Buch lesen: «Обещанная дважды»

Узник медных цепей

Она не обрекала его на вечные муки. В его власти погрузиться в глубокий сон и унестись в царство видений, и проводить в забытье дни и годы до конца времен. Судьба не самая страшная.

Нет, она вовсе не обрекала его на муки. Только на молчание.

Два факела пылали в пещере. Когда она покинет это место, они все еще будут гореть. Возможно, протянут несколько часов, а потом придет мрак. Непроглядный мрак ловушки, из которой нет выхода.

– Знаешь, еще не поздно передумать.

Она подняла голову и посмотрела на него – согбенную фигуру, скованную цепями. Ей все еще хотелось разглядывать его лицо. Стиснуть это лицо в ладонях. Оставить на щеках глубокие следы ее ногтей. Однако…

– Теперь уже все поздно.

Его губы едва шевелились, как у человека в бреду, как у умирающего. Кожа стала серой. Жили только глаза, в которых она не видела ни гнева, ни упрека.

– Ты утопил мой город в песке.

– Так ли?

– Разве ты не мог это остановить? Разве у тебя не хватило бы сил? Разве ты не пошел на поводу у собственной гордыни?

Она оправдывалась. Каждый ее крик, каждое брошенное обвинение – это попытка оправдаться. Под таким напором его веки дрогнули. Движение неожиданное и беспомощное.

– Тебе это доставляло удовольствие? – тихо продолжала она, обретая утешение в тлеющей ярости. – Тебе нравилось смотреть, как все рушится на твоем пути?

– Мне это нравилось не больше, чем необходимость лицезреть сейчас твою породистую мордашку.

Он неспешно поднялся с колен. Запели цепи, звякнули кольца, которые крепились к стене. Ее встревоженный взгляд метнулся от оков на его руках к ошейнику на горле. И к улыбке, которая тронула его губы.

– Извини. Шея затекла.

– Ты это заслужил, – вымолвила она тоном испуганного ребенка. Тоска ела ее сердце. – Что бы ни… Ты это заслужил.

Она повернулась к выходу. И ее башмаки, и подол платья густо покрывала каменная пыль. Теперь повсюду лишь пыль, песок и прах.

– Горана.

Ее затылок словно лизнуло пламя. В голосе, который она слышала, не было мольбы или злости. Не было и отголоска привычной нежности. Только бесконечное сочувствие.

– Береги себя. Готовься.

Она подобралась и холодно спросила:

– Ты угрожаешь мне?

– Ну что ты. Но ты должна понимать. Твоя ложь не сможет жить вечно. А люди жестоки… Что они с тобой сделают?

Неужели он правда считал ее такой наивной?

– Ложь, истина… – прошептала она и прибавила громче: – Важно лишь то, во что люди верят. И я заставлю их поверить в меня.

– И это не поможет. Ты и я – мы и теперь связаны. А эти цепи…

Она увидела через плечо, как он поднял руки, с усмешкой озирая свои оковы.

– А эти цепи меня не удержат.

С ее губ слетел невеселый смешок.

– Не забывай, у меня все еще есть перед тобой огромное преимущество. Я ведь смертна. Ты нет.

Часть первая

Мера за меру

1.

– Эй, аулривитка!

Алетта вздрогнула и повернулась на зов. Две незнакомые ей женщины средних лет, стоявшие под вывеской городской таверны, с явным любопытством разглядывали ее цветастый наряд – традиционную одежду племени аулривитов. Алетта выбрала это одеяние из-за нескольких слоев ткани, надежно скрывающих все тело, и не рассчитывала вот так глупо привлечь внимание случайных прохожих.

– Потерялась?

Руки Алетты отчаянно теребили узелок с вещами. Ей не удалось остаться незаметной, слишком долго она топталась на одном месте, не зная куда податься. В город Алетта прибыла на рассвете, а к середине дня уже обошла все гостиницы и постоялые дворы. В большинстве из них не осталось свободных мест, иные оказались ей не по карману. Путешествие в Анемополис обошлось недешево: у Алетты осталось всего три шестигранника, а на них в большом городе долго не протянешь. Да, в столице нищета ощущалась особенно остро. Брин, старая женщина, у которой Алетта жила последний год, любила повторять: «У нас есть чем поужинать сегодня, и это хорошо. А завтра что-нибудь придумаем». До самой смерти она не позволяла бедности отравлять себе жизнь. Алетте хотелось так же стойко переносить невзгоды, но прошлым вечером она так и не поужинала, а сегодня пропустила и завтрак, и обед. Улыбаться на пустой желудок становилось все сложнее.

