Buch lesen: «Цветок папоротника. Сжечь сикомору!»

* * *

Звуки праздника глухо раздаются из бревенчатого дома, окутанного плотным и влажным туманом. Молочные его клубы  вибрируют под воздействием глубоких басов танцевальной музыки, доносящейся из избушки сквозь дребезжащие окна. Вокруг дома вековые ели, с могучих лап которых свисают бронзовые шишки, отражающие бирюзовый свет миллионов звезд, раскинувшихся млечным путем по яркому фиолетовому небосклону. Свет звезд обволакивает светящимся покрывалом все пространство вокруг. Воздух шевелится, будто сейчас не ночь, а в разгаре летний знойный день. Приблизился к дому и прислонился лицом к стеклу, которое приятно отстукивало ритмы музыки по лбу. В руках тлеющая сигарета. Затянулся.

Внутри гуляния. Мужчины танцуют, смеются, о чем-то болтают и прыгают, стол у стены завален закусками и початыми бутылками. Знакомые все лица, и он сам тоже среди них. Во вспышках светомузыки заметны и другие люди – в основном девушки. Застывшие воском лица не разглядеть, видны только движения рук и бедер в ярких вечерних одеяниях, двигающихся в такт мелодии. Музыка не затихает, но танцующие остановились и медленно повернулись в сторону окна. Они стоят молча без каких-либо проявлений эмоций в мимике. Вокруг замерших фигур вьются девушки, с распущенными волосами, пытаясь своими нежными прикосновениями рук и губ оживить мужчин, но это не удается. Они манекены, куклы с человеческим лицом. Неуютно и страшно.

Отошел от окна, восковые фигуры ожили и продолжили праздник. Приблизился к елям. Меж толстых стволов деревьев петляют тропинки. Их несколько, но идут они все в одном направлении. Выбрал одну из тропинок и стал продвигаться вглубь леса. Ели тянулись вдоль дорожки плотными рядами. Неба не видно, но бирюзовый свет звезд пробивается сквозь густые заросли ветвей.

Внезапно лес закончился, и тропинка вывела на обширную и ровную поляну, усеянную травами и цветами. Посреди поляны что-то светится. Травы приятно охлаждают росой голые ноги, мягко принимая каждый шаг своим плотным ковром. Приблизился к центру поляны. Еще издалека стало заметно растение, возвышающееся над остальными, от которого и исходит свет. Папоротник. Гигантский, не меньше трех метров высотой, гордо раскинувшийся и покачивающийся на ночном ветерке резными своими листьями, почему-то белесоватого цвета. Из-под ветвей лился свет. Подошел вплотную к папоротнику. Ветви расступились, перед глазами предстал яркий горящий красным бутон цветка. Огни его лепестков переливаются и искрятся. От цветка веет неиссякаемой жизненной силой и радостью. Приглядевшись, становится понятно, что из рубиновых тычинок цветка сочится красная жидкость. Густая багровая кровь тонкими струйками опадает на землю, где уже набралась целая лужа. От лужи отходит алый ручеек, неспешно двигаясь к противоположному краю поляны, и прячется в деревьях.

Пошел вдоль ручейка. Кровь не свертывается и не засыхает. Она спокойно течет по земле, обрамляя травы вокруг темно-красным цветом. Вслед за ручейком вошел в лес. Стены еловых стволов все также плотно стоят друг к другу, но кровь, петляя между ними, выводит к еще одной поляне. Ручеек стремится к возвышающемуся огромному дереву, широко раскинувшему свою густую крону. Крона зонтом или исполинской грибной шляпой покрывает весь центр поляны. Серый ствол, который обхватят только человек пять, словно гирляндами рождественская ель усыпан мягкими оранжевыми плодами. У подножия дерева кровавый ручеек уходит под землю, подпитывая собой растение.

Подошел к стволу и провел ногтем по коре. Образовавшаяся царапина заполнилась, поступающей из ручья кровью.

