Buch lesen: «Когда придёт Зазирка»

Часть первая. Варя

Глава 1

Я не мастачка рассказывать истории, – у меня по сочинениям всю жизнь были чахоточные тройки, – но расскажу, как могу.

Всё началось, я думаю, с моего сна. А приснилось мне следующее: будто стою я на вершине горы, по грудь, провалившись в снег – не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой. А вокруг только белое безмолвие… Я хочу кричать, но губы выдавливают нечленораздельное сипение. И вдруг, непонятно откуда, в трёх шагах от меня на снегу появляется… деревянный кот. Я вижу его почти человеческий взгляд и… ободряющую улыбку. Кот заскользил по снегу, описывая круги вокруг меня. И снег стал опадать. Вот уже освободились руки, стало легче дышать. Кот ускорил скольженье. Когда снег опал по щиколотку, я смогла шевелить и ногами. Кот остановился, глянул на меня смеющимися глазами и сказал: «Иди за мной». Сказав, нырнул в снежную стену, а через мгновение за ним потянулась глубокая траншея.

Я пошла по ней. Снег под ногами был твёрдый, как лёд. С каждым метром траншея углублялась и, вскоре, её края возвышались далеко над моей головой. Внезапно свет померк, и я поняла, что уже иду не по траншее, а по туннелю. Впереди светлячком маячил кот. Я прибавила шагу. «Светлячок» помигал-помигал и погас. Я остановилась в растерянности. «Эй? – закричала. – Котик, ты где?» Впереди зашипело и… открылось окно. В туннеле стало светло, будто включили лампу дневного света. Я со всех ног кинулась на выход. Выскочила на ровную террасу, на которой сгрудились, точно окаменевшие животные, огромные валуны. Сверху у каждого величественно восседала снежная папаха. Кота нигде не было. И следов его. Я несколько раз, истерично, позвала, но в ответ ни звука. Мёртвая жуткая тишина…

Со всех сторон террасу окружали горы, утопающие в снегу. Меня захлестнуло отчаянье. Почему-то решила залезть на один из валунов. Но едва приблизилась, как вокруг всё пришло в движение: подул ветерок, и небо мгновенно стало затягивать чёрными тучами. Послышались непонятные всхлипывающие звуки.

Я глянула вверх и обомлела: надо мной кружила стая крупных, с ворону, летучих мышей.

«Разве они летают днём?» – почему-то спросила громко.

Издав скрипучий писк, мыши спикировали на меня. Я прижалась спиной к камню, принялась дико орать и махать руками. Мышей это не остановило: они хлестали меня по голове крыльями, вцеплялись в волосы, полосовали острыми когтями руки, шею…. Спасая глаза, я закрыла лицо руками, опустилась на корточки. Вскоре кричать уже не могла, лишь хрипела от боли и ужаса. Кровь горячими ручейками струилась по рукам, по лицу, по шее и спине. Казалось: ещё мгновенье – и я потеряю сознание.

Но… атаки прекратились, затем что-то плюхнулось рядом со мной – раз, другой, третий… Я осмелилась отнять руки и увидела у ног своих три окровавленные тушки моих обидчиков.

«Жива?» – неожиданно спросили сверху. Вздрогнула всем телом, вскинула голову: надо мной в воздухе парил… кот. Только теперь он был абсолютно живым котом и с птичьими крыльями. «Жива?» – повторил вопрос, забавно улыбаясь. Я кивнула. «Ты…»– начала и осеклась: несколько тварей пикировали на кота. Он игриво подмигнул мне, метнулся вправо, затем вверх. Минуты две с замирающим сердцем я наблюдала воздушный настоящий бой. Котик, совершая немыслимые пируэты, нападал на писклявых тварей и удачно поражал цель: окровавленные тушки градом сыпались.

«Молодец! – неожиданно для самой себя, завопила я. – Давай, котик! Мочи их!»

За моей спиной, будто газету разорвали, я обернулась и онемела: на камне стоял настоящий сказочный Змей Горыныч. Только миниатюрный, размером с гуся. Одна из голов его пронизывала меня ледяным взглядом, парализуя все мои чувства, две другие принялись обстреливать котика огненными шарами. Моя голова отяжелела и не слушалась меня, но краем глаза видела, как эффектно увёртывался котик от шаров, продолжая сбивать мышей.