– Отбилась от своих? – спросила одна из женщин, заинтригованная экзотической гостьей.

– Я пришла одна, – торопливо сказала Алетта. – Я… пришла за благословением.

– Как и другие. Все идут и идут… Это ж сколько нужно грешить, чтобы так истово каяться.

Поколебавшись, Алетта приблизилась к женщинам, которые все буравили ее взглядами, и вполголоса заговорила:

– Она уже здесь? Верховная жрица?

– Завтра ее ждем. Утром должна пожаловать. А ты, часом, не хворая?

Алетта наклонила голову и спрятала дрожащие руки за узелком. Женщины сочувственно переглянулись.

– Чахотка?

– Кровь дурная?

– Калека?

– Слабое сердце, – сказала Алетта первое, что пришло в голову. – Возможно… Может быть, здесь есть место, где я смогу переночевать? Любой сеновал сгодится.

– А и сеновалы уже заняты, – сказала одна из женщин, поглядывая на запылившийся в дороге подол юбки Алетты. – Да и не годится девушке одной по сеновалам скакать…

– Сходи в харчевню, – посоветовала ее более благожелательная приятельница. – Там сейчас лишние руки требуются. Поработаешь, и на ночлег пустят.

– Спасибо, – отозвалась Алетта.

Она суетливо поклонилась, прошла мимо случайных собеседниц и через пару минут слилась с толпой. Первый испуг прошел. Ее не узнали. Ни намека на подозрение. Впрочем, даже если бы эти любопытные горожанки и видели ее позор много лет назад, как бы они разглядели виновницу давних несчастий, закутанную в такой странный наряд и с густо подведенными глазами? Она уже давно не походила на себя прежнюю.

Между тем словоохотливые женщины подбросили ей и впрямь неплохую идею. Если ей удастся сразу найти работу, не придется беспокоиться о пропитании хотя бы несколько дней. Алетта отправилась в ближайшую харчевню, но развернулась на пороге и сбежала, словно за ней гнались. Сердце тревожно ныло, громкие голоса в переполненном зале вгоняли в панику, которая оказалась сильнее разума. Однако через пару часов голод и усталость взяли верх и над страхом. Когда Алетта попросила приюта в харчевне рядом с городской площадью, хозяйка сжалилась и обещала предоставить кров взамен на добросовестную работу. Алетту отправили мыть посуду, и следующие несколько часов она провела держа руки по локоть в горячей воде. Пока она намыливала плошки, мимо нее сновали прислужницы и разносчицы, которые сгружали с подносов пустые стаканы и бутылки и обменивались короткими репликами. Лишь теперь Алетта убедилась в том, что ее опасения попросту смешны. Никого не интересовала пришлая паломница. Никто не заглядывал ей в лицо.

Когда закончилось время обеда, ей удалось немного передохнуть. Алетта выпила кружку молока, заедая его хлебом, и у нее уже не так сильно кружилась голова. Ближе к вечеру гости вновь нахлынули, и остаток дня смазался в ее памяти. После того, как посетители разбрелись, работницы наспех надраили полы в кухне и зале и заново расставили стулья. Хозяйка позволила Алетте лечь на лавке у остывающего очага и сама отправилась почивать. К большому облегчению Алетты, она оказалась единственной наемной работницей, которую пустили заночевать в кухне. Какое-то время она тупо смотрела на тлеющие в печи угольки и прислушивалась к приглушенным голосам и мышиному шороху. Последние дни прошли как во сне, и до сих пор она не могла толком осознать, куда привела ее дорога.