Пальцы почувствовали тепло дотлевающей и до сих пор не выброшенной сигареты. Разжал пальцы и позволил сигарете упасть в ручей. Сигарета не потухла, а дала жизнь пламени, быстро поглотившему всю кровяную жижу. Корни пили огонь, дерево пропиталось им и пылало изнутри. Сквозь древние трещины коры стало сочиться пламя. Огонь поднимался постепенно вверх, захватывая плоды и ветви и, наконец, добравшись до листьев, воспламенил их рыжим и неукротимым…

…спасительный звук будильника выудил тело из начавшего поглощать его огня.

Утро

Спасительный звук будильника на телефоне выудил тело из глубины сна. Сразу открыть глаза не получилось. Михаил стал обстукивать пространство вокруг в поисках источника раздражающего звука, но телефон не находился там, где обычно находится каждое утро.

«Неужели потерял», – первая мысль мозга, тяжело приходящего в себя после интоксикации алкоголем и переполненного ацетатами – продуктами разложения спирта. Будильник продолжал звенеть. «Похоже, потерял, жалко – только купил. Может в баре оставил?». Будильник отзвенел положенное и самоотложился на пять минут.

Хотелось в туалет и спать, Михаил долго решал, на что именно направить остатки своих сил воли и выбрал туалет. Скинув свое бренное тело с любимой кровати, он неожиданно повстречался с виду бездыханным телом Виталика, его друга, спавшего почему-то на полу. Рыхлое и мягкое тело Виталика добродушно встретило упавшего Михаила.

– Ты чего?

– Я телефон где-то просрал.

– Плохо, слезь с меня, от тебя воняет.

– А ты прям освежитель воздуха ходящий.

– Я лежащий.

Михаил скатился с Виталика и уже намеревался идти в сторону туалета, как вдруг силы покинули его и он остался валяться рядом лицом вниз.

– Хотели же только по паре пива в баре.

– Как всегда.

Приведя более-менее мысли в порядок, Михаил встал и осторожной походкой человека, не понимающего до конца тяжесть своего похмелья, направился в туалет. В туалете он понял, что спал в джинсах, из которых снова зазвонил будильник.

– Ах вот ты где, – сказал он телефону, доставая его из кармана.

Из туалета он решил проследовать на кухню, в холодильнике должна была быть бутылка молока, которую он мечтал выпить залпом. Но кухня встретила его пустой тарой на столе и надувным матрасом на полу посреди, на котором в компании незнакомой девицы возлежал Сергей.

– Ох, Господи, вы чего тут делаете?

Ответом было молчание и мирное посапывание обоих, забывшихся глубоким сном. Михаил достал молоко из холодильника, положил в рот утренний похмельный набор, состоящий из таблеток аспирина, мексидола, витаминов и начал жадно поглощать жидкость. Организм постепенно и нехотя возвращался в реальность. Торчащая из-под одеяла женская ножка породила интерес осмотреть всю владелицу целиком. Он присел на матрас и осторожно поднял одеяло, раскрыв нагую девушку, спавшую в обнимку с таким же голым Сергеем.

«Почему мужики такие отвратные всегда утром, а девушки такие красивые и манящие, даже после бурной ночи», – подумал про себя Михаил, осматривая два тела и поглаживая гладкий и нежный девичий зад и тихонько запел:

 
– А на губах твоих – усталый день затих,
Ты сладко спишь, а я шепчу тебе, родная…
 

Последние слова были сказаны слишком громко, отчего девушка проснулась, приподнялась и повернулась к Михаилу, удивленно осматриваясь по сторонам. Она еще не поняла, что совершенно голая и забыла прикрыть свою грудь.

– Будешь молока? – спросил у нее Михаил, протягивая бутылку.

– Да, спасибо, – ответила девушка сиплым спросонья голосом, принимая с благодарностью бутылку. После нескольких глотков белая струйка скатилась с ее тонких губ к высокой шее и дальше капельками опала на грудь девушки.

– Ой! – вскрикнула она, закрываясь руками и ногами, откинув молоко в сторону. Бутылка упала на затылок мирно спящего Сергея и стала выливаться ему на плечи.

– Да ладно не прячься, я уже насмотрелся, пока ты спала. Ты красивая. Как тебя зовут, родная?

