Buch lesen: "Ань-Гаррен: Возрождение"
Блуждающий бог взирал на кокон, разорванный надвое. Она тщетно пыталась вырваться, но, обессилев, покорно возвращалась обратно, все еще привязанная к колоннам бывшего дома бога Заирунда. Нежное, юное тело – он не помнил ее такой. Исчезнувшая богиня, его сестра, Лилит, дремала. Ее ресницы трепетали, словно она смотрела тревожный сон. Но наконец глаза распахнулись, и она судорожно вдохнула, будто только что вынырнула из бездны. Тело содрогнулось, и по нему хлынул поток силы, чрезмерный, вырывающийся прямо сквозь по́ры.
Один вдох, два, три – скорее похожие на хрипы, чем на вздохи, но ее взгляд начал обретать осознанность. Он жаждал помочь ей, но страшился нарушить хрупкую настройку кокона возрождения.
И тут она увидела его. Вдохнула, медленно втягивая кокон внутрь, и этот вдох казался бесконечным. Кокон облепил её тело, точно вторая кожа, но она все еще была скована нитями, исходящими от золотых колонн мертвого дома бога.
Она не могла бы и шага ступить, но теперь стояла расслабленная, сосредоточив взгляд куда-то внутрь себя… Осмотрелась и заметила его. Дважды мигнуло её лицо, и черты его заострились. Нос выпрямился, обретая какую-то греческую четкость, глаза немного ввалились, надбровные дуги стали более выраженными. Брови почернели и утолщились, а губы заалели, будто она только что отведала малины. Наконец, она медленно, тягуче подняла взгляд на его лицо. И снова опустила, оценивая.
Легкая, хищная улыбка тронула её губы, и она высоко вскинула голову, демонстрируя превосходство. А через мгновение её серо-голубые глаза налились тьмой. Лилит приблизила лицо, насколько позволяли нити, и склонила голову, точно горная кошка, готовящаяся к прыжку. Теперь ее глаза были болотно-зелеными, с яркой золотой каймой вокруг зрачка, и Блуждающий бог мог поклясться, что в глубине черноты он видел отблески адского пламени.
– Сильный, – произнесла она замогильным голосом.
Протянула руку навстречу. Вскинула голову, закатив глаза, и шумно вдохнула, пробуя на вкус его силу.
– Сильный, – выдохнула она уже с нарастающей, почти безумной страстью.
Её тело начало изгибаться в нечеловеческой грации, но взгляд оставался столь же опасным и хищным. Она облизнула губы, и только теперь Блуждающий бог заметил, как неестественно увеличились её ногти. В самом центре, под прозрачным слоем, пульсировала сеть сосудов, наполненных зеленоватой, светящейся жидкостью, напоминающей ядовитое зелье в колбе алхимика.
Блуждающий бог моргнул, отключая магическое зрение и переключаясь на восприятие рефракционных кругов. Зрелище, представшее его взору, слегка пуга́ло, а это чувство он не испытывал уже сотни лет. В области солнечного сплетения клубилась, собираясь воедино, чудовищная сила. Лилит плела тугой, зловещий узел из собственных жизненных сил, магии мертвого дома богов и какой-то странной, совершенно незнакомой ему магии… В этой магии отчетливо ощущался привкус иного мира, смешанный с жаром адского пламени.
А она издав дикий, нечеловеческий крик, выпустила струи острой, жалящей магии, что хлестнули его, точно ядовитые плети. Это было похоже на проклятие, но ни одно проклятие прежде не причиняло ему подобной боли. Оно обжигало кожу, как крапива, и затягивало узлы на чувствительных местах, будто смертоносные объятия удава. Дышать стало невыносимо, казалось, что в легкие ему влили концентрированный перец. Нестерпимо хотелось закашляться, но он сдержался, затаил дыхание и отключил часть чувств, чтобы скрыть испуг и боль, которую она ему причиняла.
– Сильный! – расхохоталась Лилит, торжествующе и безумно.
Но как бы она ни пыталась вырваться из связывающих ее тело нитей, это было невозможно.