Она вернулась в Анемополис. После стольких лет она вернулась в город магов. Когда-то с этим местом она связывала самые смелые свои мечты, а теперь в ее сердце не осталось ничего, кроме крохотной искры надежды. Надежды на то, что ей все же удастся исцелиться.

Алетта потянулась за узелком, который хотела положить под голову вместо подушки. Из одежды с собой у нее были лишь платье и косынка. В маленьком мешочке Алетта хранила гребни и краску для глаз и губ – они нужны были ей для маскировки. А в самой глубине узелка покоилась шкатулка с зельем, которое все еще продлевало ее жизнь. Осталось четыре флакона, и при самом плохом раскладе ей не протянуть и четырех недель.

Ее рука на узелке дрожала. Алетта смотрела на свои обломанные ногти и вспоминала, как тщательно ей их полировали в прежние времена. Ее волосы мыли в душистой воде и украшали драгоценными гребнями. Как же она гордилась своими локонами! Теперь ее руки стали грубыми, как у крестьянки. То были руки девушки, которая работала переплетчицей книг, и копалась в земле, и разматывала грубую шерсть. А волосы? Волосы она безжалостно подстригала, не позволяя им отрасти ниже плеч.

Ее скоро сморил сон, но отдыхала Алетта недолго. Город пробудился рано, заволновался, зашумел в ожидании могущественной гостьи. Алетта умылась, вновь спрятала лицо под яркой раскраской и покинула харчевню, присоединившись к толпе. Местные жители и гости стремились к главным воротам, распахнутым в торжественном ожидании. Алетту несло в общем потоке. Она не пыталась вырваться вперед, ее любопытство оставалось вялым, приправленным старой горечью. Но и держаться в стороне она не могла.

У нее не получилось приблизиться к шеренге воинов, которые оцепили дорогу и сдерживали излишне рьяных зевак, но вид открывался хороший. Шум не смолкал, и даже ранний час не смущал разгоряченных людей. Повсюду слышались смешки и громкие разговоры, и плач испуганных детей, которых родители поднимали в воздух в надежде на то, что жрица благословит их отпрысков. Взгляд Алетты блуждал по красивым домикам, по разноцветным ставням и старинным фонарям. Анемополис остался таким же волшебным местом, каким она его запомнила. Вот только теперь он казался ей еще и огромной ловушкой.

Ожидание затягивалось, и люди успели заскучать. Уже почти не слышно было радостных восклицаний. Однако толпа встрепенулась вновь, когда над городом пронесся протяжный звон. Кто-то ударил в колокол в башне Золотого Огня.

Алетта осознала, что у нее подкосились ноги, только когда уткнулась ладонями в дорожную пыль. С расширенными от ужаса глазами она отчаянно глотала воздух, но никак не могла толком вдохнуть.

Убежать от этого звука. Убежать прочь, пусть и навстречу неминуемой смерти, но не слышать больше этот чудовищный звон. Вот только сил на бегство она не находила. Ее словно держали стальные оковы.

Прошло несколько мучительных минут, прежде чем Алетта смогла подняться. Лишь теперь она вновь по-настоящему услышала рев восторженной толпы. Люди размахивали руками, бросали цветы под колеса медленно двигающегося кортежа и славили жрицу. Та не спешила появляться, и окна всех карет оставались наглухо закрытыми, однако первое разочарование горожан быстро вытеснил экстаз. Обессиленная Алетта держалась за мраморный постамент и следила за темными экипажами. Сколько радости принес этот день Анемополису. Как прекрасно ликование его жителей.

Много лет назад толпа вот так же приветствовала ее. А потом те же самые люди швыряли камни ей вслед.

***

Бет не любила дорожную тряску. Ей не нравились кареты, она не могла назвать себя хорошей наездницей и чаще всего предпочитала передвигаться пешком. Путь до Анемополиса занял восемь дней, и показавшаяся на горизонте городская стена заставила жрицу с облегчением улыбнуться. Уже скоро можно будет выбраться из запыленной колымаги и нормально отдохнуть.

Город звал ее издали. Толпа приветствовала появление кортежа бешеным ревом, и Бет с кислой миной вслушивалась в отдельные особенно патетические крики.

«Пусть славится имя великой жрицы! Пусть славится имя ее!»