– Оль, ты чего мне плечи лижешь не пойму, чего я мокрый весь? – раздался голос проснувшегося Сергея.

– Оля, значит. А я Михаил, приятно познакомиться! – сказал он, протягивая руку, в ожидании, что девушка ответит на рукопожатие и снова оголит себя. Задумка не удалась:

– Ты – дурак?

– В смысле?

– А в том смысле, Михалыч, что ты с этой милой мадмуазель в банке познакомился, когда зашел туда наши последние еврики менять, которые мы вчера и пропивали, – пояснил Сергей, убирая с матраса полупустую бутылку и вытираясь одеялом, – так и уговорил с нами поехать. Хорошо, что купаться не поехали никуда.

– Припоминаю… А если познакомился я, то почему с ней лежишь ты?

– Так получилось, я ей больше понравился.

– Ребят, а ничего что вы в третьем лице обо мне в моем присутствии?

– Извини, пожалуйста… Дай сиськи потрогать.

– Убери руки от меня.

– Ладно-ладно. Сереж, мне на работу надо, вы хотите – идите на кровать, чего на матрасе мокром спать. Только на Виталика не наступите, он там возле нее мертвый лежит.

– С радостью согласимся, – ответил друг, встал и гордо голым пошел в комнату. Девушка обернулась в простынь (смогли же застелить еще) и посеменила вслед за ним, – зачем тебе только работать продолжать, Артем же сказал, что вот-вот продаст все.

– Когда продаст, тогда и уволюсь.

– Чего продаст? – спросила Ольга.

– Твою попку классную, – ответил Михаил, схватив девушку за задницу.

– Сереж, он меня лапает!

– Пусть полапает, жалко тебе?

Пара скрылась в комнате. По резкому и продолжительному стону Виталика стало понятно, что на него все же наступили.

– Кстати, Миш, – крикнул из комнаты Сергей, – Наташу отопри.

– Какую Наташу?

– По традиции – коллегу Ольги. Ты вчера ее выгнал из своей кровати и запер в ванной, запретив всем открывать.

– Зачем?

– Она хотела в одежде спать, чтобы ты к ней не приставал. А ты разозлился, назвал грязной неряхой и прогнал в ванную. Помыться, наверное.

– Справедливо.

– При этом ты сам в одежде вырубился.

– Логично.

Он подошел к ванной комнате и убрал стул, которым была подперта дверь. На полу на коврике лежала крепко спавшая девушка. По ощущению тепла, доносившегося от плитки, стало понятно, что девушка догадалась включить подогрев пола. Он была укрыта банным полотенцем, а под голову положила обычное. Он погладил ее по худой щеке, девушка очнулась и со страхом уставилась на Михаила. Стройная длинноволосая светлая девушка, с большими серыми глазами, немного угловатая. Ну, понятно, чего он разозлился, когда не добился ее расположения. Еще и Оля с Сергеем осталась, а он только с Виталиком на полу.

– Привет.

– Привет.

– На кухне матрас надут, пойди, полежи там на мягком. Его, правда, Оля молоком облила, но я его переверну.

Он помог встать девушке, скинул с матраса подушки и одеяло и перевернул его.

– Погоди, я принесу чистое одеяло, это мокрое.

Он укрыл мокрым одеялом Виталика, подсунул под него одну подушку, сходил за новым постельным бельем, застелил матрас и предложил девушке лечь.

– Спасибо.

– Ты это… не злись, что я тебя запер. Не помню ничего если честно.

– Бывает.

– Я пойду в душ и на работу, отдыхай спокойно, не потревожу тебя больше.

Девушка послушно кивнула и легла на матрас. Он же скрылся от всех в ванной сел в чашу и включил душ погорячее. Жар воды приятно расширял капилляры, выгоняя остатки алкоголя из организма и помогая справиться с подступающей головной болью. Он закрыл глаза и вытянулся в наполняющейся емкости. В дверь постучали.

– Открыто!

В открывшемся дверном проеме появилась Наташа.

– Можно к тебе погреться?