Это точно была она… но точно не в себе. Блуждающий бог принял решение остановить этот опасный бред, но все никак не мог заставить себя действовать. Почему? И вдруг он ощутил это. То, что не чувствовал уже целую вечность, знакомое и в то же время пугающее, тяжелое, тянущее вниз… Лилит пробудила в нем страсть. Страсть, к которой он давно потерял всякий интерес, пересытился ею. Даже самые опытные суккубы не вызывали в нем и тени былого влечения. Нет, с мужской силой у него было все в порядке, но он держал ее под столь строгим контролем, что мог вызвать её в любой момент по собственному желанию. Но чтобы его тело само начало реагировать…
Лилит снова начала́ плести заклинание там, у себя в солнечном сплетении, закусив нижнюю губу до крови. Второе проклятие, выпущенное в него, он мог пережить не столь легко.
– Хочешь мою силу? Успокойся, – приказал он холодным, как лед, тоном.
Но она, казалось, не слышала его.
– Я сам тебе сдамся добровольно, – пошел он на опасную близость к привязанной богине.
Исчезнувшая богиня дернулась к нему, и он решил, что хватит. Одним резким рывком обрывая нити, связывающие её тело и мертвый дом богов.
***
Я лежала в мягкой постели, и в лицо било солнце, слишком яркое для весеннего у́тра. Не может мое окно весной пропускать столько света… Что за нелепость? Потянулась всем телом, не открывая глаз, но рука, ища привычную прохладу стены́, провалилась в пустоту.
Распахнув веки, увидела какой-то пёстрый, цветастый потолок. Такого у меня точно не было. И где моя люстра, которую я с таким трудом вешала сама?! Сердце глухо заколотилось, а когда на голову шлёпнулась чья-то рука, несущая в себе дикую, болезненную для меня энергетику, дёрнулась, едва не вывихнув плечо.
– Вы кто?! – заорала на старуху с живыми, цепкими глазами, отдёрнув её руку.
Я попыталась отползти к краю кровати, где, как мне казалось, должна быть стена, но её там не было, и едва не рухнула на пол. Подтянув одеяло до самого горла, в безуспешных попытках осмыслить этот хаос, вперилась взглядом в старушку, наблюдавшую за мной с нескрываемым интересом.
– Пизе уканени та кхим рускай? – проскрипела она.
– Русская, – кивнула, лихорадочно соображая, куда меня занесло.
"Может, я в Китае? В Суньке съела что-то не то и угодила в больницу? Нет, больницы такими цветастыми не бывают."
– Пизе та русскай данту, та карни та да? – еще раз, с любопытством глядя на меня, спросила старуха.
– Да, русский, – снова согласилась я.
Да уж. На китайский этот язык был совершенно не похож… да и на английский, французский, японский или корейский тоже. Скорее, на причудливую смесь арабского и латыни, судя по тем отрывкам, что я успела уловить. А может, меня забросило в прошлое? Глупая мысль… Комната вон какая странная, ставни деревянные, а язык, может, арамейский?
Старуха, громко выкрикнув "Жанна!", больше не пыталась общаться. А меня вдруг осенило: а что, если это сон? Один из тех, что чрезмерно реалистичны. Где я училась летать над озерами парка Минного городка, над каким-то странным древним лесом и ледяными горами… или один из тех, что демонстрировали очередной конец света… Сейчас начнётся землетрясение, или дом накренится и начнёт падать в океан, или на горизонте взовьются тысячи ракет, начинённых ядерным зарядом… Стоит только подумать в таком сне, что это сон, и можно начинать играть по своим правилам. Будто чит-код получаешь, и наслаждаешься историей удачливого или не очень выживания в фильме-катастрофе, а как надоест – взбираешься на высокий обрыв и падаешь, непременно проснувшись прямо перед приближающейся каменистой полосой берега.
