Buch lesen: «Гобелен с пастушкой Катей. Книга 7. Катя & 2/3»

Книга 1. Мнимые числа. Первая треть. Концерт по заявкам

Глава первая

1. У меня зазвонил телефон
(рассказывает Екатерина Малышева, ЛЕТО 200…)

Я спала безмятежным сном, и такое состояние могло длиться бесконечно, постепенно переходя в медленное пробуждение, однако тем утром судьба распорядилась иначе. В сладкую пустоту небытия стремительно вонзился отрывистый звук и немедленно оформился в знакомый перезвон известного оперного марша.

«Тореадор, смелее в бой, тореадор!» – кричали и звали пронзительные ноты, далее они искажались в примитивную трель и сопровождались гулким завыванием, похожим на рёв отдалённых трибун. Догадываясь, что именно перезвон означает, я приподнялась в постели, намереваясь отыскать и ликвидировать источник беспокойства, но глаза не открывала в надежде, что звуки прекратятся сами. В предполагаемой корриде могли найтись иные участники. Так длилась сонная грёза, но марш не сдавался.

– Что это? Где? Зачем? – невнятно спросил супруг Миша, по всей видимости, мы с тореадором его разбудили.

– Сообщение, в шкафу, – доложила я, когда уловила направление призывного марша, а он всё длился.

– Убери, если можно, это ужасно, – пожаловался Миша и судорожно завернулся в одеяло с головой.

Ничего не оставалось делать, как выбираться из постели и брести к шкафу. Миша не желал исполнять роль тореадора и от участи быка также устранялся. Хотя, следует заметить, что в шкафу надрывался мой личный телефон, и Миша имел полное основание уклониться. Дверцы шкафа на пути из спальни в коридор стояли приоткрытые, я сунула руку внутрь и вскоре отыскала телефон в кармане пиджака. Глаза открылись в середине процесса и дали возможность обозреть экран мобильника, он действительно заглох сам, пока я брела. Могла бы отлично спать дальше, если бы не засуетилась.

На экране высветилось скандальное время: 7.48, ниже шло заявление в рамочке, гласящее, что получено одно (1) сообщение. Я машинально нажала на сенсор, предлагавший показать, что прилетело по утренним волнам эфира. «Возьми трубку» – возникло сообщение без подписи, кто-то неведомый бесцеремонно раскомандовался с утра. Номер мобильника, приложенный внизу текста, ничего не сказал, в памяти его не было, иначе телефон доложил бы имя абонента. Поскольку я уже держала трубку, тупо взирая на экран, пожелание неизвестного абонента автоматически исполнилось, и мне вновь ничего не осталось, как взирать далее, разве что отправить таинственное извещение куда подальше, что я исполнила.

Однако телефонный инкогнито ждать себя не заставил. Не успела я задуматься, что следует совершить далее, как телефон в руке разлился трелью с другой мелодией, она оповещала о входящем звонке.

– А это что? – жалобно вопросил Миша из-под одеяла, ему не давались детали по части мобильной связи.

– Это мне звонят, извини, – сказала я бедному супругу и удалилась в сторону жилой комнаты с играющим мобильником в руке.

Экран высвечивал тот же номер или похожий, и загадочная мелодия в стиле «фэнтэзи» отлично сопровождала мои нелепые действия поутру. Наконец, а именно удалившись на должное расстояние от Миши и закрыв за собою двери, я нажала на кнопку с зелёной трубкой и поднесла телефон к уху. Он привычно звякнул о массивную серёжку, это был мой фирменный знак, абоненты обычно справлялись, что звенит у меня в голове перед разговором. Иные тонко шутили, что Терминатор слушает или Шварценеггер в указанной роли.

– Да, я слушаю, – произнеслось само собой, вслед за звяканьем.

– Дитя, я надеюсь, что разбудил тебя окончательно, – сказал в трубке чужой голос, и я растерялась.

Кодовым именем «прелестное дитя» или просто «дитя» звал меня старый друг Валя Оболенский, но незнакомый голос в трубке и чужой номер на экране смутили абсолютно. Обычные номера Валентина были прочно заложены в памяти, если не моей, то телефона уж точно.

