Buch lesen: «Карт-Бланш для Синей Бороды», Seite 2
Такие тягостные мысли одолевали меня, пока господин Маффино высчитывал, сколько понадобится продуктов, что еще необходимо закупить, сколько человек пригласить в помощь. Он старался выгадать каждый грошик, и чем дальше, тем больше я понимала, что основная работа ляжет на мои плечи.
К вечеру мы выполнили почти все сторонние заказы на завтра, и господин Маффино торжественно выставил на прилавок табличку «Заказы временно не принимаются!».
– Приходи пораньше, – сказал он на прощанье. – Начнем сразу, чтобы не терять ни минуты времени. Графский бал в Ренне! Вот так событие!
Мы разошлись в разные стороны, и я побрела к дому. Ноги гудели и были тяжёлыми, как налитые свинцом, спина занемела – ведь за этот день я присела отдохнуть лишь один раз. Как я и предполагала, господин Маффино привел в помощь бестолковую девчонку, которая не умела даже перетирать пряности. Слава богу, что её умения хватило на просеивание муки и дробление орехов. Зато она очень умело приставала с расспросами о заказчиках, и к вечеру от её болтовни у меня раскалывалась голова.
Наш дом находился на одной из окраинных улиц, куда пришлось переехать после смерти отца. В окнах горел свет – меня ждали, и от этого на сердце потеплело, а все обиды дня показались ничтожными.
Я обмела еловым веником снег с обуви и вошла, окунувшись в тепло и запах чечевичной похлебки. При моём появлении Анна и Констанца, сидевшие до этого у камина, на решетке которого матушка поджаривала хлеб, сорвались с места и бросились ко мне.
– У меня нет новых туфелек! – кричала мне в одно ухо Анна.
– Надо немедленно проветрить наши наряды! Они пахнут канифолью! – вопила в другое Констанца.
– Я надену синее платье!
– Нет, я его надену!
– Ты наденешь голубое!
– Но оно мне маленькое!
– Кто виноват, что ты растолстела?
– Я не растолстела, а выросла!
Порой мои старшие сестры вели себя, как маленькие капризные девочки. Чаще всего это умиляло, но сейчас я почувствовала только усталость и раздражение.
– Дайте ей отдохнуть, – сказала матушка, выкладывая горячий хлеб на тарелку. – Садись ужинать, Бланш.
Я поблагодарила и села за стол, а матушка поставила передо мной миску с похлебкой.
– По какому случаю шум? – спросила я после пятой ложки. – К вам посватались принцы или получили приглашение на графский бал?
Сестры радостно завизжали, а я чуть не уронила кусочек хлеба, который не успела поднести ко рту.
– Мы приглашены, Бланш! – завопила Констанца в восторге.
– На графский бал? – не поверила я.
– Нас всех пригласили! – Анна сунула мне в лицо твердый бумажный прямоугольничек.
Я взяла его, но сразу прочитать не смогла, потому что буквы, витиевато выписанные на позолоченном картоне, так и прыгали перед глазами.
– Видишь? – Констанца не дождалась и ткнула пальчиком. – Приглашаются Констанца, Анна и Бланш Авердин. Ну? Разве это не чудесно?!
Приглашение на графский бал.
Эта новость подействовала на меня, как удар крепким снежком в лицо.
– Чудесно, – пробормотала я, откладывая золоченую картонку. – Когда вы его получили?
– Сегодня в три часа. Принес посыльный от графа!
– В три часа…
– Бланш, да что с тобой? – затеребила меня Анна. – Ты будто не рада. Это ведь потрясающе! Такое событие! Надо купить ленты, кружева, а мне нужны новые туфельки.
– И мне тоже, – пожаловалась Констанца. – У старых туфель уже потрепанный вид.
– Ах, да, – я вспомнила про заработок и протянула матери золотую монету.
– Золотой! – она радостно засмеялась. – Вот и туфли для вас, девочки!
– Может, лучше приберечь деньги? – спросила я. – Ещё пять золотых, и Констанцу можно будет объявить невестой с приданым.
– И пропустить графский бал!? Ни за что! – Констанца надула губы.