– Верховной жрицы, – пробормотала она. – Когда я успела снискать величие?

Окна в карете Бет закрыла перед тем, как они миновали главные ворота. Ей не хотелось сейчас держать спину ровно. Да и поинтриговать зевак всегда весело.

– Ишь как разоряются, – буркнула Мора. – Будто все грехи разом решили отмолить.

Бет улыбнулась краешком рта и устало потерла затекшие плечи. Как видно, не одной ей хочется побрюзжать. Мора, пожилая жрица Великой Девы и неизменная спутница Бет, тоже не жаловала долгие путешествия.

– Смеешься над истинно верующими?

– А они правда думают, что мы ради них явились?

Конечно, Бет и ее жрицы приехали в Анемополис не для того, чтобы мазать елеем простых горожан. Но зачем портить людям праздник? Пусть будет повод погулять и выпить вина.

Через несколько минут шум толпы остался позади. Бет осторожно отодвинула перегородку и высунула нос в окно. Город и его старинные здания она знала по гравюрам и поняла, что цель их путешествия – башня Золотого Огня – уже близко.

– А здесь и вовсе никого, – удивленно заметила Мора.

Она тоже выглянула в окно и теперь хмурила брови.

Их карета остановилась. Не дожидаясь помощи слуг, Бет распахнула дверцу и увидела, как перед ней на земле торопливо расстилают узкое белое полотно. По нему надлежало ступать жрице, чтобы уберечься от сглаза. Суеверные страхи и приметы Бет любила еще меньше, чем путешествия, но ее неудовольствие выразилось лишь в коротком вздохе. Традиции есть традиции.

Когда Бет наконец выбралась наружу, она на мгновение застыла в недоумении. Вокруг нее сновали прислужники, кто-то из священнослужителей поджидал ее у входа в башню, но ни один представитель магической знати не удостоил жриц своим присутствием. Разве Ладары, которые нынче властвовали в цитадели магов Ирриноре, не должны были бы ее встретить?

Как грубо. Прислать приглашение, прервать ее отдых и даже не поднести хлеба с вином своей гостье.

На приветствия жрецов башни Бет ответила вполне светским поклоном. Она давно привыкла к тому, что представители других орденов относились к ней с некоторой враждебностью. В мире, где магия уже едва теплилась, жрицу, способную исцелить одним прикосновением, часто торопились назвать мошенницей и проходимкой. Ее редко задевали язвительные намеки или даже открытая неприязнь, но она старалась не раззадоривать понапрасну служителей других богов.

Ее окружила привычная стайка – младшие жрицы следовали за Бет по пятам и недоуменно оглядывались. Вещи они оставили в каретах, но с предметами священного культа не расставались. Кто-то нес сосуды с маслом и водой, другие – чаши и свечи.

– Мы будем молиться перед обедом? – спросила одна из жриц.

– После, – ответила Бет, глянув через плечо. – Сперва обед, затем молитвы. Думаю, нас поймут.

Их провели в главный зал, пустынный и довольно пыльный. Из-за грубо отделанных стен казалось, что жрицы очутились внутри огромной пещеры. На алтаре не нашлось ни единого ритуального предмета.

– Айно, Несса, – окликнула Бет самых юных подопечных. – После обеда подготовьте мой церемониальный наряд. Мора, проследи за свечами. Кто-нибудь, раздобудьте метлы! И, честное слово, пора бы уже кому-нибудь из Ладаров нас поприветствовать.

***

Граф Аррил Астер старался держаться подальше от башни Золотого Огня даже в ночи великого бдения. И прежде не глубоко верующий человек, теперь он относился к священным ритуалам с брезгливостью и раздражением. Однако он оставался главой одного из четырех Великих Домов, и это положение накладывало некоторые обязанности. Сегодня ему пришлось посетить ненавистное место.

Он шагал по пустому коридору, и в его памяти оживали синие огоньки пламени, белое платье и церемониальный грим. Пение псалмов, тягучий и торжественный речитатив.

И страшный вопль.

Сколько лет прошло с того дня?..

