История сербов в Новое время (1492–1992). Долгий путь от меча до орала

В XVI веке турки-османы были в состоянии мобилизовать величайшую военную силу; никогда ранее и долго потом никому во всем мире не удавалось ничего подобного. Например, если в конце XVII века (для более ранних периодов достоверная статистика отсутствует) население Франции составляло 18 миллионов человек (1706 г.), Австрии – 7,5, России – 7,8 (1719 г.), то относительно Османской империи есть сомнения в статистике: составляло ли ее население 50 миллионов или, в худшем случае, наполовину меньше. В XVI веке только Османская империя может одномоментно мобилизовать сухопутное войско численностью 250 000 человек. Россия в следующем веке достигнет цифры в 170 000, а Австрия – лишь 50 000. Фернан Бродель пишет, что только на море Османская империя вступала в союзы с другими государствами или даже подчинялась им. Вывод, сделанный Ф. Броделем, состоит в том, что ни у одного государства не было достаточно сил, чтобы попытаться доминировать в Средиземном море.

Офицеры корпуса янычар: ага и булюбаша. Художник Л. Вит, 1573 г. Австрийская национальная библиотека. DIOMEDIA / Historica

Что касается сухопутных сил, то османских воинов боялись, даже когда они не имели численного превосходства. Венецианский адмирал Капелло^[76] после постоянных поражений в XVI веке пишет, что его солдаты не рискуют вступать в битвы с турками, потому что «всего 250 турок были в состоянии сбросить в море четыре тысячи венецианских солдат». Редкие европейские путешественники делятся наблюдениями еще в XIV веке, что турецкая армия просыпается рано, молится богу, делает все, что требуется, принимает пищу, по команде молча становится в строй и марширует. Они отличаются от европейских воинов тем, что стреляют из лука, не натягивая тетиву, но главное их преимущество в том, что они, в отличие от европейских рыцарей, накануне ночью не опорожняли мехи с вином.

В походе на Буду (Будим) после падения Белграда в 1521 году османы собирают войско численностью в 100 или 120 тысяч. Военные действия ведутся только с апреля по октябрь, если речь шла о дальних походах и решающих завоеваниях. В это время единственным не разоренным государством остается Венгрия, которая могла содержать лишь 30-тысячную армию и только в течение одного года. На большее денежной помощи папы римского не хватало. Османское войско продвигается от Эдирне (Адрианополь) до Белграда несколько месяцев. Здесь зимует и выдвигается в середине апреля в Центральную Европу, где остается до конца октября. Это всего шесть месяцев. Дорога от Константинополя до Венгрии занимает 90 или 100 дней. Бродель пишет, что война зависела от прогнозов на урожай фуражного овса в Паннонии.

Ага (командир корпуса) янычар. Реконструкция Ч. Васича, 1990 г. Исторический музей Сербии

Преимущество османов не только в количестве живой силы и лучшем стратегическом обеспечении тыла. Османская империя одержима духом завоевания чужого, обогащения государства и личного обогащения. Осталась поговорка, что некто богат, «потому что его дед в 1453 году брал Константинополь». Главная добыча – многочисленные пленники. Луиджи Марсильи^[77], который был первым, кто описал османскую военную систему и способы ведения военных действий, попал в турецкий плен под Веной в 1683 году, был угнан оттуда в окрестности Прозора^[78], где был выкуплен, пишет, что в толпе пленников, захваченных в качестве добычи, «только лучшим женщинам» помогали на лодках переправиться через реку. Один венгерский путешественник в 1553 году видел, как знатных пленников турки везли в корзинах на лошадях, а на невольничьих рынках закрывали их лица, чтобы те не потеряли в цене из-за солнечных ожогов. Цриевич-Туберон в уже упомянутой истории своего времени в 1603 году пишет, что большинство турок, «…когда силой берут город, не только не воздерживаются от резни и грабежа, но после того, как все отнимут у побежденных, безбожники переходят к насилию над женщинами, не щадя и тех, что защищены светом веры» (имеются в виду монахини).