– Кто это? – спросила я, не отвечая на заданный вопрос.

– Дитя, послушай внимательно, – ответил чужой голос с деревянными обертонами. – Ты можешь сделать мне большую любезность, если появишься у себя в конторе как можно раньше. Это просьба, а не предложение.

– Валя, это ты? – я догадалась спросить. – Что случилось?

– Ничего особенного, но я повторяю просьбу, – не своим тембром и с чужой интонацией продолжал голос в ухе.

– Конечно, разумеется, как смогу, приеду, – нашлась я, но не смогла удержаться от глупого вопроса. – А почему там?

– Именно там ты можешь оказать мне любезность, – произнёс Валька или не Валька, скорее Терминатор или Шварценеггер.

– Тогда я собираюсь и еду, – пообещала я, хотя в личности абонента уверенности не имела.

– Тогда договорились, – заявил механический голос и отключился без дальнейшего привета.

Ни в каком случае жизни я не ждала ничего подобного от давнего и очень красноречивого друга Вали. «Нет, наверное, кто-то ошибся номером и обознался», – так я путано рассуждала с собой, пока шла к вешалке в прихожей, где висела сумка, в ней мобильник обычно валялся, в особом кармашке. – «Может быть, звонил чей-то отец или любовник, он говорил «детка», а мне послышалось. А его зовут Ваня… Тогда можно никуда не ездить». Таким образом я безмолвно рассуждала, пока из спальни не донесся приглушенный вопрос.

– Кто это с утра пораньше? Не тёща? – спросил Миша из-под одеяла.

Супруг имел полное право на неделикатный вопрос, поскольку тёща, а именно моя мама, сидела в Крыму с мелким Микой, поэтому ранний звонок от неё предполагал проблемы.

– Нет, слава Богу, не она, – я поспешила успокоить Мишу. – Это Отче Валентин, просит подъехать.

Как ни странно, собственный ответ закончил колебания по части личности абонента и придал действиям направленный импульс. Я не стала возвращаться в постель, сняла халат с кресла и направилась с ним на выход. Миша тоже пробудился и вынул бороду из-под одеяла.

– Это значит, с мы с тёщей будем пасти мелкого на пару? – спросил супруг вдогонку, и я застыла в дверях.

Первым делом от изумления. Это ж надо, какие дедуктивные процессы протекли у Миши в полусне, и как точно сформулировался вывод. Можно подумать, что он за компьютером сидел, а не грезил, свернувшись клубком Вслед за удивлением пришли практические соображения и возник момент неудовольствия, неизвестно чем и кем.

– Ничего даже отдалённо подобного! – поспешила сообщить я, стоя в дверях с халатом наперевес. – Всего лишь встречусь с Валькой в конторе. К мелкому поедем без задержки, в любом случае это будет через две недели.

– Ага, именно через две недели, – подтвердил супруг Миша благосклонно, затем добавил. – Я сдам твой билет в кассу и переоформлю тёщу в санатории, она сделает вид, что замучена и убита, но в душе будет торжествовать. А как же, у бедного ребенка ужасные родители, мальчик без неё пропадет. Мамаша застряла в непроглядных делах, папаша, то есть я, хоть приехал, но пьет пиво с утра до утра. Мелкий будет справляться, где у нас мама, а твой прекрасный мобильник станет отвечать голосами на разных языках, что абонент недоступен, не берёт трубку, попробуйте ещё разок, авось появится. А когда появится, то скажет, что приедет через пару дней и всех целует, особенно тёщу. Так пройдет месяц…

Картина, мастерски нарисованная супругом-художником, на самом деле была копией, именно так проходили у нас длинные рождественские каникулы, только не в Крыму, а на зимней даче у родных. Тогда у меня тоже внезапно возникли неотложные дела.

– Увы, на сей раз белый ВМW не светит! – последовал заведомый ответ.

Я бросила халат на кровать и уселась на подлокотник кресла, перенесясь туда неизвестно каким образом в полной готовности к боевым действиям. Если супруг Миша желает вести домашнюю войну, тем лучше. Нет ничего удобнее, чем активное наступление, особенно, когда других доводов не находится, а вместо них имеется сознание своей неправоты.

