Юноши были увлечены ее дырочками и не замечали ни замешательства фотографа, ни реакции девушки.
И вдруг она стала что-то лепетать. По-французски. Очень быстро и сбивчиво. Потом, подрагивая всем телом и отстраняясь от молодых людей, попыталась встать. Потом, протягивая руку к фотографу и показывая на изумрудные шторы, что-то быстро ему говорила. От такой резкой перемены, все трое парней впали в ступор, стараясь понять, чего она хочет. И только когда она, встав у стола, начала дрожать бедрами и вскрикивать, фотограф догадался что происходит.
Он быстро подскочил к окну, сорвал с него штору и бросил её девушке. Это было единственной, кроме бархата, тканью в комнате.
Девушка, дрожа на своих длинных шпильках, как молодой олененок дрожит на своих тонких копытцах, начала кончать, крича, извиваясь, путаясь в темном изумруде и заливая все льющимися из нее фонтанами. Иногда она поднимала на фотографа круглые глаза, пытаясь извиниться за себя, но тут же опять затуманивала их удовольствием и билась в судорогах страсти, забрызгивая все своим соком.
Столько жидкости во время оргазма молодые люди не видели никогда.
Юноша в рубашке стоял с округленными глазами и, вероятно, не мог поверить в происходящее. Он смотрел то на нее, то на фотографа, то на нее, то на фотографа. Как ребенок, который впервые увидел Санту. Его член сильно дергался от возбуждения, и он протягивал к бьющейся девушке дрожащие пальцы.