История войны 1814 года во Франции

Предисловие

Зарю светлой надежды встретила Россия при восшествии на престол любимого внука Великой Екатерины, Александра I. Во цвете лет, уже наученный невзгодами не вполне доверять людям, но не утратив веры в доброе и прекрасное, император Александр посвятил первые годы своего владычества преобразованиям государственного быта. Но, между тем, на другом конце Европы гениальный воин, достигший победами господства над Францией, не довольствуясь столь высокой долей, возомнил повелевать всеми своими соседями. Император Александр не мог оставаться равнодушным свидетелем притеснений, совершаемых по праву сильного. Он предложил великим германским державам дружно соединиться на общую защиту. Но, к сожалению, австрийцы и пруссаки – братья по происхождению и языку – были разрознены многолетним соперничеством. Наполеон, пользуясь тем, обрушился на Австрию. Напрасно Александр убеждал прусское правительство содействовать его великодушным усилиям; потомки героев Семилетней войны, считая себя непобедимыми, не видели разверстой пред ними пропасти, остались в бездействии и дорого поплатились за преступное равнодушие к судьбам Германии. Император Александр, сделав все зависевшее от него для своих союзников, истощив в их пользу собственные средства, заключил мир с Наполеоном в Тильзите.

Соблюдение условий Тильзитского трактата было выгодно как для России, так и для Франции, однако же, несмотря на то, они вскоре были нарушены французским правительством. Александр старался устранить обоюдные притязания дипломатическим путем и предлагал войти в соглашение даже тогда, когда Наполеон уже переступил русские пределы. «Россия увлекается Роком», – отвечал завоеватель, гордясь армиями двадцати народов. С этой минуты российский монарх отказался от переговоров с Наполеоном, «пока хотя один вооруженный неприятель оставался на Русской земле». Прошло полгода, и… войска Александра стерли с лица ее последние остатки вражеских армий. Нетрудно было императору Александру тогда заключить выгодный мир. Наполеон предлагал ему помириться, еще находясь с огромной армией в Москве. Но когда Пруссия, восстав против общего притеснителя, составила первое звено союза германских держав, Александр решился продолжать войну и, отстояв честь, славу и независимость России, содействовать освобождению Европы от тяжкого ига.

Французам удалось победить союзников при Люцене и Бауцене, но обе сии битвы не имели никаких важных последствий. Наполеон, победив, но сознав свое бессилие, согласился на перемирие.

Начались переговоры. Союзники предложили мир, оставляя Франции значительную часть ее завоеваний, но император Александр, предвидя, что Наполеон никогда не захочет восстановить в прежних пределах глубоко оскорбленную им Пруссию, возобновил борьбу. Народное побоище под Лейпцигом открыло союзникам путь к Рейну; Наполеон во второй раз лишился огромной армии, и, несмотря, однако же, на то, Австрия, довольная одержанными успехами, готовилась заключить мир, оставив общему врагу Рейн и Альпы. Нет сомнения – и сам император Александр был уверен в том, – что Наполеон, все еще располагая богатыми средствами, недолго оставался бы в покое и вскоре предпринял бы возвратить потерянные им владения вне так называемых естественных пределов Франции. Но, к счастью Европы, на страже ее стоял Александр.

Под его влиянием начался новый поход, в недрах самой Франции, которой легионы доселе безнаказанно вторгались в другие страны, – поход, решивший судьбу Наполеона. Величайший полководец нашего века совершил славные дела и пал в неравной борьбе. Продолжительное сопротивление французов несравненно сильнейшим союзникам подало повод к ложным суждениям. Приверженцы Наполеона, преувеличивая его подвиги, придавая им какое-то сверхъестественное магическое значение, не входили в исследование обстоятельств, облегчавших его успехи, и не объясняли их причин. Отдавая должную справедливость искусству некоторых действий Наполеона в войну 1814 года, постараюсь по возможности выказать, насколько способствовали ему ошибки его противников, разногласие союзников в политическом и военном отношениях и влияние случая, играющего столь важную роль в военном деле. Только лишь верная, беспристрастная оценка всех этих данных может представить в настоящем виде мировые факты войны 1814 года, падения Наполеона и восстановления Бурбонов. На скрижалях истории, как в верном зеркале, должны отразиться и влияние этих событий на дух и судьбу народов, и степень участия в действиях каждого из деятелей. Наряду с военными доблестями французов надлежит показать, до какой степени равнодушия к общей пользе и народной славе довело себялюбивое господство Наполеона народ, стонавший под его железной рукой, и ближайших его сподвижников, осыпанных наградами и милостями. Счастливым сочту себя, если мой труд сколько-нибудь послужит к рассеянию ложных показаний, коими враги России мнили затмить славу, приобретенную ценой крови храбрых. У нас нет горделивых памятников, подобных тем, коими французы торжествуют дорого им стоившее взятие Севастополя; наши памятники – дела наших воинов и подвиги добра, совершенные императором Александром: их признали друзья и недруги, и ничто не может изгладить их из памяти народов. Эпоха покорения Парижа и первого Парижского мира была апогеем славы Александра I и стремления его ко благу человечества. Начиная с Венского конгресса он стал убеждаться на опыте, что его благодетельные намерения не могли иметь ожидаемых им последствий, и вскоре принужден был отказаться от своих чистейших убеждений.