– Да сгори он синим огнём! – предсказуемо отозвался Миша и сел в постели. – Подумаешь, удовольствие, служить у тебя шофёром!

– Кто-то заставляет ездить? – с деланным удивлением спросила я.

– Да нет, просто страшновато, что однажды остановят, – сказал Миша.

– И застрелят на месте? – осведомилась я с должной долей яда.

– Вполне возможно, хотя скорее всего сообщат, что тачка краденая, не растаможенная, с фальшивыми номерами, – сообщил Миша. – Спросят, кто хозяин, и почему я за рулём. Затем свезут в КПЗ с тачкой по отдельности. Тебя как обычно не будет в доступности, чтобы разъяснить, что я езжу не криминально, а по доверенности. Хотя наутро ты, возможно, появишься, очаруешь отделение и обезьянник, откуда меня спешно вытащат…

– Такого не было, обознатушки-перепрятушки! – я выразила протест.

– Ещё не было, – добродушно согласился супруг Миша. – Пока.

– Вот только умной Эльзы с чёрной бородой не хватает для счастья в этом доме! – заявила я.

(Отлично понимая, что иду на крутой вираж, а именно перехожу на личности, чего семейная конвенция отнюдь не предусматривала. Однако я желала доехать до конторы на упомянутой тачке, и Мишу следовало поторопить.)

– Я очень либеральный супруг, – Миша процитировал любимого поэта, а именно Николая Гумилёва, в процессе выбираясь из кровати. – Имею привычку возить жену на свидания, и даже не на извозчике. Практически собственноручно, на семейной белой машине, как на свадьбу, только без цветов. Однако не с утра, рано утром у меня обычно другие планы.

Иные планы мы обсудили достаточно обстоятельно, в результате чего я пообещала, что друг Валя, не удержит меня в столице после назначенного срока. Вскоре Миша встал вслед за мной, выпил чашку кофе и пошел выводить тачку из гаража, пока я одевалась и собиралась. Такое ведение семейных дел ранее упомянутая конвенция предусматривала и одобряла особым пунктом.

Надо отметить, что беленькая, почти новая машина, заработанная тяжкими, праведными и опасными для жизни трудами (моими, разумеется), служила в нашем доме не только средством передвижения, но также замечательным громоотводом. Стоило мне сказать волшебное слово, конкретно «белый ВМW», практически в любом конфликтном контексте, как Миша прыгал до потолка и забывался в порыве праведного гнева. Затем неизбежно следовало описанное выше примирение, а гнев супруга расходовался на тачку, другие поводы испарялись сами собой. Если нужно более подробное объяснение, то извольте. Миша водил по Москве красивую белую иномарку на зависть остальным владельцам транспорта, я получила машину с таможни как конфискат практически даром, в качестве премии за труды, о которых лучше не распространяться по множеству разных причин.

Таким образом, тем утром, пока я наскоро собиралась на выход, а машина выезжала из гаража (он арендовался практически у дома, прямо за углом, такое пошло везение, но недёшево), у меня не оставалось времени, чтобы обдумать собственные действия. Валька голосом Терминатора позвал на свидание в контору, и я резво побежала, минуя препятствия. Вполне нормальный образ действий. Старый друг, просьба о помощи, и всё такое прочее. Надо заметить, что в последнее время Валентин не баловал меня личным присутствием или информацией о себе, мы оба погрузились в собственные дела и стали друг для дружки почти символическими фигурами.

Совместные деловые похождения запали у обоих на фон и фактически не вспоминались. Наверное, потому, что выпадали из общего ряда, и память о них врезалась углом в обыденную жизни каждого. Ну разве что зимой, когда я памятно для супруга Миши пропадала из дому, Валентин консультировал, долго и ядовито, в основном постфактум. Мише порой случалось слушать мою часть телефонного диалога, и он преувеличивал роль Валентина в сложившейся ситуации. Ну, ладно. Тем не менее, я вспоминала, что совместных деяний у нас с другом Валей не случалось изрядно давно, и я подзабыла, что из того следует.

