Buch lesen: «Письма В. Досталу, В. Арсланову, М. Михайлову. 1959–1983»

Примечания: В.Г. Арсланов, А.П. Ботвин, Н.Ю. Гутова

В подготовке к публикации писем принимали участие:

Кирилл Захаров, Денис Катунин, Борис Поплетаев

Издание подготовлено Архивом Лифшица и Институтом Лифшица

Издание осуществлено при поддержке Дмитрия Аксёнова

ООО «Издательство Грюндриссе»

e-mail: info@grundrisse.ru

http://www.grundrisse.ru

© ООО «Издательство Грюндриссе»

© М.А. Лифшиц, авторский текст

От издательства

Настоящее издание продолжает знакомить читателей с неопубликованными до сегодняшнего дня текстами Михаила Лифшица. Оно охватывает период с 1959 г. по 1983 г. и включает в себя письма Михаила Лифшица трём корреспондентам: Владимиру Досталу (письма 1959–1974 гг.), Виктору Арсланову (письма 1968–1978 гг.) и Михаилу Михайлову (письма 1973–1983 гг.). В издание вошли все сохранившиеся письма Досталу и Михайлову и часть писем, отправленных Арсланову (не вошли письма, имеющие исключительно бытовой характер). Все письма приводятся полностью.

Большинство писем отправлено из Москвы, в иных ситуациях указан пункт отправления.

Все выделения в письмах – авторские.

В угловых скобках – уточнения редакции.

Книга содержит именной указатель с короткими справками о каждом упомянутом в письмах лице, по части из них сделаны более подробные примечания.

Письма Мих. Лифшица В. Досталу. 1959-1974

Достал Владимир (1930–1975), чешский историк литературы, критик.

В 1953 г. окончил Карлов университет в Праге. В 1953–1957 гг. учился в аспирантуре Литературного института им. Горького в Москве. С 1957 г. занимался теорией литературы в Праге. В 1967 г. защитил диссертацию, посвящённую истории чешской марксистской критики и эстетики.

Владимир Достал – переводчик ряда работ Мих. Лифшица на чешский язык. Публикатор в пражском журнале «Эстетика» памфлета Мих. Лифшица «Почему я не модернист?» (1964).

В. Достал опубликовал в Чехословакии следующие книги Лифшица: Umelec a svetlovy nazor (Художник и мировоззрение), Praha, 1960; Vitr dejin (Ветер истории), Praha, 1974; Problemy umeni a filozofie (Вопросы искусства и философии), Praha, 1975. В 1977 г. вышла подготовленная Досталом хрестоматия «Marx-Engels-Lenin о kulture a umeni» (Маркс-Энгельс-Ленин о культуре и искусстве), Praha, 1977.

В настоящем издании публикуются все сохранившиеся письма и открытки Мих. Лифшица В. Досталу. Оригиналы хранятся у наследников В. Достала. Копии – в Архиве РАН (всего – 60).

20 сентября 1959 г

Дорогой Владимир!

К сожалению, я не смог исполнить Вашей просьбы. До сих пор ещё не обменял квартиры, а потому все мои печатные и прочие произведения находятся в запакованном состоянии¹. Самое большее, что я мог бы сделать, это перепечатать для Вас из старых газет и журналов две-три полемические статьи против вульгарной социологии.

Не знаю, можно ли это объединить под общим заглавием «Мировоззрение и творчество» и будет ли это интересно чешскому читателю. Статьи написаны очень остро, пришлось бы выбирать наиболее мирные, да и те, вероятно, были бы неприятным воспоминанием для иных ныне здравствующих литературоведов. Подумайте, если ещё останется время, я сделаю это. Что же касается моего доклада, то Вы, вероятно, имеете в виду «Народность искусства и борьба классов». У меня, правда, есть где-то стенографический отчёт, но его нужно было бы подвергнуть литературной обработке². Это займёт много времени, а главное – мне неудобно печатать за рубежом, даже в дружественной Чехословакии, то, что я ещё не напечатал у себя на родине.