Предположив начертать по возможности полную картину событий 1814 года во Франции, я отказался от описания действий в Италии и Испании, но не упустил из вида влияния их на судьбы Наполеона и Французской империи.

Первый том моего сочинения заключает в себе изложение событий от перехода союзных армий на левую сторону Рейна до окончания войны первым Парижским миром. Во втором же томе помещены Приложения, а именно: 1) ведомости о составе и числе армий, корпусов и отдельных отрядов, в различные эпохи 1814 года; 2) официальные бумаги и письма; 3) карты и планы; 4) указания источников.

Все планы сражений составлены сходно с топографическими картами, современными войне 1814 года, и, кроме того, я, обозрев поля всех наиболее замечательных дел, старался по расспросам у жителей узнать свойства сих местностей во время описанных мною действий.

В числе важнейших документов, помещенных в Приложениях, долгом считаю указать следующие:

В Приложении к главе V: депешу, найденную у захваченного в плен перед сражением при Ларотьере полковника Бернара.

В Приложении к главе VI: письмо императора Александра к императрице Марии Федоровне после сражения при Ларотьере.

В Приложении к главе XI: записку о действии 23-й конной роты полковника Маркова в деле при Мормане.

В Приложении к главе XII: 1) повеления императора Александра I и короля Фридриха-Вильгельма III фельдмаршалу Блюхеру от 13 (25) февраля из Бар-сюр-Об; 2) письмо графа Радецкого к князю Волконскому от 28 февраля из Коломбей.

В Приложении к главе XV: письмо принца прусского Вильгельма к генералу Йорку.

В Приложении к главе XIX: 1) протокол конференции 29 января н. ст. в Лангре; 2) собственноручные замечания императора Александра на вопросы, предложенные Венским Двором; 3) мнение государя о необходимости продолжать войну; 4) протокол совещания в Бар-сюр-Об 13 (25) февраля; 5) декларацию о прекращении переговоров в Шатильоне.

В Приложении к главе XXII: слова, сказанные императором Александром Михаилу Федоровичу Орлову при отправлении его на переговоры о сдаче Парижа.

В Приложении к главе XXIII: декларацию императора Александра по вступлении в Париж.

В Приложении к главе XXIV: декрет французского Сената о низложении Наполеона.

В Приложении к главе XXV: письмо императора Александра к королю Людовику XVIII.

Глава I
Положение дел в политическом отношении при открытии похода во Францию

Положение Франции в конце 1813 года. – Наклонность к миру обеих сторон. – Виды союзников. – Равнодушие Германии к общему делу. – Политика первостепенных держав. – Преобладание «партии мира». – Союзники открывают переговоры с Наполеоном. – Условия, ими предложенные во Франкфурте. – Безвыходное положение Наполеона. – Чрезвычайные конскрипции. – Меры, принятые для возбуждения французов к народным вооружениям. – Расстройство финансов и меры, принятые для удовлетворения военным издержкам. – Переписка вследствие франкфуртских предложений. – «Партия войны» одерживает верх в Совете союзников. – Декларация 19 ноября ( 1 декабря). – Наполеон решается созвать народных представителей. – Адресы Сената и Законодательного собрания. – Негодование Наполеона. – Последствия того.