Внутренняя и внешняя миграция была постоянным фактором, изменившим идентичность сербского народа с начала османских завоеваний. Следует отличать миграцию скотоводов, которая существовала начиная со Средних веков, и насильственную и политически мотивированную миграцию. Ее пути пролегают от Северной Албании и горного плато Проклетие к северу и западу. Историк Милан Шуфлай^[79] пишет, что албанцы начали свою экспансию в северном и западном направлении; их «этническое ядро находится в районе Круя», а албанский язык в Дубровнике впервые упоминается в 1285 году. До XVI века их этническая граница проходит по гряде Проклетия, до Призрена и Охрида. В западном направлении их скотоводческая миграция идет к Дубровнику, а на всех других направлениях они придерживаются горных районов. Это переселение со своими овцами Йован Цвиич^[80] назвал «метанастатическими миграциями», от греческого слова, обозначающего медленное движение от одного пастбища к другому. Законы природы сильнее государственных законов: «Чья овца – того и горка».

С приходом османов усиливается вынужденная миграция населения на более безопасные территории. Это главным образом горные районы. На паннонских равнинах формируются «сельскохозяйственные города», где население в целях безопасности концентрируется вблизи главной дороги, как подчеркивает историк Вера Зиманьи^[81]. Побег как можно дальше от долин, по которым проходят турки, помимо других последствий, вызывает и восстановление старых форм общественной организации. Так, обновляются племена и тип семьи – задруга^[82]. На территории собственно Сербии племен не было, но там, где они исторически существовали ранее, после прихода турок восстанавливаются. Милан Шуфлай полагает, что албанцы трижды в своей истории возвращались к племенной структуре, а черногорцы – дважды. Томо Смилянич^[83] делает вывод, что в Македонии с приходом турок обновилось восемь племен и восемь дополнительных групп. Вместе с этим укрепляется обычное право в виде смешения остатков римских, византийских и сербских средневековых правовых норм с новыми решениями, которые были плодом вновь возникших обстоятельств. Единственной формой элиты общества после уничтожения благородного сословия остается церковь. Но и она утратила прежний статус в обществе. Церковь и религия, несомненно, вносят свой вклад в строительство норм обычного права, равно как и турецкие законы. Вопрос, насколько эти процессы актуальны для разных территорий. В письме султану Мехмеду III богослов Мустафа Гаиби^[84] сообщает, что «титулов и званий, пиров и наслаждений, сокровищ и тому подобного, всего в изобилии, но шариата и справедливости нет. В султанских землях царят насилие, ложь, разврат, испорченность и прочие пороки». Нормы обычного права в таких условиях бытуют долго, вплоть до распада империи.

Османские завоевания до мирного договора 1699 года

Способы ведения войны изменились по сравнению со Средневековьем. Главный воин в христианской Европе – больше не рыцарь с конем. Пехота становится «царицей войны», а в христианских землях это в основном наемники. Хотя выдающийся военный теоретик XVI века Макиавелли^[85] критиковал систему наемных армий и выступал за римскую систему милиционных формирований, система наемных армий оставалась господствующей. В отличие от христианских обществ, в Османской империи не делалось различия между гражданской и военной структурами власти. Основой общества оставалось разделение на войско и райю. Весь мир был поделен на две территории – ту, что ислам уже завоевал, и ту, где правят неверные (Дар аль-Ислам и Дар аль-Харб). Поэтому критерием идентичности для населения была не этническая принадлежность, а религиозная. Турки не любят использовать свой этноним, и венецианский путешественник Марко Антонио Пигафетта^[86] в 1567 году записывает, что слово «турок» – это синоним анатолийского крестьянина: «mercanti tutti, emaniel villi, et zappatori di terra» («все торговцы, крестьяне и землекопы»). Тем не менее вся государственная система – только османская, и кроме нее во всей империи нет более сильного этнического начала. Бернард Льюис^[87] полагает, что с XV века наблюдаются признаки «подъема своего рода турецкого национального сознания». Культивируется турецкий язык на основе среднеазиатских корней. Древние тюркские племена становятся оседлыми и делят между собой территорию Анатолии. Практически везде преимущественно используется турецкий язык, несмотря на то что поэты и ученые безо всякой меры обогащают его арабскими и персидскими заимствованиями. Поэтому некоторые исследователи более охотно используют термин «османский язык», а не «турецкий».