Болезни, мои личные и моих близких, помешали ответить Вам вовремя. По той же причине я ещё не нашёл времени увековечить свой внешний облик посредством фотографии. Сделаю это, как-нибудь, и пришлю Вам. А пока сделал то, что Вы также у меня просили. Посылаю краткий перечень фактов моей научно-литературной биографии. Можете взять из этого то, что Вам нужно, а если чего-нибудь не хватает, то напишите. Не знаю точно, какого типа сведения Вам нужны. Для Вашего личного сведения могу сообщить, что под судом я не был и партвзысканий не имею. В составленной мною справке я стыдливо умалчиваю, что не окончил Художественный Институт³. Для иностранного читателя это, вероятно, было бы фантастической подробностью, которая требует объяснений: каким образом студент превратился в преподавателя? А между тем это было так и отвечало нравам двадцатых годов, теперь уже непонятным даже у нас. Оставим этот вопрос в тени, и если найдёте нужным, то просто выбросьте весь эпизод. Вообще, чем короче – тем лучше. Я, по крайней мере, был бы очень доволен.

Приветствую Вас на этом и желаю всех благ. Моя жена кланяется⁴. Поклон Вашему семейству.

Мих. Лифшиц

27 декабря 1959 г

Дорогой Владимир!

Прежде всего, поздравляю Вас с Новым годом! Желаю здоровья, счастья и процветания. Затем – прошу прощения, что не отвечал так долго. Я был и всё ещё нахожусь в весьма подавленном состоянии, что объясняется бессонницей и непрерывным потоком работы. Чувствую себя, признаться, довольно скверно. Нужно было бы отдохнуть, но вместо этого я потратил полтора месяца своего отпуска на сочинение работы для Института философии, да ещё и не сочинил.

Произошёл же такой сдвиг, потому что летом я написал большое, листа на два, предисловие к моей старой работе про Маркса⁵ и, таким образом, выпал из графика. Самую работу я не имел возможности обработать заново. Если она – как уверяют – будет напечатана, то предисловие, представляющее смесь теории с воспоминаниями, должно, мне кажется, кое-что пояснить читателю. Может быть, вместо сборника моих статей Вы тоже издадите пока «Карл Маркс и вопросы эстетики» с новым предисловием? Собрать для Вас тексты старых работ в данный момент я просто не могу, так как всё ещё занят делами обмена квартиры и переезда. Книги же мои и бумаги все сложены и связаны, мне совершенно недоступны уже полгода. Конечно, Вы правы – мне не очень приятно издание старых работ без соответствующего обновления и уточнения – не идей, но материала. Сейчас я пишу для И.Ф. очерк истории идей эстетического воспитания⁶. Мне нужно написать три листа, но получится, боюсь, гораздо больше.

Делаю эту работу с большим неудовольствием. Она поглощает всё время, а меня тянет к другому. Когда будет написана, я могу послать Вам экземпляр; могу послать и экземпляр нового предисловия к «Марксу». Это может быть Вам интересно. Потом я должен срочно писать вступительную статью к «Эстетике» Гегеля, ибо я издаю «корпус» сочинений, фрагментов и писем Гегеля по эстетике (в 4-х томах)⁷. Вот будет хлопот! Впрочем, материал мною собран давно, обременять будет только проверка переводов и предисловие, которое растянется на несколько листов. В общем, вся эта довольно второстепенная работа совершенно истощает мои силы – прошу учесть, что в 1960 г. мне уже 55 лет (и каких!).

Книгу Улита⁸ я не читал, а журнал Plamen (если так он называется) оставил меня в покое, и слава богу. Я в неудобном положении перед многими нашими журналами, которые ждут от меня статей, и можно было бы что-нибудь написать ради интересов дела, но сил и времени нет.

Привет от Лидии Яковлевны.

