Buch lesen: «Авиатор: назад в СССР 12+1»
Глава 1
Январь, 1985 год, ТАВКР «Леонид Брежнев», Средиземное море.
Рывок назад, самолёт поднял нос, и мы устремились к трамплину. МиГ, словно спринтер на дорожке, рванул с места, продолжая вздрагивать.
Старт с третьей позиции позволяет набрать нужную скорость отрыва гораздо быстрее.
Внешняя обстановка на палубе исчезла. Зрение сузилось до диаметра бутылочного горлышка. Перед глазами только обрез трамплина.
– 150… 160, – отсчитывает скорость Морозов.
Напряжение тела растёт.
– Держи скорость. Не вылезай! – в эфире командовал ведомым Ребров.
Взбегаем на трамплин. И вот отрыв! Моментальный всплеск адреналина!
Во время зависания выдерживаю положение самолёта в пространстве. МиГ-29 должен почувствовать опору.
Но тяжело ему это сделать! «Пятой точкой» чувствую, как самолёт слегка проседает.
Взлётный вес максимальный. Подвешенные средства поражения и контейнер со специальной аппаратурой не позволяют самолёту сразу маневрировать.
Секунда, две, и опора в воздухе появилась. Самолёт начал разгоняться. Приборная скорость быстро сравнялась с расчётной, которая необходима для сбора группы.
– 321й, взлёт произвёл, – доложил я и убрал шасси.
– Внимание! Сбор! – громко даёт команду Вольфрамович.
– 400 установил, – сказал я.
В зеркалах показались силуэты самолётов Реброва и его ведомого.
– Справа и слева наблюдаю, – сказал по внутренней связи Коля.
Впереди вышли два Су-27К и занимают место моего эскорта. Ребров даёт команду на начало разворота. И мы всей группой начали менять курс.
– 001й, двумя единицами отходим по заданию. «Стрела» 18, «отвес» 4.
– Понял вас, – ответил руководитель полётами.
– Внимание! 4 и 0. Паашли! – скомандовал Ребров, и мы стали набирать высоту 4000 метров.
Давно я не слышал таких разговоров в эфире. Переговорные таблицы в деле! Немного даже ностальгия пробила.
– Бред какой-то с этой конспирацией. Мы сами запутаемся, если так будем летать, – высказал недовольство Морозов.
– Ты как будто «за речкой» не был. Там же частенько такое использовали.
– Ну… да. Запамятовал просто, – задумчиво ответил Коля.
Руководитель полётами продолжал управлять взлётами с корабля. Доклады о готовности, изменении высоты и курса сыпались один за другим.
Внизу шла другая игра. К нашему авианосцу стремились несколько боевых кораблей. Это не для атаки, а чтобы пощекотать нервы. Но в Средиземном море у нас есть, кому прикрыть от нападок «ястребов Запада».
5я оперативная эскадра начала работать в качестве нашего походного ордера. С воздуха видно, что советские боевые корабли не подпускают американские к авианесущему крейсеру.
Правда, на этих кораблях ВМС США системы слежения серьёзные. Наши планы могут и раскрыть.
– 001й, понял. Переход под управление Тарелки, – «передал» нас руководитель полётами на пункт управления Як-44.
Жаль, что в данный момент нет времени любоваться красотами Средиземного моря. Его безмятежная гладь осталась внизу. Пока ещё не было команды на перевод самолёта в дальнейший набор высоты, можно разглядеть слабые волны, перламутр тёплых вод и отдельные мелкие суда, наполнившие акваторию Критского моря рядом с одноимённым греческим островом.
– Саламандра, 322й Тарелку наблюдаем. Работаем по заданию, – прозвучал в эфире голос Олега Печки.
– Понял вас, – ответили ему с корабля.
Характерный позывной у нашего корабельного самолёта дальнего обнаружения и управления. Сочетается с внешним видом его главной особенности конструкции – антенны локатора, установленного над фюзеляжем.
Олег и Витя начали прикрытие Як-44, который вышел в свою зону дежурства и уже начал работать по предназначению. Его радиолокационная станция должна обнаруживать как воздушные, так и надводные цели.
Вот и сейчас операторы на борту Як-44 докладывают об обнаружении самолётов противника.
– Наблюдаю с азимута 270 две цели. Высота 3500, – продолжал докладывать оператор.