Но, видно, удача решила покинуть его: огненный шар ударил в крыло и котик, пронзительно мявкнув, рухнул в снег. И опять случилась метаморфоза: на снег упал уже… деревянный коте обугленной вмятиной на боку.

Все три головы Змея по индюшачьи победно заклекотали. Я почувствовала, как сила, сковывавшая меня, исчезла. Странно, только я почему-то отпрыгнула в сторону, захватила горсть снега, быстро слепила тугой снежок. Головы Змея удивлённо уставились на меня. Замахнулась, и… три огненных шара ударили прямо в снежок. Я заорала от дикой боли в ладони…

… От собственного крика и проснулась. Сердце бешено колотилось о рёбра, ночнушка мокрущая, хоть выжимай, голова, шея и руки ныли, точно поцарапанные.

На мой крик прибежали папка, мама и сестра Зойка. Говорят, была я в каком-то шоковом состоянии: на вопросы не отвечала, только трясла головой и руками. С трудом меня напоили успокоительной настойкой, переодели. После чего я заснула, как убитая. На часах было два ночи.

Проснулась в семь утра и, как ошпаренная, слетела с кровати: простынь была в крови!

Ночью у меня начались месячные, или, как говорят мама с Зойкой, «гости пришли». Теоретически я была готова к их приходу, поэтому сразу же взяла себя в руки, успокоилась. Отметила только, что не испытываю никакой боли и, вообще, никаких неудобств, о которых меня предупреждали, а по сути, пугали.

В ванной я обнаружила невероятное, и тотчас вспомнила сон. До мельчайших подробностей. Будто только что просмотрела фильм. А невероятным было вот что: на левой ладони, где всю мою жизнь была родинка – будто горошина чёрного перца вросла в плоть – теперь красовалось рыжее пятно, размером с двухрублёвую монету. Вся площадь пятна прошита извилистыми белыми прожилками. Если внимательно присмотреться, то пятно напоминало…  кошачий след. Некоторое время я тупо смотрела в ладонь, силясь понять, что сие значит. Наконец, в моей головушке родилась успокоительная мысль: родинка моя, вследствие месячных, просто расплылась, а кошачий след… это воображение, оптический обман. Как на луну смотрят, и каждый видит на ней то, что воображение подсказывает. Я, например, иногда вижу силуэт зайца, а в другой раз-петуха.

Короче, вскоре я забыла и про сон и про пятно: проснулись мои родственники, и начался суматошный день. Через два дня Зойка выходит замуж, но весь этот месяц дома было сплошное сумашедствие, словно свадьба завтра, а у них ничегошеньки не готово. Разумеется, все как всегда при деле, одна Варька только путается под ногами. А то, что постоянно звучит «Варька подай, Варька принеси….помой….постирай….погладь…», и Варька покорно исполняет, вроде как не в счёт. И то, что утром Варьке в школу, что приходит уставшая, что ещё домашние задания делать… ни ко го не волновало. Подумаешь, мелочи какие, когда у них событие мирового значения. И попробуй только рот открыть, мама с Зойкой такую истерику закатят, мало не покажется. Поэтому я молча терпела эту пытку, мысленно подгоняя дни: скорей бы! Тогда Зойка свалит к муженьку и дома чуточку поспокойнее будет. Жду – не дождусь…

В школе в этот день ничего примечательного не случилось. Всё, как обычно. Первые два урока я была жутко напряжена: дурочка, боялась, что кто-нибудь поймёт, что ко мне «гости пришли» и начнутся насмешки. Слава аллаху, обошлось!

Последней была химия, вернее, должна быть, но урока не было: химичка уехала на какую-то конференцию; нас отпустили. Домой я, естественно, не рвалась, поэтому неспеша побрела по проспекту: хоть на часок устроить себе крохотный отпуск. Больше не моги: чуть задержусь, мама обзвонит всех одноклассников, затем классной – почему её доча не пришла вовремя, если уроки давно закончились? Ещё бы не дёргаться: у них свадьба на носу, а ещё и конь не валялся, а эта поганка Варька (рабыня!) где-то прохлаждается. Типа наглая такая…

Погодка выдалась недурственная: час назад прошёл дождичек, небо ещё затянуто серой пеленой, но почему-то светло, как бывает на рассвете, когда солнце только-только выскользнуло из-за горизонта. И так же свежо. Хотелось идти и идти неспеша, думать о хорошем, мечтать о приятном: унестись бы подальше, хоть к чёрту на кулички, на недельку забыть свою дурацкую жизнь, школу, семью с предсвадебной истерикой… всё-всё-всё…. И просто расслабиться, отдохнуть по– человечески…. Ах! Мои бы желания да богу в уши…. Но, увы, увы!