Утро тем моментом разворачивалось в летней красе, солнце играло оттенками зелени на газонах и деревьях, наш незамысловатый уголок столицы казался почти нарядным парком – это я кратко заметила, пока стояла у подъезда и любовалась белым экипажем, выезжающим из-за угла прямо в моё распоряжение.

– Телефон не забыла? – заботливо осведомился Миша, когда я уселась рядом, потом добавил себе в оправдание за проявленное внимание. – А то будет трезвонить у меня на голове, и я ликвидирую его, как класс.

– Отнюдь, вот он голубчик, – ответила я машинально порывшись в сумке, там агрегат славно кувыркался, я подумала и переложила аппарат в карман джинсового пиджака.

– Опять будешь звенеть, как трамвай, – обронил Миша между делом, он как раз выезжал на трассу.

– Лучше звенеть самой, чем трясти сумку, – сообщила я скорее себе, чем супругу. – Она звенит особенно гадко, противно искать телефон, пока он надрывается и воет.

– Вот поэтому я обхожусь без подобных излишеств, – назидательно заключил Миша.

Я не стала спорить, вместо того погрузилась в беспредметное созерцание пути, машинально отмечая вехи. Вот мы проехали кусок оживлённой трассы, проскочили в объезд мимо индустриальной зоны, затем переехали реку и углубились в старый город, далее на обычном месте встали в пробку, точнее, поползли вдоль каньона высоких домов позапрошлого века изнурительным черепашьим шагом.

– Чтобы ещё раз я повёз тебя утром! – настроение у Миши стало заметно портиться в обратной пропорции со скоростью езды. – Пешком дойдешь скорее.

– Доползем до бульвара, тогда пойду, – привычно согласилась я.

– А сейчас выйти никак? – за рулем, особенно в пробке, супруг становился монстром и терял соображение.

– Ага, разбежалась и бросилась «туда, на самую середину», как Анна Каренина, – ответила я, мы ехали, точнее тащились у разделительной полосы, за нами ехал длинный кортеж. – Джип позади сыграет роль поезда.

На этом обсуждение дорожной ситуации закончилось, Миша знал, что я не выйду, и не хотел этого, просто выпускал пар, сама я дискуссий не затевала. В течение возникшей паузы очень вовремя зазвонил телефон у меня в кармане, возвещая входящий звонок. Получилось, как в дешевом телесериале, отличная сцена при участии телефона.

– Да, я слушаю, – сказала я, привычно звякнув серьгой об аппарат, и не отметила, какой абонент меня требует.

– Доброе утро, Екатерина Дмитриевна, – официально произнес женский голос, скорее знакомый, и тут же выяснился. – Вас беспокоят из приемной Павла Петровича Криворучко.

– Доброе утро, – возвестила я с преувеличенной любезностью, потому что всегда начисто забывала, как зовут тётеньку, просто стыдно.

– Через минуту я соединю с директором, – продолжала узнанная дама без имени и отчества, а я тем временем безнадёжно перебирала варианты: Нина Юрьевна, Рита Ефимовна, Галина Анатольевна? – Большая просьба, если возможно, отключить опознавательные и иные устройства, иначе связь не состоится.

– А Бог их знает… – я начала фразу.

Однако не успела выразить мысль, что понятия не имею, как означенные устройства действуют, если они у меня имеются. К тому же, гость вроде бы не должен диктовать хозяину условия приема, даже если приём происходит по телефону, а гость – лицо более, чем высокопоставленное.

– Всё в порядке, у вас ничего нет, соединяю, – заверила безымянная тётенька и гулко щелкнула.

В аппарате застрекотали помехи, затем на секунду звякнул странный колокольчик, наводя на мысль о внеземных цивилизациях, далее возникла пустота, но обжитая, обволакивающая и бархатная.

– Катрин, я тебя приветствую, – на солидном фоне возник вальяжный голос очень важной персоны, а именно Павла Петровича. – Надеюсь, что не слишком обеспокоил.

– Ну, что ты, Паша, – заявила я, с достаточной непринужденностью. – Всегда рада тебя слышать.

