Buch lesen: «В объятиях дьявола»

Плейлист

Lost on You – Lp

My Demons – STARSET

люби меня так – Ву Индия

The Devil In I – Slipknot

Love the way you hate me – Like a Storm

Cheat code – Sollar

Monsters – Ruelle

Снег в океане – Сергей Лазарев

Камин – EMIN&JONY

The Heart Wants What It Wants – Selena Gomez (либо Our Last Night)

Triggered – Chase Atlantic

Drugs&Money – Chase Atlantic

Civil War – Guns N’ Roses

Кто тебя создал? – Максим Круженков

Mercy On Me – Christina Aguilera

Can’t Pretend – Tom Odell

If Today Was Your Last Day – Nickelback

Седьмой лепесток – Антон Токарев

Broken – Isak Danielson

Power – Isak Danielson

Я тебе не верю – Григорий Лепс (feat. Ирина Алегрова)

Fire in Fire – Sam Smith

MIDDLE OF NIGHT – Elley Duhe

Ненавижу города – Mary Gu

Too close – Alex Clare

I Hate Everything About You – Three Days Grace

Play with Fire – Sam Tinnesz (feat. Yacht Money)

Amen – Halestorm (любимая песня Селены)

Сдавайся – Сергей Лазарев

I See Red – Everybody Loves an Outlaw

Conrol – Halsey

Happy – Marina and The Diamonds

Bring Me to Life – Evanescence

Kiss Me – Ed Sheeran

Good in Goodbye – Madison Beer

If I Could Fly – One Direction

Speeding Cars – Walking On Cars

Пролог

Я никогда не была слабой. Никогда.

Мама часто говорила, что благодаря моей силе и стойкости мы смогли выжить в те времена, когда жили в подсобке кафе, где она работала официанткой. Когда ее попытался надуть хозяин, именно я записала на диктофон, как он приставал к барменше. Чтобы мама не отсылала это видео в полицию, он заплатил ей круглую сумму, благодаря чему мы смогли уехать из той дыры и снять квартиру в Нью-Йорке. Мне было девять.

Уж лучше бы мы никогда не приезжали в этот проклятый город.

Вода шумит, в душевой клубится пар от кипятка, но я не чувствую поток, стекающий по моей искалеченной спине. Кровь теперь и на моих руках, и я никогда не смогу ее смыть. И я не про свои раны. Тру мочалкой кожу, сдирая запекшуюся кровь и корочки с едва затянувшихся порезов. Я не смогу отмыться от этого. Нельзя очистить черную душу, стерев грязь с тела.

В дверь громко долбятся. Это не Росс. Будь это он, то дверь давно бы слетела с петель. Щеки пылают то ли от слез, то ли от горячей воды, голова кружится, а сердце… оно молчит. Как может говорить то, что уничтожили? То, что разбилось на тысячи осколков?

Я не могу любить, бояться или волноваться. Возможно, мое сердце и не уничтожено, потому что я ощущаю желчь, пропитывающую каждую мышцу, артерию и клеточку моего тела. Ненависть. И медный вкус – единственный признак, что мне больно.

– Селена! – а вот теперь к первому гостю подошел Росс. – Прошу, открой мне дверь.

Росс Кинг о чем-то просит? Не берет без спросу, а просит? Что-то новенькое. Я даже умудряюсь усмехнуться от этого изменения в его поведении.

Мама была не права: я слабачка. Дверь распахивается, на пороге стоит Росс, покрытый кровью. Разумеется, не своей. Как бы мне хотелось увидеть его истекающим кровью, умирающим! А потом и лежащим в могиле. Он бы спустился в Ад, где уже приготовили место и для меня.

Поворачиваю голову и сквозь клубы пара вижу Росса. Гримаса ужаса и боли рассекает его лицо.

Так тебе и надо, Дьявол.

Глава 1

Латексный корсет скрипит от каждого движения, а белые крылья с перьями противно царапаются о деревянную спинку стула. Допрос идет уже больше часа, а меня все еще не планируют отпускать. Я стряхиваю пепел с сигареты и поднимаю взгляд на детективов. Один из представителей закона бесстыдно пялится на декольте моей униформы, облегающей каждый сантиметр тела.