– Залезай.

Она выключила свет и вошла, оставив приоткрытой щелочку, чтобы не было совсем темно.

– Это зачем?

– Чтобы ты не пялился, – ответила девушка, снимая с себя футболку. Он любовался ее приятными очертаниями в темноте.

– А трогать можно?

– Чуть-чуть.

Михаил принял сидячее положение, девушка села на противоположном крае ванной, вытянула ноги, положив их на мужчину. Он лениво гладил ее по гладким ножкам и старался дотянуться выше, но для этого нужно было поменять позу и сесть поближе, что требовало дополнительных усилий, чего делать категорически не хотелось.

– Странные вы ребята, – после некоторого молчания выдавила из себя тянущимся легким шепотом обласканная горячей водой девушка.

Михаил продолжал гладить ее ноги, облокотив голову на стену:

– Иди ко мне поближе.

Наташа пересела на его край, повернулась к нему спиной, и они оба вытянули ноги, переплетя их. Она прислонилось своей вкусно пахнущей головой к его мокрой небритой щеке. Еще один парадокс – почему от них всегда вкусно пахнет.

– Почему странные?

– Странные. Другие. Умненькие все, симпатичные. Добрые, смешные. Интересные. Необычные. Но вас тянет раствориться в массе человечины. Заливаете себя ей.

– Мне кажется, все так себя ведут.

– Вам чего от жизни вообще надо? Вот тебе конкретно?

– Не знаю.

– Сами не знаете, чего хотите. Целей никаких больших нет, мечтаний нет. Не бедные вроде ребята, придумали бы себе какую-нибудь цель, задачу, увлечение, хобби. Чтобы направление деятельности было, а не хаотические дергания.

Он слушал, лаская ее грудь, пронизанный уютом и теплом, и с каждой секундой самочувствие становилось лучше.

– Куда полез? – спросила Наташа в ответ на медленное сползание руки от груди к низу живота. Рука быстро вернулась на место прежней дислокации.

– Я скажу тебе, Миш, то, что для тебя не новость. Мир не такой уж опасный и жестокий, это очень солнечное, приветливое место. И как только ты даешь слабину и становишься полностью разочарован, он даст тебе шанс такой подъемной силы, что больше уже никогда не упадешь. А возможно уже дал. Никто на свете не поддерживает так сильно, как жизнь. Совсем неважно, как ты держишь удар судьбы и как низко ты падаешь. Важно – как ты высоко можешь взлететь после падения. Не просри свой шанс.

Утренняя проповедь от малознакомой девушки плохо ложилась в подкорку мозга. Не просрать свой шанс. Придумать цель, реализовывать задачи на пути к ней. Хорошая идея. Он пообещал себе подумать над словами Наташи.

– Я поеду сейчас, такси вызову. Останешься или со мной? Можно кофе перехватить где-нибудь, время у меня есть еще немного.

– Зачем, Миш? Для чего? Дождусь Ольгу лучше и вместе с ней поедем.

– Ну, смотри.

Он поцеловал девушку в щеку, вылез из ванной, оставив ее в полное распоряжение своей мимолетной спутницы, почистил в полумраке зубы и вывалил свое тело на улицу, где уже вовсю разыгрался жизнерадостный солнечный августовский день. Попросив таксиста остановить возле любимой точки продажи кофе, он благополучно добрался до своего кабинета, в котором его уже ждала коллега. Молча кивнув, он проследовал в свою часть кабинета. Десять утра. Начинался прием граждан – обычный день помощника депутата.

Страждущие

Сейчас придут страждущие. Они всегда приходят в понедельник, будто все выходные ждут, не дождутся возможности вылить на кого-нибудь свои печали и подпитав себя жизненной энергией, пойти дальше. Их было много, но приходили в основном одни и те же. Верней запоминались в основном одни и те же.

С последним глотком кофе из картонного стаканчика в дверь постучали. После крика «Войдите!» и ответа «Михаил на месте, проходите» в кабинете появилось олицетворение скорби и мук человечества. Впалые глаза, подчеркнутые глинистого цвета синяками под ними, уголки рта, которые навечно смотрят вниз улыбкой грустного мима. Нелепая гримаса сопровождалась таким же нелепым макияжем. Олицетворение скорби молчаливо опустилось на стул.