В конце 1813 года союзники достигли Рейна. Германия была освобождена от Наполеона, и хотя французские знамена еще развевались на стенах немногих крепостей, в тылу союзных армий, однако же, участь защитников этих твердынь не подлежала сомнению: они были обречены гибели и плену. Наполеон, после сражения при Ганау отступив за Рейн с остатками многочисленной армии, не превышавшими семидесяти тысяч человек, лишился большей части их от тифозной горячки – следствия трудов и лишений последней кампании. Конскрипты, высылаемые на пополнение армии, не успевали замещать убылых людей и гибли вместе со старыми солдатами. Войнолюбивая Франция, потеряв цвет своего народонаселения в России и Германии, жаждала мира. Ближайшие сподвижники Наполеона, пресыщенные почестями и не имевшие возможности пользоваться приобретенным ими достоянием, перестали мечтать о новых победах и славе¹. До 1813 года Наполеон столь же неумеренно пользовался средствами подвластных ему стран, сколько и самой Франции: в 1812 году половина его армии, наводнившей Россию, состояла из иностранцев, но по отступлении за Рейн у него кроме французов остались лишь немногие поляки – остатки легионов, усеявших своими костьми Европу от Волги до Тага. Союзников у него не было, потому что из германских владетелей, ему преданных либо находивших выгоду поддерживать его владычество, одни бежали из своих столиц, а другие торопились пристать к стороне союзников. В таких обстоятельствах, когда у Наполеона не было ни собственных средств для ведения войны, ни надежды на постороннюю помощь, он, видя во Франции общую жажду к миру, не хотел, однако же, купить его ценой каких-либо важных уступок, да ежели бы и решился на такой мир, то единственно в надежде оправиться, собраться с силами и рано или поздно возвратить все потерянное. Причину тому должно искать в положении счастливого воина, проложившего мечом себе путь к престолу. Всякая уступка союзникам могла бы помрачить лучезарное сияние прежних побед его и усилила бы враждебные ему партии во Франции. Наполеон, будучи принужден продолжать войну до последней крайности и зная весьма хорошо, что неудачи всех прежних коалиций против Франции преимущественно происходили от разногласия их членов, старался поселить раздор между союзниками. Не надеясь привлечь на свою сторону ни императора Александра, ни верного союзника и друга его короля прусского, Наполеон питал надежду, что родственные связи его с Австрийским Домом не дозволят императору Францу довести дело до крайности, и коснел в своем убеждении, несмотря на предостережения Меттерниха, державшего в руках все запутанные нити политики Венского Кабинета. Еще непонятнее были бы надежды Наполеона на Бернадотта, и в особенности после прежних, весьма недружелюбных отношений между ними, если б Бернадотт сам не подал повода сомневаться в его преданности общему делу коалиции своими двусмысленными действиями в войну 1813 года². Отложение Мюрата от Франции уже не подлежало сомнению, однако же, несмотря на то, король Иосиф по поручению Наполеона старался убедить своего легкомысленного зятя в неосновательности его поведения³.

Положение императора французов было безвыходно. Союзники знали, что всякий мирный договор с ним был не что иное, как более или менее кратковременное перемирие, и что Европа не могла надеяться на прочное спокойствие, пока Наполеон оставался властителем Франции. Надлежало воспользоваться его ослаблением и довершить одержанные успехи окончательным ударом. Тем не менее, однако же, со стороны союзников проявлялась наклонность к заключению мира. Правда, народы Северной Германии, наиболее потерпевшие от ига, наложенного на них Наполеоном, вооружались усердно, зная, что с достижением Рейна еще не было упрочено освобождение их отечества и что следовало довершить дело, отстояв независимость их братий в зарейнской стране. «Рейн – река Германии, а не граница ее», – восклицал Арндт и повторяли за ним его соотечественники. Но люди более осторожные советовали ограничиться одержанными успехами и воспользоваться ими для достижения мира. Еще были свежи воспоминания невзгод, понесенных германскими войсками в революционные войны и в борьбу с Наполеоном; еще дымились сожженные города и селения и на каждом шагу в Германии встречались лишенные крова, обнищавшие ее жители.