– Нам лучше пойти на бал, потому что это шанс познакомиться с будущим мужем, – сказала Анна. – Матушка это понимает. Ведь так?
– С мужем… – пробормотала я. – Ну конечно…
– Ты сама всегда говорила, что главное – репутация, – продолжала Анна. – Если мы явимся на праздник нарядно одетые, то никто не вспомнит, что папочка не оставил нам денег.
– Он во всём виноват… – опять пробормотала я.
– Что? – не расслышала Анна.
– Говорю, что я вряд ли пойду на этот бал, – сказала я громко.
Матушка и сестры испуганно ахнули.
– Что это ты выдумала, Бланш? – возмутилась мама. – Приглашение отправлено для троих, отказываться неприлично!
– Граф заказал горы сластей в лавке господина Маффино, – сказала я, почти не покривив душой. – И делать их придется мне. Неделя работы на износ – тут же не до танцев и развлечений.
– Как жаль, – вздохнула Констанца, обнимая меня с одной стороны, а Анна, подсев с другой, поцеловала в щеку.
– Не грусти, – сказала Анна. – Мы можем тебе помогать. Я умею толочь марципан.
– В фарфоровой ступке размером с горсть, – засмеялась я. – Нет, мои дорогие сестренки, тут вы мне не помощницы. Легче сделать всё самой, чем объяснять вам – что и как.
– Лущить миндаль они вполне смогут, – сказала матушка.
– Мама! – вскричала Констанца. – Но от этого загрубеют пальцы! Как мы будем танцевать на балу у графа, если пальцы загрубеют? Нас примут за служанок, у которых руки в мозолях!
Я украдкой посмотрела на свои руки. Ногти коротко острижены, на ладонях – мозоли от постоянной работы пестом, и кончики пальцев шершавые. Меня и вправду можно принять за служанку.
– Всё, пошла спать, – решительно поднялась я, доедая последний кусочек хлеба и стряхивая с себя обнимающихся сестер. – Господин Маффино просил прийти завтра пораньше.
Сестры засуетились, высказывая нежную заботу – каждая поцеловала меня на ночь, пожелав спокойных снов, и пообещала не шуметь, потому что они-то точно не смогут уснуть в эту ночь от волнения.
Оставив сестер волноваться на первом этаже, я поднялась на второй, где находились спальни, и разобрала постель, взбив перину и подушки. Я уже переоделась в ночную рубашку и готовилась нырнуть под одеяло, когда пришла матушка.
– Что-то случилось, Бланш? – спросила она.
– Нет, всё хорошо, мама, – ответила я, надевая чепец.
– Кого ты обманываешь? – спросила она. – Ты как пришла, ни разу не улыбнулась. Что-то произошло?
– Совсем ничего, – мне даже не пришлось лгать, потому что и в самом деле – поцелуй и непристойное предложение от графа Конмора не заслуживали никакого внимания.
Я залезла в постель, укрылась до подбородка, и матушка подошла благословить меня на ночь.
– Что бы ни произошло, – сказала она, – завтра всё изменится к лучшему.
– Ты говоришь это каждый вечер, – чтобы доставить ей удовольствие, я улыбнулась.
– И разве я не права? – матушка ущипнула меня за щеку. – Ну вот, ты улыбаешься – теперь это моя дорогая Бланш. Спи, приятных тебе снов. Когда-нибудь твои сестры оценят то, что ты делаешь ради них.
Легко сказать – спи. Но как уснуть, если веселая возня и писки сестер, перебирающих наряды, слышатся так, словно все происходит в комнате рядом. Сестры угомонились только после полуночи, но и забравшись в свои постели продолжали шептаться, фантазируя о великолепии графского бала.
Глава 2
Неудивительно, что утром я проснулась разбитая, как будто меня всю ночь гоняли палками. Анна и Констанца сладко посапывали, и я прошла на цыпочках к выходу, чтобы не разбудить их.
Матушка уже приготовила мне завтрак и поставила на стол гренки с сыром, земляничный джем и вареные яйца.
– Ты решительно настроена не ходить на бал к де Конмору? – спросила она, когда я положила салфетку на колени и принялась за еду.
– Мама, представь, на кого я буду там похожа. Неделя работы в лавке превратит меня в привидение. Я буду только зевать по углам.