– Работаю, Серый, – доложил Николай.
Как раз с данного направления эти две единицы могут помешать нашей работе. Я бросил взгляд на индикатор бортовой РЛС, антена которой начала менять направление. Это Морозов продолжал искать нужное положение для обнаружения американских самолётов.
– 001й, Тарелке. Гости следуют с курсом 60, – вышел в эфир оператор.
– Понял. Работаем по заданию.
Задумка была следующая. Остров Крит, наш корабль уже прошёл. Походный ордер 5й эскадры как раз вовремя прибыл в точку встречи с «Леонидом Брежневым».
Пока корабли США и наше охранение разбирались между собой, мы и выполнили взлёты с корабля.
– До точки разворота 35, – подсказал Николай, отслеживающий наше местоположение.
Сейчас мы демонстративно направляемся в сторону берега Ливии. Пока нас даже не собираются перехватывать американцы. И это странно.
Но тут же сомнения пропали.
– Серый, две единицы с азимута 250 в нашу сторону. Дальность 100.
– Понял.
Кажется, не получится у нас скрытно подойти к острову. Разгадали американцы манёвр. На самом Крите есть военная база греческих ВВС Ханья, но эти самолёты явно не оттуда.
– Коля, аппаратура работает? – спросил я.
Надо уже включать постановку помех. Не зря же нам подвесили данную штуку под фюзеляж.
– В процессе. Не прогрелся ещё, – ответил он.
Стандартная проблема. Чтобы запустить аппаратуру, надо ей ещё раскрутиться на нужные обороты. Так бы в условиях помех, мы бы смогли протянуть ещё.
Время идёт. В эфир нам выходить нельзя. Тянуть ещё 20 километров тоже. Если представить, что к нам приближаются Ф/А-18, то в точке разворота они нас уже заметят.
– Серый, давай возвращаться. Сегодня не получилось. Попробуем потом.
– Ты будто каждый день проходишь мимо Крита, – ответил я и посильнее притянул маску. – Приготовится!
– К чему… – ответил Николай, но его голос оборвался в момент манёвра.
Рычаг управления двигателями переставил на «Малый газ». Выполнил переворот и резко начал пикировать вниз.
Вертикальную скорость снижения смысла контролировать нет. Надо как можно быстрее уйти вниз, ниже уровня обнаружения радиолокационных станций.
– Предельный угол атаки, – начала говорить в наушниках «печально известная» девушка РИта.
– Вы..вывод, – слышал я хрипение Морозова, но ещё рано.
Высотомер отсчитал отметку в 2000.
– Тарелка, 001й. Задание закончил, – услышал я удивлённый голос Реброва.
– 001й, выход на стрелу 250. Цель – две единицы, отвес 3000, – дали ему команду с борта Як-44.
А мы тем временем неслись вниз. Маска прилипла к лицу. Водная гладь приближалась с пугающей быстротой. Дыхание участилось. Тело повисло на ремнях. Хорошо, что ещё притянул их посильнее, будучи на корабле.
Ручку управления отклоняю на себя. Успел только заметить на указателе перезагрузки цифру 8. Вода приближается, а самолёт ещё проседает. Обороты растут. Потеря высоты прекратилась.
– Вывел, – выдохнул я, удерживая МиГ в 100 метрах над водой.
– Только не говори, что всё у тебя было… рассчитано, – тяжело дышал Коля, выговаривая мне по внутренней связи.
– Всё было рассчитано. Я хорошо знаю этот самолёт.
Заняли необходимый нам курс в сторону острова. Морозов доложил, что аппаратура постановки помех включена. Как и контейнер разведки. До самой бухты Суда, остаётся 50 километров.
Спускаюсь ещё ниже. Водная гладь настолько близко, что кажется вот-вот самолёт заскользит по ней. Впереди уже видны очертания берегов Крита.
– Аппаратура в работе, – говорит Николай.
Смотрю по сторонам и удивляюсь. Хорошо спланировал операцию наш куратор Бурченко вместе с Граблиным. Столько сил было задействовано не напрасно.
Держу самолёт на расчётном курсе. Береговая линия уже близко. Видны скалистые обрывы и песчаные пляжи. Сейчас бы искупаться! Да только нам ещё долго потеть в костюмах ВМСК.
– До цели 23, – подсказал Морозов.