Костюм ангела пользуется огромной популярностью среди гостей стрип-клуба. Клянусь, некоторые читают молитву перед началом танца. Но на что, черт возьми, они надеятся? Что Бог убережет их от тумаков жены, когда те выяснят все? Большая часть моих клиентов – мужчины за сорок, со следом от кольца на безымянном пальце и с красными щеками. Им стыдно идти к самой молодой стриптизерше, но справиться с влечением не могут. Зато именно такие заказывают приватные танцы и оставляют чаевые. Возможно, они стыдятся признать, что хотят видеть, как раздевается ровесница их дочерей.

– Мисс Миллер, вы уверены, что не видели никого постороннего сегодня ночью? – спрашивает в миллионный раз детектив. – Поможет любая деталь. Ваш отчим нервничал? Возможно, он говорил, что ему кто-то угрожал?

– Грей, мисс Грей, я поменяла фамилию. Он уже несколько лет не был моим отчимом, – я поправляю офицера, поежившись на стуле. Мне противна мысль о том, что когда-то Джордж Миллер был частью моей семьи. Назвать его козлом – оскорбление бедного животного. Он был настоящим дьявольским отродьем. Был, потому что Джордж умер один час и тридцать семь минут назад. – До своей кончины он был только моим боссом и сукиным сыном.

– Простите? – женщина-офицер удивленно поднимает брови, оторвав взгляд от блокнота.

Конечно, не стоило так выражаться. Мои слова очень похожи на признание, но они не смогут никак привязать меня к списку подозреваемых. Всю смену я танцевала в приватном зале, где в каждом уголке висят камеры. Джордж был очень подозрительным и боялся, что кто-то из его недругов принесет оружие, чтобы избавиться от него. Так что мне самой было интересно, кто смог обхитрить этого параноика.

– За свою жизнь он накопил большое количество недоброжелателей, – я прочищаю горло, глядя в глаза женщины. – И это богатство он собрал благодаря своему отнюдь не милому характеру. Я боюсь, что убийцу вы не найдете. Вам не хватит времени и бюджета, чтобы проверить всех, кому насолил мистер Миллер.

Полицейских мой аргумент не убедил, но они наконец-то меня они отпускают. Только как по их мнению я должна добраться домой? Я не хочу рисковать и ехать на такси в таком костюме, телефон мне так и не дали. Сейчас я просто стою у полицейского участка, не зная, что делать. Весь мир был как в тумане: перед глазами постоянно мелькала картинка с лежащим на каталке Джорджем. Я не могу забыть неестественно бледную кожу, вывернутые в разные стороны конечности, разбитое в мясо лицо и отсутствие пальцев. Ставлю все свои деньги на то, что его убили до падения с четвертого этажа: он не мог получить такие увечья сам. И пальцы точно не оторвались ровно по суставам от удара об асфальт. Желудок скрутило, а в следующую секунду я оказываюсь у мусорного бака, выворачиваясь наизнанку.

Маленькая рука ложится мне на спину. Сквозь пелену слез вижу позади себя маму и чувствую нарастающее раздражение. Она выглядит, как маленький запуганный зверек, а не мать. Черт, что она наговорила полиции?

– Дорогая, поедем домой, хорошо? – прерывисто шепчет мама, поглаживая меня по спине. Она снимает с себя пиджак и накрывает меня им. Хочу скинуть его с себя, но все же укутываюсь, чтобы не замерзнуть. – Оли заждался нас.

Мама обнимает меня за плечи своими хрупкими ручками и ведет к припаркованному на обочине черному «мерседесу». Я вытираю рот и хриплым голосом спрашиваю:

– Чья это машина, черт возьми?

Мама молча поджимает свои губы, открывает мне дверь на пассажирское сидение и пытается подтолкнуть меня внутрь, но она со своим телосложением и на пару сантиметров не может сдвинуть меня, особенно сейчас, когда я на взводе. Мать ниже меня на четыре или пять дюймов и явно уступает в весе. Она всегда была хрупкой и очень стройной, а у меня имелись формы. Даже в те годы, когда мы почти не ели, грудь, бедра и задница оставались при мне. Мы две противоположности: мама изящная кроткая принцесса с каштановыми волосами, а я… в какой-то степени озлобленная, подозрительная светловолосая стерва. Зато у нас есть общая черта – голубые глаза.

