Buch lesen: "Про кабанов, бобров и выхухолей"

Schriftart:

Окский заповедник и его обитатели

Кабан идет по лесу и пересекает невидимую черту – границу заповедника. Только что был просто лес – теперь это лес заповедный. Только что он был просто кабан – сейчас он уже кабан заповедный, а значит – охраняемый законом.

Кабаны, как и прочие лесные звери, не умеют читать надписи на информационных аншлагах, расставленных по границе охраняемой территории. Но даже они чуют, что здесь безопасно. Недаром во время сезона охоты звери сбегаются в заповедники со всех сторон.

Заповедник, о котором пойдет речь в этой книге, называется «Окский», потому что он расположен в низовьях маленькой реки Пры возле места ее впадения в большую реку Оку. Его создали в 1935 году для сохранения редкого зверька – русской выхухоли, которая населяет многочисленные водоемы поймы реки Оки.

Окский заповедник часто путают с Приокско-Террасным, что на юге Московской области. И тут, и там – Ока, но Окский заповедник расположен в Рязанской области, в юго-восточной части Мещеры.

Окский заповедник знаменит своими питомниками. Приехав на экскурсию в заповедный поселок Брыкин Бор, вы можете побывать в питомнике чистокровных зубров, которых разводят для выпуска в природу, а также в питомнике редких видов журавлей. Некоторые посетители думают, что питомники и поселок в сосновом бору – это и есть заповедник. Но нет. Заповедник – это в первую очередь природная территория, не тронутая человеком. И задача сотрудников заповедника – ее сохранять и изучать.

Помимо выхухоли в Окском заповеднике охраняют всех зверей и птиц, которые его населяют, всех насекомых и червяков, все деревья, кустарники и травы. В заповеднике запрещена не только охота, но и прогулки без пропусков. Запросто пускают только кабанов, лосей, волков и прочую живность, их пропуск – рыло, копыта, лапы, хвост. Впрочем, они никого не спрашивают, сами где хотят, там и ходят.

Итак, минуя аншлаги, кабан зашел в заповедник. Теперь ему ничто не угрожает. Кроме того, что он будет посчитан, записан и сфотографирован фотоловушкой. По его следам пройдет зоолог и, может быть, даже даст ему имя. Например – Лосеногий. Или – Чемодан.

Контора Окского заповедника расположена в поселке Брыкин Бор, на берегу реки Пры. Многие сотрудники работают там в своих кабинетах. Но не все и не всегда. Например, инспекторы патрулируют территорию заповедника, разыскивают нарушителей и браконьеров. А научные сотрудники, каждый в свое время, работают в «полях», проводя исследования. Когда мы говорим про «полевые работы», то имеем в виду вовсе не посадку картошки. Так называют работу непосредственно на природе со своими объектами исследования. Например, я говорю, что ухожу на полевые, и отправляюсь на реку искать бобровые хатки или в дубраву, ходить по кабаньим следам.

У каждого научного сотрудника свои объекты исследования. Орнитологи наблюдают за птицами, ихтиологи – за рыбами, энтомологи – за насекомыми.

Одна из важных задач сотрудников заповедника – ежегодные наблюдения за численностью животных разных видов. Как в человеческих странах периодически проводят перепись населения, так и мы каждый год проводим перепись животного населения заповедника. Все, от лося до полевки, должны быть посчитаны, и для этого существуют различные методики. Например, лосей и кабанов считают по следам на снегу. Бобров – по поселениям, а выхухолей – по норам.

Если вы приедете на экскурсию в поселок Брыкин Бор, то обязательно сходите на высокий берег реки Пры, называемый «Эстакада». Небольшая речка с темной торфяной водой вьется среди сосновых и дубовых берегов. Там, за рекой, начинается «ядро» заповедника, самая дикая и самая охраняемая его часть.

Есть у сотрудников заповедника и еще одна важная задача: рассказывать людям о той нетронутой природе, что кудрявится дубравами и шумит соснами за рекой. О том таинственном мире, что раскрывает перед биологом его объект исследования.

Поэтому в заповеднике не только пишут научные статьи, но и снимают познавательные ролики, пишут посты в социальный сетях и проводят экскурсии.

Мне, как зоологу, посчастливилось работать с разными животными. Но больше всего меня впечатлили кабаны, бобры и выхухоли. Да так впечатлили, что мне очень захотелось рассказать людям о том, что я узнала об этих удивительных зверях.

Чем занимается в густых зарослях дикий кабан, когда его никто не видит? Как готовится к зиме бобровая семья? Правда ли, что хвост выхухоли пахнет ландышами?

Однажды я вылезла из леса, отложила в сторону научные статьи и отчеты и написала обо всем этом книгу – она перед вами.

Если после прочтения книги вы захотите подробнее познакомиться с природой Окского заповедника, то можете пройти по ссылке на его официальный сайт:

http://oksky-reserve.ru/

Также предлагаем вашему вниманию страничку в «ВКонтакте», посвященную зверям Окского заповедника. Там вы сможете найти фотографии некоторых из мохнатых героев книги, а также видео с их участием.

https://vk.com/public214731491

Мои кабаны

Первая встреча

Когда я была студенткой, мечтала встретиться нос к носу с кабанами. Вообще-то я хотела их изучать, но для начала – хотя бы просто встретить. И вот однажды я задержалась в конторе заповедника до сумерек. Была зима. Домой, в соседнюю деревню, надо было идти через заснеженный лес на лыжах. Сумерки были уже не голубые, а серые, как волки.

В лесу я чувствовала себя не очень уверенно, и каждая придорожная сосенка казалась мне зверем. Но и настоящих зверей никто не отменял: на полдороге я услышала странные звуки со стороны болота. Повернула голову… В низине, поросшей мелкими соснами, по глубокой тропе меж сугробов шли они. Кабаны! Живые, настоящие, мохнатые, первые в моей жизни кабаны!

Серые сумерки в лесу, и в этих сумерках – кабаны и я. Первым шел средних размеров кабан – самка, мать семейства. За ней четыре небольших круглых кабанчика – поросята-сеголетки (на первом году жизни). А замыкал процессию большой клыкастый самец с мощным загривком – секач. Он-то и почуял меня: поднял рыло, принюхался.

У всех хвосты еще мирно свисали вниз, а у него уже вытянулся горизонтально. Учуял меня секач – но не увидел, потому что, едва он начал разворачивать свое тяжелое тело в мою сторону, я рванула с места. На лыжах по накатанной лыжне – весело и быстро я рванула домой. Быстро, как никогда.

«Кабаны! Кабаны! Кабаны!» – стучало мое сердце. Остановилась – не гонится ли за мной секач? Нет, конечно, зачем… Кабаны, наверное, давно уже спокойно ковыряли корневища в болотном мху, а я не могла унять дрожь в коленях.

И снова я весело помчалась домой, рассказывать всем о том, как в угрюмых февральских сумерках сбылась моя мечта – встретить кабанов.

А через несколько лет сбылась и вторая мечта – меня взяли на работу в заповедник зоологом, этих самых кабанов изучать. Тогда я и представить не могла, сколько всего интересного предстоит мне узнать и пережить. Меня ждали не просто мохнатые звери и сотни километров, пройденных по их тропам, а благородный секач Лосеногий, огромный Чемодан, скромный Катыш, мать семейства Черная, ее родственницы – Тетя, Пегая и Толстая. На моих глазах вырастут кабанята Белоух и Короткохвост…

Для меня они теперь уже не просто кабаны, а мои кабаны. Историями из их удивительной жизни, одновременно похожей и непохожей на нашу, я и хочу поделиться.

Белоух

Если бы кабан Белоух когда-нибудь зашел ко мне в гости, я бы показала ему фотографии – кадры из жизни его семьи, их несколько лет добывали мои фотоловушки. Вот бы он удивился! Фотоловушки – автоматические камеры, реагирующие на движение зверя, – я развешиваю на деревьях в заповедном лесу. Они помогают проникать в таинственную кабанью жизнь так глубоко, как Белоуху и не снилось.

Однажды я пришла проверять фотоловушку, установленную возле звериной тропы. Смотрю, ремешок от камеры на тропе валяется, весь изжеванный. Это копытные бездельники, мохнорылые хулиганы пытались стянуть аппарат с дерева. Ремешок отжевали и оставили на объективе отпечатки грязных пятаков. Привет от Белоуха и его собратьев!

С тех пор вешаю камеры повыше – чтобы кабаны не достали. Лоси не пытаются снимать камеры, только задумчиво дышат в объектив или лижут его языком. Страшнее всего дятлы. Наверное, им кажется, что в камере живет какой-то особенно вкусный червяк, и они с размаху вонзают свой острый клюв в датчик движения.

Я бы показала Белоуху, каким он был в младенчестве, юным и полосатым… Но он, как только подрос, покинул родные края. Оставил мать и сестер и отправился на поиски неизведанных земель, где желуди круглее, червяки жирнее, корневища сочнее.

Это нормально для молодого кабанчика – отправиться странствовать. Ему, мохнатому, все кажется нипочем. Клыков еще нет, рост невелик, зато самоуверенности у подсвинка-подростка хватит на двух секачей. Так в свое время поступил и его отец, и дед, и прадед. С матерью близ родного гнезда остаются только девчонки.

Где-то ты сейчас, крупный и ладный кабанчик Белоух?

Кабанья семья

Белоуху довелось родиться в урожайный на желуди год. Такие урожаи случаются раз в несколько лет, и потом дубрава долго отдыхает, копит силы для новых желудей. Родителей Белоуха я знаю давно. Его еще на свете не было, когда я впервые встретилась с ними.

Главную роль в воспитании кабаненка играет мать, но, ясное дело, и папа-секач где-то есть. Я полагаю, что Белоух – сын секача Лосеногого. Хотя утверждать точно не берусь, ведь отец-кабан ведет себя слишком независимо по отношению к детям. Мать строит гнездо для полосатых младенцев, кормит их молоком, а отец живет где-то поблизости легкой летней жизнью и о детях не вспоминает. Однако я точно знаю: Лосеногий и Черная, мать Белоуха, ходили зимой вместе. Той теплой, усыпанной желудями зимой.

Если я нахожу в лесу зимой кабаний «гнездовой комплекс», где есть гнезда большие, округлые, в которых лежали самки с кабанятами, и личное секачиное одноместное гнездышко чуть в стороне, мне ясно, что здесь отдыхала полная кабанья семья. Кабаниха, дети ее и – секач. Секач в стаде – вне конкуренции, вне иерархии. Самка-вожак склоняет перед ним свою гордую ушастую голову (как это красиво в сильной женщине!). Секач полезен в хозяйстве зимой. Он защищает стадо от волков (и от зоологов – проверенный факт) и торит тропу в глубоком снегу своим мощным телом.

Секач бо́льшую часть года живет одиноко, только на зиму прибивается к стаду. Но долго в одном стаде две сильные личности – секач и кабаниха-вожак – ужиться не могут. Сперва им хорошо вместе, но потом в отношениях появляется некоторая шершавость. За время своей холостяцкой жизни секач обзаводится неприятными эгоистическими манерами. Дети ему мешают, видите ли, и самые вкусные желуди он должен обязательно съесть сам. А потом и вовсе теряет интерес к своей семье и однажды просто уходит – искать другое стадо, где ему, красавчику, будут рады. Вряд ли кабаниха грустно смотрит ему вслед. Дело свое он сделал, теперь можно и без него обойтись.