В вошедшей он узнал гражданку Ушкуйникову.

– Михаил, я буду продолжать бороться.

– Я вас полностью поддерживаю в вашем начинании.

– Пишите запрос прям при мне.

– Куда?

– В прокуратуру.

– Зачем?

– По факту доведения до смерти меня и моего покойного мужа.

Он уставился на женщину с приподнятыми бровями.

– Вас?

– Да, меня.

– И каким образом вас довели до смерти.

– Михаил, я юридически грамотный человек. Мне Сергей Анатольевич сказал – вы только держитесь. Держитесь и боритесь. Вот такие люди за меня. И не только он, все кто там был в кабинете, все кивали и соглашались с ним.

Михаил издал короткий стон. Кто такой Сергей Анатольевич и люди из его кабинета он не имел ни малейшего представления.

– Пишите запрос, я сяду рядом с вами…

– Прошу, только не надо садиться рядом со мной!

– Хорошо, я буду смотреть издалека и диктовать, я взяла вам ручку, – Ушкуйникова стала рыться в своей тряпичной авоське достала засаленную погрызенную ручку, самовольно вытащила из принтера лист бумаги и положила на стол перед Михаилом, – Я юридически грамотный человек. Вот вам ручка и лист – пишите.

– У меня есть ручка, не надо. Что вы хотите, чтобы я написал?

– Запрос в прокуратуру!

– Хорошо. За-прос. От кого запрос пишем?

– От Вас!

– Почему от меня?

– Вы что, думаете, я глупая? А кто должен писать запрос? Пишите! Требуем начать расследование инцидента доведения до смерти вдовы Ушкуйниковой и ее мужа по существу… так, теперь отправляйте!

– Я сейчас не могу – рабочее время же, я должен сидеть на месте.

– Тогда отправьте после работы!

– Выйду и первым делом на почту. Марку сам куплю, не переживайте.

– Когда придет ответ – сообщите мне!

– Конечно же, сообщим, спасибо за ваше участие, до свидания.

Понедельник обещал быть веселым.

– Миш, тут бабушка у нас.

– Уже? Откуда их берут…Ну давай.

Худенькая сгорбленная старушка с распущенными до плеч волосами, которые, как ни странно, не потеряли до сих пор свой русый цвет. Одета просто и не ново, но чистенькая и опрятная. Уже радует, значит человек более-менее адекватный.

– Здравствуйте. Как вас зовут? Какие у вас вопросы?

– Я Роза Сергеевна. Хотела попросить у вас помощи. Я в администрацию пришла и не знаю к кому идти. Иду по пустому коридору первого этажа и молюсь Николаю Чудотворцу. Смотрю, а из одной двери женщина выходит, вот и решила зайти.

– Ясно. А помощь в чем нужна?

– У меня дом пустой. Нет ничего, голая кровать, да шкаф. Сплю на полу на досках два года уже, на пружинах спать неудобно без матраса. Мне бы подушку и одеяло еще, я была бы вам очень благодарна.

– Значит подушка, одеяло и матрас какой-нибудь. А вы одна совсем живете? Детей нет или внуков?

– Есть, да не помогают…

– А прописаны они где?

– В другом городе. Редко приезжают, почти не видимся.

Старушку стало жалко.

– Я думаю, мы сможем вам помочь. Вон сидит моя коллега Анастасия, она подскажет какие документы вам собрать для материальной помощи. Плюс подумаем, может, привезем вещи вам, нарочно. Думаю, найдем что-нибудь.

Старушка продолжала сидеть, не двигаясь с места и странно улыбаясь. Наконец, она произнесла:

– Когда они приходят, вы знаете, как их прогонять?

– Кого их, – испуганно спросил Михаил.

– Цыган. Они ко мне пришли, стали ворожить, у меня есть монеты царские, хотели их отобрать.

– И как вы их прогнали?