Фу, как банально! Вслух я бы никогда не сказала о себе так.

Впиваюсь в испуганное лицо матери, заставляя ответить мне. Обычно родители так смотрят на детей, а у нас все наоборот. Это очень бесит. Она наивная и не видит опасность там, где она очевидна. Не знаю, как в ней могла сохраниться эта детская черта, учитывая, как мы жили. Или точнее выживали. Мама, не глядя на меня, в итоге сдается и дает расплывчатый ответ:

– Друг попросил своего водителя отвезти нас домой.

Он меня не устраивает. Абсолютно. Однако выбора у меня нет, поэтому сажусь на отделанное натуральной кожей сидение автомобиля. Мама садится рядом и называет водителю адрес. Мужчина за рулем ничего не проронил ни слова и просто повез нас домой. Я плохо вижу его лицо, но свет фонаря показывает мне толстый длинный шрам, исполосовавший его лицо от правого глаза до левого уха. Волосы у него пострижены в короткий ежик, одно ухо явно меньше второго, будто от него отрезали половину. Выглядит мужчина жутко. Всю дорогу я кидаю на него осторожные взгляды, убеждаясь в том, что он не собирается ничего с нами сделать. Убить, например.

Мы подъезжаем к нашему дому, и я чуть ли не за шкирку вытаскиваю маму на улицу, тащу ее по лестнице и останавливаюсь у нашей двери, ожидая объяснений, но она лишь тяжело вздыхает, потупив взгляд. Я открываю рот, чтобы рявкнуть в очередной раз нечто едкое, но мать перебивает меня:

– Селена, прошу, не сейчас. Иди спать, утром я расскажу вам с Оли важные новости.

Мама огибает меня и заходит в нашу обшарпанную маленькую квартиру. В свои восемнадцать лет я делю комнату с младшим братом, чтобы не видеть маминых ухажеров. В частности я не желала встречаться с Джорджем. О мертвых плохо не говорят, но мне глубоко насрать, потому что он был ублюдком. Единственное хорошее дело в его жизни – Оливер, мой милый братишка. Мама связалась с ним по молодости, ей было двадцать пять, на руках десятилетняя я. Она подумала, что обеспеченный мужчина – ее шанс. Он был владельцем клуба, в котором мы работаем, а на деле Джордж был связан с опасной группировкой. Я не знаю деталей, к сожалению или к счастью. Он, может, и был преступником, убийцей, но из него лилась трусость. Я поняла это, увидев, как он бил маму еще до рождения Оли. Я была маленькой и ничего не могла сделать, но через год, когда она забеременела, а Джордж попытался дать ей по лицу, я взяла кухонный нож и попыталась пырнуть его. Попыталась – ключевое слово. Джордж избил меня. Зато я все-таки смогла пустить ему кровь после последнего удара и полоснула ножом по его пузу. Шрам навсегда заставил его держать руки при себе.

Однако мама не ушла от него. То ли боялась остаться одна с двумя детьми, то ли считала, что даже такая сволочь, как Джордж Миллер, может полюбить. Я не исключала второй вариант. Мама не глупая, нет. Она просто… легкомысленная, доверчивая и простодушная. Вот и теперь, когда Джордж умер, у нас появилась новая проблема. Квартира, в которой мы живем, принадлежала Джорджу. Сейчас нас просто могут выселить: мама развелась с почившим мистером Миллером, хотя и зачем-то возобновила отношения с ним год назад, и в отместку за разрыв отношений он отказался оставлять хоть какое-то имущество. После того, как они вновь начали спать, он не включил маму и Оли в завещание, поэтому скоро мы окажемся на улице.

Просто чудесно!

В ванной стягиваю с себя корсет, смываю косметику и следы сегодняшнего дня, переодеваюсь и иду в комнату. Увидев своего маленького братика, лежащего на своей кровати и сжимающего плюшевого питомца обеими руками, я резко осознаю, что у Оли умер отец. Не мудак, не бывший нашей мамы, а папа, который изредка дарил свое драгоценное внимание сыну, но все равно был родителем и важной фигурой в жизни Оливера.

– Черт, – вслух ругаюсь я и тут же захлопываю рот.