Прошли береговую линию. И никто нас даже не спохватился. Наблюдаю слева и справа два аэродрома. Один из них гражданский в Ираклионе. Как раз взлетает один из пассажирских лайнеров.
– Вон и бухта.
И всё же напряжение присутствует. Невозможно вот так просто пройти над бухтой американской базы. Добавляю скорости. Изгиб бухты Суда, прямо перед нами. Пожалуй, работу можно считать сделанной.
Отворачиваю влево и ухожу в открытое море. Но не всё так просто. В ушах заверещала сирена.
– Облучают. Готовь «асошки», – громко сказал я.
Система оповещения об облучении продолжала действовать на нервы. Локатор никого не наблюдал. Начинаю маневрировать, продолжая двигаться в сторону авианосца.
– Давай ещё ниже, – подсказывал Николай.
– Ниже только вплавь, – ответил я.
Сделал отворот влево, и сирена прекратилась. Не прошло и нескольких секунд, опять заработала. Где-то над нами противник. Странно, что появились они только сейчас, а не на подлёте к острову.
Ручку управления самолётом влево, и на себя. Выполняю боевой разворот. Коля ищет нашего противника, но его уже не нужно выискивать.
– Твою дивизию, – расстроено сказал Морозов.
– Нет. Их всего трое.
Глава 2
С моим умением попадать в неприятности, противостояние с тремя самолётами противника нужно было ожидать гораздо раньше.
Запаса топлива на длительный воздушный бой нам не хватит. Да и биться с тремя «Хорнетами» тяжело.
– Надо уходить, Серёга, – сказал Коля, пока я продолжал выходить из зоны обнаружения и облучения американских самолётов.
– Попробовать пободаться не хочешь? – спросил я, выполняя вираж влево.
Все трое искусно продолжали издеваться, загоняя меня в «раковые» положения. Тем не менее, мы постепенно приближались к району полётов нашего авианосца.
– Три на одного – без шансов, – ответил Морозов.
– Тарелка, я 321й. Зажат тремя единицами, – продолжал я вызывать пункт управления на борту Як-44, но в ответ тишина.
Я выровнял самолёт и в очередной раз занял курс в направлении корабля. Но так просто уйти мне не дали.
– Саламандра, 321му на связь! Высота 4000. Зажат тремя единицами! – попробовал я вызвать руководителя полётами на авианесущем крейсере.
В ответ только помехи. Возможно, у нас что-то на борту отказало.
– Серый, они уже очень близко, – сказал Коля.
Я посмотрел по сторонам. Слева и справа пристроились два Ф/А-18. Два одноместных истребителя постепенно приближались к нам с двух сторон. В глаза бросилось, что кили «Хорнета» наклонены наружу. В передней части фюзеляжа у каждого нарисованы акульи зубы, а на борту можно прочитать звание и фамилию лётчика, пилотирующего машину.
– Ещё и что-то показывают, – возмутился Николай, когда увидел жесты со стороны одного из американцев.
Сомнений в том, что это именно «янки», у меня не было. Эмблемы, вызывающее поведение – явные признаки этих ребят. И очередная странность.
– Ты тоже видишь, что у них не один подвесной бак? Зачем им столько, если они вылетели на перехват? – спросил я у Николая.
– Стоит подумать. Давай прибавим скорости и свалим отсюда.
Только я хотел добавить оборотов, как нас накрыла тень ещё одного самолёта. Эти парни над нами просто насмехаются. Их не смущает, что у нас тоже есть ракеты.
Третий самолёт начал постепенно нас прижимать вниз. Держаться в таком плотном строю не очень легко. Топливо у нас осталось чуть больше 2х тонн. Лететь ещё больше 200 км.
Я продолжал пытаться докричаться в эфире хоть до кого-нибудь из пунктов управления, но безрезультатно. Начинаю понимать, что весь этот полёт с каждой минутой превращается в пытку. Никогда ещё меня не загоняли в такое дурацкое положение.
Я посмотрел вправо. Один из самолётов уже почти лёг на правую консоль нашего крыла. Ещё немного, и вырваться будет сложно. А если ещё и четвёртый появится?
– Знаешь, Коль. Мне надоело. Маску притяни.
– Серый, погоди. Я забыл кое-что сказать.
Вот зануда, Морозов! Некогда с ним цацкаться.