Поскольку вся их культура была «комбинацией заимствований и рецепции разного рода из культур соседей», как пишет идеолог пантюркизма Зия Гёкальп^[88], то и турецкий народ представлял собой в определенном смысле смешение рас и этнических групп с доминированием тюркского начала.

Хотя империя действительно была турецкой, внутреннее содержание понятия «турецкий» меняется, так как это не означает, что существует исторический процесс отуречивания мусульман. Тунисский историк Сами Баргауи^[89] описывает процесс формирования новой элиты общества в Тунисе после турецкого завоевания 1574 года. Первая волна турок-переселенцев представляла собой изолированное правящее меньшинство, с четкими признаками этнического происхождения и языка. Поскольку это в основном мужчины, потомки от их браков с тунисскими женщинами и христианками изменяют конфигурацию первоначального господствующего ядра. Во всей империи их называют «кулоглу», или «турки другой зоны». Они уже не говорят на исходном турецком языке, который модифицируется до местного диалекта. С XVII века идет неизбежный процесс детюркизации общества, в том смысле, что господствующее турецкое сознание продолжает меняться изнутри. Из первоначального ядра формируется новый слой мелезов^[90], которых также называют «ханафии». Из этого слоя происходят имамы, учителя, судьи, писари и нотариусы. Этнического чувства принадлежности нет, поэтому патронимы формируются по географическому признаку – «менташали/ментезе», от анатолийского бейлика Ментеше/Ментезе^[91], или «буйнак» для людей родом из Боснии. Баргауи отмечает, что эти названия сформировались по географическому признаку и не обозначают отдельные народы. Этот процесс «от турок до ханафиев» характерен для всей империи. Бернард Льюис отмечает, что шюргюн^[92], изгнание, стало постоянной политической практикой. Так, прежде всего был изменен этнический состав Стамбула. Как пишет в своем исследовании Мария Булгару^[93], султан сначала приглашал жителей из разных частей империи поселиться в бывшей византийской столице. Им были обещаны «дома, сады и виноградники в полное владение». Когда это не получилось, в 1455 году составляется список семей, переселяемых насильно: 30 000 из Анатолии и 4000 из Румелии. После нового похода на Пелопоннес в 1458 году население депортируют в Стамбул, а в 1529 году один из городских кварталов называют Белградкапы (Белградские ворота) – из-за сербов, принудительно переселенных из Белграда. По подсчетам Омера Лютфи Баркана, до 1536 года население города увеличилось на 400 000 жителей, 46 635 мусульманских и 25 295 христианских семей, состоявших из пяти человек и более.

Эта внутренняя принудительная миграция вызвала перемещение народов в направлении гор или в «сельскохозяйственные города» Паннонской низменности, а также общую депопуляцию. Один отстраненный от должности великий визирь в 1541 году докладывал султану, что сельскому хозяйству угрожает крах из-за того, что пространства обезлюдели. Другой великий визирь в 1653 году причитал, что империя обеднела, потому что крестьяне сбегают в безопасные города.

Сербский народ был ввергнут в демографические процессы, в результате которых его численность сначала сократилась, а затем волнообразно восстанавливалась. Если судить по налоговым дефтерам^[94] Египта (потому что какой-нибудь сербский пример не показателен), то с XVI века до французской оккупации в 1798 году его население уменьшилось почти наполовину. Исследователи считают, что на территории Анатолии со времен Римской империи до 1918 года численность населения в разное время достигала 18 миллионов человек, а позже снижалась. Причины изменения численности населения – постоянные войны и принудительная миграция по системе шюргюн, заселение скотоводами некогда плодородных полей, эпидемии чумы, а в последние два века существования империи – и сифилиса. Только когда сельскохозяйственная машина заменила деревянное рало и буйволов, а антибиотики искоренили эндемический сифилис в целых областях государства, произошел демографический взрыв. В качестве причин демографических кризисов можно также привести употребление опиума мусульманским населением и гомосексуальность, которая всем европейским путешественникам XVI века бросается в глаза. Пол Рико^[95] в 1655 году записывает наблюдение, что «очень много содомии, потому что много рабов-мужчин». Дурсун-бей, летописец турецких походов в Сербию и Боснию, восхищается красотой сербских девушек, но еще больше – сербских юношей. Описаны и занятия любовью по принципу «двойного удовольствия» (iki keyif) – спереди с девушкой, а сзади с юношей. Во времена успешных войн ради главной недостигнутой цели – завладеть богатством Германии – эти извращения не были нарочитыми. Когда после 1693 года повозка империи понесется под откос, это станет повторением судьбы Римской империи, как свидетельство наступающего хаоса.