Поздно: малыш начинает ворочаться и распахивает свои огромные голубые глаза. Потерев их, Оливер тихо спрашивает сонным голосом:

– Селена? Вы давно пришли?

Пытаюсь натянуть улыбку, подхожу к брату и, поправив его взъерошенные каштановые волосы, качаю головой:

– Нет, минут двадцать назад.

Мальчик хмурится, будто распознал, что я что-то скрываю. Мы с мамой обычно возвращаемся не намного раньше, но сегодня вместо полной смены мы просидели в полицейском участке. Оли приподнимается и тянется ко мне, прося взять его на руки. Я поднимаю его и глажу по спине, чтобы он уснул быстрее. Да и сама успокаиваюсь, обнимая самого лучшего шестилетнего мальчика во всем мире.

– Сел, можно я посплю с тобой сегодня? Я правда не буду пинаться, но я очень-очень хочу поспать рядыщком, – Оли жалобно выпрашивает меня и кладет голову на мое плечо.

Вместо ответа я кладу Оливера на свою кровать ближе к стене, а сама ложусь с краю, прикрыв нас одеялом. Кручу между пальцами волосы брата, изучая его лицо. Оли не очень похож на Джорджа, возможно, он пошел в отца какими-то небольшими чертами лица и телосложением, но в целом Оливер – копия мамы.

Мальчик поднимает голову и вновь внимательно смотрит.

– Селена, скажи мне честно, что-то случилось? – Оли словно заглядывает в мой разум и видит все.

Должна ли я сказать ему? Мама точно не захочет этого сделать. Она придумает какую-то небылицу о том, что он уехал в командировку, а потом все закончится несчастным случаем в вулкане. Да уж, она могла бы стать писателем. Поджимаю губы, опустив взгляд.

– Да, Оли, кое-что произошло, – делаю глубокий вдох и крепче обнимаю брата. – Твой папа… он погиб, малыш. Мне очень жаль.

Оливер не отвечает, что-то обдумывая, хлопает длинными густыми ресницами и сводит брови у переносицы.

– Как мои рыбки? – я утвердительно киваю. Жаль только, что Джорджа нельзя смыть в унитазе. – Он на небе?

Все тело напрягается, не желая сделать простой кивок. Надеюсь, Джордж Миллер горит в каком-нибудь самом ужасном котле в аду.

– Да, он на небе, – шепчу я.

Оливер не плачет и тут же засыпает. На одну проблему стало меньше. С остальным будем разбираться завтра.

***

Из кухни доносится приятный аромат кофе и свежего хлеба. Открываю глаза и вижу, что Оли еще спит. Желудок жалобно урчит, и я поддаюсь голоду и иду на кухню. Мама стоит перед плитой и нарезает горячую чиабатту на кусочки. В комнате играет какая-то итальянская песня, под которую она весело танцует. Ее волосы завязаны на макушке в гладкий хвост, и она уже одета. Рановато для такой собранности.

Стоя в проходе, оглядываюсь и замечаю, что почти вся кухонная фурнитура упакована в картонные коробки с подписями, а в коридоре стоят два больших чемодана и сумка. Нас уже выселили, а я не в курсе?

– Мама, что происходит? – резко говорю я. – Почему наши вещи упакованы?

Мама подпрыгивает на месте и оглядывается. Ее радостное выражение лица тут же сменяется на тревогу, но затем она снова улыбается. Мама достает две тарелки и выкладывает на них чиабатту, сыр, ветчину и томаты, политые оливковым маслом и базиликом. Моя мама – чистокровная итальянка. Ее родители, которых я ни разу не видела, эмигрировали в США до ее рождения. Они были праведными католиками и выгнали мать за позор семьи в пятнадцать, когда она забеременела мной и больше не могла скрывать это.

– Потому что мы переезжаем, детка, – чуть ли не прыгая от радости, говорит она.

Выхватываю из ее рук лопатку для готовки, беру ее за плечи и хорошенько встряхиваю. Мама наконец перестает улыбаться, как сумасшедшая, и серьезно смотрит на меня.

– Хорошо, Сел, садись, и я все тебе объясню, – мама кивает в сторону стула, и я подчиняюсь. Она поджимает губы, подбирая слова. – Я некоторое время встречаюсь с одним мужчиной, и он любезно предложил нам переехать к нему.