– Бланш, – мать подсела ко мне и обняла за плечи. – Может, скажешь господину Маффино, что не станешь работать эту неделю?
Но я покачала головой:
– Я уже взяла задаток. К тому же, он тогда останется совсем один. Как справиться с огромным заказом? И не надо думать, мама, что после графского бала все наши проблемы улетучатся. А после такого предательства господин Маффино может не взять меня обратно.
– Ты права, – матушка вздохнула. – И всё же мне кажется, после этого бала в нашей семье всё изменится. Это похоже на сказку, не находишь? После смерти твоего отца нас никуда не приглашали, а тут – новогодний бал!
– Да уж, – ответила я, подбирая кусочком хлеба последние капли земляничного джема.
– Всё же подумай, чтобы пойти с сестрами. Ты хорошенькая, у тебя неплохо язык подвешен, а улыбка – одно загляденье…
Вот говорить мне комплименты про улыбку сейчас точно не следовало!
– Мама! – сказала я недовольно, но матушка продолжала.
– …кто знает, может ты приглянешься госпоже графине. Наверняка, она тоже будет присутствовать, вместе с мужем. Она почти твоего возраста, вдруг вы подружитесь?
– Графиня? – переспросила я. – Жена графа де Конмор? Разве он женат?
– А разве нет? Мне казалось, он женился года два или три назад.
«Еще и греховодник! Прелюбодей!» – я бросила ложку на стол и начала обуваться.
– Бланш, ты сама на себя не похожа, – встревожилась матушка.
Я не ответила, поцеловала ее и вышла на улицу.
Снег шел по-прежнему. Наверное, зима решила явиться в наш город сразу и надолго. Тропинки между домами и улицы еще не чистили, и я утопала в снегу по колено.
Невольно взгляд мой обратился к башням графского дома. Они возвышались надо всем городом, и в верхних окнах горели огни. От этого сами башни, построенные в незапамятные времена из серого камня, казались черными великанами с горящими глазами. Такими же, как их хозяин. Я вспомнила о вчерашнем оскорблении, и снова разозлилась и разволновалась. Все в Ренне знали меня, но знатные господа никогда не оскорбляли домогательствами, а простолюдины не смеялись надо мной. И вдруг… Граф, конечно же, не знал, что я была дочерью сэра Авердина, который служил верой и правдой ещё его отцу. Но что это за хозяин города, если он даже не знает о судьбе своих преданных вассалов?
Но беспокойство вызывало и другое. Мои собственные чувства. Вспоминая о поцелуе, я горела не только гневом. Что-то во мне предательски восторженно трепетало. Меня никогда не целовал мужчина, и я только от сестер слышала, как сладки любовные поцелуи. Поэтому теперь пыталась разобраться – понравилось мне или нет? Сам граф де Конмор был мне неприятен, его внешность ничуть не походила на образ благородного рыцаря, о котором мы с сестрами мечтали, читая баллады о героях прошлых лет. Но когда он оказался так близко, и наши губы соединились, не я ли встала на цыпочки, чтобы приникнуть к нему сильнее? Что со мной произошло в тот миг?
Все это сводило с ума, и я приступила к выпечке песочного печенья в растрепанных чувствах. Каким-то чудом мне удалось не испортить тесто и не сжечь выпечку, потому что мысли мои витали где-то очень далеко от лавки сладостей. Но когда мы с господином Маффино перешли к засахаренным фруктам в желейном льду, дело пошло легче, потому что тонкая работа меня увлекла.
Всё-таки, это очень интересно – колдовать над мукой, маслом и орехами, превращая обыкновенные продукты в шедевры кулинарного искусства – тоненькие пирожные, сложенные в два слоя, между которыми скрывалась начинка из взбитых с сахаром сливок, или пышные бисквитные, пропитанные фруктовым сиропом и ромом. Такая работа требовала изящества, выдумки и огромного внимания.
Неделю перед балом я пропадала в лавке господина Маффино с раннего утра до полуночи, иногда даже ночуя на скамейке у входа, чтобы не терять драгоценные минуты отдыха.