На проспекте было людно. Тротуары узкие, приходилось всё время лавировать, дабы не столкнуться. Разумеется, в такой обстановке невозможно было расслабиться и предаться мечтам: этот нескончаемый поток прохожих рождал лишь раздражение. Чёрт, надо было пойти по Левашовскому, там всегда народу мало! Что уж теперь, не возвращаться же…

Дойдя до Большой Пушкарской, свернула. Здесь людно лишь вначале, у остановки, а далее можно сказать, пустынно. Только авто проносились с бешеной скоростью, разбрызгивая лужи с проезжей части. И вот тут случилось нечто, заставившее вновь вспомнить сон.

Дело было так. «Вольво» стального цвета неслась как на пожар, почему-то рядом с поребриком, хотя всё полотно дороги было свободно. Вдоль поребрика тянулась приличная лужа. Я вжалась в стенку, надеясь, что водитель сбавит скорость, и брызги не достанут меня. Размечталась: водитель и не думал сбавлять, пронёсся стрелой, и меня окатило с ног до головы грязной водой.

– Что б у тебя колёса полопались, зараза! – крикнула я в сердцах, готовая разреветься.

Колготки промокли насквозь и тотчас стали холодными, будто из жести. Я смотрела вслед машине, отряхивалась и тихо ругалась. И вдруг… автомобиль замер, у него как-то странно хрюкнул мотор и заглох. А в следующую минуту прогремели четыре оглушительных взрыва. «Вольво» тяжело плюхнулось «брюхом» на асфальт – от колёс одно название.

– Бог шельму метит! – Я удовлетворённо рассмеялась.

Вокруг машины уже собралась толпа зевак. Внезапно меня словно опять окатило ледяной водой: а что если это не случайность, а… исполнение моего желания? Ладонь неприятно заныла. Я быстро глянула и обомлела: пятно лишь на треть было рыжим, остальная часть, огненно – красная, на глазах светлела, возвращаясь к первоначальному цвету. Точно раскалённая докрасна железка остывала…  Мне стало жутко страшно: это я, я сделала!..  Просто чудо, что обошлось без аварии и жертв.

Я рванула с места и, как хороший спринтер, понеслась домой. Дома, точнее, на кухне, дым коромыслом: пришли мамины подружки, тётя Маша и тётя Катя, помогать в подготовке к свадьбе, обе курящие. Плюс папка. Ну, и Зойка за компанию. Обещала, правда, после свадьбы бросить. На столе уже стояли четыре пустых бутылки из-под пива и ворох отходов от сушёной рыбы. Все были крайне возбуждены, в тысячный раз, уточняя список приглашённых.

Я поздоровалась и шмыгнула к себе. Швырнула сумку на кровать и рухнула в кресло – отдышаться. Чёрт возьми, что происходит?! Я что… как Зачарованные обрела Силу? Почему я, зачем?

В дверь постучались.

– Да? – нервно бросила: пока не успокоюсь, никого не хочу видеть, тем более, разговаривать.

– Варя, к тебе можно?

Папка принёс мне разогретый в ковшике суп и на тарелочке хлеб.

– Поешь у себя. На кухне, сама видела, что творится.

– Спасибо.

– Ты вся мокрая. Упала?

– Машина окатила.

– Так не сиди в сыром, живо переодевайся! Не хватало нам ещё соплей и кашлей для полного счастья.

– Не дождётесь, – ляпнула, по-моему, не к месту.

– Ловлю на слове, – усмехнулся в бороду папка. – Ладно, исчезаю.

Переодевшись, я лениво хлебала суп, – аппетита совершенно не было, – и силилась осознать случившееся. И как мне теперь жить? Конечно, вспомнился фильм «Зачарованные» и сразу возник вопрос: это добрый или злой Дар? Жизнь у меня такая, что довольно часто раздражаюсь и, мысленно, кое-кому желаю неприятности. Раньше я рассыпала их, осознавая, что это только слова, сказанные в сердцах. А теперь…  Контролировать себя, это и так ясно. А если потеряю контроль? Не думая, как сегодня, ляпну? Эй, вы, ау! кто всучил мне этот подарочек? Отзовитесь! Может и Хранитель мне полагается? Как Лео у Фиби, Пайпер и Пейдж? Я дважды повторила зов про себя и дважды вслух. Результат нулевой.