– Сначала сыпешь между ними и тобой соль, – старушка достала из кармана пакетик соли и насыпала между Михаилом и собой полоску соли, – потом достаешь ножичек и показываешь на них острием, чтобы заклятия о железо острое побились.

Старушка достала перочинный ножик, раскрыла и направила на Михаила. Он молча наблюдал за происходящим, оперевшись подбородком в ладонь.

– Вот так делайте, они к вам не будут приставать, – добавила, убирая ножик, бабушка и вышла из кабинета, забыв спросить про перечень документов для получения материальной помощи.

– Вы знаете, я вот сижу сейчас перед вами и возможно уже описялась, – с выражением обвинения на лице чуть ли не крича, предъявляла следующая посетительница – полная женщина с широкими скулами и лицом торговки китайским ширпотребом с рынка, с золотыми кольцами на пальцах. Михаил отодвинулся на всякий случай подольше от посетительницы.

– Татьяна Васильевна, зачем вы мне это говорите?

– Затем, что вы меня бросили! Зачем ты меня бросил Михаил? Они удалили мне здоровые зубы! Показать?

– Не надо мне ничего показывать!

Но Татьяна Васильевна уже доставала из своей сумки сверток салфетки. Не обращая внимания на протесты Михаила, женщина развернула салфетку ему перед носом. В свертке лежали несколько кусочков зубов, почему-то расколотых.

– Что, плохие зубы? – кричала Татьяна Васильевна.

– Очень хорошие зубы.

– А зачем мне их удалили??

– Я не могу комментировать решение вашего лечащего врача.

– А я знаю зачем! Они удаляют хорошие зубы, а деньги по ОМС себе забирают! Возьмите, они крепкие, хорошие зубы! Попробуйте сломать! – Татьяна Васильевна попыталась всунуть эти зубы ему в руки, но он спрятал их за спину.

– Что же это такое, – только и смог выдавить из себя Михаил.

– Вот и я об этом! Поэтому звоните главврачу стоматологической поликлиники.

– И что мне ему сказать?

– Чтобы вернул деньги, которые он украл из фонда медицинского страхования за удаление моих здоровых зубов!

– Мы же не можем утверждать, что он себе деньги взял и что удалил зубы без показаний.

Татьяна Васильевна приблизилась к его лицу, оттянула губу, показав места удаленных зубов и закричала:

– Где пульпит?!

– Господи, отойдите от меня! Какой еще пульпит? – отпрыгнул вместе с креслом от нее Михаил.

– Где пульпит? По которому у меня зубы удалили?

– Понятия не имею!

– Звони! – придвинулась она к нему.

– Не буду я никуда звонить, отойдите от меня!

– Все ясно! – Татьяна Васильевна отошла и стала заворачивать вырванные зубы в салфетку, – Все ясно!

– Что вам ясно?

– Вы в сговоре, все ясно. Ждите жалобу на вас, до свидания!

– Ваше право… Настя, я выйду в туалет, успокоиться надо.

Он со вздохом открыл дверь и уже собрался выйти, как увидел на пороге молча стоявшую без движения опрятную пару предпенсионного возраста, держащуюся за руки.

– Здравствуйте, – покорно и одновременно сказали они.

– Вы хотите поговорить о Боге? – спросил их Михаил.

Граждане заискивающе с тоскливой пустотой во взгляде смотрели на Михаила.

– Нет-нет. Извините нас, что отвлекаем, у нас просьба.

– Какая?

– Купите, пожалуйста, нашему сыну квартиру в Москве.

– Я?

– Да. Он у нас очень хороший, добрый, каждый день ездит в Москву, очень устает. Ему надо квартиру в Москве. Можно не в Москве, а в Мытищах. Если двушку не получится, то можно и однокомнатную.

– А сам не может? В ипотеку взять, например?

– Но это же платить каждый месяц придется много лет.

– Ну да.

– А зачем это нужно?

– Чтобы была квартира своя, там, где он захочет.

– Но может вы лучше вы скинетесь с кем-нибудь, клич по своим кинете? Соберете деньги ему на квартиру? Он так не высыпается…

– Квартиру значит?