Мой рот открывается, но язык не придумал, что сказать. Я отчетливо помню, что Джордж ночевал у нас на протяжении года почти каждый день, а сейчас мама заявляет, что встречается с кем-то? Бред какой-то! Ее романтичная натура никогда бы не позволила ей крутить мужчинами таким образом. Она довольно совестливый человек, и это противоречит всем ее моральным принципам.

– Я его знаю? – недоверчиво вскидываю бровь, глядя на реакцию мамы.

Она отводит взгляд, и на ее щеках появляется румянец.

– Не лично, но думаю, что знаешь, – ее голос больше похож на писк, будто это я родитель и отчитываю ее за что-то. – Его зовут Росс Кинг, ты могла видеть его фотографии в прессе. Наши отношения были… тайными. Он публичный человек, поэтому мы решили обезопасить нас от внимания журналистов.

Ничего не отвечаю. Стоит ли ей напомнить, что Джордж умер вчера? Или мне надо звонить в психиатрическую больницу? До самого следующего дня думаю, что она врет или бредит, но когда за нами приезжают шикарные автомобили и фургон для перевоза вещей, я окончательно запутываюсь.

Глава 2

Что гугл поведал мне о Россе Кинге?

О, очень многое!

Я знала, что он бизнесмен. Его корпорация занимается многими вещами: энергетика, недвижимость, издательское дело. Недавно он решил заняться ресторанным бизнесом, однако столкнулся с проблемой в покупке нужных объектов. Какая-то организация не хочет продавать ему свою недвижимость, а после переговоров главный юрист был убит на пороге своего дома. На сайтах, публикующих слухи, говорят, что Росс занимается наркотиками, контрабандой и нередко убивает. Почему-то я склонна верить этим слухам. Не могу представить, куда ему столько денег. Империей «правят» три из четырех братьев, и вряд ли они нуждаются в стольких миллионах.

Не представляю, как маму угораздило с ним связаться. Она так и не рассказала, как они познакомились. Сегодня состоится ужин, на котором нас с Оливером официально представят маминому ухажеру.

На пути в наше временное пристанище я разбираюсь со всеми счетами за прошедший месяц, пусть мы и уезжаем, но я должна разобраться со всем, потому что мама не станет заниматься этим. Оли рядом увлеченно читает свой новый комикс про «Человека-паука». Утром мой младший брат все-таки поплакал из-за смерти Джорджа, но сейчас он успокоился. Глажу его по голове и осматриваюсь по сторонам. Мама едет на переднем сидении и строчит СМС кому-то, возможно, Россу. Мы находимся в каком-то невероятно элитном районе с высокими зданиями. Боюсь, представить, сколько здесь стоят квартиры. Остановившись у одного такого, водитель объявляет, что мы на месте. Выхожу из автомобиля, взяв на руки Оливера, и читаю табличку на здании: «Кинг Консалтинг». То есть все здание принадлежит Россу?

– Охренеть! – присвистываю я.

– Охренеть! – повторяет Оли, улыбаясь и глядя на меня.

Не могу сдержать смешок, однако все же с укором смотрю на братишку, щипаю его за бок и шепчу:

– Нельзя повторять за сестренкой плохие слова, мистер. Особенно перед встречей с маминым другом. Понял?

Оли кивает, и мы проходим внутрь. Лобби выглядит шикарно, и мы кажемся здесь лишними. Все отделано мрамором и стеклом с тонировкой. Мужчина за ресепшном обходит стойку, вежливо улыбается, не скрывая удивления от нашего внешнего вида, и провожает к частному лифту. Мама проводит ключом-картой у датчика, и мы поднимаемся на самый верхний этаж. Водитель молча стоит позади и держит наши вещи. Если лобби показалось мне шикарным, то пентхаус достоин королей. Два этажа с ультрасовременным дизайном, все в серых и коричневых тонах, лестница сделана из стекла, как и часть потолка. Люстра будто куплена на выставке современных художников. Она представляет из себя странное сплетение металлических прутьев и ламп. Окна от потолка до пола открывают вид на Центральный парк. Как таковых личных вещей здесь мало, словно пентхаус только сдали для проживания.