– Взаимно, взаимно, – директор очень важной структуры вернул комплимент и перешёл к деловой части. – Видишь ли, милая Катрин, я спешно улетаю в Страсбург, потому буду краток. Хотелось бы дать полезный совет, надеюсь, что ты не будешь в претензии.

– Твои советы идут на вес платины, если не дороже, – я поспешила заверить друга Пашу, сама тем моментом впала в неприятные раздумья, связано оно либо нет, скорее всего – да.

– Тогда я советую воздержаться, – произнёс Паша на последнем градусе доброжелательности.

– От чего именно? – осведомилась я, хотя догадывалась.

– От личного участия, а в особенности от участия фирмы, – бесцеремонно заявил директор важной государственной структуры, это был приказ, а не совет. – Не хотелось бы…

– Увы, милый Паша, ты изъясняешься загадками, как сфинкс в пустыне, – я укрылась за непониманием предмета, увы, довольно прозрачно.

– Сожалею, но времени на разъяснения нету, – без изыска, но и без приязни ответил Павел Петрович, видит Бог, впервые за время нашего долгого знакомства. – Было бы обидно лишиться твоей поддержки, я очень ценю наше сотрудничество.

– Умный поймёт с полуслова, как по латыни, я не помню, – солгала я, потому что просто не знала. – Я всё равно не поняла, но постараюсь.

– Постарайся, пожалуйста, милая Катрин, – посоветовал Паша с малой долей обычной любезности. – Это прежде всего в твоих интересах.

– Тогда я желаю тебе приятного перелёта и мягкой посадки, – заявила я в свою очередь бесцеремонно. – Моё время тоже поджимает.

– Скоро увидимся, – пообещал Паша и отключился.

– Держи карман шире, друг любезный, – ответила я в пустое эфирное пространство, затем отключилась сама.

Возвращая телефон обратно в карман, я осознала, что мы уже не плетёмся, как катафалк в процессии, а стоим на кромке Чистопрудного бульвара. Пока я длила беседу с государственным лицом, Миша выкатился из каменных джунглей и доставил тачку к обычному месту, где он меня высаживал, если не желал подвозить к дверям конторы сквозь запутанные проулки.

– Аллочкин благоверный? – Миша высказал догадку, кивая на карман с телефоном, для него государственный муж Паша Криворучко был супругом школьной подруги Аллы, не более того. – Чего они желают с утра пораньше?

– Скорее всего, того же, что и ты, – ответила я невнятно, поскольку пребывала в раздумьях. – Именно, чтобы я не связывалась. Однако они не просто желают, они указывают под страхом разрыва деловых отношений.

– Контору прикроют и тачку отнимут? – радостно предположил Миша.

– Примерно так, – согласилась я. – Хотя в других выражениях.

– Но мелкого и квартиру оставят? – осведомился Миша.

– Скорее всего, у них такого добра полна коробочка, – ответила я машинально, сама тем моментом водила мысленные хороводы, тупо уставясь сквозь лобовое стекло на близкий памятник Грибоедову.

– Тогда я голосую за друга Валю, – резюмировал Миша. – Однозначно, как говорит другой важный политик. Пускай он Аллочке указывает, это Паша, а не другой. Мы обойдёмся без ценных советов. Передавай Вале привет, пускай заходит к нам, пива выпьем.

В порыве признательности, я отвесила Мише воздушный поцелуй и выбралась из машины на тротуар, привычно зацепив юбку каблуком. «Когда-нибудь приземлюсь носом вниз» – подумала я, но тут же забыла о том и послала мужу вторичный поцелуй сквозь стекло. Машина тем временем темпераментно тронулась с места и мгновенно пропала за кромкой бульвара, мелькнув приметным белым пятном, только я и видела.