Он тотчас отогнал от себя эти мысли, но знатную гостью встретил с угрюмым лицом. Бетельгейзе, жрица Великой Девы, окутанная синей мантией, уже стояла у священного пламени и водила над ним руками. Приблизившись, Аррил коротко поклонился и назвал свое имя.

Бетельгейзе кинула на него рассеянный взгляд и вернулась к созерцанию огня.

– Астер, – пробормотала она. – Граф Астер… Неужели я напутала? Разве не Ладары нынче правят в цитадели?

– Так и есть. К сожалению, лорду Ладару пришлось срочно отлучиться…

«В уборную, чтобы выблевать остатки вина, которое он хлещет с прошлого вечера».

– …и я решил приветствовать вас вместо него.

«Потому что, как видимо, настал мой черед быть мальчиком на побегушках».

Жрица выпрямилась. На золотом обруче, который украшал ее лоб, заиграли блики пламени. Аррил знал, что Бетельгейзе возглавила свой орден в юном возрасте, но не ожидал увидеть такую привлекательную девушку. Ее белое, точно фарфоровое, лицо в обрамлении блестящих темных волос, казалось безупречным.

– Благодарю, ваша светлость.

– Путешествие было приятным?

– Отвратительным, – ответила она и пожала плечами.

– Мне очень жаль…

– Вы в этом не виноваты.

Аррил невольно напрягся. Снисходительный тон жрицы покоробил его, а когда он вгляделся в ее лицо, заметил и то, какой проницательный у нее взгляд. Он вдруг ясно представил, как себя чувствует лягушонок под перочинным ножом излишне любопытного ребенка.

«Такой палец в рот не клади».

– Мы устроим бал в вашу честь, – громко, чтобы прогнать наваждение, сказал он. – Представим вас знати…

Жрица отмахнулась.

– Это лишнее. Я ведь не единственная гостья, которую ждут в цитадели. Его королевское высочество принц Эрик должен скоро явиться, не так ли? Отложим празднества до его прибытия.

– Ах, верно, вы ведь родом из Инвернии, – припомнил Аррил. – Выходит, и с принцем знакомы.

Она с улыбкой наклонила голову.

– В таком случае проведем торжественный ужин в честь всех наших инвернских гостей, – подытожил Аррил. – Когда вы будете готовы, вас и ваших жриц проводят в Ирринор и разместят. Буду рад служить вам.

Он уже почти повернулся к выходу, когда Бетельгейзе проговорила:

– Благословения не попросите?

Она не могла не заметить, как дрогнуло его лицо. На тонких губах жрицы зазмеилась пренеприятная улыбка. Проглотив резкий ответ, Аррил приблизился к Бетельгейзе и с энтузиазмом истинно неверующего пробормотал:

– Прошу благословения верховной жрицы.

В серебряной чаше дрогнула вода, когда Бетельгейзе обмакнула в ней кончики пальцев. Она легко коснулась лба графа и ласково проговорила:

– С вами защита Великой Девы.

– Да славится имя ее, – механически отозвался он.

По коридору он пронесся как вихрь, однако на ступеньках парадного входа внезапно споткнулся и замер. И вновь картина из прошлого встала перед его глазами. Он вспомнил, как ее уводили для последнего покаяния. Вспомнил, как она обернулась и посмотрела на него. Отчаяние в ее глазах полоснуло его тогда как ножом, однако он не шевельнулся, и стражники, что держали ее под локти, рванули ее вперед, заставляя шагать дальше – туда, где ее ждало всеобщее поругание. Таков был закон. Она должна была принять суд людей, чтобы избежать суда высшего.

Аррил дрожащими пальцами стер остатки влаги со своего лба и стиснул руку в кулак. Черт бы побрал все эти высшие силы.

2.

Звезды выцветали. Здесь на берегу шумного моря они казались особенно близкими, а их исчезновение – особенно заметным. Герхард стоял неподвижно, прислушиваясь к мерному всхлипыванию волн и негромкому разговору своих спутников, которые держались за его спиной. По левую руку от Герхарда маячили неясные очертания башен и замков. Анемополис. Город всеобщего благоденствия. И Ирринор, великая цитадель магов. В последний раз он побывал здесь ребенком, приехал вместе с отцом. Яркие улицы и бесконечные цветочные клумбы не впечатлили юного принца, они резали его глаз северянина. Герхарду воспетый в поэмах город напоминал творение кондитера, переусердствовавшего с мастикой. То ли дело суровая красота Инвернии – дремучие леса, вересковые пустоши и студеные озера его родины. Даже сейчас его тянуло домой, пусть и шести дней не прошло с тех пор, как он покинул свое королевство.