Я сбросила одеяло и, ощущая под ногами грубую текстуру деревянного пола, направилась к ставням. Не сразу сообразив, как они открываются, всё же справилась с ними, и моему взору предстала странная картина. Вроде бы городская, но какая-то неправильная. Что-то в ней было не так. Дома́ – все разные, но напоминающие центр Санкт-Петербурга или Москвы… трёх-пятиэтажные, со слишком яркими, блестящими крышами. Тепло, очень тепло, много песка, утыкающегося в склоны высоченных гор, поблёскивающих белоснежными шапками. Редкие деревья. Может, это Иран? Может, это и не сон вовсе? Может, меня похитили родственники из Ирана и теперь хотят исполнить давнюю угрозу, воспринимавшуюся скорее шуткой, что если я не закончу универ, меня выдадут замуж за троюродного брата со стороны родственников отца? Бр-р-р. Меня передёрнуло. Ну бред же! Но сон никак не включал чит-код.
Я даже ущипнула себя за руку, как обычно предлагалось в таких случаях делать в фильмах… больно.
Дверь зашумела, и в неё вошла девушка. Красивая. Смуглая кожа, иссиня-черные волосы, обрамлявшие точеное лицо, и яркие карие глаза, в которых плясали искры. Живые, трепетные брови придавали ее облику особенную выразительность.
– Рана, буарни мириус? – спросила девушка, обращаясь к старушке.
– Уканени туо литлан та рена, литварни тран. Пизе рена дад варни мириус, – ответила ей та.
– Пизе рена та уканени термес? Ренани дад нилуус?
– Рена ханварни мириус, мита ни устонни. Карни та литланус.
– Здравствуйте, как вы себя щуствуете? – наконец, взгляд девушки упал на меня.
Ударения в её речи звучали непривычно, словно буквы были позаимствованы из другого алфавита. И всё же, разобрать её слова было возможно. Что это за дикий акцент?
– Относительно нормально. Здравствуйте, где я?
– Присядьте, пожалуйста, – пригласила она меня вернуться на кровать. – Или хотите, я помогу вам одеться?
Мне понадобилось несколько долгих секунд, чтобы осознать смысл её слов.
– Меня что, похитили? – в это верить не хотелось.
Девушка что-то проговорила со старухой, на "птичьем" отчего мой мозг временно отключился и спросила:
– Вы голодны?
– Нет. Но от чая я бы не отказалась.
Кажется, этот вопрос инициировала старуха. И последующий разговор подтвердил мои догадки: девушка, судя по всему, по имени Жанна, выполняла роль переводчика.
– Вы помните, как вас зовут?
– Лида, – соврала я первое, что пришло в голову.
Каркающий смех старухи и довольное выражение лица Жанны застали меня врасплох.
– Что вы помните последнее?
Я выжидала, пытаясь предугадать их намерения. А вдруг я что-то натворила? Со мной случалось всякое… Признаваться ни в чём не хотелось. Да и что я, в сущности, помню? Даже сама, перебирая обрывки воспоминаний, не могла ответить на этот вопрос. Заметив мое замешательство, старуха вновь накрыла мою руку своей. Неприятно.
– Не уверена, – ответила, выдёргивая свою конечность. – И, пожалуйста, не трогайте меня. Мне это неприятно.
– Госпожа приносит свои извинения.
Они снова что-то обсудили, и мне задали еще один простой вопрос:
– Вы помните, сколько вам лет?
– 19… – в голове яркой вспышкой пронеслось воспоминание: коридор родного университета.
Полученный ответ, казалось, взволновал старушку, а Жанна вышла за дверь. Старушка, с какой-то пугающей легкостью, поднялась с места, подошла к встроенному шкафу и, отодвинув дверцу, пригласила меня выбрать наряд. На деревянных вешалках висело множество разномастных тряпок, и, примерив одно, выглядевшее довольно удобным легкое платье, я поняла, что оно мне впору. Да и туфли оказались в самый раз. "Похитители" подготовились основательно.
Вернулась Жанна, неся заварник из прозрачного, похожего на оргстекло, странно раскрашенного материала. От заварника исходил подозрительный, но, бесспорно, аппетитный аромат – но явно не чай.
А потом вошел он. Кто он? Сама мысль была абсурдной. Но в нем безошибочно угадывались черты эльфов Толкиена: струящиеся, цвета лунного серебра, волосы, ниспадающие до пояса и завершающиеся россыпью золотых нитей; глаза, как осколки зимнего неба, неправдоподобно светлые; кожа – тонкий фарфор, сквозь который проступала аристократическая бледность, и взгляд… взгляд, обещавший тайны, известные лишь древним расам. Походка, исполненная грации и легкой надменности, заставляла гадать о его предпочтениях – или, возможно, он просто профессиональный танцор?