Кланяюсь Вашему семейству.

Мих. Лифшиц

Прошу извинения за скверный почерк.

29 ноября 1960 г

Дорогой Владимир!

Книг, которые Вы просите, я не видел, но буду их «доглядать», как говорил один из героев Бабеля⁹. Сборник статей Неедлы¹⁰ я не видел и не читал. Читаю вообще мало из того, что прямо не относится к предмету моей работы в данное время. Предметы же сильно меняются в зависимости от житейских обстоятельств, весьма подвижных и вполне владеющих нами.

Я сейчас по причине нездоровья «на бюллетене» и не выхожу, поэтому пока не могу узнать о судьбе Вашей антологии. В присланном мне плане издательства её не видно, но план-то на 1961 год, а здесь она и не могла быть.

Что касается моих творений, то 1° Я очень рад, что Вы меня не забываете 2° Я с немалым трудом недавно отредактировал немецкий перевод моей книжки о Марксе¹¹, что получилось – не знаю; книжка должна скоро выйти. Редактировать – хотя и немного (лучше было бы написать заново) – мои старые вещи, конечно, необходимо. Но как мне это сделать? «Вопросы искусства и философии»¹² сейчас большая редкость, у меня самого имеется только один экземпляр, да и тот, вместе со всей моей библиотекой, всё ещё лежит в подвале. Перепечатывать на машинке, редактировать, потом снова перепечатывать, хотя бы частично – это не только большой труд, но и большой расход, а я ведь человек скромного достатка, да и Ваши соплеменники (в отличие от честных немцев – я имею в виду, конечно, демократов) никаких денег не платят. Короче говоря, я не знаю, стоит ли этого возможная слава, ведь слава, как известно, – тлен. Нужно подумать, как поступить, подумайте и Вы. 3° Что касается предисловия к «Марксу», то я написал новое большое предисловие для немцев¹³, мне кажется – не лишённое интереса и, во всяком случае, необходимое для того, чтобы как-нибудь оправдать издание такой ветхой работы. 4° Что касается других работ – я польщён Вашим выбором. Из сборника 1935 г., конечно, не нужно брать рецензию на книгу Луначарского¹⁴. Хорошо было бы включить статью «Джамбаттиста Вико»¹⁵, а также «Философские взгляды Чернышевского» (в последней статье нужно обновить некоторые формулировки)¹⁶. Нельзя ли взять что-нибудь из полемики против вульгарной социологии, немного сократив ругательную часть? Если нам удастся в скором будущем переехать на новую квартиру, то я соберу Вам кое-что из 30-х гг. и более позднего времени. Кстати, читали ли Вы мою статью в газете «Советская культура» за 26 ноября с.г., посвящённую юбилею Энгельса¹⁷?

Вследствие моей болезни я не проследил за печатанием. Она сильно пострадала от сокращений и произвольных исправлений, но Вам всё же нужно прочесть её, так как в ней есть несколько новых текстов, взятых из переписки Энгельса с Лафаргом и Лаурой. Если Вы захотите перевести эту статью, я могу прислать Вам более совершенный и полный текст. 5° Относительно Гегеля. Я должен сделать, вернее, сделал уже для издательства «Искусство» четырёхтомное издание «Эстетики» Гегеля, куда войдут особым томом фрагменты из других его произведений и писем. Если это может Вас интересовать – напишите. Что касается предисловия, то большую статью я обязался сделать для этого издания и сделаю, а две разных – вытянуть не смогу. Если угодно, возьмите ту же. Я буду писать ещё в недалёком будущем о Дидро¹⁸.

Дошли до меня слухи, что Вы побывали в Афинах и даже выступали там. Как это сошло?

Лидия Яковлевна кланяется Вам и Вашей жене. Я кланяюсь – вам обоим.

Знаете ли Вы, что я уже дед – имею внука в возрасте трёх месяцев.