– Твою мать… – снова не сдерживаю свой шок, но брат не вторит мне на этот раз и просто осматривает квартиру с широко раскрытыми глазами и ртом.

Боюсь отпустить Оли, потому что если он заденет что-нибудь и сломает, то нам будет не расплатиться за всю жизнь. Никаких признаков теплого приветствия я не замечаю. Вместо хозяина пентхауса нас встречают три охранника. Все выглядят страшно, как головорезы. Крепче прижимаю к себе Оливера и прищуриваюсь. Тело напрягается, готовясь к побегу и защите младшего брата, но мама подходит ко мне, кладет руку на плечо и шепчет:

– Моя луна (прим. от автора «Селена» с греческого языка означает «луна», «Богиня луны», « лунный свет»), нас просто осмотрят и пропустят. Никто нам не навредит.

С сомнением хмурюсь, смотря в ее глаза. Мама кажется уверенной, поэтому я киваю и ставлю Оли на ноги. Брат тут же прижимается к моим ногам, с опаской бросая взгляды на огромных мужчин. Я же не могу отвести глаза от их оружия: у каждого телохранителя по два пистолета. Черт, мамин ухажер либо параноик, либо действительно все время находится в опасности.

Мама приводит пример, подходит к одному из телохранителей, позволяет себя ощупать и идет дальше по коридору. Оли становится следующим. В его рюкзачок с Железным человеком тоже заглядывают, мнут его плюшевого мишку, и я не могу сдержать язык за зубами:

– Вы думаете, что шестилетний мальчик засунет в медведя пушку, высшие разумы?

Мама с укором шикает на меня. Поздно, она уже опоздала с воспитанием, если честно. Пусть я только наполовину итальянка, но свой характер я сдерживать могу редко. За спиной у мамы замечаю огромную фигуру и перевожу на нее взгляд. Когда эта фигура выходит на свет, во рту пересыхает, а между ног мгновенно становится жарко.

Мужчина, спустившийся по лестнице, не просто красив, а великолепен. Густые темно-русые волосы, постриженные в модную прическу, зачесаны назад. Высокие скулы, острые линии челюсти, покрытые щетиной, и холодное выражение лица делают его похожим на изваяние. Росс очень высокий, наверное, чуть ли не два метра. Огромные мышцы выпирают из-под строгого костюма черного цвета. Белая рубашка расстегнута у горла, и благодаря этому открывается вид на несколько татуировок. Губы сомкнуты в тонкую полоску, а самые ледяные в мире серые глаза с орлиной внимательностью осматривают всех присутствующих и, остановившись на мне, изучают.

Черт побери… Мне немедленно стоит перестать пялиться, все-таки это мамин мужчина, но, честно, я не в силах оторвать взгляд.

Вальяжной походкой он направляется к маме, хотя его взгляд все еще прикован ко мне, и обнимает ее. Жест не выглядит нежным с его стороны, однако мама сразу же улыбается, словно не видит этого холода. Росс отпускает ее и спрашивает:

– Что-то случилось?

Его голос направляет по моей спине армию мурашек. Низкий баритон с хрипотцой подходит под его внешность. Вопрос, думаю, был адресован мне, но мама тут же качает головой и взглядом останавливает меня от ответа. Я закатываю глаза, сложив руки на груди. Мама прижимается к руке мужчины и мило щебечет:

– Селена не очень любит, когда к ней прикасаются незнакомые люди.

Класс, то есть получается, что я уже успела устроить скандал? Не хочу, чтобы меня считали истеричкой, поэтому, подойдя к громиле, который уже проверил маму и Оли, и бурчу:

– Валяй, любитель медведей.

Телохранитель никак не реагирует на мой комментарий и начинает меня щупать. Его огромные лапы проходятся по рукам, талии и задерживаются на талии. Я напрягаюсь, когда охранник находит под моим ремнем выпуклость. Так и знала, что надо было спрятать в обувь! Телохранитель сощуривается, намекая, чтобы я достала предмет, спрятанный под поясом. Понимая, что другого выхода нет, запускаю ладонь под ремень и вытаскиваю свой складной нож-бабочку. Мама тяжело вздыхает, а телохранитель протягивает свою руку и забирает его у меня. Перевожу взгляд на Росса, который с интересом смотрит на меня, ожидая объяснений.