Постепенно кладовые заполнялись всеми теми вкусностями, которыми господин Синяя Борода планировал удивить гостей. Ароматы ванили и корицы пропитали мои волосы и одежду, и даже ночью я видела во сне, как вырезаю формочками тесто, посыпаю выпечку сахарной пудрой, просеивая её через ситечко, и выскабливаю семена из стручков ванили.
Что касается жителей нашего города, то все словно сошли с ума – разговоры были лишь о предстоящем графском бале, нарядах и фейерверке, который обещал устроить граф де Конмор. Торговля в лавках кружев и нарядов шла невероятно бойко, продано было даже то, что лежало на полках несколько лет, а свет в окнах модисток горел ночи напролет.
За два дня до бала, когда я усердно вымешивала тесто, сдобренное маслом и изюмом, а снежинки за окном роились особенно деловито, в лавку зашла госпожа Сплеторе, решившая купить орехов на развес.
Пока господин Маффино обслуживал её, она щебетала, как райская птица, рассказывая последние новости:
– Говорят, что сам король настаивает на свадьбе, и он предлагал в жены де Конмору лучших невест королевства. Только граф хочет жену из тех мест, откуда сам родом. Так что бал по случаю новогодних праздников – всего лишь прикрытие. Кто-то из наших девушек по его окончании станет графиней де Конмор. Похоже на рождественскую сказку, не правда ли?
Я перестала месить тесто и уставилась на госпожу Сплеторе:
– Но разве граф не женат? Говорят, два года назад он женился…
– На леди Эстер Эвинари, – подтвердила наша посетительница. – Полгода назад она умерла, бедняжка. Граф выдержал положенные месяцы траура и снова вышел на охоту. Кого-то из красавиц Ренна принесут ему на съедение… как сладкий пудинг на серебряном подносе.
– Небеса святые! – воскликнул Маффино. – А Бланш мне не верила!
– Отчего она умерла, вам известно? – спросила я.
– Кто же знает, отчего умирают жёны Синей Бороды? – ответила госпожа Сплеторе, таинственно понижая голос. – Говорят, даже тела её не нашли.
– Если не нашли тела, то граф не может считаться вдовцом, – ответила я, снова возвращаясь к тесту. – Так что либо предстоящая свадьба – пустые слухи, либо смерть графини была вовсе не таинственной.
– Можете мне не верить, – обиделась леди Сплеторе, – но всё так, как я говорю! И на месте юных девиц в этом городе и их достопочтенных матушек я не слишком бы стремилась на этот бал.
– Получается, вас не пригласили? – спросила я, словно бы между делом.
Госпожа покупательница фыркнула, схватила покупку и вылетела из лавки стрелой. Господин Маффино рассмеялся:
– Ты её сразу раскусила?
– Если тебя не пригласили на праздник, куда позвали половину города, лучший способ отомстить – придумать какую-нибудь ужасную сплетню. Вот она и придумала. И, собственно, даже придумывать ничего не надо, – сказала я. – Об этом и так все судачат.
– Но нам лучше сосредоточиться на штоллене с изюмом, – подытожил господин Маффино. – Добавь еще мускатного ореха, мне кажется, что пряностей маловато…
Ах, штоллен! Разве может быть что-то лучше ароматного, сладкого штоллена, который выпекают лишь раз в году? Нежный, как бисквит, с изюмом и миндалем, как кулич, с анисом, корицей и гвоздикой – как пряник, а сверху он густо осыпается сахарной пудрой – белой и легкой, как падающий снег. Первый, третий, пятый, пятнадцатый… И к тому времени, как из печи начал истекать божественный аромат готовой выпечки, мы с господином Маффино напоминали парочку изможденных пилигримов, проделавших пешком путь из Святой земли до Бретани.
Накануне бала я пришла домой, не чувствуя ног. К тому же я несколько раз выскакивала на улицу, распотев перед этим у печи, и сейчас у меня саднило горло. Хотелось выпить горячего молока и завалиться в постель, потому что завтра предстояло отправлять сладости в графский дом – а это тоже нелегкая работа, хотя граф и распорядился прислать нам двадцать носильщиков.
Когда я открыла двери, то увидела двух прекрасных леди в нежно-голубых платьях. Констанца и Анна вертелись перед старым зеркалом, хвастаясь обновками, а матушка смотрела на них с улыбкой.