– Привет, – сказал он на гораздо более понятном русском и присел за столик, на который Жанна поставила чайник.
– П-привет, – прошептала я, ошеломленно.
Над его правым ухом вспыхнул сапфировый ореол, рассыпавшийся золотым дождем искр, и я, не осознавая, как, оказалась в противоположном конце комнаты. Обхватив себя руками, дрожа всем телом, обнаружила, что задыхаюсь. Глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. "Дышала ли я вообще до этого? Как я здесь очутилась?"
– Не бойся, – прозвучал его голос, и над ухом снова вспыхнуло. – Это работает переводщик.
– Почему твои волосы не горят? Что это? – пролепетала, не понимая, что именно пугает меня больше всего.
Он нарочито медленно отвел прядь волос от уха, демонстрируя сложное украшение, напоминающее наушное украшение из фильма… эльфийское украшение на эльфийское ухо! Потому что кожа под украшением точно принадлежала не человеческому, а утонченному эльфийскому уху. Никакой пластики – ухо было неестественно длинным и изящным!
– Я что, в сказку попала? – прохрипела, едва узнавая собственный голос.
Открытое украшение эльфа снова вспыхнуло.
– Можно сказать и так, если тебе так проще это воспринять… Мы не желаем тебе зла. Присядь, отведай щаю, – пригласил он.
– Это твой дом? – спросила, не сдвинувшись с места.
– Нет, я здесь гость, – улыбнулся эльф, и в его глазах мелькнул озорной огонек.
Посмотрев на него с подозрением, сделала неуверенный шаг, наконец отлипнув от прохладной стены́.
– И что ты здесь делаешь?
– Развлекаю тебя, наверное. Хотя, скорее, я просто один из немногих, кто понимает русский в этом мире.
– В этом мире? – переспросила, чувствуя, как напряжение немного отступает.
"Ну это точно сон, сейчас я окончательно осознаю это, и мы начнем веселиться".
– В этом мире, – кивнул он, разбрасывая вокруг искры, которые, к удивлению, исчезали бесследно.
– Ну и ладно, – кивнула, присаживаясь напротив эльфа. – Как тебя зовут?
– Алетхинэф иль Флиратьоен, – небрежно произнес эльф тарабарщину.
Ожидая именно такого ответа, даже не пытаясь запомнить набор несвязных букв, присмотрелась к нему. "Кого же он мне напоминает? Точно, какого-то актера. Не того, конечно, который Леголаса играл…" Видимо, я осматривала своего нового знакомого слишком пристально, потому что он даже подобрался как-то. По его лицу невозможно было определить, сколько ему лет. И вдруг меня осенило. Гефестион! Из совсем свежего фильма "Александр".
– А где Александр? – спросила, оглядывая комнату, ожидая, что сейчас из шкафа выпрыгнет Анжелина Джоли.
– Александр? – с любопытством переспросил эльф.
Видимо теперь я его смогла поставить в тупик. Эльф задумался.
– Умер, – уверенно заявил он.
– Соболезную.
– Больше ста лет уж прошло, – неуверенно добавил эльф.
"Чай", который собиралась выпить большим глотком, глотком так и не стал, зато равномерно оросил волосы эльфа. Тот, не дрогнув и бровью, извлек из-за пазухи белоснежный платочек с тонкой вышивкой и, промокнув пряди, с невозмутимым спокойствием поинтересовался:
– Что тебя так изумило? И откуда тебе известно об Александре?
– Меня больше поражает твоё хладнокровие при упоминании его смерти! И… где мы вообще? – Я указала на пейзаж, открывающийся из окна́.
– В Мордоре, – невозмутимо ответил эльф.
Икнув сделала еще один глоток "чая".
– Эльф в Мордоре, а Саурон где? – Я прищурилась, пытаясь распутать клубок абсурда, сплетенный моим сонным мозгом.
– Занят, – эльф расплылся в загадочной улыбке.
– Забавно! А орки где?
– Работают, наверное…
– Орки работают, а полурослики отплясывают?