Лучшие пожелания

Ваш Мих. Лифшиц

Р. S. Если хотите что-нибудь написать для «Вопросов философии» – пришлите мне. Я могу также связать Вас с И. Фрадкиным, кот<орый> редактор текстов в ред< акции > «Вопросов литературы».

Декабрь 1960 г

< новогодняя открытка >

Дорогой Владимир! Поздравляю Вас и супругу Вашу с Новым годом! Извините за <нрзб> обороте. <нрзб>. Он <нрзб> может <нрзб> эстетики. <Нрзб> доклада на конгрессе я слышал. Что касается Борева¹⁹, то если он всё переврал – напишите в редакцию, это будет только полезно. Большое спасибо за Неедлы – иначе я никогда не познакомился бы с ним, осаждённый всякими Лессингами. По поводу издательских дел – напишу как-нибудь отдельно.

Можете меня поздравить с переменой квартиры. Ещё не устроился, но переехал. Живу теперь в известных Вам «Красных домах». Адрес прилагается. Будьте здоровы и счастливы. Не задирайтесь чересчур – этого также следует избегать (старческая мудрость).

Ваш М. Л.

27 апреля 1961 г

Дорогой Владимир!

Будем очень рады приветствовать Вас с супругой в «Красных домах». Никаких видов на отъезд из Москвы пока нет. Лето, наверно, придётся перенести на осень. Телефон у нас есть: В-0-21-43.

Мы вполне могли бы пригласить Вас остановиться у нас, но – увы! – уже несколько месяцев, как мы строим и ремонтируем, а ничего ещё не устроено. Такие мы с Л.Я. строители своей жизни. Думаю, однако, что Вы легко получите номер в отеле. Если Вам понадобятся деньги, то Вы безусловно можете на нас рассчитывать.

На Ваш последний вопрос могу ответить, что, по существу, ничего нам не нужно, всё у нас в Союзе есть, не на что жаловаться, разве что на жадность человеческую – она же не имеет границ.

Из мелочей, если позволите, я бы попросил цветной бумаги для рисования (у нас почему-то не делают) и сангины, кот<орая> в Чехословакии хороша (у меня была хартиутовская). Всё, конечно, в умеренных количествах. Если бумага есть, то хотелось бы охристых, умбристых, красноватых, голубовато-серых и зеленоватых тонов. Уверен, что этого и в Праге нет, а впрочем – кто знает?

Дорогой Владимир, я хочу попросить Вас – если в пражских книжных антиквариатах бывают печатные каталоги (как в Германии), захватить для меня. Может быть, тогда я охотнее постараюсь заработать чешские кроны какой-нибудь литературной поделкой. Меня, натурально, интересуют книги немецкие и проч.

Ждём Вас. Привет жене.

Л.Я. кланяется.

Ваш Мих. Лифшиц

21 октября 1961 г

< открытка >

Дорогие Владимира и Владимир!

Благодарю за привет из Праги с роскошной фотографией. Извините, что отвечаю с таким опозданием. В последнее время мне досталось много срочной работы. К тому же, хотелось послать предисловие, которое просил Владимир. Вот я его и посылаю, а самый текст книги пошлю позднее, когда получу его с машинки. Мы в этом году сэкономили отпуск. Сейчас придётся уже писать другую срочную работу; потом уже будем отдыхать. «Подожди немного, отдохнёшь и ты»²⁰.

Крепко жму руки.

Привет от Л.Я.

Ваш Мих. Лифшиц

25 декабря 1961 г

Переделкино

Дорогой Владимир!

С Новым годом, с новым счастьем. Лучшие пожелания Вам и Владимире от нас обоих. Надеемся на лучшее и в личном, и в общечеловеческом смысле. Привет и поздравления ребятишкам.

Извините, что отвечаю на Ваше интересное и подробное письмо не сразу и не в таком объёме, как хотелось бы. Живу в трудах, хлопотах и, главное, в постоянной спешке. А это не способствует развитию эпистолярного жанра.

