расслабленные рамки настроения.

На титулованность могли претендовать только Катерина и Анна, они были троюродными сестрами и обе принадлежали к роду Ярославцевых.

Не успел Влад наполнить напитками бокалы – зашёл Савелий, и, обращаясь к Брунову, он сказал:

– Анатолий Иванович! Подъехал Олег Владимирович. Пропустить?

– Да! Конечно! – довольно повышенным тоном скомандовал Брунов.

Это был Пуля, и въезд в усадьбу Брунова для него был всегда беспрепятственным.

Брунов встал, чтобы встретить гостя, и в этот момент Катерина роняет бокал – он разбивается вдребезги.

Брунов в лёгком недоумении взглянул на жену и на ходу сказал Савелию:

– Прикажи, чтобы всё быстро убрали.

Брунов вышел навстречу с иголочки одетому и спортивно подтянутому Пули.

– Олег! Добрый день! Накануне ты мне сказал, что не можешь приехать. Что-то срочное?

– Ну… не то чтобы… срочное… – со свойственной ему недосказанностью ответил Пуля.

Уловив спокойный, без ноток раздражения и спешки тон Пули, Брунов быстро перетянул «лямочку» на себя.

– Ну, ты в курсе, у меня сейчас гости. Давай зайдём на пару минут… а потом поработаем. Твой любимый виски «Макаллан» наизготове, – с улыбкой гостеприимства Брунов зазывал Пулю присоединиться к их застолью.

Пуля не любил компании, но Брунов всё-таки уговорил Олега, и они направились в гостиную. Брунов знал Пулю более 15 лет, он был единственным его другом. И больше у Брунова близких друзей не было, у него были близкие родные и близкие приятели, с кем он разделял своё общество, а в остальном он жил в полном согласии со своими убеждениями и со своей головой, и до конца доверял только себе.

Жизненная позиция Пули была ещё круче: самыми близкими родными и друзьями был только Брунов и его семья, больше у Пули – ни родных, ни приятелей, только деловые, протокольные и договорные контакты.

А в гостиной… захмелевшее веселье стремительно набирало градус, формы обретали расплывчивость, и настроение гостей, как застоявшаяся магма ожившего вулкана, рвалось наружу.

В этой охваченности неконтролируемого настроения никто сразу и не заметил, как вошёл Брунов, приглашая выразительным жестом гостя.

Пуля вошёл уверенно, с офицерской выправкой и холодным взглядом. Из присутствующих он в той или иной степени знал всех. Посему знакомиться ни с кем не пришлось. Он зашёл. Поздоровался и сел за стол. Мила принесла приборы, хотя все знали, что и тарелка, и приборы так и останутся нетронутыми. Пуля питался только дома: свежевыжатые соки, мясомолочные продукты с фермы, травяные чаи, вода из скважины. И за всем этим пристально следит и заботится Варвара, его помощница по дому. На встречах и в гостях позволял себе только виски, и то в небольших количествах. В свои 45 сохранял спортивную фигуру и на здоровье не жаловался. С женщинами не переусердствовал. Пить он не любил, курить он не любил, и девочек водить тоже не очень любил, только по зову тестостерона! А любил Пуля цифры, микросхемы, крипто коды… сделки, риск! В этом он чувствовал себя золотым драконом в стихии бизнеса, в стихии победных решений, в стихии денег и богатства.

Из низкого стакана с толстым дном маленькими глотками Пуля пил виски, наслаждаясь напитком. А вокруг фонтанировало остроумие и перетекало от одного к другому, как на уроке, оставалось только руку поднять. Но вместо рук поднимали бокалы, и, подбодрённые напитками в 20, 30 и 40 градусов, все были расположены повторить и продолжить.

Пуля оставался незаметным для уже взбодрившейся компании, они были все вместе и каждый в отдельности увлечены собой, а Пуля, как скрытая камера, считывал с лиц суть и записывал на свой жесткий диск, всегда работающий в его голове.

Влад танцевал с Пелагеей, как всегда, шаловливо-вульгарно, и на них никто уже внимания не обращал. Кроме Пули – ему танец показался откровенным намеком на «сбычу мечт», подчеркивая сексуальность в движениях. И когда танец был завершен брудершафтом, Пулю возмутило поведение Влада – он вёл себя так, будто Анны и не было в этом зале. Анна – дама его сердца! Как-то совсем не по-мужски.

Откровенная демонстрация флешмоба¹ и их токсичный танец вызвали у совсем не впечатлительного Пули брезгливость. «Хищница, – определил Пуля, глядя на Пелагею. – Ей всё равно, кто у неё на крючке. Главное, чтобы улов был её и для неё. А для сохранения своего постамента она переступит и не споткнётся. Истинное наслаждение ей приносит умение манипулировать людьми. Но муж ведь у неё, владелец одной из крупных сетей фармацевтики, должно быть, не дурак. А с виду такой профанчик-подкаблучник, что-то здесь не сходится…» – заключил Пуля.

Влад продолжал прыгать между Анной и Пелагеей. Пелагея потянет за крючочек – бежит к ней, потом вспомнит, что здесь Анна, и все их принимают почти как мужа и жену, бежит к Анне: «Дорогая! Тебе хорошо? Я так тебя люблю…» – чмокнет – и опять по кругу.

Влад пользовался терпимостью Анны, и это перевоплощалось в безупречную уверенность в самом себе. Но у Пули на этот счёт были совсем другие мысли, он был убеждён, что такое поведение не красит мужчину.