Османская империя в XVI–XVII вв. DIOMEDIA / Jimlop collection

Следствием стало то, что этнические границы сербского народа оказались еще больше размыты. До момента начала стандартизации национальных языков, до тех пор, пока школа, всеобщая воинская повинность и система информации их не зафиксировали, трудно было различать языки. Дело не только в том, что славянское население когда-то было единым по существу и разделилось только в результате стандартизации языка, но и различие между славянами и другими народами неясно. До опубликования первого румынского национального словаря в 1851 году примерно половина лексического фонда в говорах жителей Валахии имела славянское происхождение. Несомненно, процесс ассимиляции был остановлен и с этого момента пошел вспять. Путешественники полагают, что не делают ошибку, часто называя Видинскую область в Болгарии Сербией. Оазисы славянского мира – и значительная часть топонимов в Албании – славянского происхождения. Один из «творцов» современного расизма Якоб Фальмерайер^[96] в подкрепление своей теории приводил в пример славянское (сербское) население Пелопоннеса, а путешествуя по Фессалии, он слышит сербские песни о Соколе с Ястребаца. В Черногории разделение племени кучи на сербскую и албанскую части произошло только в Новое время, но эти мусульмане еще не разобрались, какое название у них правильное.

Одной из основополагающих причин изменения территориального распределения и, частично, культуры сербского народа было формирование в Османской империи и империи Габсбургов подразделений армии из представителей сербского народа, а также создание военных границ в обеих монархиях. С 1580 года турки считают, что Босния – это их военная граница (serhat). О Черногории они и раньше так думали. Босния была включена в состав империи в 1463 году, из-за войны с Венецией, и превратилась в постоянный вооруженный форпост на случай военных столкновений с Италией. Однако эти пограничные области на турецкой стороне никогда не были организованы в систему военных границ, как в европейских государствах. Разделение исламского общества на войско и райю превратило страну в один большой военный лагерь, в котором все мусульмане, за исключением больных и детей, были обязаны браться за оружие в моменты государственных кризисов. В обеих империях сербский народ был частью военной системы.

Во владениях Габсбургов сначала это были только перебежчики, которые создавали свои укрепленные поселения, а только потом это стало системой, которую генералы начертят в своих планах. В окрестностях города Синь поселяются группы беженцев, которые смешиваются с местным населением, занимающимся скотоводством. Они пересекают («перескакивают», отсюда «ускоки»^[97]) границу в обоих направлениях. Эти ускоки будут систематически населять Жумберак и Метлику, а небольшие группы беженцев доходят до Штирии. И когда в Белой Краине они будут ассимилированы местным кайкавским словенским населением и станут ревностными католиками, то по-прежнему будут сохранять некоторые особенности, раскрывающие их происхождение. Депопуляция пограничных областей стала причиной того, что по обеим сторонам границы наблюдались усилия властей, направленные на то, чтобы или вернуть население, или заселить территории новым.