После бульвара ноги пошли нахоженным путем среди запутанных переулков, на дорогу я не смотрела, хотя подспудно отмечала, что солнечным утром при обильной зелени центр города имеет свою прелесть, и я выбрала место для офиса довольно удачно. При печальных и сложных обстоятельствах, как например, в данный момент, милое сердцу окружение служило моральной поддержкой. Среди обжитого пространства драматическая дилемма, а именно конфликт между чувством и долгом – казалась не такой нерешаемой. Хотя, признаться, я не точно осознавала долги и чувства, при том понимая, что противоречие вполне фатальное, как личное, так и профессиональное. Пашу Криворучко я знала много лет, столь же долго пользовалась его расположением и убедилась, что слов на ветер он не бросает, тем более по дороге в Страсбург. Но если друг Валентин воззвал не своим голосом… Однако, чёрт бы забрал их вместе с проблемами!

У меня мелкий выздоравливает в Крыму, мы с Мишей в кои веки раз собрались на отдых, дела в конторе устоялись и личная жизнь вошла в относительную норму, так нет же! Опять им что-то нужно, и как на грех, каждому своё и взаимно противоположное. Или нет?

Я шла извилистым путём и уговаривала себя, что может статься, вышло простое совпадение, что в огороде бузина, а в Киеве дядька, и что друзья-подельники, Паша с Валей, толковали нынче утром о разных предметах. Бывает же такое? «Бывает, но крайне редко», – отвечал издали голос здравого смысла, и я пыталась его игнорировать, сколько возможно. Таким способом, в процессе внутреннего диалога, практически на условных рефлексах я добрела до узкого угловатого проулка, где подле развала, шалмана и пустыря стоял боком старый-престарый семейный дом в три этажа.

Надо думать, дворянская или купеческая семья среднего достатка обитала там по обе стороны 19-того века. В самом конце 20-того домик подвергся косметической перестройке изнутри и должной оснастке снаружи, в результате по торцам гадко выпирали коробки кондиционеров, один приходился на мою контору, и жаловаться особо не приходилось.

Поскольку дождя не было по крайней мере неделю, я миновала вход в переулок, прошлась прямиком по пустырю с бурьяном и вышла к неприглядному торцу, под собственные боковые окна. Дверь бывшего особняка выходила непосредственно на тротуар в двух шагах, я подошла и надавила входную панель в ящичке, поленившись набирать цифры конторского кода.

Очень неловко их кто-то расположил, практически у меня под локтем, если стоять у дверей. Наверное, так получилось оттого, что места на узком тротуаре не хватало, входящий стоял на кромке, если там не парковались машины. Если парковались, то приходилось усаживаться на капот, ну почти что. Когда у двери парковалась наша крупная тачка, то я выползала, как некое земноводное, прямо из двери в дверь.

Повинуясь зову извне, дверь отъехала внутрь, и на пороге встал охранник Вова, милейшее существо, но большой формалист, скорее всего от нечего делать. Вова прекрасно знал, кто давит на панель, он видел меня на экране и мог пропустить без своего участия. Однако парень скучал и исполнил служебный долг досконально.

– Терина-Митревна, с добрым вас утром! – Вова предельно сокращал имена и отчества, но я привыкла и откликалась даже на экзотическую «Трин-Митри». – А где белоснежная лебедь с супругом Черномором? Не дело ходить пешком, имея такую красоту в распоряжении.

– Красотка с Черномором настоялись в пробке на Сенной, они утомились, – я выдала честный ответ и выполнила ритуал.

– Я бы никогда не манкировал, – пообещал Вова и посторонился.

Ритуал приветствия исполнился, однако у меня не нашлось подходящего настроя пообещать Вове, что при удобном случае я сменю водителя и супруга на подсказанную кандидатуру. И Вове не пришлось посулить, какую редкую исполнительность он проявит, владея «белой лебедью».

Вова поулыбался и удалился в подвал с камерами, а я начала крутой и опасный подъем на верхний этаж по узкой лестнице с неравными пролётам. Домашнее устройство осталось от дворянского гнезда, тогда же снабжённое мраморными перилами, непонятно в каких целях.

Однако долго или коротко, но лестница себя исчерпала, я оказалась под дверью своего офиса в подвешенном состоянии духа. Всю долгую дорогу я исправно отвлекалась, стараясь не думать о трагической дилемме в самом ближайшем будущем. Лестница, надо понимать, была последней ступенью, далее оставалось открыть дверь и принять решение, во всяком случае настроить себя должным образом.