– Как мы тебе, Бланш? – закричала Констанца, хватая меня за руки и начиная кружить по комнате, словно уже танцуя на паркетном полу.
Мои натруженные ноги тут же отозвались стоном, но я не могла обидеть сестру и сказала с улыбкой:
– Тебе очень идет этот цвет – локоны кажутся по-настоящему золотыми.
– А мне идет? – подскочила Анна.
Ее волосы были потемнее, и платье ей подобрали более насыщенного тона – у матушки всегда был отличный вкус. Я похвалила и её наряд, и хотела подняться в спальню, но матушка преградила мне дорогу:
– Оценила два платья – оцени и третье, – сказала она, подталкивая меня к креслу, которое специально передвинули в угол, чтобы я его не сразу заметила.
На кресле лежало бальное платье – розовое, двухслойное, легкое и нежное, как летний рассвет. Нижний слой – из шелка, верхний – из шифона, прошитого серебряными нитями. Шелковая роза прикреплена к лифу, два розовых бутона пришпилены к поясу.
Платье было прекрасно, и после всех полотенец, фартуков, салфеток и упаковочных листков кондитерской казалось волшебным туманом. Чем-то совсем не подходящим мне.
– Оно великолепно, не правда ли? – спросила матушка. – И прекрасно тебе подойдет. Я сама подгоню его по твоей фигуре, и мы сэкономим на швее.
Но на меня новое платье произвело гнетущее впечатление, и матушка не могла этого не заметить, в то время как Анна и Констанца опять начали танцевать перед зеркалом.
– Ты не рада, Бланш? Тебе не нравится? – спросила матушка с тревогой.
– Оно красиво, – сказала я. – Но ты зря потратила деньги. Я не пойду на бал.
– Хватит упрямиться. Тебе надо пойти вместе с сестрами.
– Мама! – только и сказала я, и убежала в спальню, чтобы никто не увидел слез, которые против моей воли готовы были пролиться.
Но матушка не пожелала оставлять меня одну и поднялась за мной.
– Что случилось, Бланш? Отвечай немедленно!
Всю правду ей знать не было необходимости, но кое-что можно было объяснить.
– Так получилось, что граф де Конмор видел меня в лавке господина Маффино, когда делал заказ на праздник, – сказала я как можно безразличнее. – И принял за служанку. Мы не очень изящно поговорили. Будет неправильным, если я после этого заявлюсь к нему, как благородная леди.
Некоторое время матушка обдумывала мои слова, а потом решительно воспротивилась:
– Это не может быть причиной. Насколько я знаю, граф – рассудительный и воспитанный человек, даже если он узнает тебя, все равно не упрекнёт ни взглядом.
«Воспитанный, если дело не касается смазливых простолюдинок», – подумала я, но вслух сказала:
– Не только мне, но и графу будет неприятно. Чего доброго, он посчитает, что надо извиниться. Мы же не хотим, чтобы хозяин праздника чувствовал себя неловко?
– Неловко? Да что ты, Бланш! Если он захочет перед тобой за что-то извиниться – это не самое страшное, что случается в жизни. Да он и не узнает тебя, так что не волнуйся. Господа его уровня никогда не обращают внимания на служанок.
«Вот это едва ли», – снова неуважительно подумала я.
– К тому же, бал не сошелся клином на милорде графе, – матушка взяла меня за руки и ласково сжала. – Вернулся Реджинальд, и он спрашивал о тебе.
– Реджи? – переспросила я. – Когда он вернулся?
– Сегодня. И сразу нанес нам визит. К сожалению, тебя не было дома.
– Ты сказала ему, что я работаю в лавке?!
– Сказала.
– Мама!
– Не пугайся так, он отнесся к этому с пониманием. И сказал, что хотел бы встретить тебя на балу у графа, он тоже приглашен.
– Надеюсь, не в качестве возможной невесты? – пробормотала я.
– Что ты сказала? – не расслышала матушка.
– Нет, ничего, – сказала я громко. – Что ж, отличная новость, что Реджи вернулся. Но моего решения это никак не изменит.