Ослабление Франции было известно союзникам, но не вполне, и прежнее могущество ее, как грозный призрак устрашая робких, поражало бездействием порывы смелых. Гениальные способности Наполеона и опасения всеобщего восстания французов на защиту страны, побуждали многих влиятельных лиц коалиции предлагать меры предосторожности на случай неудачи дальнейших действий. По-видимому, вторжение в зарейнские области требовало укомплектования союзных армий и обеспечения их с обоих флангов занятием Нидерландов и Швейцарии. Многие из союзных генералов, не довольствуясь тем и считая зимний поход во Францию несбыточным, думали отложить открытие военных действий до весны, а между тем устроить большие склады запасов, приготовить средства к переправе через Рейн и ограничиться осадой Майнца. Даже король прусский полагал, что вторжение в неприятельскую страну не обещало успеха и что гораздо выгоднее было заключить мир⁴. Двадцатилетнее господство Франции до того подавило дух немцев, что помыслы многих из них ограничивались занятием линии по Рейну. Сам пылкий певец независимости Германии Теодор Кернер в начале войны 1813 года возглашал:

 
«Mit Gott! Einst geht hoch über Feindesleichen
Der Stern des Friedens auf;
Dann pflanzen wir ein weisses Siegeszeichen
Am freien Rheinstrom auf»⁵.
 

Да и вообще, политика союзных держав склонялась более к миру, нежели к войне.

Австрийское правительство считало Наполеона достаточно ослабленным и надеялось при заключении мира получить беспрекословно свои прежние области в Германии и значительную часть Италии. К тому же ни император Франц, ни полководец его князь Шварценберг, по личным своим качествам, не надеялись играть первостепенной роли на полях битв и в советах европейской коалиции; напротив того, император Александр, постоянно деливший с войсками труды, лишения и опасности походной жизни, господствовавший в совещаниях силой слова, покорявший сердца благодушием и ласковым приветом, был, бесспорно, главой Союза, а король Фридрих-Вильгельм, будучи соединен с ним неразрывной дружбой, всегда и везде держал сторону России. Русские, устояв одни на европейском материке против завоевателя, покорившего своему произволу прочие державы, имели первый голос в ареопаге Европы. В таких обстоятельствах дальнейшее продолжение войны, могшее послужить упрочению преобладания России, казалось опасным Венскому Кабинету. Родство императора Франца с Наполеоном подавало Меттерниху надежду к заключению тесного союза с Францией для противодействия России и Пруссии, и потому австрийцы были готовы прекратить военные действия ценой всевозможных уступок французскому правительству.