Ручку управления самолётом отклонил от себя и спикировал вниз. Тут же в зеркало увидел, как один из «Хорнетов» моментально уцепился за мной.
– Облучает сзади, слева, – говорил Морозов, контролируя работу станции предупреждения.
– Где ещё двое?
– Не видно. Не пошли за нами.
Тогда нечего тянуть. Задираю нос на излюбленный манёвр. Ручку отклоняю вправо и выполняю бочку. Американец проскочил вперёд. Как будто не ожидал!
– Включил. Захват! – предупредил меня Николай, когда я сел на хвост Ф/А-18.
Но долго так сидеть не пришлось. Второй и третий «Хорнеты» тут как тут! И снова заиграла сирена.
Пикирую к воде и сбрасываю с себя пару самолётов противника. Вниз пошёл только один. Он продолжает лететь за мной, но догнать у него не получится. Впереди уже видны очертания родного корабля.
– 321й, идём к тебе парой, – услышал я знакомый голос Олега Печки.
Приятно слышать, что кто-то ещё обо мне и Морозове переживает.
– Высота 100. Один сзади. Могу сбросить.
– Понял. Работаем с остальными. Третий, заходим на «вилку», – дал Олег команду Тутонину.
Преследование за мной прекратилось. «Хорнет» моментально ушёл в сторону, завидев два приближающихся Су-27К. Посмотрев вверх, я увидел, как наши товарищи стали крутить виражи и развороты вместе с оппонентами.
– 321й, я Саламандра, вам на посадку. Курс 236°, – вышел на связь руководитель полётами корабля.
– Понял. 1000 занимаю, – доложил я.
Николай начал отключать аппаратуру, а я высматривать корабль. На душе тепло, когда в открытом море видишь родной корабль. И тут же вспоминаешь, что тебя ожидает на посадке. Очередная потовыжималка.
– Серый, давай на посадку. Я уже не могу, – тяжело говорит Морозов.
– Тебе плохо?
– Мне сейчас дерьмово, – ёмко высказался Николай.
Выполняю разворот на посадочный курс. Авианосец двигается вперёд, а мне приходится его догонять. Удерживаю самолёт на глиссаде снижения, всматриваясь в световые сигналы оптической системы посадки.
– Зелёный, на курсе, – подтверждает наше правильное положение руководитель визуальной посадки.
На палубе уже стоят несколько самолётов. Видно, как бродят техники. Чёрные линии тросов на фоне тормозных следов практически не видны. Вокруг корабля продолжают ещё летать вертолёты.
Серая палуба приближается. Скорость держу на уровне 250 км/ч. Во рту сухо, но привкус пота ощущается.
– Зелёный. Зелёный, на курсе. Посадку подтвердил.
Удар! Торможение и рывок вперёд. Двигатели на режиме «Максимал».
– РУД на малый газ! Убрать гак, – буднично объявляет руководитель визуальной посадки РВП.
– Понял. Спасибо за управление, – благодарю я и начинаю складывать крылья и гак.
Медленно заруливаем на стоянку. Техник Дядя Вася жестами показывает, куда нам приткнуться в этом узком пространстве. Он скрещивает руки, давая понять, что можно остановиться и выключить двигатели.
Самолёт успокаивается, а я продолжаю ощущать, как бешено стучит сердце. Пот так и льётся, попадая в глаза. Начинает слегка пощипывать.
– Колян, ты как? – спросил я, как только открыл фонарь кабины.
За спиной послышался оглушительный удар. Громкий рёв двигателей и тут же стихание. Очередная посадка на палубу Су-27К завершена.
Морозов так мне и не ответил. Я вылез на стремянку и посмотрел на него. Он сидел с видом обделавшегося ребёнка. А на меня смотрел так, будто это я в этом виноват.
– Колян, чего застыл?
– Серый, я посижу немного. Ты иди.
– Ладно. Не задерживайся. Нам ещё докладывать куда следует.
– Я бы сначала в одно место сходил, – тихо произнёс он.
Тут же ещё одна оглушительная посадка, и по палубе начал заруливать ещё один Су-27К.
– Я бы сам сейчас в гальюн пошёл.
– Везёт. А вот мне туда уже не хочется. Я лучше в душ пойду, очередь займу.
Не везёт чего-то Николаю.