– И всё же я настаиваю, – матушка ласково погладила мои руки – в пятнах от вишен, с огрубевшей кожей на кончиках пальцев. – На балу будет много молодых людей – граф позаботился, чтобы кавалеров хватило всем любительницам потанцевать. Кто знает – вдруг кто-то из них станет твоей судьбой? К тому же, Реджинальд… Я помню, вы очень нежно относились друг к другу.
– Мы были просто детьми, – возразила я.
Но помимо воли воспоминания унесли меня в те далекие дни, когда всё было хорошо и легко, и папа был с нами, и мы жили в большом загородном доме, по соседству с Оуэнами, а Реджинальд – их единственный сын, каждое утро швырял камешки в окна нашей спальни, вызывая меня и сестёр для милых детских игр.
Впрочем, не всегда игры были милыми, и порой мы возвращались домой с расцарапанным носом и в синяках, если Реджинальду приходила в голову идея обследовать старую мельницу или устроить качели на дереве, росшем на краю оврага.
Он был большой выдумщик, Реджинальд. И как же я горевала, когда сэр Оуэн решил продать дом и перебраться в столицу, потому что устроил сына пажом к герцогу.
В вечер перед отъездом Реджи вызвал меня из дома, схватил за руку и побежал к старому дубу, увлекая за собой. Там он показал вырезанные на коре наши имена – Бланш и Реджинальд, одно возле другого, и сказал, что обязательно вернется в Ренн и женится на мне. Мы поцеловались с ним там, под дубом, и даже клялись помнить друг друга… Мне было двенадцать, Реджи – на год старше. Совсем дети. Что значат детские клятвы? И поцелуи? После смерти отца мы продали дом и переехали в Ренн, в черту города. С тех пор я ни разу не встречала своего товарища по играм, и не бывала у старого дуба. Но надо думать, наши с Реджи имена до сих пор были там – палимые солнцем, поливаемые дождями, но вырезанные рядом.
– Он стал таким красивым – Реджинальд, – матушка поцеловала меня в лоб и подоткнула одеяло. – Высокий, широкоплечий. И у него тоже очень славная улыбка.
– Мама, мы были детьми…
– Иногда детская любовь – самая крепкая. Поэтому ложись спать и отдохни хорошенько, чтобы на завтрашнем балу не было никого прекраснее моей милой Бланш.
Отдохни хорошенько!
Я вскочила с третьими петухами, нашаривая в темноте платье и чулки, и стуча зубами от холода, потому что печь ещё не топили. Всю ночь мне снилось, будто я на графском балу, танцую с Реджинальдом, но вдруг обнаруживаю, что стою посреди зала в заплатанном платье, перепачканная взбитыми сливками и карамельным сиропом. Я просыпалась в ужасе и думала, что ни за что не отправлюсь в дом графа.
К полудню, когда все конфеты и пирожные были отправлены по назначению, я села на скамейку и вытянула гудевшие ноги. После такого и ходить будет тяжело, не то что танцевать. Танцевать… Но я ведь решила, что не пойду на приём в дом графа.
Господин Маффино появился наряженный в красный камзол, и с шелковым шарфом зеленого цвета, обмотанным вокруг короткой шеи в три раза. У меня попросту рот открылся от этой картины, а господин Маффино приосанился, наслаждаясь произведенным эффектом.
– Куда это вы собрались? – только и спросила я.
– На бал, конечно же! – почти обиделся Маффино. – Я тоже приглашен. И тоже холостяк, как и милорд де Конмор. Если он намерен обзавестись невестой, может и мне повезет.
– Никто не согласится стать вашей женой, – сказала я скорбно.
– Почему это? – испугался господин Маффино. – Я в самом расцвете лет и очень недурен!
– Никто не согласится, – продолжала я, – потому что выйти за вас – это значит через два года растолстеть. Кто сможет устоять перед вашими бриошами?
– Вечно ты надо мной подшучиваешь, насмешница! – он вынул из кармана надушенный платок, приложив его к щекам и подбородку.
– Запах корицы это не перебьет, – напророчила я.
– Пора бы тебе домой, – сказал он с досадой. – Гости начнут прибывать через два часа, а ты даже не причесалась. Не забудь только забросить корзинку Вильямине.
