– Чужое брать негоже, – укорила я и, забрав драгоценный фрукт, положила яблоко себе в карман. – Кыш отсюда, ёшкины метёлки!
Мальчишечка зыркнул исподлобья, сунул недоеденный окорок подмышку и поплёлся за мной в горницу.
Покуда я стряпала, вернулся Добрыня. Распареный и сомлевший опростал жбан квасу и потребовал добавки.
Холодный, запотевший глиняный кувшин ненароком выскользнул из моих рук и разбился на тьму-тьмущую осколков.
– Чтой-то ты, дочка, сама не своя, – посочувствовал богатырь. – Али приключилось что?
Маленькие коргоруши, похожие на чёрных кошек, хвостами заметали черепки.
– Весточку я жду, дядя Добрыня. Ни о чем думать не могу, всё из рук валится! А можно я с тобой на почту поеду? Да и мальчонку гусям-лебедям сдать надобно. Пущай возвернут его нерадивым родителям.
Мальчонка, собравшийся стащить моченое яблоко, услыхав о себе, так и замер с протянутой рукой.
– Пошто нет? Бешеной собаке семь вёрст не крюк!
***
Возле почты собралась добрая половина обитателей Заморочинского леса. Леший, Боровик, пара русалок с Мертвого озера, Болотник с Непутевых болот, тетки Лихорадки. Всех не перечислишь. Даже домовой из города притащился, хотя у них свое отделение имеется.
– Мир вам, добрые лю… – осекся Добрыня. Потом глянул на меня через плечо: – Давай-ка ты, дочка. Несподручно мне.
Я слезла с лошади, сняла мальчонку и найдя в толпе бабушку, пробралась к ней.
– С утренней зорьки стою, – пожаловалась бабуля, – А они, нечисть этакая, не открывають, корреспонденцию не выдають!
– Ты из-за моего письма тут? – ахнула я и смахнула слезу умиления.
– Заказала я у Али Бабы заморской снадобье чудодейное, из плавника левиафана сотворённое, а как забирать, так и твое письмецо подоспело, – пояснила бабушка. – Дай думаю, обоих зайцев разом поймаю. Ан нет! – Она погрозила кулаком в сторону почты. – Не дають!
– Я туточки седьмую зорьку встречаю, – вмешался подслушивающий Верлиока.
Он покосился своим единственным глазом на мальчонку и тот проворно шмыгнул мне за спину.
– Куда там! – проскрипел лесной дядька, которого я по ошибке приняла за мшистый пень. – Полных две луны с места не схожу!
Мальчонка со страху вцепился мне в юбку, едва не стянув. Чуть не осрамил на весь свет, малохольный! Чудищ не видал что ли?! Я взяла его за руку, подвела к богатырю: «Дядя Добрыня, присмотри» и решительно направилась к почте.
Ступени в землянку деревянные и скользкие, а дверь заперта. Но меня этим не испугаешь! Даром ли я в волшебной школе обучаюсь? Простенькое заклятие приоткрыло дверь, и я протиснулась внутрь. Бр-р! Как темно и холодно! А по земляным стенам бледная плесень-паутина чуть светится.
– Пошто от дела лытаешь? – я грозно сдвинула брови, уставившись залежного покойника.
– Не велено! – Мертвяк пожал острыми плечами и вытянул бледные тощие руки на столе. Рядом громоздилась гора свитков. На полу запечатанные коробы и туески.
– Кем не велено?
Покойник молча указал пальцем в пол.
– Блюдце есть?
– Аккуратнее, – он вытащил из-под стола золотую тарелку, – личное!
Я запустила по блюду золотое яблоко. Оно катилось ровно, а изображение было чёткое: Чернобог смотрел на меня из-под кустистых бровей и усы его недобро топорщились.
***
Из землянки я выбралась, озадаченно почесывая затылок.
– Ну что там? – кинулись ко мне обитатели леса.
– С самим говорила, – ответила я, пряча в карман золотое яблоко. -Жертву требует.
Глаза лесной нечисти оборотились в сторону богатыря с мальчишкой. Кто-то утер слюни и плотоядно причмокнул.
Богатырь положил ладонь на рукоять меча и заслонил собою мальчонку.
– Но-но, – крикнула я, – никакого произвола!