– Да. В Москве.

– Скинуться «нам»? Клич кинуть среди «своих»?

– Да, скиньтесь, пожалуйста, мы очень просим.

– Нет, вряд ли. Извините, я занят.

Он захлопнул дверь, прошел мимо смеющейся коллеги в свою часть кабинета, плюхнулся в кресло, передумав идти в туалет.

– Миш, тут еще один посетитель.

Он откинул взятый в руки телефон, простонал невнятное ругательство и крикнул:

– Входите!

В кабинет вошел мужчина, не совсем еще старик, но желающий казаться таким. Худое лицо выходило из такого же худого тела, узко посаженные серые глаза пристально изучали своего собеседника. Одет нарочито бедно, вместо пояса веревка, старые брюки, на рубашку опадала длинная седая борода, такая же узкая, как и весь мужчина.

– Здравствуйте, меня зовут Сергей Сергеевич Ворченков. Я общественный деятель и активист. А вас как звать?

– Михаил, очень приятно.

– Хорошее имя, но не русское.

– У вас тоже.

– Это не важно. Я хотел бы поднять с вами один момент, наш микрорайон – это большой частный сектор, благ цивилизации там практически нет. Одна из точек притяжения – местное отделение почты. Местные жители, особенно пожилого возраста, покупают там газеты, журналы, отправляют письма, платят по счетам. Вы меня понимаете. Отделению этому больше пятидесяти лет и самое ужасное, что внутри него нет туалета. Работницы, молодые девушки вынуждены зимой ходить в уличный туалет. Он старый, покосившийся, весь продуваемый, а им детей еще рожать. Надо что-то с ним делать. Пускай не в само отделение перевести, но хотя бы отремонтировать, утеплить.

– Что, действительно в таком ужасном состоянии туалет?

– Если хотите, подъезжайте, вместе посмотрим.

– Да, пожалуй, можно подъехать глянуть. Напишем письмо на почту. Может получится что-то сделать.

– Только вы смотрите, тут до вас сидел другой молодой мужчина, тоже все обещал помочь и не помог.

– Не всегда получается помочь.

– Нет, он просто выродок. Я ему прямо в лицо это и заявлял.

– Так, давайте без ругательств…

– Вы знаете, что такое выродок? Это тот, кто выгнан из Рода. За то, что не помогал людям рода своего. Я не удивляюсь, что его здесь больше нет.

– Почему?

– Я один из трех посвященных тринадцатой степени в Московской области. На всю страну нас восемнадцать человек. Мы имеем прямую связь с высшими силами. Я им передал о безнравственном поступке вашего предшественника и, как видите, он больше не работает на теплом местечке. Кстати, вы читали мою статью «Кризис безнравственности»?

– К сожалению, не довелось.

– Я вам принесу вырезку, обязательно прочитаете.

– Договорились.

– Так вот, если вы тоже откажетесь помогать девушкам с почты, вы тоже станете выродком, мы изгоним вас из Рода.

– Хорошо.

– Я вижу, вы не верите мне. Но приведу еще один пример. Пример нашего президента Путина. Он обращался к нам в Совет за помощью. Дело в том, что в большинстве душ людей только несколько процентов от души человека. Например, есть нации, где только пять процентов это человеческие души, а остальные это души насекомых и животных. У нас у русских по праву рождения меньше пятидесяти пяти процентов человеческой сущности не бывает. Но в эпоху кризиса безнравственности русский человек, взрослея теряет свою человечность и к вашим годам у многих остается не более десяти-пятнадцати процентов человеческой души. Но даже в этом случае мы больше люди, чем другие нации. Когда Путин к нам обратился, у него оставалось всего семь процентов человеческой души, остальное были души насекомых и животных. Он попросил нас переродить его, обновить ему его духовную составляющую. И мы сделали это. В нем сейчас не та душа, что была сначала, в нем та душа, которую возродил в нем мы – посвященные.

– Получается, вы ему душу обновили до более высокой версии?