Вышла на кухню помыть посуду.

– О! Легка на помине. Долго жить будешь, – пьяненько хохотнула тётя Катя. – Мама тут рассказала о твоём ночном кошмаре. Давай, рассказывай подробненько, счас растолкую. У меня, между прочим, 88 процентов совпадений.

Я, было, отмахнулась, но они впятером, как зануды, пристали: расскажи да расскажи. Рассказала. Тётя Катя всё время делала на листочке какие-то пометки, а после, глядя в этот листок, поведала, что сон мой светлый: всё, что плохое и ужасное надо понимать наоборот. Много белого – это, конечно же, невеста, фата и всё такое. Кот-это к семейному счастью, деревянный – значит, пик счастья будет во время деревянной свадьбы. Мыши – это дети, много мышей – много детей. Летучие – значит, рано станут самостоятельными, покинут семейное гнездо. Нападают на меня – это, значит, я буду замечательная тётя и нянька. Змей-это попытка разрушить брак сестры, но Варька, любящая сестрёнка, грудью встанет на защиту и своими руками спасёт его…

Зойка, разумеется, приняла всё за чистую монету и была в восторге. Мама её поддержала. Папка скептически усмехался, пряча усмешку в прокуренных усах. Я тоже смеялась про себя: толкование тёти Кати явно притянуто за уши. То ли пива перебрала, то ли подруге хотелось угодить. Мне, честно говоря, всё до форточки. Племяшей я, конечно, буду любить, но вечной нянькой – увольте!

Через полчаса мои сорвались и понеслись утрясать вопрос о месте проведения свадебного торжества. Уже у двери, перебивая друг друга, мама с Зойкой выдали мне добрую сотню цэу. Говорили о маленькой просьбе, а звучало как приказ. Вам ничего не напоминает? Правильно: эпизод из Золушки, когда мачеха с дочками отправляются на бал…  К сожалению, меня в ближайшем будущем не ожидал бал и всё такое. И помощников не предвидится. Хотя, из любопытства, я очень их желала. Но, увы! Пятно-родинка осталось бледным и ничегошеньки не случилось. Пришлось бедной Варварушке все просьбы-приказы выполнять самой. В поте лица. Во время работы, снова и снова перебирала детали сна и происшествия на Большой Пушкарской, тщательно анализировала: может, есть ключик истины, но я его почему-то проглядела…?

Как-то незаметно подступил вечер. Я, к собственному удивлению, справилась со всеми просьбами-приказами и, в начале седьмого, вполне могла быть свободна. Но, увы! недописанный реферат по истории, да подготовка к сочинению по «Белым ночам» Достоевского. А головушка пухнет от мыслей, далёких от истории и Достоевского. Сплошные вопросы и ни одного ответика. Когда, в итоге, разболелась голова, я решила махнуть на всё рукой, плюнуть и забыть. Не думать! Всё! Сон– это…  всё, что натолковала тётя Катя. Пятно…  просто родинка рассосалась из-за месячных… «Вольво»… это обычная случайность. Дефектная иномарка не выдержала наших питерских дорог, вот колёса и отвалились. И я тут никаким боком. Всё, забыто! Ставим точку и резолюцию: «В архив».

Варька – Зачарованная… обхохочешься!..

Глава 2

Представление, именуемое свадьба, не понравилось мне с самого начала, ещё в загсе. Всё какое-то ненастоящее, наигранное. И улыбки, и оживление. Может потому, что я хорошо знала всех действующих лиц вне этого «спектакля»? И какими они будут завтра. Нет, лично я лучше никогда не выйду замуж, чем «играть» в подобной показухе.

А в кафе, где проходило торжество, вообще началась форменная обжираловка и пьяный трёп, громко именуемый «тостами». Я с великим трудом выдержала первых полчаса, затем, воспользовавшись суетой с началом танцев, по-английски слиняла. Уходя, умудрилась прихватить три куска торта: должна я, чёрт возьми, компенсировать нервную незаслуженную встряску – меня, буквально, тошнило от этой «свадьбы».