– Ты, Олеся, слова умные знаешь, – шагнул ко мне Верлиока, опираясь на суковатую палку, – рассуди, что нам делать, коли без жертвы не можно?
Я тяжело вздохнула. Народ у нас в Заморочье хороший! Не живой, но хороший, потому что без нужды души не загубят. А сейчас нужда стояла рядом со мной. Я отогнала ее и принялась лихорадочно соображать. И только через мгновение поняла, что одна из тёток-лихорадок караулит у меня за спиной. Ёшкины метёлки! Подумать спокойно не дадут!
Нечисть речная, лесная, болотная глядела на меня в ожидании. Гуси-лебеди паслись неподалёку.
Тут мне на глаза попалась птица Феникс. Она неторопливо ковыряла когтистой лапой землю. Ну, чисто курица!
– Пущай Феникс принесёт себя в жертву, – воскликнула я. – Всё одно из пепла возродится.
Верлиока одобрительно крякнул.
Феникс пыталась отнекиваться, дескать у неё опосля самосожжения голова болит и память теряется, но всем миром уговорили. Во имя общего дела, пообещав пропустить без очереди.
На жертвенном валуне, аккурат посередь священного круга, расправив крылья и гордо подняв голову, Феникс замерла. Яркие искорки побежали по оперению. По крыльям, по кончику великолепного хвоста замелькали, заструились огненные змейки. Их становилось все больше, всё ярче разгоралось золотое сияние. И вот уже вся она, охваченная пламенем, скрылась за нестерпимым сиянием. Многие закрыли глаза, а кое-кто, заскулив, отвернулся – непереносим такой свет для нашей братии!
Огненный столб взметнулся выше ели, туда до этого только крылатые качели долетали, и разом погас, оставив на камне горсть серого пепла.
За нашими спинами зловеще заскрипела дверь, и все бросились получать свои посылки и письма, согласно занятой очереди.
Я подошла к камню и легонько подула на верхушку пепельной пирамиды. Из неё показалась крошечная головка неоперившегося птенца. Малыш раскидал пепел, отряхнулся и прямо на глазах начал обрастать перьями. И вот уже на камне восседала не какая-то там курица, а Жар-птица! Она поглядела на меня золотым глазом и спросила:
– Как пройти в библиотеку?
Да, с памятью у нее и впрямь проблемы! Взяв за крыло, я потащила Феникс на почту.
– Дайте дорогу льготной категории!
И покуда вся толпа с рёвом, хлопаньем, хлюпаньем и клёкотом получала свои письма и посылки, я вернулась к Добрыне. Мальчонка в полуобморочном состоянии возле лошади грыз леденец.
– Благодарю, дядя Добрыня, что не дал в обиду младенца! – Я поманила мальчишечку: – Идём, гуси-лебеди тебя батюшке с матушкой отнесут.
***
Стая гусей поднималась над лесом, унося на сильных крыльях ребёнка.
– Прощай, Иванушка! – помахала я ему.
Подошла бабуля и тоже уставилась в синее небо.
– Николкой его кличуть, Василия сынок. Я его вчерась погостить взяла, да тебе сказать запамятовала!
Мы простились с Добрыней, погрузились в бабулину ступу и отправились домой, на свой постоялый двор “Три ноги”.
Вечер окутал землю дымчатым покрывалом, дуб шелестел листвой, тетушка Сирин распевалась, оглашая двор заунывными воплями. Домовой Тихон с дворовым Фёдором встречали закат на завалинке.
– Получила ты своё письмо, Олеська? – окликнул меня Тихон.
Ёшкины метелки! Как я могла забыть!
***
Бережно прижимая к груди свиток, я поднялась на чердак, уселась на лежанку и привалилась спиной к тёплой печной трубе. Дрожащими от волнения пальцами развернула письмо из Высшей Школы Искусства Волшебства. Да, это было моё первое практическое задание. И его надо выполнить.
Но я подумаю об этом завтра. Если наступит завтра. Завтра не умрёт никогда. Ёшкины метёлки! Что-то твердое уткнулось мне в бок. Я пошарила и вытащила из-под одеяла книгу “Мировое чтиво. Сборник сказаний окаянных чужеземцев.” Опять кот Васька без спросу читал, никак в учёные метит?!