– Именно. Сейчас в нем восемьдесят процентов человеческой сущности. Выше есть только у нас, у посвященных. У меня лично – девяноста четыре процента человеческой души и еще немного есть от медведя и филина, – с гордостью рассказывал Сергей Сергеевич Ворченков, расправив плечи.

– Невероятно.

– Я вижу, мне получилось достучаться до вас. Как мы обновили душу Путина – он сразу стал за Россию. Вы тоже можете получить такое перерождение, но нужно посещать мои уроки и занятия, стоят они недорого. Но вы пока не готовы. Вы получили мое предупреждение, буду ждать вашего звонка.

– Я обязательно наберу.

Сергей Сергеевич попрощался и вышел из кабинета.

Что же их столько навалило сегодня с утра, думал про себя Михаил. Отравленный алкоголем организм быстро выдохся под давлением сюриализма, устроенного посетителями. Ему хотелось запереться и развалиться на кресле с закрытыми глазами. Еще десять минут и долгожданный перерыв закроет дверь в кабинет на безразличную и безмолвную щеколду.

Но раздался предательский скрип, и в комнату вошла старушка. Милая хорошая старушка, из тех, с кем хочется улыбаясь здороваться, проходя их сидящих на лавочке у подъезда.

– Михаил, спасибо вам большое за материальную помощь.

Он пытался вспомнить кто это, но память его сегодня подводила.

– Да-да, без проблем.

– Я Софья Алексеевна, моя внучка документы приносила вам, вот пришла сама вас поблагодарить.

Он вспомнил, как беседовал с этой бабушкой несколько раз по полчаса минимум, выслушивая ее жалобы на жизнь, как она много работала в молодости и как плохо живет сейчас, на свою мизерную пенсию. Каждый раз ему хотелось побыстрее бросить трубку, но делать так было нельзя. В итоге бабушке была оказана незначительная материальная помощь.

– Да, Софья Алексеевна, я сразу узнал вас по голосу, – соврал он, переживая, что сейчас посыплются новые просьбы или рассказы.

– Спасибо вам большое, вы так помогли, храни вас Господь. Я баночку варенья вам принесла, клубничного, свое, сама варила из своей клубники.

– Да что вы, не надо.

– Возьмите, пожалуйста, это все, чем я могу отблагодарить. С чаем в обед сейчас попьете. Мне везет в жизни на хороших людей, вот и вы попались. Дай Бог не потерять вам эту свою отзывчивость и внимательное отношение к простым людям.

Бабушка поблагодарила его еще раз и вышла из кабинета.

Он сидел молча, уставившись в стол. Волна холодных мурашек грустно пробежала по телу. Хороший. Хах… Внимательный. Ну, местами бывает. Отзывчивый. Крайне редко. Он глубоко вздохнул и откинулся в раздумьях на кресле. Над страждущими хочется смеяться. Хочется рассказывать о них на дружеских попойках, злобно смакуя их поведение. Но…

Что именно «но» додумать он не успел, зазвонил телефон. Звонил его друг Алексей, причем звонил по мессенджеру, что делал он крайне редко.

– Мих, привет. Отошел?

– Почти, уже норм.

– Ну и отлично. Через полчаса встречаемся на стадионе, на трибунах.

– Зачем?

– Артем, наконец, решил вопрос. Нужно обсудить.

Внутри поднялась непреодолимая волна счастья.

– Понял. Буду.

Эмоции сдерживать было трудно. Он сиял солнцем.

– Ты чего такой радостный, – спросила Настя, когда он вышел из своего закутка к коллеге. Помолчал, играясь зажигалкой. Затем взял со стола чье-то письмо с обращением, пришедшее по почте, и поджег его, смотря сквозь огонь на застывшую в изумлении девушку.

– Ты чего творишь! – наконец смогла выдавить из себя Настя, отбирая и туша горящую бумагу.

– Извини. Я ухожу.

– На обед?

– Я совсем ухожу, Насть. Ты мне звони, спрашивай, как что, я все объясню, но сюда я больше не приду.

Он вышел из кабинета, оставив ничего не понимающую девушку в одиночестве.