– Гномы, что ли? Тоже трудятся, – уверенно заявил он.
– Бред какой-то, – я потёрла виски́. – Если есть Саурон, то, может, и Гэндальф объявится?
– Не знаком с таким…
– Ну да, почему бы и нет… Король Артур?
– А, так ты про персонажей сказок? – Эльф обрадовался с какой-то подозрительной искренностью.
– На себя посмотри, "персонаж сказки"! Не мог Леголасом назваться или Элрондом? Зачем такие сложности? – Я махнула рукой и поднялась из-за стола.
Но пока эта сказочка не успела наскучить, решила еще раз полюбоваться открывшимся видом. Мы находились где-то на двенадцатом, а может, и выше этаже. Значит, и высотные здания здесь имелись. Я предположила, что, выйдя на улицу, могу попасть в совершенно иную атмосферу. Стимпанк, например. Или, как в "Пятом элементе"… Мечтательно зажмурившись, попыталась представить эту феерию.
Уверенным шагом я направилась к двери, но та оказалась заперта.
– Гулять собралась? – задумчиво спросил эльф.
– Почему бы и нет… Шизофрения – штука такая. Может, вообще сейчас на другой планете окажусь.
– Ты и так на другой планете, и убедишься в этом, как только зайдёт светило.
– Что, тут три луны? – невозмутимо поинтересовалась я.
– Две. Одна из них сиреневая, в отличие от твоего мира. А вторая до недавнего времени была почти не видна, но теперь иногда возвращается.
– Хм… Жаль, не зима. Сиреневая луна зимой… наверное, красиво…
– Очень, – согласился он.
Я снова дёрнула дверь – безрезультатно.
– Я тут заложница? – спокойно спросила, подходя к окну.
– Это скорее для твоей же безопасности, – попытался успокоить меня эльф.
Забравшись на подоконник, я окинула взглядом тротуар внизу. По нему почти никто не ходил, и вскоре я обнаружила причину: территория вокруг дома была огорожена едва заметным барьером и странной растительной изгородью.
"Что ж, бред налицо. Видимо, это всё же сон, но до жути реальный. И тут два варианта: либо я полечу, либо, наконец, проснусь перед самым концом", – рассуждала, разглядывая тротуарную мозаику прямо под окном.
– Что задумала? – поинтересовался эльф, переваливаясь через подоконник и тоже с интересом рассматривая мостовую.
– Знаешь ли, не люблю быть заложницей собственных снов. Как минимум, это глупо.
– Планируешь прыгать? – удивился эльф не на шутку.
– А кто мне помешает? – хмыкнула я.
– Ну уж нет, так легко уйти от ответственности тебе не удастся, – вдруг злобно прошипел эльф, преображаясь до отвращения.
Он схватил меня за горло, больно приложив к косяку окна́. Прижал своим телом правую ногу, все еще свисающую с подоконника в комнату, и я почувствовала, что не могу сдвинуться ни на миллиметр. "Прекрасно. Сонный паралич. Дожили. Нет, меня предупреждали, что дифуры до добра не доведут, но чтобы сонный паралич…"
Его пальцы сжимали горло, воздуха катастрофически не хватало, а боль становилась нестерпимой. И в одно мгновение мой мозг наконец поверил в реальность происходящего. Я вцепилась в его руку своими, до этого спокойно лежавшими на коленях, пальцами и со всей страстью пожелала, чтобы этот отвратительный блондин сдох в муках. Почувствовала, как пылает лицо, наверное, покраснев, и как мои ногти все глубже врезаются в его рукав. А потом сознание померкло.
***
Она не могла просто уйти, не испив до дна горечь той боли, что причинила своей безвольностью, будучи марионеткой Заирунда. Я так долго лелеял эту месть, мечтал, как утолю свою жажду, когда она снова явится. Но даже сам не ожидал, что решусь так быстро. А тут – она почти сама отдалась в мои руки. Сначала тешил себя надеждой, что она осознает справедливость моих действий за гибель почти всех светлых эльфов… Что в ней проснулась совесть, чувство достоинства.
