Buch lesen: «Кина не будет»

ЖАДНАЯ ТЁТЯ

Зелёнка, расплываясь под дождевыми каплями, стекала с букв: «КОНТАКТНЫЙ ЗООПАРК» и «ПОГЛАДИТЬ ЖИВОТНЫХ И СФОТОГРАФИРОВАТЬСЯ 200 Р.». Струилась зелёными разводами по старушечьей, скорбной мордочке мартышки и, не нанеся никакого урона афише, капала на землю.

– Блин, идиоты! Упустили из вида, что баннер непромокаемый, – вернувшись и откидывая капюшон, зашептала Ася. Она дрожала не столько от сырости, сколько от возбуждения. – Придётся бритвой…

Они с фотокором Толиком прятались под козырьком дома напротив. «А ты фоткай, фоткай! Утром афишу уберут: никто и увидеть не успеет!». Шлёпая сапожками по лужам, бегом вернулась к рекламному щиту. Прочная ткань с пропиткой плохо поддавалась. Однако удалось сделать несколько глубоких надрезов и хорошенько рвануть. Обезьянья мордочка повисла лоскутами. Только таращились печальные эйнштейновские глаза, плачущие под дождём.

Ася могла не закрываться капюшоном от фотообъектива: её и без того запомнило полгорода. Ну, десятая часть точно. Краеведческий музей находился на центральной улице. Сегодня она полдня стояла у этого баннера с плакатиком: «В ТЮРЬМУ САЖАЮТ НАСИЛЬНИКОВ И УБИЙЦ. ЗА ЧТО ВЫ ЗАТОЧАЕТЕ ЖИВОТНЫХ В ТЮРЬМУ?».

– Ужас какой, – останавливались нарядные мамы с детьми. – Что вы портите людям праздник? Мой ребёнок так долго ждал…

Ребёнок ещё не умел читать и требовательно топал ножкой: «Мама! К обезьянкам!». Ася объясняла, как невыносимо экзотическим зверькам находиться в духоте, в тесноте, в стрессе, без солнца и на сквозняках, в шумной человеческой реке. Бактерии, вирусы, грибок, передающийся «при контакте» сотен, тысяч нечистых рук и ручонок.

А как в джунглях детёнышей отрывают от убитых матерей, в каких условиях контрабандно переправляют через океан, как они при этом гибнут сотнями особей – о том жутко рассказывать. Мамы пожимали плечами и торопились увести детей подальше от садистки с плакатом, скрывались за дверями музея.

Худой старик с комсомольским значком на пиджаке остановился и сказал – как плюнул Асе в лицо:

– Бывают же такие говнюки. То есть, говнючки. Что ни сделай – всё им не так, всё плохо, всё брюзжат. В самом светлом грязь увидят. Лишь бы смуту поднять. Пятая колонна. Засланные казачки. Зоопарк им не нравится.

Маленькая (метр с хвостиком), худенькая Ася узнала о себе ещё массу интересного. Что такие, как она, Россию за тридцать сребреников продали. Что у детишек единственная радость – а она её отнять хочет. Что пенсионеры в помойках роются – а ей, видите ли, обезьян жалко.

– А ты пикет согласовала? – теснил её юридически покованный старик, похотливо задевая плечом Асину грудь. И стал набирать в телефоне полицию. Искоса поглядывал: испугается ли, убежит?

Ася стояла спокойно. Редактор обо всём, с кем надо, договорилась, ей нужен был острый материал на первую полосу. Она была помешана на острых материалах: «Ищите, ищите, чтобы мне нашли изюминку. Скандал, интрига, шантаж, сплетня… Будет тираж – будем на коне. Победителей не судят».

Редактора звали Вера Геннадьевна – а газету «Верочка». Последние полвека это была городская «Вечорка». Она хирела-хирела, чахла-чахла, пока её не купил за бесценок местный торгово-увеселительный король.

Газета ему, в принципе, была не нужна, дела и без рекламы шли превосходно. Но жена – филолог по образованию – скучала. В последнее время её подружки ударились в разнообразный модный бизнес, подаренный им мужьями: чем бы дитя ни тешилось… Цветочный магазин, спа-салон, бутик, лошадиный дворик… Вера Геннадьевна сразу утёрла им всем нос. Газета это вам не лошадиный дворик.

Наборщик текста торопился и ошибся в названии: вместо «ч» поставил «р» – и наоборот: получилась «Верочка». Не заметили, так и сверстали. Муж решил не менять пикантную опечатку, газету тут же и перерегистрировали. На презентации он сказал короткую речь: «Как корабль назовёшь – так и поплывёт. Верочке – «Верочку»! Всё ради тебя, милая». И шмякнул вдребезги бутылку шампанского о каменную ступень.