«Вот перпетуум-кобеле, – подумал Пуля и перевёл взгляд на Анну. – А она его любит. Не того ты полюбила, девочка… И ведёт он себя так, не потому что ты какая-то не такая – потому что ОН такой…» – с грустью подумал Пуля, глядя на Анну.

Потом он встал и подошёл к Катерине.

– Приношу свои извинения, к сожалению, нам надо поработать.

– Да, я понимаю, Олег Владимирович, спасибо, что порадовали нас своим присутствием.

– Всё, как всегда, замечательно, – сказал Пуля, а про себя подумал: «Ген королевской расы. Благородна! Воспитана! Это её постамент, и она никогда в своих поступках не опустится ниже. Повезло Брунову».

Потом откланялся, взглядом показал Анатолию: «Нам пора!» – и вышел. Брунов встал и последовал за Пулей.

Со стороны казалось, что Пуля вообще никого не видит и не слышит. Но… нет! Он просканировал всех присутствующих, охарактеризовал и разложил по «своим» файлам в «своём» компьютере.

Кабинет Бруновых находился на втором этаже. Пуля поднимался по лестнице, и от его пружинистых и нервных движений Брунов улавливал психоволны, вызывающие вибрации волнения. Чувствуя настрой Пули, Брунов замедлил шаг, давая возможность мыслям занять свои места и не вибрировать. Но волны взволнованности штормили, и Брунов усилием воли старался перекроить свои эмоции и взять контроль над собой.

Они зашли в кабинет.

– Олег, что случилось? Ты весь наэлектризован. У тебя на пуловере даже шерсть дыбом встала, – стараясь разрядить напряжённость, спросил Брунов.

– Сейчас расскажу, и у тебя не только шерсть, а всё одыбирится, – и, выдержав паузу в тон настроению, продолжил: – Анатолий, я был на Лубянке.

«На Лубянке…» – слова, произнесённые Пулей, секирой летели на Брунова, рассекая воздух.

Лицо Брунова сползло на колени и обнажило его до наготы. Облик, принявший за годы четкое очертание уверенности и самообладания, растёкся и потерял привлекательность фактуры.

Имея опыт работы в ФСБ, они оба понимали, что идут по тросу Бруклинского моста и тянут за собой бомбу. Бизнес, который открыл для них финансовые возможности, был основан на поставках секретной микроэлектроники, разработанной для разведки.

Готовность Брунова в сочетании с возможностями Пули принесла двум везунчикам ощутимые финансовые возможности. Ситуация девяностых бросила их в воду, и они выплыли с рыбой в зубах. Но рыбы в зубах оказалось мало. Надо бы поймать рыбищу – да неводом, да не простую, а золотую…

Когда они с Пулей начинали, Олег контролировал «Научно-исследовательское подразделение ФСБ № 1», относящееся к научно-техническому управлению² ФСБ. Эта организация специализировалась на исследованиях в области информационных технологий, разработке программного обеспечения и оборудования. В этом подразделении прорабатывались цифровые системы обработки сигналов, исследования беспроводного сетевого оборудования, исследования в области шифрования текстов, крипто- и микро технологии. Пуля привязал компроматом пару специалистов из НТУ, и они время от времени предоставляли ему нужную незакрытую информацию. А компромат на блюдечке с голубой каёмочкой ему предоставил Брунов, когда работал в архиве.

– Лучше бы ты в архиве сидел! А я в НТУ. Жили бы в своих двушках или трёшках, имел бы дачу, машину, ездили бы на Чёрное море и время от времени изменяли бы своим женам, как любые слегка оперившиеся мужичонки. Просто так, для тонуса. А сейчас? Усадьбы, пруды, газоны ухоженные, лесочки с ягодами да грибочками. РАССЛАБИЛИСЬ. Почувствовали себя властелинами подлежащего и надлежащего. – Сказать, что Пуля был взволнован, это ничего не сказать! Он был вне себя.

– Олег, что не так с «Иглой»?

– Именно. «Игла» – это аналог наших проработок, в которых я участвовал непосредственно! Эта информация под семью замками нашей разведки с грифом «Совершенно секретно».

Пуля приблизился вплотную к своему партнёру, вкрадчивым шёпотом, как спазмом под дых:

– Толя, ИХ невидимые браслеты – на НАШИХ яйцах, и не вчера, а давненько… Попробуй нам только дёрнись. – И глаза Пули выстрелили в никуда, взгляд застыл, и он медленно, вбивая гвоздём каждое слово, проговорил: – Я был на Лубянке и вскрыл детали нашей сделки по «Игле». Но ИМ уже всё известно – это присказка, а сказка, чувствую, будет впереди, и у этой сказки – Змей Горыныч с длинным хвостом и пирамидальными головами.

– А почему пирамидальными? – с нескрываемым раздражением спросил Брунов.

– А потому что вместо маковки – КЛИН, врезаться легче.

– Олег, зачем ты пошёл на Лубянку?

– Толя! Ты же офицер ФСБ, хоть и уже не служишь, но понимаешь, что по-другому я поступить не мог. Нас ПОДСТАВИЛИ… И разбираться в этой операции – в рамках компетенции только ФСБ. Скрыть «Иглу»?! Это предать! А мы с тобой НЕ предатели, мы простые российские бизнесмены!