Венгерский король Матьяш Корвин^[98] сокрушался, что только за три года, с 1459-го по 1462-й, из южных областей его государства турки угнали около 200 000 жителей далеко в Турцию. Он пытается разными обещаниями и посулами вернуть население назад. Сначала переселенцы освобождаются от уплаты десятины, и эта налоговая льгота кажется привлекательной. Сербы в Южной Венгрии, начиная с Великого переселения народов в раннем Средневековье, не были пришлыми. Современный венгерский народ сложился в результате симбиоза мадьяр и славянского населения. Йожеф Этвёш^[99] еще в 1851 году писал, что в каждом венгерском селе слышит славянскую речь. На основании своих наблюдений он выдвинул теорию, что венгерская нация – это сплав неравных рас и что католическая церковь посредством брака низшей и высшей рас, славян и угров, создала венгерскую нацию. Помимо славянского на венгерской территории проживают и другие невенгерские народы, и только с начала XX века венгры станут большинством на всей территории государства. Но и тогда целые районы оставались невенгерскими. И ассимиляция славян-католиков еще не завершилась. В Баранье следы славян имеются до сих пор. Город Печуй получил свое название от сербского Печ, Мохач – от Мухач. Из мемуаров Милана Глибоньского^[100] можно узнать, что во время Версальской мирной конференции 1919 года приводились непроверенные данные 1782 года, что первое сербское поселение (Serbinum) существует с 30 года до н. э., в городе Печуй в 1629 году было около 40 католических и «тысяча еретических и турецких» домохозяйств. После провозглашения Унии в Печуе 8 января 1690 года остававшиеся там православные были изгнаны из города и основали Рацварош. Католический епископ особенно клеветал на сербских ремесленников и торговцев. Униатство и переход в католичество означали, что открывается дорога мадьяризации. До прихода сербской армии в Баранью в 1918 году треть населения считали себя сербами. Остальные были узнаваемы по физическим характеристикам южнодинарского типа, а на сербском языке едва говорили только некоторые. Мадьяризованные сознавали свое сербское происхождение, до того как они «переметнулись в папскую веру».

«Матьяш Хуньяди. Венгерский король из трансильванского магнатского рода Хуньяди». Художник А. Мантенья, вторая половина XV в. Музей изящных искусств, Будапешт

Это перекликается со сведениями из письма венгерского короля Матьяша папе римскому от 12 января 1483 года, что с 1479 по 1483 год он переселил в Венгрию более 200 000 сербов. Они стали защитой от турецких набегов, и в 1475 году здесь, на Дунае, была создана флотилия речной стражи – шайкаши – численностью в 10 000 человек. Немецкий путешественник Стефан Герлах^[101] в 1581 году писал, что, проезжая по Бачке, заметил, что на каждые 100 человек приходится 95 сербов. Это сербское большинство преобладало целых 150 лет, а в XVIII веке приходит волна немецких и венгерских переселенцев. Часть сербов-католиков, называемые буньевцами и шокцами, в 1686 году переселяются в Бачку и Баранью (Байя, Суботица и Сомбор). В Баранье, как пишет Йован Цвиич в 1919 году, немецкие колонии складываются в 1765‒1785 годах. Этих католиков, говоривших на сербском языке, венгерские власти еще называли далматинцами или иллирийцами; этим в последующих поколениях будут злоупотреблять, избегая точного указания на их этническую идентичность и происхождение.

Военная граница на ранних этапах формирования

Военная граница еще со времен Римской империи называлась Confinia, по-немецки Militärgrenze, а по-сербски Војна крајина. И это название стало синонимом готовности к войне; есть и глагол «крајинити»^[102]. Первую военную границу формируют сначала под Вараждином: эта область еще до отступления Турции после 1683 года была пограничной. Военное командование находится в Вене, а территорией на юге всегда командует какой-нибудь габсбургский генерал. Первое название его должности было Generalkapitän. Сначала заселяются опустошенные области, откуда население разбежалось или было угнано в турецкое рабство. Это Desertum primuim^[103], прежде всего Лика и Крбава. Desertum secundum^[104] в окрестностях Карловаца заполняется переселенцами, приток которых из Боснии уже в 1463 году оценивается примерно в 18 000. Тогда же сословное представительство получают 600 семей переселенцев из Турции со своими кнезами^[105]. Первые привилегии датируются 1538 годом и состоят в некоторых льготах: налог на землю и скот не уплачивается в течение 20 лет, капитаны и воеводы переселенцев командуют подразделениями численностью до 200 человек и получают годовое жалованье, они оставляют себе часть военной добычи, но император имеет право призвать их на войну там, где это необходимо. Тем не менее до конца XVIII века эти соединения не посылают на европейские театры военных действий. Только с момента получения привилегий в 1544 году (наследственное владение землей, освобождение от всех налогов, исповедание православной веры) эта военная система приобретает устойчивые очертания. Переселенцы из Рашки образуют wendische Grenze^[106], состоящую из трех капитаний: Копривница, Крижевцы и Иванич.