Вечер выдался тёплый и тихий. Редкий в этом апреле. Улочка, по которой я шла в сторону Большого проспекта, была почти безлюдна. Я шла неторопясь, ела торт и отдыхала душой. За спиной что-то зашуршало и я, инстинктивно отпрянув, резко обернулась: в двух шагах сидел кот и жалобно смотрел на меня. Полосатый, как зебра, худющий и ужасно грязный, рваное ухо, свежий шрам на мордочке. Обычный подвальный кот.

– Будешь? – Я протянула ещё приличный кусок торта.

Кот судорожно сглотнул, сделал робкий шажок. Я опустилась на корточки, дотянулась до валявшейся поодаль пустой пачке из-под сигарет, и положила на неё кусок торта.

– Кушай.

Кот не заставил себя ждать и принялся, жадно, есть. Я, невольно, потянулась и погладила его замызганную спинку. Кот уркнул, перестал, есть, глянул на меня так, словно спрашивал: может, ты возьмёшь меня к себе?

– Нет, – сказала, поднимаясь. – Не могу, извини. У меня дома на дух не выносят живность. Выгонят вместе с тобой. Так что прощай.

Кот вздохнул и вернулся к еде. А я продолжила свой путь. Не знаю почему, но, отойдя шагов десять, я оглянулась: кот шёл за мной.

– Зря топаешь. Я русским языком тебе сказала: не могу взять тебя.

Кот внимательно слушал, сверля меня разномастными глазами: один жёлтый, другой изумрудный.

– Уяснил? Не ходи за мной, пожалуйста, без тебя мне тошно, – Я пошла, поглядывая через плечо: кот остался сидеть, провожая меня взглядом.

Я поравнялась со стоящим у тротуара красным «Москвичом», в приоткрытое окно вылетали звуки работающего радио:

– На студийных часах 20,45. О погоде на выходные нам расскажет…

Кто расскажет, я так и не узнала, потому что в голове у меня что-то громко звенькнуло, затем, будто стекло шмякнули об асфальт и звон, казалось, заполнил эхом каждую клеточку моего тела. Следом подступила тошнота и головокружение: перед глазами всё поплыло, закружилось. Мне показалось, что сейчас грохнусь – раскинула руки, сохраняя равновесие. Хоровод перед глазами исчез, вернее всё замерло, как стоп-кадр. Какая-то тень медленно наплывала на «картинку», подобно гусенице, методично обгрызала её. Вскоре я уже ничего не видела: сплошной мрак. А потом впереди, далеко – далеко, возникла светящаяся точка. Она двигалась навстречу мне, словно машина с включёнными фарами. Странно: по мере их приближения, меня покидали силы: я видела, смутно, свои ноги, руки, но абсолютно не ощущала их. Только зуд в том месте, где должна быть левая ладонь. «Фары» стремительно приближались и, вскоре, заполнили всё видимое пространство.

«Я, должно быть, траванулась на этой чёртовой свадьбе»– слабо шелохнулось у меня в голове. Звон исчез и тотчас ему на смену в мои уши ударил хаос звуков: голоса людей, кошачье мяуканье, хлопанье крыльев, воронье карканье и… знакомый, по сну, писк летучих мышей. А перед глазами замелькали неразличимые картинки, словно видеоплёнку включили на ускоренную перемотку.

«Я умираю?!»

Внезапно мельканье кадров прекратилось, в голове что-то щёлкнуло, и свет погас, затухая, уплывали все звуки. Воцарилась могильная тишина. И полный мрак. Единственно, что слышала и ощущала, это жгучая, как ожог, боль в ладони…

… Это длилось целую вечность. Затем, неожиданно, тишину рванул сдвоенный крик кота и воронье карканье, неведомая сила сгребла меня – я даже вскрикнуть не успела-скомкала, точно снежок, и швырнула. «А-а-а!» – запоздало завопила я, и… словно проснулась от кошмарного сна: стояла всё там же, у красного автомобиля; диктор радио напомнил, что сейчас 21 час.

Невероятно! Получается, что я стоя «проспала»15 минут?! Головокружение и тошнота пропали, впрочем, как и приставучий кот. Голова удивительно свежа и ясна. Глянула на ладонь и, невольно, вскрикнула: пятно было сочно-розового цвета, и не просто пятно, а настоящий кошачий след. Как если бы кот ступил испачканной в розовой краске лапой. Плюнула на ладонь, энергично потёрла другой. След остался прежним, более того, издевательски заблестел, как лакированный.

