Buch lesen: «Медведь для Сияны»

Пришла весна-красна, с румянцем, да вешним солнышком-колоколнышком. Птицы трели веселые запели, ручьи по проталинкам зажурчали, первоцветы луга, да поля своей красотой озарили. А девицы красные ленты в свои косы заплетали, да к празднику готовиться начали, раз трава зелена появилась, значит скоро Лельник праздновать.

Поднялось в тот день солнце ясное, доброе, да ласковое, высоко в небе синем. Собрались девицы-красавицы, выбрали место на холме с травой густой, цветами яркими, поставили они скамью березовую и выбрав, самую милую лицом усадили ее. Выбранной девицей на роль Лели была Сияна краса, дочь пастуха. Красива девка лицом, да фигурой, нравом кротка да покладиста, душою добра да ласкова. Юноши на нее поглядывали, восхищались, но редко кто осмеливался заговорить, слишком уж строгий отец у Сияны был.

Так вот, песни пели девицы красные, хороводы водили, венки плели, да у ног выбранной красавицы складывали. На голову ее венок из весенних цветов надели, шею, руки и стан свежей зеленой травой перевязали, на скамью по правую руку хлеба каравай поставили, по левую – кувшин с молоком и писанки разложили.

Песни и хохот звучали с холма, пока солнце садиться не стало. Шумно праздновали девицы-красавицы, смех и пляски с каждым часом все громче, да веселее становились. А как солнышко скрылось за лесом темным, так разожгли девицы олелию-костер в честь Лели-заревицы, дочери Лады-матушки и Сварога-отца небесного, и давай хороводы водить, да новые песни запевать.

Жил в той деревне юноша один, Данияром звать было. Сильный, смелый, да только резок он, да черств бывал. Говаривали люди, что мать его родила в самую темную ночь в году, в сам Карачун, а роды черная ведьма принимала, оттого и родился он злым да черствым, слова доброго от него не услышишь, дела доброго сделать не допросишься.

Возвращался тем вечером Данияр с конюшни, да мимо того места его путь лежал, где девицы Лельник справляли. Привлекли его девичьи голоса, да смех переливчатый, притаился он за березой, наблюдая за девушками веселящимися, да приметил он Сияну-красу. Красива девка настолько, что в груди у него при виде нее все переворачивалось. Только неприступной она ему казалась, как скала самая крепкая, нерушимая. Увидел Данияр, как она развлекается, как улыбается и смеется и злость обуяла им, что не ему эти улыбки дарованы, сдавила сердце, словно тисками раскаленными. Ведь знал он, что в Лельник девицы женихов себе загадывают, песни Лели поют, чтобы замуж поскорее выйти. Как подумал Данияр, что Сияна женою чьей-то станет, то сжались кулаки его крепкие, ударила кровь в голову, рассвирепел Данияр, да вышел из тени березы, из укрытия своего тайного и ступил к скамье, на которой Сияна сидела, схватил кувшин с молоком одною рукой и выплеснул в жар костра яркого, другою рукой опрокинул писанки девицами разложенные, и сорвав венок с головы ее из цветов вешних, начал в гневе темном топтать его.