Но иллюзии развеялись вмиг. Ее глаза стремительно потемнели, руки вцепились в мои, и ногти, казалось, вонзались прямо в кость, прорывая кожу и мышцы. Я изо всех сил сжимал ее горло, но руки слабели, зрение меркло. Ее энергия, как ядовитый туман, заполнила мои легкие, обжигая их. Закашлявшись, я отпустил ведьму. Мне чудилось, что с меня живьем сдирают кожу тонкими слоями.
Дверь с грохотом распахнулась, едва не слетев с петель. В комнату ворвалась Иридия, преображенная для боя, неся перед собой посох с куполом эльфийского золотого щита – тот самый, что мой отец собственноручно подарил ей за "сдерживание чудовища". Он тогда, со слезами на глазах, обрезал еще молодые ветви священного дерева, чтобы сотворить эту защиту от любого темного заклинания, от любой жестокой силы.
Купол переливался золотой вязью рун, и на мгновение я поверил, что смогу выбраться живым из этой западни. Иридия заключила меня в кокон щита, а сама встала между мной и ведьмой, которая, уже отравила ядом весь воздух в комнате. Потоки магии устремились со всех сторон прямо в чрево ведьмы. Прежде я никогда не видел подобных проклятий. Да и сейчас, сквозь пелену черных мушек, плясавших перед глазами, не мог поверить в увиденное.
Ее магия, черная и алая одновременно, обрушилась шестью плетьми-хвостами на щит, разрывая его в клочья. Магия щита осыпалась золотистым снегом и исчезла, а сам посох растрескался и покрылся гнилью почти мгновенно. Иридия отбросила его, как ненужную вещь. Под ногами возник зыбкий пузырь телепорта, но вход в него был ниже уровня пола. Магиня топнула ногой, и под ее ударом кажущаяся твердь пола расступилась, открывая портал. Полотно пола растаяло, словно было изо льда. Неужели Иридия предвидела это?
Мы очутились в знакомой комнате. Здесь пахло травами, горькими и сладкими одновременно. Последнее, что я увидел в тот день, – дружелюбное лицо Вонивека. Мимолетно отметив про себя, что он выглядит старше, чем мой отец перед смертью.
***
Я очнулась на холодном полу. Дверь по-прежнему заперта, но комната словно пережила катаклизм. Исчез диковинный ковер, казавшийся мне прежде изящным, а на его месте зияла дыра. Не просто дыра – провал, полуметровый в диаметре. Неужели перекрытия в этом доме такие чудовищно толстые? В голове вспыхнула детская шалость – залить бы её водой, устроить крошечный пруд. Но здравый смысл вопил: держаться подальше, там, где, скорее всего, несущие стены. Аккуратно, волоком, перетащила кровать, столик и пару уцелевших после неведомого происшествия стульев поближе к окну.
Прямо перед дырой, со стороны окна́, кто-то выдрал по́лосы из половиц. Было такое ощущение, что в комнату ворвалась шаровая молния, безумным танцем прошлась по полу и взорвалась. Оставалось только гадать, что за гнилая художественная инсталляция валялась у двери. Почему-то прикасаться к ней не хотелось, и я оставила её там, в покое.
Но ни чайника, ни глотка воды! Жажда мучила нестерпимо. В комнате обнаружилась дверца в санузел, но пить из-под крана было выше моих сил. Решила, что, возможно, случилась какая-то трагедия, и обо мне просто забыли. Я заколотила в дверь, надеясь, что меня услышат. Тишина. Кричала, не стесняясь в выражениях. Без толку. Угрожала. Тоже мимо. Прыгать вниз расхотелось напрочь.
Решила привлечь внимание иначе. Всё, что было в комнате и поддавалось отрыванию, отламыванию или просто выбрасыванию, полетело в окно. Ножки стульев, кровати и стола – благо, всё легко откручивалось или ломалось от удара о пол. Занавески. На подушки, постель и платья рука не поднялась, а вот обувь, в изобилии найденная в шкафу, полетела вниз и художественно украсила местную живую изгородь. Найденные в санузле бутылочки были смешаны, и из получившейся гремучей смеси вышли отличные мыльные пузыри, правда, странного зелено-красного цвета. Когда вещи закончились, я смастерила из подставки под мыло приспособление для выдувания пузырей и развлекалась, пока жажда не стала невыносимой. Всё чаще и чаще поглядывала на кран умывальника. Орать и даже говорить уже не было сил.