Поначалу они не имеют особого статуса, а подчиняются автономному командованию, которое должно представлять их в сословно-представительном органе. С 1581 года привилегии закрепляются. В 1579-м начинается возведение стратегически важной крепости Карловац. Окончательные положения 1630 года (Валашские статуты – Statuta Valachorum^[107]) стали основой всех последующих решений: «Политическое управление основано на принципе самоуправления». Жители пограничной полосы избирают своих сельских кнезов и судей. В капитаниях избирают обер-кнезов, они же выполняют и функцию судей. Результаты выборов утверждаются немецким командованием и самим императором в Вене. Основой общественного устройства является сельская задруга, что учитывается законодательством и даже навязывается, когда обнаруживается, что эта форма перестает действовать самостоятельно. Военная краина (граница) была выделенной зоной на территории прежней Хорватии и Славонии, а требования хорватского представительного органа вернуть эти области под его управление не удовлетворяются властями Нижней Австрии, которая их финансировала, и самими жителями пограничной полосы. С самого начала их пугает хорватская религиозная нетерпимость, особенно с 1607 года, когда под запрет попадает протестантизм в хорватской автономной области Венгерского королевства. В восточном направлении Военная граница проходит (через Срем) до Баната и части Трансильвании.

Основой устройства аналогичной укрепленной полосы на турецкой стороне также была налоговая автономия. Налог на скотоводство ниже, чем на земледелие, и скотовод не считается кметом (зависимым крестьянином) в феодальной системе отношений. Имеется налог на мелкий рогатый скот (филурия), и некоторые области, части тогдашней Черногории, добиваются автономного статуса свободных пастухов (филуриджия). У османов также имеются особые военные подразделения, которые были частично унаследованы из византийской и сербской традиции, а частично адаптированы к собственному опыту. Арматолосы (или мартолосы на местном языке) были военизированными отрядами без постоянной дислокации, а некоторое время – и наиболее многочисленными. С конца XVIII века они исчезают, а в последний раз военные услуги оказывали в битвах черногорцев с войсками Наполеона под Дубровником в 1807 году. Дербенджии^[108] – это род, который охраняет ущелья и опасные проходы между скалами (derbent – теснина, узкое ущелье). В окрестностях Дервенты^[109] широко распространены топонимы, напоминающие об этом роде. Войнуки – это также форма военной организации эпохи, предшествовавшей турецким завоеваниям. Историк Явуз Эрджан^[110] отмечает, что в военных походах они принимали участие только до XVI века, а потом «продолжили существование только как группы снабжения». Командиры более низкого ранга назывались pirimkürs и lagatori. Эти отряды были распущены в 1691 году, но через два года вновь сформированы, и в каком-то виде они просуществовали до 1878 года. Освобождение от налогов не было одинаковым на всей территории империи. Западные путешественники, сопровождавшие турецкое войско в походах, узнавали сербские вспомогательные отряды по грубым ругательствам. Говорят, что тогда они, помимо собственных, перенимали бранные слова от турок и венгров.

Турецкие военные походы на Европу происходят, как вилка, по двум направлениям. Главное сухопутное направление – через Сербию, а второе – морским путем на Испанию. До взятия Константинополя турки высаживаются в Отранто, этот порт стал базой для набегов на славянские территории. Сербия же была основной стратегической базой для походов на Центральную Европу. Участник походов на Сербию и Боснию Дурсун-бей отмечает, что Сербия – «центр всех земель, и вся она – кладезь золота и серебра». В начале XVI века наступило затишье из-за турецких столкновений на востоке с Персией. После завоевания Азербайджана и Египта в 1516 году, когда турецкий султан присваивает себе титул халифа (суннитского) всего мусульманского мира, походы на восток прекращаются.