– Я не собиралась вас убивать, мистер Кинг, – любезно говорю я. – Он нужен был для самозащиты.

Росс кивает в сторону двери в коридоре, и охранники уходят вместе с моим ножом. Открываю рот, чтобы начать бороться за право оставить свою вещицу у себя, но мужчина меня опережает:

– Здесь тебе ничего не угрожает, Селена. Тебе не нужен нож.

– А если я захочу нарезать яблоко? – с вызовом бросаю я.

Губы Росса изгибаются в ухмылке. Его лицо обретает некое хищное выражение. И пугающее. Я тут же начинаю жалеть, что сказала это. Росс глядит на меня, будто я добыча, а он хищник.

– Я с радостью нарежу его тебе на дольки, – с веселыми нотками в голосе хрипит мужчина. Он разворачивается и бросает через спину: – Прошу, чувствуете себя как дома.

Провожаю взглядом телохранителей, ушедших досматривать наши вещи. Надеюсь, они не выкинут мой ножик.

Оли не бежит за мамой, а протягивает ко мне руки. Беру его на руки и иду смотреть, где мы будем сегодня ночевать. Второй этаж выполнен в таком же стиле, что и первый, но состоит только из коридора с пятью дверьми. В одну Росс заводит маму, и решаю, что это хозяйская спальня, однако сам он говорит, что его комната последняя прямо по коридору. Странно. Мама остается в выделенном ей помещении, а Росс ведет нас дальше и открывает одну из дверей. Комната под тон всего пентхауса. Здесь стоит двуспальная кровать, туалетный столик и собственный санузел. Красиво, просто и со вкусом.

– Здесь, думаю, тебе будет удобно, Селена, – говорит мужчина, пропуская меня внутрь. Его глаза задерживаются на брате в моих руках, и у меня тут же появляется желание прикрыть Оли, но я сдерживаюсь. – Тебе, мистер Оливер, я выделил комнату рядом с маминой.

Оли застенчиво опускает взгляд, тянется к моему уху и тихо спрашивает:

– Можно я останусь с тобой?

Я киваю и чмокаю брата в висок. Росс вопросительно вскидывает брови. Я ставлю брата на пол, чтобы он осмотрел комнату. Когда Оли отходит на приличное расстояние, я делаю шаг вперед и объясняю:

– Оливер расстроен из-за смерти гов… то есть своего отца, поэтому он останется со мной.

Росс, на мое удивление, понимающе кивает, подходит к двери и напоследок говорит:

– Ужин будет готов через два часа. Вещи вам принесут минут через десять. Отдыхайте.

– А нож? – с надеждой в голосе решаюсь на вопрос и сжимаю руки в кулаки.

Росс тихо хмыкает. Его красивые губы снова расплываются в ухмылке. Мужчина складывает руки в карманы своих брюк и, изучающе оглядывая меня, парирует:

– А он тебе так дорог?

На самом деле, я не особо дорожу им. Точнее, нож действительно напоминает мне о хорошем времени. Но все же плохого в нем больше. Его подарил мне мамин ухажер, бывший военный. Он специально покрыл его голубой перламутровой краской, чтобы нож не выглядел угрожающе для девочки. Он заботился обо мне и маме, всегда говорил, что мы должны научиться защищаться. Джон был хорошим, и мне он нравился, пока я не увидела, как он колется. Он не смог справиться с прошлым и подсел на героин.

– Нет, – качаю головой, отмахиваясь от воспоминаний.

– Тогда пока он побудет у меня.

Росс уходит, и я могу лишь смотреть ему в спину. Мускулистую, широкую спину.

***

Перед ужином, когда нам отдали вещи, я переодеваю Оли в голубую футболку-поло и джинсы, потому что он не захотел наряжаться в костюм, подобранный мамой. Я тоже отказываюсь от платья и нацепляю джинсовые шорты с майкой и рубашкой. В пентхаусе довольно жарко, поэтому смогу снять часть верха если что. Причесываю Оли и, взяв его за руку, веду вниз.