* * *

Асе было всё равно где работать: в «Вечорке» или в «Верочке». С работой в городе было плохо. Выпускники местного вуза уезжали в Москву либо устраивались продавцами в супермаркеты. Если повезёт: продавцами мобильных телефонов.

Вера Геннадьевна уволила (зачистила) всех старых сотрудников: чтобы «не воняло нафталином». Прежнюю газету обозвала – «преснятиной» и «манной кашей для беззубых». Набрала молодых и голодных. Хлопала белой ухоженной рукой по столу: «Интригу, интригу давайте!» Заголовки называла «заманухами», и учила, что они должны быть – «вырви глаз».

«Прима К. убита ревнивым мужем!» (об артистке, которую, согласно роли, убивают на сцене за измену). «У Лазаревой застарелая неизлечимая болезнь!» (гастроэнтерит). «Убили Амаяка Акопяна! (безвестный человек, однофамилец знаменитого фокусника»).

На планёрке редактор поддержала Асину идею написать о контактном зоопарке: «Читатели как варёные макароны ходят, давно пора вздрючить. Пиши хлёстко, задиристо, оскорбительно, плюй в глаза». Пока что в глаза Асе плюнул старик с комсомольским значком.

Через день Ася шла в редакторский кабинет – Вера Геннадьевна лично вычитывала тексты. Навстречу, вбивая шпильки в ламинат, вылетела женщина с ещё не снятой с лица улыбкой. Улыбка смешивалась с озабоченным, будничным выражением, хотя это плохо получалось, как у масла и воды. На ходу она со вжиканьем задёргивала «молнию» лакированной сумки.

Ася узнала в ней менеджера контактного зоопарка. Это она два дня назад вместе с музейным охранником выдирала у неё плакат. Как кошка, оставила на Асиных руках глубокие царапины от ногтей. Охранник выдернул и картинно переломил палку с плакатом через колено: очень выигрышный кадр.

После этого страж грозно пошёл на фотокора Толика, который грациозно отскакивал и пританцовывал, снимая происходящее.

У Аси напомнили о себе и заныли царапины, когда менеджер с торжествующим взглядом мазнула её по лицу. Вера Геннадьевна в кабинете этот момент тоже со вжиканьем задёргивала «молнию» на клатче.

– Краюшкина… – Редактор всех сотрудников ниже бухгалтерши и ответственного секретаря, называла по фамилии. – Краюшкина, текст про обезьянок пока кладём в стол. Осенью приедет другой зоопарк – тогда и поставим.

«Тогда тебе занесёт директор другого зоопарка, – подумала Ася. – Пропала статья». Такой облом происходил далеко не в первый раз. Но Асе этот материал был особенно жаль: она любила мартышек с глазами Эйнштейна, в которых застыла вселенская тоска.

Она вообще всех животных жалела. В восьмом классе написала стих, который опубликовала «Вечорка» (ещё не переименованная). Тогда все мальчишки переключились на неприметную Асю и, в знак любви, чаще всех дёргали за хвостик и выбрасывали рюкзак в глубокий снег. Стих назывался «Про куклу Зину»:

 
Златовласую куклу Зину
Из фешенебельного магазина
Для дочурки, капризы и рёвы,
Мама тащит в коробке метровой.
На коробочке ценник болтается —
Сам Гарун-аль-Рашид закачается.
Ну а мама цветёт-улыбается:
«День рожденья у дочки справляется!
Что нам, жалко для нашего чада,
Если чадо сказало: «Надо!»?
И утрём же нос Дуське-соседке,
И сопливой соседской Светке.
Ведь на Светкин-то день рожденья —
Срам: пекли пирожки с вареньем
Да на трёшку карман разорили:
Надувного котёнка купили.
Недогадливая мамаша!
Годы минут, и дочка ваша
Длинноногая, в талии узкая,
Уж затребует туфли – французские,
Джинсов – суженных и укороченных —
Не за сто у.е. – за сто сотенных.
Кто за то, что детям нашим —
Олям, Ксюхам, Оксанам, Наташам —
Не резиновых, не целлулоидных,
Мы дарили котят – подобранных.
Чтоб от блох его в тазике с мылом
Ваша дочка любовно помыла.
А ещё принесите в корзине
Из ближайшего зоомагазина
Черепаху по имени Салли,
Чтоб кормили её и купали,
И в морщинистый нос целовали,
И подстилку в корзине меняли.
Или кактус поставьте в горшочке
Под окошком, где спит ваша дочка.
Пусть, проснувшись, она захохочет:
«Мама, кактус кусаться хочет!».
Пусть она у сердитой злючки
Будет пальчиком трогать колючки.
Я предвижу усмешку скептика,
Испускающего такую реплику:
«Идиллические картинки