Если Вы в чём-нибудь не согласны с моими размышлениями о современном искусстве, то я, конечно, за это не буду считать Вас дурным гражданином, подлежащим искоренению. Правда, речь идёт о делах вкуса ‘, а в этой области, как говорит Ларошфуко, мы более чувствительны, чем в том случае, если

* Здесь и далее выделено М.А. Лифшицем.

кто-нибудь не соглашается с нашими мнениями. Но я всё-таки уже в таком возрасте, когда догматизм вкуса убывает. В молодые годы, после принятия божественного откровения, я часто думал, что нет бога, кроме бога, и Магомет пророк его. Я и сейчас так думаю, но с тех пор —

В свой поэтический бокал

Воды я много подливал.

(Пушкина я, конечно, перевираю, но в Переделкино у меня нет «первоисточников»²¹).

В молодости, например, я не хотел ничего знать, кроме кватроченто и старых нидерландских мастеров, а теперь отдаю должное даже реалистической мазне Х1Х-ого века. Искусство трудно, за всякое проявление его нужно быть благодарным, и всегда прискорбно, когда приходится ругать художника по каким-нибудь «высшим соображениям».

Но эта гибкость должна уживаться и с твёрдостью. Во-первых, одно дело – личная вина и другое – историческая. Я думаю, что всё человеческое, всякое искреннее мучительное искание заслуживает сочувствия или, хотя бы, жалости (если оно ложно). Шарлатанство в счёт не идёт. С этой точки зрения, заслуживает уважения и фанатизм первых модернистов, и даже основоположников абстрактного искусства, которые ничем не хуже других. Но с исторической точки зрения, которая ведь заключает в себе и указание пути, и норму будущего^ мы не можем стоять на позиции: «всё благо». Здесь нужно выбирать, и лишь об этом идёт речь, а не об уголовном процессе против модернистов. Они сами – жертвы; но есть ведь и другие соображения, кроме жалости. «Правда выше жалости», писал Горький, и, хотя не всегда он писал правду, в данном случае старик прав. Верующие – ортодоксы и сектанты – также жертвы. Им можно даже сочувствовать в их болезненной травме, но нельзя разделять их мировоззрения.

Кроме того – от искренности до лицемерия только один шаг. И есть такие состояния души, когда по многим важным причинам определённая доза лицемерия, игры с самим собой и с другими, входит даже в искренность. Есть искренность, благоприятная для шарлатанства. Дадаисты, например, этого и не скрывали. На Западе много пишут о тесном слиянии между «jeu»¹ и «sacre»², между мистикой и мистификацией. У нас не знают идейные основы модернизма, и поэтому часто приводят в его защиту неподобающие аргументы, например, ссылку на искренность «выражения».

Мне кажется совершенно очевидным, что так называемое «современное искусство», будучи искренним в своих исходных пунктах, теснее граничит с шарлатанством, чем старое. Да это и понятно – ведь принцип современного искусства заключён в субъективном выражении, а выражать себя можно – и даже легче это сделать – посредством воплей, а не bel canto³. Хороший рисунок, светотень, колорит – даются с трудом, и это нечто, до некоторой степени объективное, а для того, чтобы только выразить себя, этот талант и эти знания, этот труд – не нужны вовсе. Поэтому и грань между искусством и шарлатанством стала эфемерной, даже в пределах жизни одной личности (как Пикассо, например).

Как же относиться к этим явлениям? Если подобные психические заболевания приняли столь широкий характер (что не ново в истории и что имеет свои причины), то не считаться с ними не может марксистская политика. Здесь есть полная аналогия с религией. Модернизм – это религия неверующих (а иногда и верующих) интеллектуалов XX-го века. Поскольку эта религия захватила широкие слои интеллигенции, нельзя не считаться с этим фактом и нельзя разделять силы в классовой борьбе по признаку реализма или не-реализма. Это выгодно имущим классам, буржуазной идеологии, которая на такие деления, распады и опирается. Мы должны работать в борьбе за демократию и социализм рука об руку со всеми противниками наших врагов, независимо от их религиозных и эстетических убеждений. Это верно.

Но это одно, а сглаживать различие между материализмом и религией или между марксистской эстетикой и модернизмом — это другое. Вот что мы часто делаем, вместо того, чтобы провести ясную грань, а потом сотрудничать. И это худо, ибо малейшая не-принципиальность отталкивает.

Поэтому, если Вы хотите какого-то смягчения грани между нашей эстетикой и основным модернистским течением XX-го века, то с точки зрения общей перспективы ленинизма – это было бы неправильно. Но я понимаю, что Вас волнует не общая перспектива, а конкретные вопросы сегодняшнего дня. Не лишены ли мы важного критерия в этой области? По-моему, не лишены. Приведу пример. Мы против пацифизма^ об этом у Ленина немало сказано. Но это не значит, что мы против всякого пацифиста. Для многих даже в 1914–1918 гг. пацифизм был ступенькой к борьбе классов, к освобождению от шовинистического угара, а для других это был способ отравить и ослабить напряжение классового сознания. Какой пацифизм? Куда он ведёт? Каков путь? Вот вопрос, который ставит Ленин, нимало не сомневаясь в том, что пацифизм в целом ложен и враждебен марксизму. Всё нужно рассматривать конкретно.

Так же и в эстетической области. Люди идут к коммунизму, идут к Истине, идут к будущему великому реалистическому искусству разными путями. Мы не можем требовать от них какой-то лабораторной чистоты, ставить дурацкие догматические условия. И мы будем правы, если скажем: пусть для художника-модерниста его приобщение к объективному содержанию коммунистического движения будет ступенькой к освобождению от предрассудков его эстетической формации. Это возможно! Но это будет невозможно, если, вместо такого конкретного подхода к делу, мы начнём искать какую-то среднюю, взаимно-приемлемую платформу, например, как это у нас теперь часто делают, объявим Пикассо реалистом, включим в реализм всю французскую живопись, начиная с 70-х гг., развивавшуюся под знаменем борьбы против реализма, и выключим только «абстракцию». А почему, собственно? Завтра придётся включить и её.

Вы понимаете, что эта точка зрения допускает сотрудничество и уважительную оценку художников любых направлений, не исключая абстрактной живописи. Но эта точка зрения исключает какой бы то ни было эклектизм, сглаживание противоречий в области мировоззрения, эстетических принципов, понимания общего хода развития искусства – даже по отношению к первым, ранним формалистическим программам, начиная с импрессионизма.

Чтобы не ошибиться и не впасть в скептические шатания, не худо принять во внимание ещё следующие обстоятельства:

1. В подобных исторических движениях (как модернизм) объективная ценность обратно пропорциональна удалению от исходного пункта. Поэтому, конечно, первые французские декаденты, вопреки их исторической позиции, но отчасти и благодаря ей – великие поэты. И этот упадок кое в чём представляется обновлением. Равно и французский импрессионизм и т. д. Но логика неумолима, и разложение мысли, формы, упадок художественной культуры развивается с необратимой последовательностью. «Абстракция» – только завершение, но откреститься от него модернизму никогда не удастся.

2. Этот процесс не совершается равномерно. Поэтому дальнейшие шаги упадка могут принимать форму обновления и в дальнейшем. Например, Ван Гог, с моей точки зрения, сильнее импрессионизма (по крайней мере, в своих портретах). Ранний Пикассо – значительный художник, хотя ступень деградации художественной культуры в целом уже велика. Такие противоречия пугают только обывательскую мысль, но не могут остановить людей, ещё не забывших диалектическое мышление.

Сюда же относится и то противоречие, которое упоминаете Вы: в Чехословакии подъём освободительных демократических и социалистических идей был связан с идеями модернизма. А в России разве не было ничего похожего? Разве Плеханов не писал: «Ленин и окружающие его махисты и ницшеанцы»²²? Я не говорю уже об эсерах, анархистах и прочих направлениях, боровшихся против самодержавия. Достаточно вспомнить Богданова, Горького и Луначарского. Конечно, аналогия не полная. Но я допускаю, что в некоторых странах, на Востоке, например, и я знаю такие примеры от востоковедов, защита современных европейских, модернистских то есть позиций может тесно сливаться с борьбой против колониализма. Хотя всё же тот культурный продукт, который из этого получается, парадоксально способствует освобождению национальной культуры от рабства на данном этапе и безусловно несёт в себе порабощение духа утопией реакционного европо-азиатизма, мистически окрашенной смесью современного декаданса и первобытности – в дальнейшем.

Противоречия бывают разные. Ленин писал в начале 20-х гг. о Германии, что там появился особый тип коммуниста – коммунист-черносотенец. Мало ли что бывает!

Важно, друг мой, не потеряться в этом море, хоть это и трудно, и особенно трудно, конечно, выразить эту диалектическую точку зрения, не будучи, как говорится, на то уполномоченным. Но я не сомневаюсь в том, что ценою многих опытов верная дорога будет найдена.

Изложения моего доклада 1956 г. в «Московском литераторе»²³ у меня под рукой нет. Да и нет в этом изложении ничего существенного; наиболее интересная часть была вторая, но я её не напечатал в этой газетке – трудно было вкратце изложить, некогда, да и не хотелось по многим причинам. Изложить Вам содержание доклада в письме я не могу – это длинно.

Вы меня насмешили своим предупреждением, что не присвоите мои «идеи». Сделайте одолжение, присваивайте! Я сам не являюсь собственником их, а только пользуюсь ими по доверенности от марксистской традиции. Это уже само по себе считается большим самомнением.

Кстати, об авторском праве. Кажется, Вы мне сказали, что в Чехии будет выходить книга покойного В.Р. Гриба²⁴. Если это так, то обратите внимание на одно обстоятельство. Под названием «Художественный метод Бальзака» в ней по ошибке напечатан отрывок, написанный мною. Это всё-таки уже свинство со стороны вдовы и прочих издателей, хотя у меня было много общего с Грибом. Он был моим другом, можно сказать, воспитанником, и я для него не жалел никаких «идей», но таки я ещё не покойник – не хочу, чтобы со мной обращались как с казённым имуществом²⁵.

Хотел написать страничку – а видите, что вышло! Ну, бувайте здоровеньки, извините за мазню, некогда.

Ваш Мих. Лифшиц

Р. S. Перечёл Ваше письмо и вижу, что не ответил на многое. Вкратце:

1. Есть дифференциация внутри модернизма (см. выше), но нет хорошего и плохого модернизма. Модернизм всегда плох. Хорош он бывает тогда, когда преодолевается (т. е. «вопреки»). Это нужно понимать не абстрактно, а диалектически (т. е. кое в чём и «благодаря», но как противоречие или, скорее, «парадокс», «казус»). Во всех формах искусства действует закон «вопреки» и «благодаря», но в декадентстве «вопреки» безусловно преобладает.

2. Книгу Днепрова²⁶ я ещё не читал. Но знаком с его взглядами по статье, которую мне присылали на рецензию. Я выступал за печатание её, но для него специально написал подробные возражения. Это его не убедило. Он человек законченный, законсервированный, как большинство реликвий конца 20-х – начала 30-х гг. Я говорю, что он воскрешает дурные стороны фричеанства и модернизма 20-х гг., ибо утверждает, что существует не только «реализм», но много разнородных «методов», имеющих примерно равные права на существование (в 20-х гг. говорили не «методы», а «стили», теперь маскируются). Кроме того, он повторяет западную буржуазную типологию стилей в двух тактах^ как это было уже в вульгарной социологии 20-х.