«Что всё это значит?» – хотелось закричать, но я лишь растерянно огляделась по сторонам: всё на своих местах, ничего не изменилось.

Дунул ветерок, и меня обдало ознобом. Оказалось, что у меня всё нижнее бельё мокрое от пота. Не хватало, для полного счастья, простудиться! Быстро перешла улицу и, почти бегом, заспешила домой.

Дома, первым делом, наполнила ванну горячей водой, плеснула шампуни и, раздевшись, погрузилась, предвкушая долгое блаженство. Когда ещё представится такая возможность: когда все дома, только и слышу – Варька, поди, сюда! Варька, подай! Варька, зараза, вынеси мусор! Варька… Варька…  Не до купаний с блаженством: скоренько сполоснёшься, либо наспех только голову помоешь – и ладно…

Я целую вечность не чувствовала себя так хорошо!

Напевая, простирнула бельишко, затем сделала гренки, вскипятила молоко. Зойкина свадьба, эта коллективная пьянка (реалити-шоу!), в эти минуты показалась мне мелкой досадой, а происшедшее на улице давним сном. Жизнь хороша, и жить хорошо!

В дверь настойчиво зазвонили. Нехотя подошла, борясь с дилеммой: обнаруживать себя или нет? Когда звон стал бить по нервам, едва сдерживая злость, спросила:

– Кто?

– Варенька, это я, тётя Паша, с третьего этажа. Сахарку не одолжишь, хоть стаканчик?

«Опять эта, попрошайка, сколько можно!?» Очень не хотелось открывать, но ведь завтра наплачется маме, а та закатит кипеж, что её единственную подругу обижают и всё такое. Подруга – собутыльница, святой человек, обидеть не моги…

Скрепя сердцем, открыла. Едва дверь образовала щель, в неё… прошмыгнул полосатый кот. Больше на площадке никого не было. Захлопнула дверь, повернулась: кот сидел у тумбочки с обувью и яростно скрёб лапой за ухом. Я просто опешила от такой наглости, и совершенно не знала, что предпринять. И тут… кот заговорил:

– Извини, блохи, паскуды, совсем заели. Да не хлопай ты так глазёнками, я не глюк.

– Но… ты…

– Говорю? Ерунда, привыкай. Ещё не такое увидишь и услышишь.

– Увижу…

– И увидишь и услышишь, и ручками потрогаешь. Всё, Варенька, теперь у тебя будет другая жизнь. Шумная, бурная и интересная. Как в сказке. Сейчас я плотненько поем… Ты, надеюсь, накормишь гостя?

– Гостя… – Я начинала приходить в себя: это не глюк, не сон, это… чёрт знает что… – Колбасу будешь?

– Давай, что не жалко. Я за весь день кроме твоего бисквита какую-то гадость куснул на помойке. Молочка бы, а?

Налила в миску молока, поставила на пол. Кот принялся звучно лакать, шерсть ходила волнами, замызганный хвост нервно вздрагивал.

Я присела на стул.

– Может… тебя, и помыть, и на мягкую постельку положить?

Кот поперхнулся, утробно уркнул:

– Нет времени. Ты не рассиживайся, а собирайся. Нам к рассвету нужно быть…  у чёрта на куличках.

Я окончательно пришла в себя:

– Ага, счас, только шнурки поглажу. С мокрой головой куда-то переться.

Кот оторвался от миски, сел, широко облизнулся. Глянул вполне человеческим взглядом, как на несмышлёныша.

– Подними левую руку на уровне глаз, – заговорил голосом воспитательницы детского сада. – Ладонью к себе. Смотри в центр пятна. У тебя оно есть?

Я кивнула, уже ничему не удивляясь. Выполнила, как просил, скорее играючи, чем всерьёз.

– Теперь скажи… как камень брось: «Чоххоч!»

– Чоххоч!

Ладони стало щекотно, будто по контуру пятна перышком проводили. Я уже готова была засмеяться, но тут на мою голову обрушился поток горячего воздуха, как если бы включили штук пять фенов. Невидимые пальцы бережно перебирали мокрые пряди. Кот оскалился в подобии улыбки, затем приступил также шумно поедать нарезанные ломтики колбасы.