– Не волнуйтесь, передам ей ваш подарок с наилучшими поздравлениями, – ответила я.
Вильямина была городской прорицательницей. И хотя церковь запрещала ходить к гадалкам, ведуньям, колдунам и прочей тёмной братии, весь город бывал у нее – разумеется, все тайно.
Что касается господина Маффино, он был ее ярым поклонником. В своё время Вильямина нагадала ему, что он разбогатеет, если отправится на юг изучать тонкое поварское искусство – так и произошло. И с тех пор он отправлял ей подарки каждый новый год, как родной мамочке.
В корзинке, что была приготовлена в этот раз, лежал хороший кусок окорока, свежее сливочное масло, круглая пшеничная булка и кулёк лучших шоколадных конфет. Я сама делала их – с марципанами и ликером.
Набросив накидку, я зашагала по заснеженным улицам в сторону дома. Господин Маффино был прав – я даже не причесывалась сегодня. А вот мои сестренки, наверняка, умылись сывороткой – чтобы кожа была белее, натерли волосы кусочком шелка – для блеска, и с самого утра жевали мятные пастилки для свежести дыхания. Реджи увидит меня рядом с ними и разочаруется.
Я вздохнула и ускорила шаг.
Вильямина жила в покосившемся доме с кривой трубой, совсем недалеко от нас. Поэтому-то господин Маффино и поручил мне эту почетную миссию – сам торопился в графский дом, чтобы проследить за доставкой сладостей.
Окно на втором этаже было занавешено красной шторой, и это был знак, что Вильямина принимает посетителей, и беспокоить её нельзя.
Я вошла в дом и уселась на лавку возле самых дверей, поставила корзину на колени и приготовилась ждать, когда прорицательница освободится.
Мне было слышно бормотание старухи, но слов я не разобрала, да и не слишком вслушивалась. Но монотонный голос Вильямины, тепло от камина и усталость сделали своё дело, и я задремала, явственно увидев паркетный пол в доме графа, а потом услышала музыку и голос графа – он был чем-то недоволен, и его низкий властный голос перекрыл даже дивный полонез, который исполняли музыканты.
– …так и скажи, что никогда!
Открыв глаза, я попеняла себе, что слишком много думаю о бале, раз вижу его во сне и слышу графский голос. А голос де Конмора не утихал:
– Кто согласится на такое? Кто?!
Нет, это не сон.
Я вскочила, прижимая корзину к груди. Сомнений быть не могло – этот голос я узнала бы из тысячи. У Вильямины был сам граф!
Ступени на лестнице заскрипели, я заметалась по комнате, не сообразив, что лучше всего было бы выскочить за дверь, и драгоценные секунды были упущены.
– Согласится или нет – не моё дело, красавчик, – раздался надтреснутый голос Вильямины. – Только я тебе всю правду сказала.
– Старая шарлатанка! – ответил граф грубо.
Не придумав ничего лучшего, я встала за камином, вжавшись в стену, и затаила дыхание.
Посетителем и в самом деле оказался де Конмор. Хотя он и озаботился надеть маску, я узнала его по меховому плащу, длинным черным волосам и бороде. Мое укрытие оказалось смешным, и как я ни пыталась остаться незамеченной, граф увидел меня. Глаза из-под маски так и сверкнули, но он не замедлил шага, и не вышел – а вылетел из дома прорицательницы, хлопнув на прощанье дверью. С потолочных балок слетела сажа, и со второго этажа спустилась Вильямина – наряженная для приёма знатного гостя в красную юбку с продольными черными полосами, мужской бархатный камзол – порядком засаленный и протертый на локтях, и головной платок, который она повязывала на восточный манер – тюрбаном.
Прорицательница хихикала, потирая сухонькие ладошки, и сразу высунулась в окно, провожая гостя. В комнату дохнуло холодом и свежестью снега.
– Браслетик не потеряй! – крикнула старуха, продолжая посмеиваться. – Вдруг да найдешь, кому его подарить!
– Госпожа, – позвала я её.
– Кто тут еще? – она закрыла окно и уставилась на меня подслеповатыми глазами.