Сулейман II Великолепный (Законодатель) в 1520‒1566 годах возобновляет походы в Центральную Европу. После завоевания Белграда в 1521 году Сулейман превратил православный собор города в мечеть. Образованные современники считали падение Белграда в 1521 году большей потерей для христианского мира, чем завоевание турками византийского Константинополя. В описании современной ему истории Commentaria suorum temporum, которое было включено в Индекс запрещенных книг^[111], дубровницкий ренессансный автор Людовик Цриевич-Туберон^[112] объясняет это близостью Белграда к Италии, которая, как он полагает, начинается от реки Раши в Истрии. В окрестностях Белграда, который находится под властью венгров, турки сначала совершают грабежи, угоняя стада мелкого рогатого скота. Султан Сулейман для завоевательного похода на ворота Центральной Европы сконцентрировал 87 000 бойцов под Эдирне (Адрианополем) и ускоренным маршем через Ниш подошел к Белграду. Венгерский король собрал военную силу в Пеште, а базу для обороны Белграда создал в Баче, «прямо на границе территорий языгов и даков». Языги были племенем, еще не ассимилированным мадьярами^[113]. От папы Льва Х требовали денежной помощи. Святой отец причитал, что ему самому нужно содержать войско, казна пуста, приходится брать деньги в долг… «Поэтому вы должны сами себе помочь». Венгерское общество выглядит сонным, 60 000 представителей знати посылают в армию вместо себя замену, социальные и религиозные конфликты католиков, православных и кальвинистов невозможно ничем замаскировать. Турки посылают эмиссаров и часть войска, чтобы показать, что у них налоги на крестьянство ниже, а религиозной нетерпимости почти нет. Города, особенно Шабац и Белград, населены сербами и имеют венгерские и сербские гарнизоны и некоторое количество католических эмиссаров, которые пытаются возводить церкви с латинской литургией. Туберон пишет, что ожидался быстрый переход сербов под турецкую власть, «потому что сербы в церковном обряде отличаются от мадьяр из гарнизона в Белграде». И сам турецкий султан верил, что они скорее предпочтут его державу, «чем будут повиноваться приказам тех, кто покоряется как главе христианской церкви римскому папе. Из-за собственного безрассудства или гнева Божьего, обрушившегося на христианский мир, они считают друг друга безбожниками и богохульниками, которых из-за их крамолы следует отлучить, хотя обе церкви, если пренебречь губительными словесными перепалками, одинаково понимают Бога, различаясь только обрядами, а не самой религией».

Тогда же, когда Сулейман стоял под Белградом, он нанес удар по Срему, богатому продовольствием, а крестьяне повсюду в Паннонии грозили бунтами против врагов султана. Он угрожал Белграду со стороны Земуна и Ратного острова^[114] и на самом деле угрозы эти выполнил. У населения на турецкой стороне он взял лодки, с Черного моря пригнал двухвесельные шлюпки и осадил Белград, окружив его с воды. Крестьянские лодки, как пишет Туберон, «распределил поперек реки, которая здесь была не шире трехсот шагов, и соединил их на расстоянии в двенадцать стоп^[115] перекладинами, которые переходили с лодки на лодку, прибитые железными гвоздями толщиной с большой палец. Закрепив так шлюпки, чтобы они могли преодолевать течение реки, он перекрыл соединения крепкими дубовыми досками, прибив их к перекладинам. Так он получил такую прочную конструкцию моста, что он выдерживал не только всадников, но и телеги, груженные пушками».

Земун, подвергшийся артиллерийскому обстрелу, получил послание султана, что население может уйти, если не желает остаться в безопасности. Сулейман нарушил слово и приказал «перебить всех юношей, а прочие станут рабами тех, кто их выкупит». Город и крепость Белграда подвергались осаде с 1 по 29 августа.

Напав на Белград со всех сторон, турки сначала прорвались к Саве, в нижнюю часть города, о которой перебежчики говорили, что она плохо защищена. Жители города, «почти все бывшие сербами», укрылись в крепости, турки использовали колокольню одной из католических церквей, «ее верхушку закрыли деревянными щитами, по высоте почти уравняв с крепостью, и разместили там малые пушки». Крыши домов были покрыты дранкой, из крепости стреляли набитыми горючей смесью ядрами размером с куриное яйцо. Султан после падения Белграда опять нарушил слово и угнал сербское население в Стамбул. Жители покидали город с тоской в сердце, как пишет Туберон, но не верили издевательским выкрикам турецких солдат, что «в ислам скоро перейдут и христианские покойники». Туберон описывает Белград как древний сербский город, в котором «сербские цари» давно, до прихода мадьяр, воздвигли монастырь, где хранился древний ковчег с мощами святой Параскевы Сербской. Туберон приводит две версии переноса мощей в Константинополь. По одной – сербы получили на это дозволение султана, а по другой – Сулейман сам сделал это^[116].