Я опомниться не успела, как волосы были высушены и добротно расчёсаны. «Фены» продолжали работать.

– Скажи: «Хоч!», если не хочешь без волос остаться, – пробурчал кот.

Я сказала – и «фены» отключились. Исчезла и щекотка в ладони.

– Что это? – Я неотрывно смотрела на ладонь: пятно вновь потемнело, и лишь с трудом угадывался кошачий след.

– Дар.

– Дар? От тебя?

Кот издал урчание, похожее на усмешку.

– Дары, Варенька, даются свыше. А я приземлён, как и ты.

– Но здесь явно… кошачий след…

– Значит так надо. Со временем узнаешь, что и как. Моё дело доставить тебя вовремя.

– Доставить? Куда? К чёрту на кулички?

– Это образно. В деревню Яблоницы нам надо. Ты собирайся, собирайся, путь неблизкий.

– Зачем?

– Там узнаешь.

– Хорошее дело! А если я откажусь?

Кот протяжно вздохнул:

– Если тебе меня не жалко – отказывайся. Только это тебе не поможет. Я всё равно доставлю тебя. Сонную. И ты проспишь интересное путешествие. Выбирай. Да побыстрее: время уходит.

– Я не могу! Вот так сразу… всё бросить… Мне в школу завтра.

– Забудь. У тебя другая будет школа.

– А семья?

– И семья. Здесь тебя не жалуют, шпыняют, а там будут любить и почитать. Как… царицу.

– Даже так? С трудом верится. За какие заслуги?

– Там узнаешь. Мы долго ещё будем словами дребезжать? Не ожидал, что ты такая зануда.

– Я не зануда! Просто всё как-то… действительно… как в сказке…

– Для тебя сказка, для нас обыденная жизнь. Теперь эта сказка-жизнь станет и твоей. Всё, хватит трепаться. Одевайся.

– Что…  брать с собой?

– Просто оденься и всё.

– Как скажешь, господин. Бегу, с вашего позволения.

– Не паясничай, – фыркнул кот. – Это не твоё.

– А у тебя имя есть? – спросила уже из комнаты.

– Зови, как захочешь.

– А можно…  Зебриком?

– Да хоть горшком, только в печь не ставь, – умываясь, мявкнул кот.

Я надела чёрные вельветовые джинсы, бежевый лёгкий свитер с горлом, на ноги кроссовки. Волосы решила заплести в косу. И тут обнаружила неприятную странность: чуть левее пробора прядь волос, шириной в два пальца, была акварельно – белая. Она начиналась у корней и тянулась до кончиков. Видимо, «фены» перестарались и выжгли мой натуральный русый цвет. Как я ни старалась спрятать белую прядь, коса получалась полосатой, почти как хвост у Зебрика. Ладно, пусть пока так, вернусь-закрашу. Освободила школьную сумку от учебников и тетрадей – она у меня небольшая, как дамская сумочка, – закинула в неё пакет прокладок, косметичку, плеер, пяток любимых кассет.

– Готова? – Зебрик нетерпеливо топтался у двери.

– Секундочку, – бросила, убегая в ванную за щёткой и пастой. Попутно сходила в туалет. Зебрик вслед мне мявкнул, по тону явно нелесное.

– Всё, готова.

Зебрик критически оглядел меня, протяжно вздохнул:

– Не на дискотеку зову.

– Что не так?

– Ладно, годится, – буркнул, при этом хвост его нервно шаркнул по двери.

– А что мне родителям написать? – вдруг опомнилась, уже держась за ручку двери.

– Ничего.

– Так не пойдёт. Будут беспокоиться, начнут искать…

– Как ты мне надоела! – Зебрик со злостью царапнул косяк двери. – Пиши, что хочешь! Провалилась сквозь землю, похитили пришельцы. Не ищите – бесполезно. Любящая вас, Варька – зануда.

– А когда я вернусь? – Взяла рядом с телефоном лист бумаги, ручку. – У меня на этой неделе контрольная по физике.

Зебрик дико зашипел, тяпнул лапой по стене, содрав клок обоев:

– Достала! Не могу больше! Ты идёшь или я применяю силу?!

– Только без лап! Я тоже могу применить силу. Возьму вон швабру и… спущу по лестнице.

– Ха – ха – ха. Дико смешно. В последний раз спрашиваю: ты идёшь?

– Иду, иду! – Сунула край записки под телефон, погасила свет.