– Это Бланш Авердин, – сказала я, почтительно кланяясь.
– А! Белозубая улыбка! – узнала меня Вильямина. – Зачем пришла? Хочешь погадать на богатого жениха?
– Вовсе нет, – засмеялась я. – Господин Маффино присылает вам скромный подарок в честь нового года, просит помнить и заверяет, что сам вас никогда не забудет.
– Балабол Джордж прислал гостинцы? – старуха взяла корзину и принялась рыться в ней. – А конфеты есть?
– Самого лучшего качества, – заверила я её. – Я сама приготовила их только сегодня утром. Кушайте на здоровье.
– Точно не хочешь, чтобы я погадала? – спросила Вильямина, сразу засовывая в рот сладости. – Погадаю бесплатно, не зря же ты тащилась в такую даль.
– Ну что вы, госпожа! Вы позабыли, что мы теперь живем рядом с вами? Всего-то в двух улицах…
– А, ведь твой папаша помер, – вспомнила она. – Так тем более надо разложить карты! Твои сестрюльки, поди, тоже не замужем?
– Они идут на графский бал и надеются, что там им повезет.
Старуха что-то пробормотала с набитым ртом, я ничего не поняла и на всякий случай снова поклонилась:
– Ну, я пойду, доброго вечера.
– Подожди, я тебе кое-что скажу, Бланш Авердин, – старуха прожевала конфету и заговорила чистым, ясным, совсем не старческим голосом. – Когда встретишь что-то страшное – то не бойся. Все страхи человек придумывает сам, и они крепко сидят у него вот тут, – она постучала себя по лбу указательным пальцем. – Хорошо, когда хватает ума победить собственные страхи, а если ума нет… – она развела руками и покачала головой. – Поэтому ничего не бойся, и все страхи исчезнут.
Я не сразу нашлась с ответом на эту странную речь, но потом поблагодарила:
– Спасибо, госпожа. Всё, что вы сказали, я сохраню в памяти. Еще раз доброго вечера!
– Иди, иди, миледи, – сказала старуха, засунула в рот еще одну конфету и принялась невнятно напевать старинную балладу:
– Уедем ко мне, красавица Мод,
Ты мне всех дороже и всех милей!
А чтобы ты знала мою любовь,
Получишь всё после смерти моей.
Получишь дом, и пашню, и скот,
Я в том поклянусь и печать приложу,
Поедем со мной, красавица Мод,
Любовь я на деле тебе докажу!
Я направилась домой, посмеиваясь над чудаковатой старухой. В предсказания я не верила ни на грош, и меня позабавило, что граф де Конмор бегал в наш бедный квартал. Интересно, о каком браслете говорила Вильямина? Кому граф должен был его подарить? Шла ли речь о той самой девице, которая истерзала его душу?
Размышляя об этом, я добралась до дома, и едва переступила порог, как очутилась в незнакомом разноцветном мире, где всё вертелось, кружилось, благоухало духами и шипело раскаленными утюгами. Две девушки, призванные помощницами в этот волнительный день, стояли перед Анной и Констанцой, подрубая подолы платьев. Матушка, облаченная в новое платье из черного шелка, укладывала золотистые локоны Констанцы в затейливую прическу. Из-за нехватки денег пришлось отказаться от услуг парикмахера, но матушка отлично справилась. Крохотная диадема с жемчужинами – украшавшая ещё нашу бабушку, придала облику Констанцы благородства и изящества. Анна осталась без фамильных украшений, но ее волосы матушка украсила шелковой розой, и получилось очень даже неплохо.
– Вот и ты, Бланш! – матушка бросила на меня рассеянный взгляд. Причешись, я сделаю прическу и тебе.
– Мама, мне бы не хотелось… – начала я.
Но матушка перебила меня:
– Нам придется лгать графу, что ты лежишь с приступом мигрени?! Не будь кокеткой, Бланш! Я подшила твои туфли, они на столе.
Я со вздохом взяла свои потрепанные туфельки. Когда-то они были новенькими, атласными, с жемчужными розетками. Матушка постаралась придать туфлям приличный вид, но все равно их унылость резко контрастировала с новизной платья. Если только не подшивать подол, чтобы обувь не была видна?
