Buch lesen: «Золотая Кукуруза»

«Жесток гнев, неукротима ярость, но кто устоит против ревности»

Соломон Мудрый

Глава I.

Парторг колхоза, приехал бедаркою в полеводческое звено, где трудились на прополке бахчи девчата, одна другой краше, настоящие «дочери полей».

Парторг тоже был молодец, что надо – тридцатипятилетний здоровяк с карими глазами, девкам нравился, хотя был надменный, высокомерный, самоуверенный, настоящий «кичень», как называли в колхозе Василия Петровича Полевого.

– Без года неделя, как парторгом стал, а гонору-то сколько, – говорили все за его спиной.

– Ишь как старается. День и ночь не спит, всё по полям, фермам да бригадам мотается, выслуживается перед начальством. Такой далеко пойдёт, он никого не пожалеет. Сам-то уже три года без выходных и без отпуска. Нахрапистый коммуняка, никому покоя не даёт. Всё ему мало, мало. Уже и удои молока вон на сколько выросли, свиньи пороситься стали, по два десятка за раз приводят. А на птичнике чего удумал? Свет решил для кур провести, те, дуры со своими куриными мозгами, начали нестись, как перед концом света, каждый день по два яйца. Он, наверное, слово какое-то знает, паразит…

Вот так «поливали» Василия Полевого, которого колхозное правление направляло на учёбу в сельхозинститут, по окончанию которого он и вернулся в родной колхоз.

Поработал сперва ветеринаром, его «заметило» начальство и «двинуло», как толкового организатора, на должность парторга колхозной организации, отвечающей за всё состояние дел в колхозе. Приезжая домой, весь солнцем опалённый, ароматом степей пропахший и пылью дорог запорошенный, раздевался и мылся колодезной водой, фыркая, как запарившийся конь после скачки. Мать, глядя на сына, говорила:

– Васька, колы ты жить по чоловически начнэш? Тры года, як прокаженный мотаешься. Хиба то в радость, така робота?

– Мама, а для мэнэ уся така робота и е радость.

– Ты шо, сынок, думаешь шо робота цэ и уся радость у чоловика? Ты як проклятый, робыш, а хтось на курортах усяких прохлаждаеться.

– Мама, так нэ уси ж люды таки. Ты подывысь як роблють, шо у поли, шо на фермах!!! Любо-дорого дывыться! Партия зна як робыть надо, я ж коммунист, як же я можу пагано робыть? Шо тоди люды скажуть про мэнэ? Шо я дармоед, нэ пахаю, нэ сию, дажэ быкив нэ пасу, а жрать так подавай. Нэ, мама, знаешь як партия говорэ? «Труд в СССР есть дело чести, доблести и геройства». Ты подывысь шо люды со своёй зэмлёю делають – в цветущий рай прэвращають от края и до края, от моря и до моря. Так шо за мэнэ нэ пэчалуйся!

– Так ты бы сиби дивку заимив, а то як бобыль якыйсь. Ты, мабудь, и циловаться нэ умиешь?

Василий посмотрел на мать и задумчиво сказал:

– А колы ж тоди робыть? Любов цэ ж така зараза, як болесть. Зализэ нэ тилько в сэрдцэ, но и у голову. Яка тоди робота?

– Васька, шо ты мэлэш? Любов тилько сылу прыдае и в роботи, и в усий жизни. Ты подумай, подумай. Он бачишь яка Дашка Сметанина красавыця та работяща. Як шоб вона щэ и полюбыла, так вона б горы зворотыла.

…Запал тот разговор в душу Василия. Размышляя об этом, он стал приглядываться к Даше -звеньевой в полеводческой бригаде.

До этого она, как и все девушки колхоза, для него были на одно лицо. Когда учился в институте, была у него одна зазноба. Он в ней души не чаял, чуть не женился, а она повиляла перед его носом хвостом, да и укатила с офицериком-моряком на самый краешек земли.

Кто их, баб, поймёт чего им не хватает. Им бы только любовь да любовь. На всё остальное у них тоска одна в глазах.

А тут партия задумала такое грандиозное дело – развить животноводство, да так чтобы мясом и молоком всех обеспечить, чтоб копейки стоило для горожан. Это же надо! Никита Сергеевич съездил в Америку , посмотрел что к чему, да и двинул для народа лозунг:

– «Догоним и перегоним Америку!» и дал указание – «где то возможно, по всей стране сеять кукурузу», это ведь корм, прежде всего, скоту, птице, да и в пищевой промышленности доброе подспорье пшеничке. Так что, коммунист Полевой, давай организовывай работу на выполнение решений партии!

Глава II.

Не раз заодно вели девчата шашни – плутовские происки и проделки, свойственные девичьему племени, и, завидя парторга, начинали охорашиваться, жеманиться, приговаривая:

– Как бы этого кичигу-гордеца охомутать, к коленочкам пригнуть! – говорила одна.

– Да в тенёчке на сенце поваляться, побаловаться, дурман-травою подышать! – вторила другая.

– Девки, давайте его замарьяжим! – вносила предложение третья.

– Да так замарьяжить, чтоб несолоно хлебаши сам, удовольствие доставил нам, – уточняла четвёртая.

– Дашка, ты не против?

– Мне, может, больше твоего того хочется, да страх берёт, ведь змей он огненный. Я по глазам его вижу, чего он от меня хочет.

С некоторых пор девчата заметили, что парторг, Василий Петрович Полевой «глаз положил и неровно дышит» на их звеньевую, Дарью Сметанину.

– Дашка, давай! Чего нам стоит дом построить? Нарисуем – будем жить! Ты перестань чечениться – ломаться, подай ему надежду. Такого чаровника-красавца всем звеном замарьяжить – одно удовольствие. Интересно, что он делать будет! Дашка, ты звеньевая, придётся тебе первой «кадрить» члена КПСС. Только смотри, не перестарайся, а то он, хоть и партийный, но «хозяйство» – то у него мужское. И бычок он славный, опомниться не успеешь, как сметану твою слижет, – шутя, смеялись девчата.

– Страшновато мне, девки. Замарьяжить то можно, а что потом будет? Он же, как банный лист, приставать каждый день ко мне будет.