Услышав робкий стук каблучков за дверью, силы на мгновение вернулись, но кричать было уже нечем. Прильнув к стене так, чтобы полуоткрытая дверь не давала обзора комнаты, затихла. Ни ожидаемого поворота ключа, ни щелчка. Лёгкий звон, едва слышный, и дверь приоткрылась, всего на сантиметр. Судя по звуку за дверью дышал ёжик. Мелко и часто-часто. Задержав дыхание, насколько это было возможно, я позволила "ёжику" приоткрыть дверь шире и даже сделать робкий шаг внутрь. Но дверь уперлась в выставленную мной ногу, преграждая обзор комнаты.
Разгром здесь и так был чудовищный, и я надеялась, что гость воспримет препятствие как ножку стула или что-то в этом роде, и попытается заглянуть глубже. Но "ёжик" оказался слишком пугливым. Почувствовав, что он уже собирается ретироваться, со всей силы долбанула дверью в его сторону. Глухое "бум" подсказало, что удар пришелся куда-то по голове.
Жертва отшатнулась, и я, воспользовавшись её замешательством, ухватила что-то за дверью и потянула на себя. Гость снова ударился, на этот раз, судя по всему, локтем – ему явно было больно. Но это сделало его менее маневренным, и я, ухватившись за куски одежды, вытащила "ёжика" в комнату и бросила на пол. Не рассчитав силы, отправив девушку, которую теперь могла видеть, скользить по по́лу прямо в дыру.
Выбежав в коридор, подпёрла ручку двери спинкой небольшого диванчика, стоящего рядом, и заметила, что в двери торчит скорее карта, чем ключ. Вытащив её и спрятав в карман, огляделась. Коридорчик с множеством однотипных дверей, присте́нными столиками и узкими диванчиками, а также оконами, выходящими во внутренний двор здания. Что там внизу, почти не было видно из-за огромных крон деревьев, скрывавших собой весь низ дворика. Я пошла по коридору в поисках лифта, потому как без лифта строить здание в 12 этажей – безумие. И, кажется, уже смирилась с тем, что сон – это совсем не сон.
После двух поворотов налево лифт был найден, но как им пользоваться, так и не поняла. Попытка вставить ключ-карту в любое из найденных отверстий закончилась неудачей. Выматерившись по поводу технологического убожества, уже решила искать лестницу, повернулась и замерла. Потому что, облокотившись на подоконник напротив, застыл еще один эльф. Но этот был какой-то странный.
Во-первых, эльф смотрел на меня с отстраненным, почти научным интересом, словно на бабочку, безжалостно пришпиленную иглой к энтомологической подставке, а не на живую нарушительницу его уединенного мира. Во-вторых, в нем было что-то… неправильное. Кожа, белая до болезненной прозрачности, контрастировала с локонами, казавшимися черными как вороново крыло, но лишь местами. Пряди цвета вороной ночи чередовались с ровными, будто выведенными под линейку, полосами рыжего пламени. На руках виднелись облегающие кисти, словно вторая кожа, черные перчатки. Мысль о том, что кто-то добровольно выкрасил ладони в столь мрачный оттенок, была абсурдной. Но самым поразительным, затмевающим даже безупречный образец эльфийских ушей, которые этот разномастный индивид ничуть не стесняясь демонстрировал, были его глаза. Один – бездонный, абсолютно черный, заставивший меня предположить о вставленной склере цвета ночи. Второй же – пылал изнутри, точно миниатюрный фиолетовый вулкан, и светился так ярко, что невольно напомнил вычурное украшение-переводчик первого блондинистого эльфа. Воспоминание об этом персонаже вызвало необъяснимую дрожь.
Этот же разноцветный и бровью не повел, оставаясь неподвижным и безмолвным, пока я изучала его, деталь за деталью. Запыленный плащ и такие же сапоги говорили о долгой дороге; отсутствие украшений на ушах и где бы то ни было еще лишь подчеркивало его походный вид. В целом, он производил впечатление путника, случайно забредшего в этот странный коридор прямиком с тракта.