Еще более желали мира южно-германские владетели, члены распавшегося Рейнского союза. С одной стороны, они опасались в случае возобновления Германской империи или разделения Германии на две части, австрийскую и прусскую (как предлагал Штейн), потерять верховную власть над своими землями либо лишиться части их при новом размежевании Европы, а с другой – их тревожили народные вооружения, Tugendbund и вообще всякое проявление духа самостоятельности их подданных. Невозможно было сомневаться в том, что все эти владетели, оставляя Наполеона и присоединяясь к враждебной ему коалиции, руководились не сознанием стыда повиноваться притеснителю их отечества, не убеждением в правоте дела, за которое подвизались союзники, а желанием сохранить свои владения. По мнению Штейна, надлежало поручить управлению Центральной комиссии не только области, завоеванные союзными войсками, но и вообще земли, принадлежавшие второстепенным германским владетелям; однако же все они, за исключением весьма немногих, предупредили угрожавшую им опасность, заключив чрез посредство австрийского правительства договоры о своем присоединении к коалиции. Венский Кабинет, способствуя германским князьям выйти из сомнительного положения, в котором они находились по отступлении французских войск за Рейн, имел в виду приобресть над ними влияние и чрез то не позволить Пруссии занять первое место в Германии⁶. Еще до сражения под Лейпцигом 29 августа (10 сентября) король баварский изъявил императору Александру^[1] готовность свою пристать к коалиции против Наполеона, а 26 сентября (8 октября) был заключен в Риде союзный трактат между Австрией и Баварией, впоследствии утвержденный Россией и Пруссией. На основании этого договора, имевшего целью «определить последующие отношения германских владений» («fur die nachgerige Gestaltung der deutschen Verhaltnissen»), постановлены следующие условия: император австрийский обязался, за себя и за своих союзников, гарантировать королю баварскому полное и самостоятельное обладание всеми землями, коими он владел до начала войны, а король обещал немедленно присоединить свои войска к австрийской армии. По секретным условиям того же трактата, Австрия обязывалась, в случае ежели бы от Баварии при заключении общего мира отошли какие-либо области, настаивать на полном за них вознаграждении. Император австрийский и король баварский взаимно обязались в продолжение настоящей войны содержать постоянно в поле – первый 150 000, а второй 36 000 человек⁷. В декларации от 2 (14) октября баварское правительство, исчислив подробно все жертвы, принесенные Баварией в пользу Франции, поставляло на вид, что Наполеон нарушил принятые им на себя обязательства защищать владетелей Рейнского союза и что если б Бавария продолжала по-прежнему держать его сторону, то подверглась бы всевозможным бедствиям, не имея возможности принесть ему никакой пользы. Король виртембергский Фридрих I объявил, что Наполеон не исполнил в отношении к нему обязанности защищать его и что он, присоединяясь к союзным державам, имеет в виду обеспечить спокойствие своей страны⁸. Король надеялся, что союзники, зная его преданность Наполеону, постараются упрочить его расположение к себе увеличением виртембергских владений. Но как при свидании его с союзными государями во Франкфурте о том не было и в помине, то он счел себя вправе не прерывать прежних сношений с Наполеоном и в феврале 1814 года, после побед его над Силезской армией, изъявлял ему желание, чтобы действия французов увенчались полным успехом, и готовность свою снова стать под его знамена. Прочие германские князья большей частью также были готовы обратиться на сторону властителя Франции, и потому союзники, в случае неудачи вторжения за Рейн, могли подвергнуться неминуемой опасности⁹. Дальновидный Штейн, прибыв во Франкфурт 1 (13) ноября, в то время, когда многие из германских владетелей еще не присоединились к коалиции, предложил устранить их, поручив управление их землями Центральной комиссии. По мнению Штейна, это способствовало бы извлечь всевозможную пользу из средств, представляемых сими владениями, и облегчило бы существенно будущее устройство Германии. Но союзные монархи не одобрили предположений Штейна, и вместо того чтобы предоставить Центральной комиссии право распоряжаться судьбами Германии, ограничили ее деятельность набором войск и взиманием поставок и налогов в землях, вверенных ее управлению¹⁰. Из числа германских князей лишились владений немногие: король Вестфалии Иероним, брат Наполеона, и малолетний племянник его великий герцог Бергский; великий герцог Франкфуртский (Дальберг), председатель Рейнского союза, удалившийся в свое Констанское епископство; родственник его принц Лейенский и преданный Наполеону принц Изенбургский. Их земли были разделены на два управления (генерал-губернаторства), франкфуртское и бергское, по примеру саксонского: в последнем назначили генерал-губернатором русского генерала, князя Репнина; во Франкфурте был австрийский генерал-губернатор, сперва принц Филипп Гессен-Гомбургский, а потом – принц Рейсский; в бергских владениях – прусский генерал-губернатор, сперва государственный советник Грунер, а потом генерал принц Солмсский¹¹.

Вообще владетели бывшего Рейнского союза, будучи предоставлены самим себе, не отличались усердием к общему делу освобождения Германии. Многие из них, нелюбимые своими подданными и не доверявшие им, опасались народных вооружений. Король виртембергский не только затруднял образование ополчения из охотников и ландвера, но хотел арестовать полковника Рюле, занимавшегося их формированием по поручению Центральной комиссии; по его повелению во всей подвластной ему стране были отобраны у жителей ружья, и даже запрещено им держать у себя пики. В таком же духе действовало в Баварии министерство Монжеласа. Наследный принц, преданный делу Германии, не имел никакого веса. Ганноверское правительство не озаботилось подать какую-либо помощь волонтерам, находившимся в крайности. Герцог Кумберландский сформировал кавалерийский полк, обращая внимание преимущественно на то, чтобы все офицеры в полку были дворяне. Да и вообще, в Германии исполнили в точности свои обязанности в отношении к общему делу только герцоги Саксенские и Ангальт-Дессауский, князья Шварцбургские и Липпе-Бюкебург, вольные города Бремен и Любек¹².

Из всего сказанного не трудно вывести заключение, в какой мере союзники могли надеяться на содействие освобожденных ими от зависимости Наполеону рейнских владетелей.