Пока снимал обмундирование, слушал рассказ о выполнении задания от Олега и Вити. Саня Белевский уже направился в класс.
– Непросто сегодня было, да? – поинтересовался Виктор.
– Пощипали супостаты, но вырваться получилось.
– Мы тоже схлестнулись с двумя. Они будто знали, где Як будет дежурить. Мы ещё в зону не вышли, так они тут как тут, – возмущался Олег.
– Так мы с ними и крутились, пока вы задание выполняли, – продолжил Тутонин. – Как говорят на флоте, тихой воде не верь.
Продолжает меня удивлять морскими мудростями Витя.
– Ладно. Будем считать, что задача выполнена. Хотя, так оно и есть. Работу мы с Морозовым сделали. Все живы и здоровы.
– Кроме Николя. Чего-то его не видно, – посмеялся Олег.
– Ему нужно было отойти. Может, у него морская болезнь? – предположил я, и Печка громко засмеялся.
– Звёздная у него болезнь. Он однозначно хотел на твоём месте оказаться. Тебе удалось и задачу выполнить, и лицо сохранить после встречи с «Хорнетами». Ну-ка, Вить, что у нас там есть во флотских поговорках на этот счёт?
Тутонин задумался. Он быстро перебирал в голове известные ему фразы. Сколько же он их знает?
– Не очень в тему, но касаемо наших дел. Боишься бурь и риска – не подходи к морю близко.
Несколько минут спустя, мы уже сидели в классе. Морозов тоже успел приготовиться к разбору. А пока, очень громко с подчинёнными разговаривал Ребров. В свойственной ему одному манере. Настолько он торопился на разбор полётов, что забыл перчатки снять и подшлемник.
– Ты чего орал? Я чуть из кабинета на свежий воздух не вышел, когда ты заорал. Кто тебя там укусил? – опрашивал Вольфрамович одного из молодых лётчиков.
– На взлёте думал, что двигатель встал.
– Это я чуть в кабине на ноги не встал. И у Автандиловича чуть волосы через шлем не встали. Зачем так орать?
Из разбора полётов было понятно, что первая лётная смена прошла не совсем гладко. Я посмотрел на двух парней, которые мне запомнились во время отбора.
Паша Ветров и Гера Борзов сидели рядом друг с другом. И если первый выглядел уверенным, то второй был подавлен. У него-то что не так пошло?
– А теперь о главном. Борзов, ты где там? – позвал Геру Ребров.
Молодой парень встал, поправляя лётный комбинезон. Что ж такого могло произойти?
– Теперь слушайте все сюда. Вот этот малец не испугался. Да, его погоняли эти выпердыши дяди Сэма. Не его вина, в том, что мы только в стадии становления. Спорить тут бесполезно. Присаживайся.
Олег шепнул мне, что Борзов сел с аварийным остатком. Его настолько загоняли американцы, что он не смог даже к кораблю прорваться.
– Четыре или пять «Хорнетов» его зажали.
– А где его ведущий был? – спросил я.
– Один был. Тренировочный полёт выполнял. Вот они его и оттеснили. Караулили, заразы.
В классе воцарилась тишина. Слышно было только, как тяжело дышит Ребров. Он сорвал с себя подшлемник и бросил в сторону.
– Командир, дай сказать, – встал из-за стола Апакидзе и Вольфрамович кивнул.
– Давай, Автандилович.
– Молодёжь, понимаю всё прекрасно, что мы в меньшинстве. Слышал в эфире, как они кричали: «Добро пожаловать!» или «У себя дома мы вам рады». Я вам так скажу: – Не забывайте, кто вы. С этого дня, чтобы ни про какие заходы в хвост я не слышал. Действовать жёстко, но не жестоко. Пускай не думают, что здесь их внутренние воды. Предлагаю закончить, командир.
Не прошло и пяти минут, как в классе остались только мы. Как раз появился и Андрей Викторович Бурченко с Дмитрием Александровичем Граблиным.
– Считаю, что задачу выполнили. Данные получились не самые полные, но аппаратура себя показала хорошо. Две подлодки попали в поле зрения, – поблагодарил нас Бурченко.
– И удалось уйти от преследования. Не сильно прижимали, Сергей? – спросил у меня Граблин.
Как-то уж слишком эти двое довольны выполненной работой. Будто я и не доводил до них замеченные мной особенности.