Вышли на площадку. Закрывая дверь на замок, помедлила, раздумывая: разумно ли поступаю? Что ждёт меня в неведомой деревне Яблоницы?

– Не тяни резину, Варя, – приглушённо прошипел Зебрик.

– Иду, всё. Сам-то как зануда ноешь.

Зебрик молча сиганул вниз по лестнице. Когда я вышла из подъезда, он нервно метался у подножья старого тополя.

– Тянешься, как старушенция.

– Будешь оскорблять…

– Иди за мной, – перебил Зебрик зло, блеснув разномастными глазами. Пересёк двор, скрылся под аркой проходного двора. Я прибавила шаг, вышла на соседнюю улицу. Зебрик стоял у забора, за которым уже более полугода безоконный дом ждал капитального ремонта.

– Эти две доски отодвигаются, – фыркнул Зебрик, и юркнул в щель между ними у самой земли.

– Сюда-то зачем? – запоздало спросила. Потрогала доски: они, действительно, отодвигались.

«Не нравится мне начало путешествия. Ещё на бомжей нарвусь…»

Пересилив страх, шагнула за забор. Весь двор был завален кучами строительного мусора. Подъезды и окна первого этажа забиты листами жести. Скудный свет с соседней улицы пятнами высвечивал рваные раны стен, и красная кирпичная кладка казалась сгустками крови. По спине побежали мурашки, а ладоням стало знобко, словно легли они на лёд. Я инстинктивно развернулась, уже готовая вернуться на улицу, но слева хлестнуло сродни змеиному шипению:

– Тебя долго ещё ждать? Иди вдоль забора.

Глянула на чуть отодвинутые доски, вздохнула, ругнув себя последними словами, и полезла по мусору вдоль забора. Пыль, древесная труха вспархивали из-под ног и лезли в рот, в нос, в глаза, но окрик Зебрика заставлял идти, не останавливаясь.

– Ты идёшь? А быстрее нельзя?

Метров через десять горы мусора отступили от забора, открылась совершенно чистая площадка. В центре её сидел Зебрик. Сюда почти не попадал свет, и кот смотрелся абсолютно чёрным. Только глаза, как два фонарика, светились.

– Тебя только за смертью посылать! – встретил меня Зебрик, выкусывая блох на плече.

– Сюда-то зачем? – вновь спросила, сплёвывая липкую слюну.

– Затем, что нас здесь никто не увидит, – Зебрик поднял мордочку кверху и некоторое время смотрел в небо. Я тоже глянула. Ничего особенного: затянуто белёсой тучей, впрочем, местами что-то посверкивало, должно быть, звёзды.

– Пора, – встрепенулся кот, прошёлся по кругу, то, выгибая спину, то, припадая к земле. Остановился, крутанул хвостом, затем резко побежал в обратную сторону. С каждым кругом, убыстряя темп и сужая круг. Оказавшись в центре, Зебрик раз пять крутанулся, точно ловил собственный хвост. Я расслабленно налегла на забор и, неожиданно для себя, разулыбалась, негромко зааплодировала.

Зебрик замер. В следующее мгновение лёгкое серебристое свечение образовалось вокруг него. Я выпрямилась, затаив дыхание. Бока Зебрика стали раздуваться, едва слышный щелчок, и…  из выпуклостей полезли, как из лопнувших почек, клейкие листочки. С каждой секундой «листочков» становилось всё больше, и завершилось действо тем, что у кота появились два… птичьих крыла, пёстрых, как у совы.

«Так и во сне было!» – ахнула я, приходя в себя.

– Смотри в ладонь, – устало скомандовал Зебрик.

Я подняла руку к лицу.

– Скажи: ДОСРУЖ! Закрой глаза!

– ДОСРУЖ! – выдохнула, невольно, сжавшись и ощупывая правой рукой бок и часть спины, в ожидании роста крыльев. Ладошке стало щекотно, затем, будто током ударило – пронзил жаркий озноб, на мгновенье голову сжало в невидимых тисках и… рвануло за ноги, стремительно увлекло в пропасть. Тщетно пыталась закричать, открыть глаза: я просто обернулась камнем, который летел неведомо куда. Также внезапно падение прекратилось. Ощущение было такое, словно меня поймали на лету и бережно поставили на твёрдую почву. Открыла глаза: точно, стою на земле, только…