Кто-то шагал по каменистому берегу в его сторону. Герхард повернулся, вглядываясь в смутные силуэты. Когда тьма расступилась, он обвел взглядом знакомые лица и нахмурился.

– А где он сам?

– Стыдно признаться… – пробормотал один из контрабандистов и почесал заросший подбородок.

Герхард кивнул в знак понимания и зашагал в сторону пришвартованной за скалой лодки. Кирассе оказался подле нее: стоял на коленях и с упоением извергал из желудка остатки сытного ужина, приправленного – Герхард невольно поморщился – щедрой порцией кислого вина.

– Ты позоришь всех контрабандистов материка.

Ответом ему послужила очередная малоприятная трель. Герхард жестом подозвал одного из своих людей и отправил его за вином.

– Раз уж качка так тебя терзает, не проще ли поискать другую работу?

– Послушайте-ка его, – возмутился Кирассе и поднялся на ноги, смачно сплюнув напоследок. – А уйди я на покой, не заскучаете?

– Будем писать друг другу письма, встречаться раз в год.

Контрабандист подбоченился.

– И чем мне заняться?

– Вари сыр. Я даже куплю тебе козу.

– Вокруг меня и так одни козы. Шестеро сестер! И всех нужно замуж отдать.

Он принял из рук подоспевшего сквайра флягу и пробормотал:

– Нет, сыры катать мне рановато.

Герхард отступил в сторону, пока Кирассе полоскал вином рот.

– Как прошло?

– Как по маслу.

– Покажешь?

– Ручку позолотите?

– Конечно, но позже.

– Жадный же вы, – буркнул Кирассе и сунул руку за пазуху.

Герхард принял перемотанный бечевкой сверток и машинально взвесил его на ладони. Когда он развернул и расправил тряпицу, в тускнеющем лунном свете блеснул гладко отполированный круглый камень.

– И это все, что удалось добыть?

Кирассе кивнул с мрачным видом.

– С теми ребятами совсем не хотелось связываться.

– Но как они выглядели? – перебил Герхард. – Их одежда, повадки?

– Как отборные налетчики, – ответил Кирассе. – Все в черном. И навыки соответствующие. Всегда видно умельцев – ни одного лишнего движения.

– Хорошо, – пробормотал Герхард и рассеянно потер лоб. – По крайней мере есть с чего начать… Но тот караван…

Он досадливо поморщился. В этот момент Эней, молодой оруженосец, который уже два года служил Герхарду, вынырнул из темноты.

– Лошади готовы.

Герхард протянул руку контрабандисту.

– Спасибо, Кирассе. Я пошлю за тобой, если будет нужно.

Кирассе тут же разразился возмущенными криками.

– Так, а деньги? Золото, серебро? Или надуть меня решили, полупринц?

– Следи за языком, сукин сын! – разъярился Эней, но Кирассе лишь отмахнулся.

– Ой, вот только не вмешивай в это мою мать! Старая стерва и так в гробу переворачивается.

– Заплати ему все, что причитается, – приказал оруженосцу Герхард. Он и не пытался скрыть улыбку. – А ты, друг, назад греби аккуратнее, чтобы снова рыб не кормить.

За его спиной раздался протяжный страдальческий стон.

Через час Герхард уже стягивал сапоги в отведенной ему комнате ближайшего постоялого двора. Эней вызвал прислужницу и распорядился принести травяного чаю и воды для умывания. Он собирался оставить своего господина почивать, когда Герхард обронил:

– Мой брат?..

Эней вытянулся по струнке и почтительно ответил:

– Я справлялся: его высочество должны прибыть завтра.

Герхард с хрустом размял ноющую шею и спросил чуть тише:

– А что жрица?