Пожав плечами, собралась прошествовать мимо, не обронив ни сло́ва, но эльф меня остановил. Вернее, я сама застыла как вкопанная, когда он на чистейшем русском поинтересовался:
– И куда это ты намылилась?
От звука его голоса по спине пробежала волна мурашек, но волосы по всему телу встали дыбом совсем не от этого. Ни малейшего акцента, а слово "намылилась" не оставляло сомнений в том, что он – носитель языка! Развернувшись, я снова уставилась на него, пытаясь понять, не почудилось ли мне. Эльф же, словно не замечая моего замешательства, начал снимать с себя пропыленный плащ, будто вернулся домой после тяжелого рабочего дня.
– Пойдем, – устало махнул он рукой, приглашая меня пройти обратно по коридору.
И тут я осознала, что совершенно не горю желанием следовать за русифицированным разноцветным эльфом, и уже было рванула в противоположную сторону, но меня нагнали. "Как у эльфа так быстро получилось? Аааа… эльф же… Наверное, это всё объясняет." Передо мной, на уровне глаз, застыла преграждающая путь рука. Конечно, я понимала, что если попытаюсь убежать, он может применить и другие, более действенные способы.
Натянув на лицо улыбку идиотки, я повернулась к нему и обнаружила, что стою практически вплотную к его груди. Пришлось задрать голову, чтобы заглянуть в его лицо, впрочем, чтобы увидеть мое, эльфу тоже пришлось наклониться, и его волосы, как шелковый полог, окутали нас, создав весьма интимную обстановку. Однако во взгляде разноцветного не было и намёка на интим.
– Куда? – решил он повторить вопрос, сократив его до предела.
Размышляя, что лучше: притвориться, будто падаю в обморок, или двинуть ему со всей дури промеж ног, я выбрала самый глупый вариант и жестом изобразила, что пью из стакана.
– У тебя в комнате что, водопровод не работает? – спросил разноцветный.
Вот уж чему я возмутилась! "Воду из водопровода? Да он с ума сошел! Я же почти вырвалась из этого каземата." И пить захотелось еще сильнее, но язык так прилип к нёбу, что возмущение мое выразилось лишь в исказившемся лице.
– Жанна должна была убедиться, что в твоей комнате все готово, – уверенно произнес эльф, хватая меня за плечо и таща в сторону "моих апартаментов". Но я не желала туда. Сила у него, конечно, нечеловеческая, тут не поспоришь. Но и сенсею спасибо за пару приемов ухода от назойливых кавалеров. Вывернувшись из захвата, снова рванула прочь, а когда эльф попытался меня перехватить, развернулась и со всего маху врезала ему ногой в живот. Эффекта – ноль. Скорее, будто дерево пнула, чем кого-то живого.
– Ладно, – буднично буркнул эльф, словно ничего и не было, подхватил меня на руки и, перекинув через плечо, зашагал в нужном ему направлении. Я брыкалась, как могла, но все было бесполезно.
У самой двери он поинтересовался, где ключ.
– Если продолжишь молчать, обыщу. Везде. Даже там, где тебе не понравится, – ухмыльнулся он.
– Маньяк-извращенец! – хрипло выдавила я, но ключ-карту даже не попыталась достать.
Он поставил меня на ноги, вздохнул, закатил глаза к потолку, прислонился рукой к двери, и та, издав жалобное "хрясь", распахнулась. В яме от "шаровой молнии" все еще сидела девушка в сером платье и когда-то белом фартуке, теперь измазанном слезами, грязью и кровью. Нос я ей, видимо, все-таки сломала.
– И чем тебе служанка не угодила? – поинтересовался разноцветный, внимательно разглядывая не только девушку, так и не выбравшуюся из дыры́, но и разгромленную комнату, при этом не выпуская мою талию из своей железной хватки.
Плечом к плечу, нелепой "парочкой", мимо моей жертвы, мы и доковыляли до окна́. Эльф заглянул в него, переломившись надвое через подоконник, оценив и миску с мыльной водой. Мои выкрутасы его, скорее, веселили, чем расстраивали.