В настоящее время воспоминания о великих подвигах, совершенных императором Александром и русскими, изгладились в памяти народов, которые наиболее ими воспользовались, но в 1813 и 1814 годах никто в Германии не отрицал, что из всех держав, ополчившихся против Наполеона, Россия сделала наибольшие жертвы и нанесла Наполеону наиболее чувствительные удары. Преобладание завоевателя после похода в Россию поколебалось в самом основании; континентальная система и Рейнский союз разрушились; самая Франция была ослаблена уничтожением двух огромных армий. Некоторые из русских генералов, соображая, с одной стороны, что Наполеон уже не мог быть опасен для России, а с другой – не надеясь на дружные усилия Германии в пользу общего дела, полагали, что по успешном окончании войны 1813 года наконец настала для России пора пожать плоды победы. И действительно, Наполеон в то время согласился бы на удовлетворение всех требований императора Александра, не стоившее Франции никаких пожертвований. Для Германии уже сделано было русскими все, чего она имела право надеяться от великодушного защитника ее независимости; дальнейшее же продолжение войны, по мнению поборников мира, могло быть вредно для самой

России. Завоевание союзниками Голландии казалось бедствием некоторым из русских, потому что англичане стремились присвоить богатые средства этой страны, и достижению их цели, по-видимому, способствовал предположенный тогда брак принцессы Валлисской с принцем Оранским (впоследствии – королем) Вильгельмом. Император Александр, твердо убежденный в непрочности мира с Наполеоном, считал низвержение его с престола необходимым условием спокойствия Европы; войска и начальники их стремились к новым победам, но в совете русского монарха разделяли его мнение лишь непоколебимый Штейн и мстительный Поццо-ди-Борго¹³.

Готовясь к новой борьбе, Россия надеялась на содействие Пруссии, где многие из государственных сановников и все военные желали продолжения войны. Блюхер и его сподвижники жаждали случая отплатить французам в Париже за своевольные их распорядки в Берлине; к тому же Пруссия не могла ожидать значительного вознаграждения за понесенные ею потери, пока Наполеон владел левой стороной Рейна. Но хотя король Фридрих-Вильгельм сознавал истину сего мнения и готов был дружно содействовать императору Александру, однако же полагал, что Наполеон, действуя в собственной стране, мог оказать весьма упорное сопротивление и что не следовало подвергать случайностям войны успехов, приобретенных дорогой ценой¹⁴.

Что касается до Англии, то она была изнурена продолжительной войной, и государственный долг ее достиг чрезвычайных размеров (свыше 600 миллионов фунтов стерлингов, или четырех тысяч миллионов рублей серебром). В конце 1813 года великобританское правительство могло и без продолжения войны достигнуть предположенных им целей: восстановления законных династий в Испании, Голландии, Неаполе и Пьемонте, обладания важными колониями, совершенного уничтожения континентальной системы. В ноябре 1813 года английские войска под начальством Веллингтона вторглись в южные департаменты Франции. В то время прочие союзные армии еще оставались в бездействии на Рейне, что подало повод англичанам приветствовать своего вождя именем «освободителя Европы»¹⁵. Таким образом, и меркантильные выгоды, и народная гордость Джона-Буля были удовлетворены вполне; последующая же судьба Германии была не чужда Англии единственно потому, что король великобританский владел Ганновером¹⁶.

Из всего сказанного явствует, что в Совете союзников преобладала партия мира.

Меттерних, весьма хорошо знавший, что мирные переговоры и прекращение войны могли доставить австрийскому правительству значение, ускользавшее из рук его при дальнейшем продолжении борьбы с Наполеоном, искусно воспользовался благоприятным для него влиянием поборников мира. Изворотливый дипломат, являясь сторонником их, выказывал умеренность и бескорыстие Венского Кабинета. Нетрудно было предвидеть, что такую политику станут поддерживать все люди нерешительные, робкие, составляющие большинство всякого сборища. Отсутствие Штейна, остававшегося в Дрездене, где он был занят до начала (половины) ноября устройством временного управления Саксонии, также немало способствовало замыслам австрийского министра. Хотя на предложения, сделанные императором французов 5 (17) октября чрез графа Мерфельдта, тогда не было дано союзниками никакого ответа, однако же Меттерних, сообразив все сказанное при этом случае Наполеоном, решился открыть переговоры. Он надеялся, что завоеватель, ослабленный понесенными потерями, сделается более сговорчивым. После сражения под Лейпцигом французский дипломат барон Сент-Эньян (St. Aignan), захваченный в плен казаками полковника Храповицкого, был призван во Франкфурт. Там принял его князь Меттерних, в присутствии русского министра иностранных дел графа Нессельроде и английского министра лорда Эбердина (Aberdeen). Условия мира, сообщенные Меттернихом Сент-Эньяну для доведения их до сведения Наполеона, заключались в следующем:

1) Союзники желали общего мира.