– Здесь. Ее пока устроили в башне Золотого Огня.

– Где же еще… Ладно, пора и отдохнуть. Ты свободен на сегодня.

– Доброй ночи, ваше высочество.

Эней поклонился и вышел. Герхард приблизился к окну и глянул на город, который вот-вот должен был встретить рассвет. Отсюда башню Золотого Огня разглядеть не получилось, но Герхард уже мрачнел в ожидании неминуемого воссоединения. Впрочем, рассудил он, всему свое время, и неприятным встречам тоже.

Он улегся на кровати, вновь достал из свертка тяжелый камень и впился в него взглядом.

***

Все эти годы главным страхом Алетты оставалась толпа. Сейчас она не могла повернуться, не наткнувшись на других людей, и у нее перехватывало дыхание от волнения. Алетта стискивала запястье, впиваясь ногтями в кожу, считала каждое мгновенье, а очередь все не двигалась. В надежде получить благословение верховной жрицы горожане и гости из других земель выстроились в бесконечную колонну, вот только сама Бетельгейзе не появлялась, а священным сосудом и кропилом заведовали ее послушницы.

Алетта приказала себе не раскисать. Разве странно то, что глава ордена нашла дела получше, нежели проводить время в компании простолюдинов? К тому же она все еще может появиться. Надежда. Надежда – это все, что осталось у Алетты. Если удастся поговорить с одной из младших жриц, если убедить их в том, как серьезно она больна, неужели они ей откажут?

Но даже это робкое чувство, которое едва теплилось в ее душе, угасло, когда объявили о том, что на сегодня прием страждущих окончен. Раздачу благословений обещали продолжить завтра с первыми лучами солнца. Алетта в полном изнеможении следила за тем, как толпа двинулась прочь, в сторону главной площади. Мимо проходили люди, которые выглядели так, словно явились из любопытства, ну или запастись благословением впрок. Больными и несчастными они вовсе не казались.

Алетта обернулась и взглянула сквозь поредевшую толпу на вход в башню. Тяжелые двери закрылись на ее глазах. Какая-то старушка заметила замешательство девушки и доброжелательно прошамкала:

– Завтра сказали приходить.

Алетта кивнула и пошла за остальными, но очень быстро отстала. Когда она добрела до ближайшей каменной скамьи, опустилась на нее чисто машинально.

Силы покидали ее. В последние месяцы по-настоящему живой она ощущала себя, когда принимала зелье: опустошала очередной флакон и несколько дней будто летала. А потом действие лекарства сходило на нет, и узоры на ее коже проступали вновь. Становились крупнее. Ярче. Настанет миг – и они украдут ее последний вздох.

О проклятье ей поведал целитель, к которому она обратилась за помощью. Свою «болезнь» Алетта не сразу распознала, даже заметила не сразу. Поначалу слабость не накатывала с такой силой, да и отметины на коже не показывались. Однако во время очередного похода в баню, когда Алетта щедро намыливала руки, она увидела на плече синие узоры. Ей было невдомек, откуда они взялись. На кровоподтеки не походили, а с краской она дела не имела. Когда она вернулась домой и решила рассмотреть спину в зеркале, чуть не лишилась дара речи. Не только плечо, но и левую лопатку покрывали темные синие узоры.

Встревоженная не на шутку, Алетта обратилась за помощью к врачевателям, но те один за другим разводили руками. Болезнь походила на действие магии. А магию порошками и примочками не вылечить. В том месте, где Алетта провела первый год после изгнания, колдунов не оказалось. Лишь в северном городе почти на границе с Инвернией, куда она приехала, когда внезапно проснувшийся страх быть узнанной заставил ее сняться с места, Алетте удалось отыскать мага – пусть и не лучшего представителя волшебного сословия.

Юность Гуриана прошла в попытках совладать со стихией земли, но он весьма быстро перегорел и утратил силы. Оставшись без магии, Гуриан решил обратиться к целительству. Горожане прозвали его чернокнижником, но тайком бежали к нему, если обычные врачи оказывались бессильными. Алетта тоже пришла к Гуриану, когда с ней случился приступ, сваливший ее с ног.