В квартире маминого ухажера кухня и столовая разделены. Мы идем вслед за двумя женщинами, похожими на поваров, и оказываемся в просторном помещении с большим столом из светлого дерева, накрытым для ужина на четверых, стульями, обитыми серым бархатом, и видом на высотки Нью-Йорка. Небо стало темно-синим, почти черным, и все огни города становятся ярче. Ненадолго задерживаюсь на месте, любуясь видом, Оли делает так же. Он хочет подойти ближе к окну, но глубокий мужской голос одергивает нас:

– Я тоже часто засматриваюсь на Нью-Йорк.

Разворачиваюсь, ожидая увидеть Росса вместе с мамой, однако он один. Мужчина одет в тот же костюм, но волосы немного опали и начали лезть на лоб и глаза. Его взгляд вдруг перемещается с окна на мои ноги и медленно ползет от щиколоток до бедер. Шорты не откровенные, они закрывают все интимные места и часть бедер. Вспышка в глазах Росса говорит мне о том, что моя одежда не препятствие для его воображения. Я танцую стриптиз с шестнадцати лет, поэтому легко могу различить такое во взгляде мужчины. Разумом я понимаю, что ему не следует так смотреть, а мне не должно нравиться это, но повторный жар между ног не согласен с мозгом. Кажется, Росс осознает, что так нельзя, откашливается и, отведя взгляд, приглашает нас к столу. Мои щеки краснеют от стыда, хочется пнуть себя и помыться в кипятке, изгнав неправильные мысли о мамином женихе.

Оливер все еще смотрит на ночной город, когда в столовую вплывает мама. Она надела обтягивающее персиковое платье с длинными рукавами, спущенными плечами и вырезом в форме сердца. Мама выглядит безукоризненно. Она знает, как подчеркнуть свои достоинства, и определенно хочет показать их Россу. Не припомню, чтобы она так старалась для Джорджа, хотя зачем? Она тоже танцевала со мной не один год в откровенных нарядах или без них вовсе. Росс, на мое удивление, почти не обращает на нее внимание. Он что, вдруг ослеп? Мама великолепна! Она проходит к своему избраннику, обнимает и целует в щеку. Росс снова как-то отстраняется, но не так явно, как при первой встрече. Не могу не нахмуриться.

Чувствую, что что-то здесь не так. Не может один и тот же мужчина вести себя настолько по-разному со своей женщиной и малолетней незнакомкой. Малолетней, потому что разница между нами четырнадцать лет, если верить гуглу.

– Мама, ты выглядишь волшебно, – стрельнув предупреждающим взглядом в Росса, говорю я.

Мама благодарно улыбается, никак не прокомментировав наши с Оливером наряды. Все-таки мы не голубых кровей и всегда одеваемся просто. Росс с вызовом вскидывает брови, глядя на меня, затем ближе прижимает маму к себе и с обольстительной улыбкой делает ей комплимент:

– Селена приуменьшает. Ты безумно красива, дорогая.

Мне не нравится, что мужчина похвалил маму, словно хотел меня превзойти и что-то доказать. Мне осточертели козлы, в которых влюбляется моя мать. Она заслуживает любви и счастья, а выбирает себе в избранники лишь отребье. Мой отец, отец Оливера тому прямое доказательство.

– Спасибо, милый, – мама покрывается румянцем.

Росс галантно отодвигает для нее стул, помогая сесть. Оливер с интересом наблюдает за мужчиной и решает повторить. Я не могу сдержать улыбку и покалывание от любви в сердце. Я уже упоминала, что мой брат – лучший мальчик во всем мире? Чмокаю Оли в висок, когда он садится рядом. Он выпячивает грудь вперед и становится таким довольным, что на его лице читается гордость за себя.

Когда все садятся, наступает неловкая пауза. Я стесняюсь взглянуть на Росса, Оли боится заговорить первым, а мама и ее избранник накладывают себе еду. До сих пор я не понимала, насколько проголодалась, но когда аромат пряной курицы достигает моего носа, я сдаюсь и поднимаю голову. Росс уже держит тарелку с мясом, макаронами и салатом и протягивает мне с самодовольной ухмылкой. Раздраженно фыркаю, но все же беру еду и бормочу нечто вроде «спасибо». Едим мы молча. Тишина просто ужасно угнетающая, и я сдаюсь первая: