Авиатор: Назад в СССР

Глава 1

Такая прекрасная вещь, как наш мир, должен быть наполнен щебетаньем птиц, дуновеньем тёплого ветра, снегом и дождём, сопением ребёнка, спящего в кроватке, улыбками девушек… а на деле?

Сейчас роль этого ребёнка исполняет Пëтр Васильевич – один из моих подчинённых. Прапорщик, заставший ещё времена «лихих» девяностых со всеми конфликтами и войнами. Не знаю, что сейчас больше раздражает – его заливистый храп или мой насморк.

На фоне всего хаоса вокруг нас, баланс душевного равновесия стоит ловить постоянно. Однако грязные волосы под шлемом уже напоминают иголки, превращая голову в кактус.

– Почему я не лысый из Brazzers, – сказал Лёха с позывным «Тунгус». – И волосы бы не чесались, и деньги бы зарабатывал без вреда здоровью.

Круглолицый «Тунгус» был уроженцем Забайкалья. Выделялся спокойным характером и полным отсутствием комплексов. Хотя, как может комплексовать человек, в одиночку ходивший в юности на медведей.

– Ага. Кем этот лысый только не был – военный, врач, космонавт. И везде ему дают. Иногда не раз и не одна, – усмехнулся Пашка «Моряк», прикомандированный к нам из бригады морской пехоты.

Я нехотя открыл глаза и поправил свой бронежилет. Как будто чувствовал, что вовремя проснулся.

По ушам ударил новый ансамбль песни и пляски со своим набором «традиционных инструментов». Зазвучали иные аккорды – треск автоматов, бас пулемётных очередей, вой противотанковых ракет и бесконечный свист и рокот, которые издают вертолёты.

– Как в кино, да, товарищ капитан? – спросил Паша, не переставая работать по лесопосадке из пулемёта.

– Ага, кино и немцы. Сейчас артиллерия работать начнут. Вообще не вздремнуть, – жаловался Васильевич, протирая глаза после непродолжительного сна. Прожжённый прапорщик, получивший за своë реноме наставника позывной «Черномор», рванул к своей огневой точке.

– На том свете отоспимся, батя, – сказал я и достал бинокль.

Просто так нам эту воздушную гавань не отдадут. Накрывать будут всеми имеющимися средствами.

– Пустой! – крикнул «Моряк», чей пулемёт сухо клацнул в отсутствии патронов в ленте.

«Тунгус» сменил Пашку, достав заряженный «аппарат для разматывания пехоты». Взявшийся продолжить дело, начатое несколько часов назад, боец, яростно вбивал очереди в огрызающихся «зверят» из небольшого лесного массива.

Один из боевых вертолётов полностью разгрузил весь боезапас, прежде чем принять в правый борт зенитную ракету. А десант продолжал сыпаться на бетон в километре позади нас, выпрыгивая из грузовых кабин Ми-8. В воздухе, словно золотистые цветы, веером сыпались тепловые ловушки.

– Родя, тебя обходят! – слышал я подсказки своих соседей из второй группы, которая оберегала левый фланг.

– Справа! Справа! – раздался крик одного из моих бойцов.

И вновь вокруг всë закрутилось. Звон в ушах пробил нос, сняв с него заложенность. Гироскоп в моей голове закрутился со страшной силой, но вестибулярный аппарат помог восстановить ориентировку. Не зря хотел быть лётчиком!

– Сергеич, вставай! Вставай! – толкал меня кто-то в спину, но я совершенно не желал отрываться от столь мягкой груды бетона и дерева, куда меня отбросило.

– Капитан! – в очередной раз окрикнули меня. Вот знает Васильевич, как разбудить человека. Силы вернулись, и получилось подняться.

– Мощно прилетело, – крикнул я, восстанавливаясь после временного оглушения. Вокруг клубы пыли и осыпающаяся побелка.

Очередная наступающая группа противника рассредоточилась в ближайшей лесопосадке. Одним нашим прицельным огнём их было не достать.

Вход разворотило полностью. Танковый снаряд не оставил шансов на восстановление фасада этого здания.

Я продолжал оценивать обстановку и в голове рассчитывал порядок вывода на цель авиации. Вдалеке уже приближались танки и артиллерия противника, дабы смять нас.

– Зацепило, – проговорил я и попробовал встать, но вышло не очень. Колено тоже было перебито. Наколенники от пули, естественно, не спасли. Для самоуспокоения надевал их чтоб штаны не протереть!

Троим бойцам противника удалось подойти вплотную. Разобрав их по частям, я заметил обильное количество неиспользованных шприцев с прозрачной жидкостью, выпавших у одного из аптечки на поясе. Куда только проклятая ВАДА смотрит? Не там допинг ищут.

Васильевич на секунду оторвался от стрельбы и перекатился ко мне. Он заметил, что автоматная очередь прошла рядом со мной. Адреналин отступил быстро, позволяя мне почувствовать жгучую боль в боку.

– Дай, Сергеич, гляну, – сказал он.

– Чё смотреть? Течëт, батя, течёт, – сказал я и скатился по стене, оставив красный след на ней.

– Родя, сейчас «грачи» отработают. Отходи назад! – давал указание по связи старший, сидевший в здании командно-диспетчерского пункта аэродрома.

– А управлять, кто ими будет? Мои отходят – я прикрываю, – ответил я и жестом показал подчинённым направление выдвижения.

– Капитан, у нас приказ вас прикрывать. Авианаводчиками рисковать не принято, – сказал Лёха «Тунгус» и вновь занял позицию для стрельбы.

И правда, в лучший мир не тороплюсь, но риски осознаю. Бежать не смогу, нога совсем нерабочая.

– Новых страна нарожает. Я не собираюсь умирать. Живо, сказал! – повысил я голос, но движение не началось. Васильевич ещё раз посмотрел на меня и всё понял.

– Чё застыли? А ну, к стене и в пролом! – крикнул прапорщик на «Тунгуса» и «Моряка».

Батя решил не рассусоливать и прервал героические возгласы молодых ребят, отшвырнув каждого к задней стене. Через небольшой пролом была прямая дорога до второго эшелона обороны.

«Сейчас наведёмся и поковыляем домой», – подумал я, прижавшись к стене и усаживаясь поудобнее.

Бойцы отошли уже далеко, отслеживать их дальше смысла не было. Стрельба с противоположной стороны стала затихать. А потом стало понятно почему.

Земля начала вибрировать и ходить ходуном. Многочисленные взрывы тяжёлых снарядов и ракет слились воедино. Вокруг горело всё – воздух, земля, бронетехника. «Чугуний» безжалостно продолжал сыпаться с небес.

– «Родник», я Триста шестьдесят третий. С напарником к вам для работы. Дайте целеуказание, – сквозь шипение своей радиостанции я, наконец, услышал позывной командира штурмовиков.

– Триста шестьдесят третий, цель – лесопосадка. Отправляю посылку, – прохрипел я и ввёл несколько цифр в планшете.

– «Родник», цифры получил. Работаю.

Сознание погружалось в темноту. Кровь не остановить, да и нечем. Промидоловые «витаминки» закончились и сейчас бесполезны. Слишком много пробоин получил корабль под названием «моë тело». А сквозь серые облака неожиданно пробилось солнце. Никогда так не радовался его ослепляющему свету.

Когда сознание вынырнуло из тёмного омута в окружающую действительность, всё вокруг уже горело.

А перед глазами странный узор из различных треугольников, овалов и лепестков. Неужели в ином мире всë в цветах советских настенных ковров?

– Сергей, опоздаешь на занятия. Вставай, – где-то вдалеке услышал я женский голос.

Глава 2

Голова немного кружилась, но фокус уже настраивался. Живой! Мать вашу, я живой! Удалось всё-таки вытащить меня с того света нашим военным специалистам скальпеля и зажима.

При встрече каждого врача и медсестричку расцелую!

Кстати, где они? И почему в больнице пахнет сырниками, а не лекарствами? Живот громко заурчал на запах вкусностей, которые я ел в последний раз… а хрен его знает когда. Давно это было.

Пока единственное, что было мне знакомо – головная боль. Отключился с ней и очнулся тоже с ней. Однако шишка, которую я обнаружил в волосах, была крупная.

– Волосы? – вновь удивился я, попытался попробовать оторвать парик с моей роскошной лысины. Ни в какую!

На «Суперклей Момент», что ли, додумались приклеить? Хотел бы я посмотреть на того смельчака, которому пришла идея так надо мной подшутить. Увесистый шматок прилепили! Целую копну! С юмором у меня бойцы в отряде.

– Серёжка, вставай. Опоздаешь ведь, – вновь донёсся голос женщины.

– Медсестра! – громче сказал я вслух и откинул в сторону одеяло. На мне были надеты семейные трусы в горошек. Чересчур длинные, как игровые шорты баскетболистов, и до колен прикрывают тонкие ноги. Чего они такие тощие, как у балеронов? Исхудал после операций?

Я встал с кровати слишком резко, отчего слегка пошатнулся. Сделал пару глубоких вдохов, дурнота отступила. Обзор помещения позволил сделать неутешительный вывод – это явно не госпиталь. Стиль оформления комнаты уж слишком винтажный.

На деревянном полу расстелен тёмно-зелёный тонкий палас, края которого изрядно махрились. При каждом моём шаге раздавался ужасный скрип. Большой лакированный шкаф открыт настежь. На его дверцах висят синие брюки и пиджак. На левом рукаве нашивка в виде открытой книги.

У деревянного окна, что тоже нонсенс, стоял большой письменный стол тёмно-бордовой расцветки. Три выдвижных ящика с железными ручками. Этот, видимо, «родственник» моего стола, который был у меня в начальных классах.

– А где люстра? – спросил я, обнаружив на потолке небольшой цилиндр зеленоватого цвета, свисавший на проводе.

И кто в наше время вешает ковры на стену? В СССР это был признак хорошей жизни. Самые умные считали, что это дополнительная звукоизоляция. Будто у всех соседи шумные были в Союзе, от которых не было покоя.

Я решил посмотреть, что в шкафу. Он выглядел мощным. Такой прибьёт и не развалится. На двери бумажная этикетка, указывающая, что страна-производитель – Югославия. Страны, к сожалению, нет, зато мебель есть.

Внутри аккуратно сложенная одежда на нескольких полках. И не вся мужская. Есть и не одежда вовсе. В общем, хранилище всех тряпок.

Дверь комнаты была распахнута, и я вышел в коридор, в поисках женщины, что звала меня.

Двигаясь по небольшой двухкомнатной квартире, сделал вывод, что хозяева здесь поклонники советской моды. Зал был просторный и обставлен довольно скромно. Сервант с фарфоровым сервизом, диван-книжка с клетчатой накидкой, какой-то ящик с большими регуляторами громкости и настройки частоты, а также эмблемой то ли «Алиса», то ли «Арфа».

– Умная колонка новая, что ли? – спросил я вслух. – Алиса, какая погода сегодня?

Ещё пару раз повторил погромче, чтобы девайс начал работать, но ничего не происходило.

«Ну, может, интернет отключили», – подумал я и направился ещё к одному приспособлению в комнате. В углу стояла ещё одна огромная коробка, стилизованная под ламповый телевизор с надписью «Фотон» с кучей кнопок и серым экраном.

«Ну и крутые же штуки у местных ребят! На Алиэкспресс заказывали, видимо», – решил я, пока не встретился со своим отражением.

– Какого Высоцкого! – заорал я, увидев себя в большом зеркале на двери шкафа.

В нём отображался худощавый подросток с густыми волосами медового оттенка.

«Всё-таки на мне был не парик. Волосы выглядят, как настоящие», – подумал я, проведя рукой по густой шевелюре вместо моей залысины.

У паренька глаза серо-голубые, нос ровный, шрамов на лице нет. Возраст точно не скажу, но лет семнадцать точно есть. А мне тридцать три было несколько минут назад. И прибило меня на войне знатно. А тут живой, без ран и на своих двоих.

Стою в шоке и рассматриваю себя нового. Предположений, что могло со мной случится, совсем немного. Либо я в глубокой коме и мне всё снится, либо я конкретно попал. Вопросы только: куда? Во что? И как сильно?

Может, я прошёл через реинкарнацию? Переселение душ? А если Вачовски что-то знали и сняли «Матрицу», как документалку? Щас меня ещё агенты найдут и отключат.

За спиной послышались шаги, и в комнату вошла женщина. На вид чуть больше пятидесяти лет и явно не агент Смит. Небольшие мешки под глазами, кожа кое-где с морщинами. Волосы медового цвета, скручены в подобие шайбы и слегка тронуты сединой. Выстиранный синий халат с повязанным фартуком, давно потеряли яркость своих красок.

Главное – выражение лица у неё доброе, будто она готова тебя обнять и прижать к себе.

Не знаю, кем она приходится пареньку, которого я захватил? Или в плен взял? Попал в него, в общем! Эта добрая на вид женщина явно приходится ему близкой родственницей, коих у меня отродясь не было.

«Близкая для этого задохлика, но не для меня», – подумал я, ведь мои родители давно погибли, а воспитывал меня дядя.

– Ты чего кричишь? Привиделось чего? – спокойно спросила женщина.

– Это… категорически приветствую вас, женщина, – сказал я, перебирая в голове доступные фразы для первого знакомства.

– Серёжка, ты сильно головой ударился. Память отшибло? Не помнишь ничего? – спросила женщина, подошла ко мне и стала осматривать. Еë руки пахли творогом, а от халата исходил приятный запах жареного. Запах сырников обеспечила именно она.

– А что произошло? – спросил я, хотя мне это совершенно неинтересно. Просто что-то ж надо говорить.

– Ой, да как всегда у тебя. Всё не по заветам, сам знаешь кого. Хоть помнишь, какой на дворе год?

И вот именно сейчас я понял, что не хочу знать ответа на этот вопрос. Сразу вспомнились фильмы о временных перемещениях. Фантазия у меня не на шутку разыгралась, что я в советскую квартиру попал. Да еще в боксёрском весе Паши Воли.

– Високосный, что ли?

– Ох, ну слава богу. Уж думала, ты совсем умом тронулся. Бабушку Надю свою не признал, – улыбнулась она.

Теперь мне стала известна её родственная связь с этим худосочным.

– Так, баб Надь, – сказал я и спокойно убрал её руки. Сырники пахли очень вкусно, что в животе засосало нещадно. – Это всё замечательно. Давай уже завтракать.

– Вот и я ж про тоже. Опоздаешь ведь в школу, – сказала она и заспешила из комнаты.

Мне надо было срочно умыться и пощипать себя. Как такое возможно, чтобы я оказался в теле школьника. И год-то не високосный! Бред какой-то!

Чтобы найти ванную, пришлось потыкаться в обе двери. Стоя перед зеркалом, я продолжал сомневаться в своей адекватности. Это только в кино возможны подобные случайности, судьбы, кармы или удача, что тебе позволяют переродиться. Пока всё сводится именно к этому.

Я взял зубную щётку. И почему мне известно, что зелёная именно моя? А вот пасты зубной не обнаружил. Ни одного тюбика, только банка с какой-то пудрой.

– Э-э-э, бабушка Надя, а паста закончилась, – крикнул я.

– Порошком почисти.

«Похоже, что эта пудра – средство для чистки зубов. Очередной бред!», – подумал я и попробовал насыпать порошок сверху. Эта спрессованная субстанция предательски высыпалась в раковину. Соскрёб остатки щёткой и выполнил-таки задачу минимум.

От тела паренька ужасно воняло потом, и я решил принять душ. Ну хоть здесь изменений никаких – вода пока не слилась, горячей не стала. Шампунь долго искал, пока не догадался, что обитатели квартиры отдают предпочтение фирме «Яичный». Гениальный маркетолог у этой конторы! Заценив запах содержимого пузырька, решил таким не мыться. Ну его… Больше воняет, чем выделяет приятные ароматы.

С краю ванны лежал хороший такой кусь хозяйственного мыла. Помнится, дядя подшучивал надо мной из-за перхоти, говоря, что в своё время им голову мыли, и перхоти ни у кого не было. Не знаю, правду он говорил тогда или шутил, остаётся верить, что реально так и было.

– Сергей, давай скорее. Стынет всё! – гнала меня вперёд баба Надя.

Я вошёл на кухню и осторожно присел за небольшой стол. Ни тебе гарнитуров на всю стену, ни посудомоечной машины, ни машины стиральной. Олдскульный здесь народ – стирают руками!

Я присел за стол и приступил к трапезе. Такого никогда не ел. Пища богов! Видимо, из натурального готовит баба Надя творога или я настолько сильно голоден. Мои глаза выхватили очень старый календарь с изображением статуи «Рабочий и колхозница», висевший над холодильником марки «ЗиЛ». Опускаю, что местные обитатели до сих пор не выкинули этот жужжащий гроб, но календарь, я бы поменял.

– Баб Надь, а чего календарь старый? На дворе уже двадцать второй, – сказал я, закидывая очередной сырник.

– Ну вот и память начинает восстанавливаться у тебя. Двадцать второе мая, високосного, 1976 года, – сказала бабушка, широко улыбнувшись.

Глава 3

В принципе я и предполагал нечто подобное услышать. Но чтоб настолько далеко меня закинуло… Блин, ну почему не в будущее? Почему в прошлое? Вот это попал! Получается, что я ещё не родился. Как такое возможно?

Голову пронзила острая боль. Перед глазами за несколько мгновений пробежала целая жизнь. Моя, которую я помнил прекрасно. Школьный выпускной и встреча рассвета с Юлькой Жаровой. Сцена с построением на плацу военного училища, будучи ещё абитуриентом. Прыжок с парашютом, злополучная драка с Сашей Кабановым и учёный совет. Вспомнил те слова, что звучали из уст зама начальника училища и всё – прощай карьера лётчика! Хорошо из армии не выгнали, а перевели в Белогорское. Кадры с застолья в белых рубашках и лейтенантские погоны на плечах. Отчим, дядя Жора в больнице перед моим отъездом на учения.

Кухня начала вращаться, сливаясь в сплошную пелену. Последний кадр этой плёнки запечатлел погрузку моей группы в вертолёт с ещё десятком людей в касках с георгиевскими лентами. А затем всплыли новые картинки.

Какой-то парад с красными флагами и портретами Ленина. Вот торжественное обещание перед вступлением в ряды пионеров. Рыбалка с какими-то пацанами и белый поплавок, исчезающий под водой. Игра «Зарница» и занятия в мастерской с трудовиком Виталичем. Дёргаю за косички светловолосую девчонку, сидящую передо мной. А вот я уже пропускаю прямой удар в глаз, и Анька Краснова обрабатывает меня зелёнкой. Пускаю авиационную модель самолёта и сажусь в кабину Як-18 – самолёта спортивного и настоящего. И снова удар.

– Серёга! Сергей, очнись! Надя, опять он упал, – где-то вдалеке слышался хриплый мужской голос. Я попробовал разлепить веки, но получилось не сразу.

Надо мной склонилась баба Надя, а с ней рядом мужчина, выглядевший старше неё. Круглое лицо, покрытое множеством морщин, мощный подбородок, седые волосы и тот же добрый взгляд, что и у бабушки.

– Володь, может скорую. Щас только к соседям сбегаю. Полежи пока, сынок, – сказала баба Надя. Для меня это было странно. Зачем куда-то идти? Есть же мобильник. Или ещё в этом мире не изобрели подобные гаджеты? Надо проверить, чтобы определить окончательно моё местоположение во временном пространстве.

– Да вы сто двенадцать наберите на сотовом. Так быстрее будет, – сказал я, однако на лицах стариков застыло недоумение.

– Что набрать? Это лекарства какие-то, Надь – «сотовый сто двенадцать»? – спросил у бабушки мужчина, но она только пожала плечами.

– Ладно, – отмахнулся я. – Кто президент России?

Прям-таки читается на их лицах: что ты несёшь, Серёга? Мол, ерунду какую-то спрашиваешь. Кто ж не знает Владимира Владимировича…

– Сынок, это у империалистов президент. А у нас Советском Союзе генеральный секретарь Брежнев, – проговорила бабушка.

Во дела! Неужто я реально в СССР? В теле подростка. Кому рассказать – не поверят. Ещё и в психушку загребут в одну палату с каким-нибудь Элвисом и Наполеоном. Однако, если это Союз 1976 года, то буду лечиться в компании Маяковского и Кутузова.

Старички помогли мне подняться с деревянного пола маленькой кухни и усадили за стол, где ещё стояла белая тарелка с каким-то синим узором. В ней лежали недоеденные мной сырники, а рядом стояла кружка в красный горошек с ароматным чаем.

Я ещё раз взглянул на присутствующих. Бабушка продолжала меня гладить по плечу, призывая вернуться к ним с небес на землю. С того света или с этого – непонятно. Мужчина был одет в рубашку светло-серого цвета и рабочие брюки, вроде тех, что на заводе раньше носили. Телосложение крепкое, плечи квадратные, руки в шрамах, а на ладонях затвердевшие морщины. Этот старик явно согнёт меня в бараний рог и не один раз.

А ведь я знаю, что передо мной мои бабушка Надя и дедушка Вова, с которыми живу, сколько себя помню. Видимо, моё сознание раздобыло некоторые фрагменты памяти предыдущего владельца этого тела.

– Серёжка, ты помнишь, что вчера произошло в аэроклубе? – спросил дед, усаживаясь за стол на белый табурет.

– Полёты вчера были, – неожиданно сказал я, вспоминая, будто это реально так и было.

Самолёты и правда были вчера. А ещё вертолёты, ракеты и множество взрывов. Немудрено, что лучше помнить полёт на спортивном Як-18.

И вот откуда это вспомнил? Этот Серёжка, может, и летал, но не я!

– Вот-вот, – закивала бабушка. – А дальше? Ты кушай. В школу скоро. Экзамены не за горами.

– Всё вспомнил? – поинтересовался дед.

– Летал… вроде. Посадка жёсткая была. Потом… короче, головой ударился, – отмахнулся я, поняв, что спорить с этой действительностью бесполезно. Похоже, придётся свыкнуться с тем, что я в Советском Союзе и на дворе 1976 год.

Остаток завтрака прошёл в полном молчании под новости, доносившиеся из радио на верхней полке. Небольшой коробок прямоугольной формы с лейблом «Альпинист» передавал обзор газеты «Правда».

– «Советское руководство сердечно приветствует всех гостей и участников IV Ташкентского кинофестиваля стран Азии, Африки и Латинской Америки. Наш девиз – «За мир!..», – вещала женщина диктор.

Наиважнейшая новость! Как раз у меня есть сценарий для фильма на следующий год, под названием «Попадос».

Чай был очень вкусным. В Союзе всё было вкуснее. ГОСТ жёстче, вот и гоняли за качество. Теперь хоть смогу насладиться хорошей пищей.

Обрывки памяти предыдущего Сергея должны помочь мне быстрее адаптироваться. Пока что есть несколько фактов, которые лежат на поверхности.

Я ученик десятого класса и скоро экзамены. Учусь на отлично. Просмотрев учебники и тетради, определил имя моего реципиента. Я был Родионовым, а стал Родиным Сергеем Сергеевичем. Только немного фамилию укоротили в небесной канцелярии, так что привыкнуть должен быстро. Пока надевал на себя школьную форму, вспомнились моменты из уроков и различные жизненные ситуации.

Родина периодически шпыняла парочка одноклассников, которым у него не получалось давать отпор. Со мной такого не будет. Я себя в обиду не дам.

А вот с девушкой мы общаемся. Ходим, гуляем, но не более того. Короче, дистанция соблюдается. Может, стоит её сократить? Сначала посмотрим на эту Аню Краснову вживую, потом определимся.

Дипломат собрал согласно расписанию в дневнике. У этого задохлика все «документы» в порядке. В школе я учился, конечно, не так, как этот ботаник. Спорт, компьютер, гулянки, но без троек закончил. А вот военное училище с красным дипломом. И это не потому, что за мои оценки было стыдно. Один из лучших на курсе, епта!

В коридоре стояла коричневая тумба с зеркалом, на которую я благополучно присел, начав обуваться.

– Не ломай! Сам будешь ножки делать, – крикнул с кухни дед Вова, намекая, что обуваться нужно стоя. Пришлось оторвать пятую точку. Дед в этот момент завтракал и прекрасно контролировал процесс моего ухода. – На рыбалку когда пойдём?

– Какая ему рыбалка, Вов? Упадёт ещё там. Ему и к экзаменам готовиться надо, – настаивала бабушка.

Коричневые ботинки с белой полосой на месте шнуровки оказались удобными. Стопроцентная кожа! Умели же шить. Да, неброская, но качественная.

Подъезд я сразу узнал. Прожил в такой хрущёвке большую часть жизни и помню затхлый запах сырости из подвала, перебиваемый «ароматизатором» кошечек и пёсиков.

Но это в будущем. Сейчас здесь свежевыкрашенные в синий цвет стены, ещё не разбитая плитка на полу, и приятный запах жареной рыбы, доносившийся из какой-то квартиры. Двери оббиты кожей и у каждой лежит тряпка. Видимо, коврик для вытирания подошвы. Отсутствие разномастных «автографов» на стенах тоже порадовало.

Подойдя к выходу из подъезда, я стал искать кнопку домофона, но её не оказалось. Не придумали ещё таких замков! А зачем, когда на лавочке всегда сидят бабульки и выполняют роли справочного бюро, новостного агентства, критиков и мотиваторов. Как сейчас, например.

– Доброе утро, – сказал я двум женщинам в разноцветных халатах, сидящих на лавочке, которые что-то яро обсуждали.

– Ой, доброе, Серёжка! – воскликнула одна из них. – В школу? Откуда упал вчера, что тебя под руки привели?

– Подрался с кем-то? Не сидится вам на месте, молодым! В армию пойдёшь, научат вас там… – причитала другая.

– Борисна! Ты чего такое говоришь? Иди, Серёжка, учись! Потом в армию сходишь.

– Михална, не перебивай. В армию надо. Девка ни одна не взглянет. И мозги вставят на место. Вон с первого подъезда…

Дальше слушать не стал. Погода была замечательная, в воздухе аромат сирени и никаких вредных газов. Экология в норме. Определиться бы, что за город.

Тротуары и протоптанная тропинка мимо детских качелей. Турник, закреплённый между двух деревьев. Пустырь с вкопанными с двух сторон парами столбов – импровизированными футбольными воротами.

В центре квартала четырёхэтажное здание комбината бытового обслуживания или просто «Дом Быта» с большими панорамными окнами. Детский садик справа и школа через дорогу. А слева – гаражи и беседка с сидящими за столом мужиками, разыгрывающими очередную партию в домино.

– Рыба, Семёныч!

– Иваныч, дай отыграться? Век воли не видать, старуха моя домой не пустит, если опять с тобой выпьем.

– Ну так выходные же? Семёныч, отдыхать надо. Труд на заводе – дело серьёзное…

Мой старый двор – ещё не заросший и такой родной. На душе прямо тепло стало!

На подходе к дороге, за которой были ворота школы, обнаружил отсутствие пешеходного перехода. Дети, проходившие мимо меня, особо не останавливались перед краем проезжей части. Бесстрашные, что ли? А если машина? Хотя, какие машины?

Пройдя через калитку, я оказался во дворе своей старой школы. Краска ещё не осыпалась и окна не пластиковые. Сплит-системы отсутствуют. Зато над центральным входом барельеф с изображением Ленина и годом основания школы – 1956. На всю ширину крыльца растянуто полотно с главным призывом Ильича:«Учиться, учиться и ещё раз учиться!»

Солидное заведение для моего Владимирска, как тогда назывался мой город. Это сейчас он Новоахтинск и живёт в нём тысяч триста человек. А тогда, если и дотягивал до ста пятидесяти, то это хорошо.

Одеты все школьники одинаково. В рубашках и обуви есть различия, а так всё единообразно и, не сказать, что безобразно. Смотрится вся эта однородная масса очень симпатично. Пацаны статные, подтянутые. Кто в кедах, кто в ботинках. Пиджаки расстёгнуты или вовсе сняты. Рубашки в клетку, полоску и заправлены в штаны.

Девушки выглядят натурально в тёмно-коричневых платьях с фартуками и белыми кружевными воротничками. У кого косички, у кого карэ, кто-то просто в хвост собрал волосы. На ногах туфли, сандалии и белые гольфы. Ни грамма косметики, конфетный запах духов сливается с ароматом цветов воедино. И никаких розовых, зелёный, болотных и прочих оттенков волос. А ещё приятно смотреть на стройные, в меру упитанные ножки из-под юбок платьев, а не на худые и разукрашенные всякими татуировками куриные крылышки.

Все идут, общаются, смеются и не горбятся, пялясь в коробочки с лейблом в виде яблочного огрызка. А на входе в школу, словно на последнем рубеже обороны, дежурит мощного вида женщина в очках, с причёской, похожей на огромное гнездо. Бордовая юбка и бежевая блузка. Вилора Брониславовна – каноничный завуч советской школы, державшей всю дисциплину в своих мощных руках.

– Пёрышкина, короткая, я сказала! – делала замечание завуч девушке, чья юбка была неустановленной длины. – В понедельник чтоб исправила. Иначе на собрании комсомола твой вопрос подыму!

Прилюдное опускание или обсуждение косяков провинившегося в то время являлось главной дисциплинарной мерой. Считалось последним «китайским» предупреждением. Могли и из комсомола выгнать!

– Родин! – окрикнул меня чей-то мужской голос. – Родин, как посадочка вчера прошла?

Ко мне приближалась группа из трёх парней, выглядевших ну явно не на семнадцать лет. Может, раньше взрослее все были? У кого-то уже были аккуратные усы щёточкой.

– Курин сказал, что будешь траву дёргать за всех, – усмехнулся здоровяк, потиравший кулаки. – Что скажешь? С этим, хоть, справишься?

На полголовы выше и на пару сантиметров шире меня. Явно заносчивый и задиристый. По картотеке памяти Родина он проходил как Костя Бардин, главный задира в школе и основной соперник. В чём только мне с ним соревноваться – не представляю. А вот несколько волосин у него на подбородке меня уже бесят.

– Скажу, что тебе бы побриться не мешало, Костя, – сказал я и попытался пройти мимо. Так просто меня не могли отпустить, и Бардин попытался подставить подножку. Старый трюк, разгаданный мной в одно мгновение.

– Ах, ты! – воскликнул Костя, схватившись за стопу, когда я акцентировано наступил на голеностоп его выставленной ноги.

– Сейчас мы тебя отоварим! – воскликнул его усатый подручный, схватив меня за руку сзади. Бросив дипломат, я крутанулся назад. Захват его пальцев и стал заламывать большой с мизинцем. Сил в моем теле, даже при большом желании, не хватило бы, чтобы сломать эти пальцы. Слабоват Серёга Родин! Мордоворот взвыл, как побитый пёс и упал на колени.

Этот визг привлёк внимание стоявшей на ступенях школы заведующей учебной частью. И не только Вилору Брониславовну. Вокруг было много школьников, которые не могли пройти мимо крика погибающего.

Ну и несильно он и погибал в этот момент! Больше от неожиданности орал. Заметив приближение завуча и обратившиеся взоры, я отпустил руку и сделал вид, что помогаю подняться поверженному громиле.

– Братанчик… ой, товарищ! Давай помогу встать? Мож, где болит, что поправить? – затараторил я.

– Ты сейчас Родин…, – двинулся на меня Костя, но вовремя заметил приближающуюся беду. – Давай поможем, Серёга, нашему товарищу, – резко переобулся он.

– Бардин и Родин, опять драка? Я не посмотрю, что вы уже здоровые лбы. Уши оторву, если узнаю за ваш очередной мордобой! – грозила завуч, тыча в нас по очереди своим указательным пальцем.

– Всё хорошо, Вилора Брониславовна. Мы друзья…, – начал оправдываться я, но бойкая тётка заняла доминирующую позицию.

– Родин, помалкивай. Ваши стычки до добра не доведут. Что или кого не поделили? – не унималась завуч.

– Да что нам делить с ним?! – сказал Костя. Звучало это пренебрежительно в мою сторону. Типа, куда ему до меня, мистера «три волосни из бороды». Я ж солидный парень. Вероятность, что Серёжка Родин где-то мог ему, Бардину, дорогу перейти – исключена!

– На занятия марш. И причешитесь! – бросила нам вслед завуч и быстро зашагала в сторону угла здания.

В моей голове этот манёвр Вилоры Брониславовны объяснялся желанием поймать парней за сигареткой.

Внутри школа ничем не отличалась от моей. Бетонные полы выкрашены в коричневый цвет с немногочисленными узорами. Стены синие, переходящие в побеленный потолок. Гордо расхаживающие старшеклассники с красными повязками дежурных, словно патрульные на улицах городов. Огромный стенд с фамилиями закончивших школу с золотой медалью и доска расписания. Всё от руки написано и красивым каллиграфическим почерком. А стенгазеты – вообще отдельный вид искусства. Как они это без фотошопа и цветного принтера делают?!