Она и теперь содрогалась, припоминая, как сидела тогда полуобнаженная перед Гурианом, который водил кончиком холодной спицы по ее спине.

– Вы знаете, что это?

– Да, это ясно. В тебе догнивает тьма.

Ее покоробило от его слов, и она поспешила натянуть ткань платья на плечо.

– Такие отметины появляются только от сильных проклятий.

– Как его снять?

– Уже не снять. Если бы сразу… Да и тогда было бы непросто.

– И что теперь будет со мной?

– Если эта дрянь начнет разрастаться быстро, протянешь пару лет. Если замедлится… лет десять могу тебе дать.

– Но неужели…

– Только магия очищения справится с подобной скверной. А такие волшебники наперечет, и, пожалуй, все они в Ирриноре. Можешь попробовать туда податься.

Ей хотелось выть. Ирринор… Ирринор! Да будь он тысячу раз проклят!

Но великой цитадели магов не было дела до ее проклятий.

Гуриан снабдил Алетту зельем, которое помогало замедлить действие скверны. Алетта несколько раз за последние годы возвращалась к бывшему магу пополнить запасы. Когда она явилась к нему пару месяцев назад, едва успела на его похороны. И осознала, что теперь и ее дни сочтены.

Ее вдруг выдернули из горестных воспоминаний. На колени упала тяжелая монета. Алетта вскинула голову и едва не отшатнулась от удивления. Рядом с ней стояла крошечная женщина с коричневым морщинистым лицом. Она и наградила призадумавшуюся девушку шестигранником.

– Спасибо, – вырвалось у Алетты. Потом она поняла, что ее приняли за нищенку, и уже собиралась возразить, но осознала, что не в ее положении отказываться от милостыни.

– Слишком удрученное лицо для той, что сидит почти у святых врат.

Голос удивительно напоминал стрекот насекомых. Алетта вдруг поняла, что ее благодетельница не человек. Или человек лишь частично. Почему-то это не смущало.

Алетта решила, что вид у нее и впрямь жалкий, раз уж очередная незнакомка решила прийти на помощь. Чужое участие по-настоящему тронуло ее. Губы Алетты дрогнули, и она выпалила:

– Я, наверное, скоро умру.

И собственные слова полоснули ее по сердцу.

Вот так все и будет? Так все закончится? Да ведь ее жизнь и не началась толком. Сначала ее забрали из родного дома. Сколько ей тогда было? Пять? Шесть? Потом пришлось расстаться с воспитателями. И наконец Ирринор… И все ее скитания.

– Слезами делу точно не поможешь, – помолчав, сказала старушка. – Но с чего бы такой молодой девице помирать? Уж не с голоду ли? Работать боишься?

– Работы я не боюсь, – сказала Алетта и с улыбкой посмотрела на свои руки. Чего они только не делали в прошлом.

– Если не боишься, пойдем со мной. Будет тебе и жилье, и еда.

– Куда пойти?

Старушка кивнула в сторону рощи, за которой виднелся замок. Ошеломленная Алетта медленно поднялась на ноги.

– Вы… вы в Ирриноре…

– Работы там сейчас хватает, и для тебя найдется. Будет большой праздник, гости уже съезжаются.

В висках бешено стучала кровь. Работа в Ирриноре. Вот была бы ирония! Уж не проще ли развести на главной площади костер и просто войти в него в знак покаяния? Ирринор – это последнее место, куда ей следует идти.

Ирринор – это место, где ее прокляли.

Ирринор – это замок, в котором живет он.

После возвращения Алетта уже не раз слышала в толпе его имя, но старалась даже на мгновенье не задумываться над тем, как близко оказалась к этому человеку. Сейчас все ее силы уходили на то, чтобы удержаться на ногах. Двигаться вперед шаг за шагом. Не сойти с ума. Нет, уж в Ирринор ей никак нельзя, это ее погубит.

Вот только… Промедление тоже может ее погубить. Возможно, рискнуть и проникнуть в замок – это ее последний шанс на спасение. Если она не попадется графу на глаза, ей ничего не будет грозить. Вряд ли кто-то другой вспомнит ее лицо.