2) Они были согласны оставить Францию в естественных пределах, ограничив ее Рейном, Альпами и Пиренеями.

3) Независимость Германии и восстановление династии Бурбонов в Испании были непременными условиями мира.

4) Независимость Италии и Голландии, как от Франции, так и от прочих держав, была признана. Образ их правления и границы австрийских владений в Италии долженствовали быть определены на основании переговоров.

5) Со стороны Англии изъявлена готовность к важным уступкам и к обеспечению мореплавания и торговли.

6) В случае принятия этих условий императором Наполеоном предполагалось, с обоюдного согласия, признать нейтральным какой-либо город на правой стороне Рейна и пригласить туда для ведения переговоров уполномоченных всех воюющих держав, не прерывая, однако же, военных действий¹⁷.

С этими условиями, изложенными письменно, барон Сент-Эньян отправился в ночи с 10 на 11 ноября н. ст. чрез Майнц в Париж.

Незадолго пред тем, 28 октября (9 ноября), Наполеон, возвратясь в свою столицу, приступил к формированию новой армии и к приисканию финансовых средств для продолжения войны. Положение Франции было весьма бедственно. Войска, возвратившиеся из Германии, ежедневно ослаблялись повальными болезнями; в Италии вице-король едва удерживался против превосходных сил австрийской армии, а Мюрат уже готовился восстать против своего отечества; со стороны Испании Веллингтон угрожал перешагнуть через Пиренеи. В самой Франции роялисты, республиканцы – все партии, недовольные господством Наполеона, но подавленные его железной рукой, восстали, соединившись в общих усилиях, враждебных ему. Бернадотт, зная о том, уже не скрывал желания и надежд своих – сделаться властителем Франции. Посланный им для объяснения по этому предмету к королю прусскому майор граф Калькрейт получил приказание изложить подробно о сношениях наследного шведского принца и общей к нему преданности во Франции. При этом принц довольно наивно заметил, что «действия его во все продолжение войны, по- видимому, нисколько не повредили ему в глазах французов». Наследный принц, стремясь к осуществлению своих планов, полагался на содействие императора Александра, хотя государь не подавал к тому ни малейшего повода. Питая такие замыслы, Бернадотт старался отклонить союзников от вторжения за Рейн, которое, по его мнению, могло побудить французов к поголовному ополчению, и потому он предлагал ограничиться объявлением, что война ведется не против Франции, а против Наполеона¹⁸. При всей несбыточности надежд принца, нельзя не заметить, что положение Французской империи подавало к ним повод. Наполеон, повсюду окруженный неприятелями, угрожаемый изменой, находился в безвыходном положении, не имея ни войск, ни средств для ведения войны. Крепости в Германии, сильно вооруженные и занятые французами, стоили им ста сорока тысяч человек гарнизонами и огромных сумм; во Франции же для обороны пограничных пунктов оставались одни лишь депо, да и вооружение этих крепостей было весьма недостаточно. Финансы были истощены столько же, сколько и вооруженные силы. Общинные имения, назначенные для покрытия дефицитов 1811,1812 и 1813 годов, не находили покупщиков. Состояние народного духа не подавало надежды на дружную оборону страны. Войска по-прежнему были готовы пролить свою кровь до последней капли, но роптали гласно, сочувствуя общему неудовольствию. Народ, разочарованный в непобедимости Наполеона, утративший к нему доверие, убедился, как может быть пагубен произвол гениального властителя. В продолжение двадцати лет французы вели наступательные войны, вторгались в чужие земли, занимали столицы иностранных государств, пользовались средствами покоренных ими стран как законной добычей. Теперь – когда настало время расплаты – уныние овладело всеми. Не было единодушия, спасшего Францию в 1792 и 1800 годах. Славолюбие, столь свойственное французам, уступило место равнодушию к общему делу и желанию тишины и спокойствия.