Когда я вижу одинокого секача, почему-то думаю, что его никто не чешет. В стаде кабанов заведено взаимное почесывание, выкусывание паразитов, всякие нежности. Ушел самец из стада – и никаких больше почесываний и ласк. Вот плата за свободу, одиночество, мужскую самодостаточность. Может быть, в минуты слабости и самый грозный вепрь, вроде Лосеногого, вспоминает нежный женский пятак.

Черная

Однажды я тропи́ла секача, тогда еще для меня безымянного. Тропить зверя – идти по его следам, чтобы узнать, чем он занимался, – увлекательнейшее занятие. День кабана начинается в спальном гнезде, в гнезде и заканчивается, потому я троплю от гнезда до гнезда так называемый «суточный ход» зверя.

Я иду на широких лесных лыжах по вчерашнему следу. Кабан в елочки – и я в елочки, он в осинник – и я в осинник. С веток сыплется снег, в кронах пищат синицы. И еще такой звук, будто по моим следам тоже кто-то идет. Но только замру и прислушаюсь, как звук стихает.

В месте особо густом, ветровальном и диком вдруг раздается рев и визг. Это не мой секач, это кабанья многоголосица – тут где-то прячется целое стадо. Грубый голос вполне может оказаться женским: у кабаних принято одергивать расшалившихся детей хриплым басом.

Рев страшноватый, но мне, как исследователю, надо разглядеть и пересчитать кабанов в стаде. Решаю забраться на наклоненное дерево; мне будет видно кабанов, когда они покатятся по тропе, как поезд по рельсам.

Сняла лыжи, залезла на ствол, покрытый слежавшимся снегом, и стала вглядываться в серую чащу. «Съем, пожалуй, пока бутерброд», – подумала я, потянулась к рюкзаку и тут же рухнула в сугроб.

Сугроб был рыхлый и глубокий, как речной омут. Я барахталась в нем и боялась, что сейчас по тропе пойдут кабаны и станут надо мной смеяться. Наконец я приняла вертикальное положение, но долго еще не могла перевалиться через ствол и дотянуться до лыж. Даже кабаны справились бы ловчее.

А кабаны – молчком, перестали реветь. Может быть, прислушивались к моей возне, скрытые заснеженными кустами. Я осторожно пошла дальше по тропе, но, увидев помет секача, сразу забыла про стадо. Вообще про все забыла. Помет – это же такая важная находка для зоолога! Я наклонилась и стала разглядывать.

– Так, посмотрим, что ты ел, мохнатый. Желудевые скорлупки, семена, листья осоки…

И вдруг будто почувствовала на себе взгляд. Подняла голову – кабаны. Стоят на тропе и смотрят на меня своими небольшими глазками, как мне кажется, с изумлением. Вот кто шел по моим следам! Немножко я их на дереве не дождалась. Один, два, три – машинально считаю. Я считаю зверей даже на обертке конфеты «Мишка косолапый», даже во сне.

Крупная черная кабаниха с двумя рыженькими кабанятами. Смотрят и не боятся, звери тревожного мира. Моргают. Чутьем чуют мою безобидность? Или просто не опознали во мне человека, близорукие.

Но я-то хорошо понимаю, что такое вепри, и, как только кабаниха делает в мою сторону любопытствующее движение, изо всех сил стучу лыжной палкой по дереву. Универсальный предупредительный сигнал для общения с существами другой культуры, предотвращающий слишком близкий контакт.

Сигнал был понят правильно. Будто головной вагон поезда сошел с рельсов – с тропы спрыгнула кабаниха, а за ней и два «вагончика». Отбежала недалеко, рыло вытянула, пофыркала. И пошла прочь по сугробам, с достоинством и грацией держа черный хвост горизонтально. Красавица, умница. Она так и не поняла, наверное, что я такое. Смутное пятно, громко стучит. Но пятно это, обладающее сознанием и фантазией, дало ей имя – Черная. Мы тогда с Черной обе шли по следам секача… Лосеногого.