– Я уже доложил, Дмитрий Саныч. Вас не смущает странности в поведении американцев?
– Ничего такого. Что тебя смутило в их подвесных топливных баках?
– Наличие двух, а не одного. Они могли нас перехватить, но сделали это только после прохода. Нас поджидали.
Бурченко почесал затылок, а Граблин внимательно посмотрел на меня.
– И что ты думаешь? – спросил Саня Белевский.
Морозов посмотрел на меня и кивнул, поддерживая мою мысль.
– Такое ощущение, что они ждали нас. И хотели, чтобы мы сфотографировали эту бухту.
Глава 3
Бурченко поправил воротник и задумчиво посмотрел на меня. Андрей Викторович собрался что-то спросить, но предпочёл «обкурить», высказанную мною мысль. Достав из нагрудного кармана технического комбинезона красную пачку «Мальборо», он вытащил сигарету и закурил. Пока Граблин и Ребров в очередной раз спрашивали Морозова о подробностях встречи с «Хорнетами», представитель КГБ медленно прохаживался рядом с картой, пуская клубы дыма.
– Мы можем предположить, что американцы нас заметили? – задал вопрос Граблин, указывая на карте в район острова Крит.
– Других вариантов нет. Андрей Викторович, что скажете? – спросил у Бурченко Ребров.
– Планом это предполагалось, но речь шла о самолётах вашей авиагруппы, – ответил представитель КГБ.
– И расчёт был, что действия лётчиков Гелия Вольфрамовича отвлекут на себя внимание. В это время Родин и Морозов выполнят задание, – продолжил Граблин.
– Это мы знаем. А что получилось на самом деле? – возмутился Морозов.
– Вы хотите об этом поговорить? – спокойно спросил его Бурченко тоном профессионального психолога.
Ещё и вид был у Андрея Викторовича соответствующий. Он сел на стул, положил ногу на ногу и приготовился слушать Николая. Сигарету затушил и тут же достал ещё одну.
– Конечно хочу. Наш план стал известен противнику. Они поджидали нас и перехватили в тот момент, когда мы этого не ожидали – на выходе из зоны работы. Когда мы уже были расслаблены.
Ерунду говорит Морозов. Расслабиться во время боевого вылета – получить ракету в зад моментально. Может, он и «курил бамбук», но я был сосредоточен.
– Ты к чему клонишь, Морозов? – недоумевал Ребров, обратив взор на меня. – Давай, старший группы, выскажись за всех.
Как-то Вольфрамович невежлив. Я заметил, что один глаз у него слегка начал дёргаться. Пальцы на левой руке нервно дрожат. Слишком напряжён, Ребров.
– Мой вердикт вас не обрадует. Хотели бы американцы сбить, так сразу бы взяли на сопровождение и пустили ракету. Предположу, что мы правильно рассчитали направление и высоту выхода в район бухты. Согласен, что и ПВО греков на Крите танцевали сиртаки вместо того, чтобы охранять воздушное пространство. Но так как себя повели «Хорнеты», перехватчики не ведут. Зачем поджидать, а потом сопровождать? Ещё и так, будто принуждают к посадке.
Смотрю на командный состав. То ли они реально ничего не поняли и в смятении, то ли делают вид. Выражение лица Бурченко ничего не выдаёт. И ничего в этом удивительного нет.
А вот Граблин! Кто планировал наши действия?
– Так что вы нам скажете? – спросил Морозов у Дмитрия Александровича. – Вы же всё планировали? Как так получилось? Утечка информации?
Полковника Граблина даже передёрнуло слегка. Вообще, Коля прямолинейный. Всегда говорит, что на уме. Амбиций не скрывает. Неприязнь тоже. И в данном случае вопрос задал в лоб.
– Не забывайтесь, молодой человек. Я всё же старше вас, – произнёс Граблин.
– И?
Олег Печка еле сдержал улыбку. У меня была мысль толкнуть Морозова в плечо, но любопытство пересилило. Ждал, что будет дальше.
– Не смей вести себя так вызывающе. Учить он меня вздумал.
– И? – продолжил стоять на своём Морозов.
У Николая ни одной эмоции на лице. Совершенно спокоен. Вот он, тот самый Морозов – «ледяной человек».
– Перестань паясничать! Полетаешь сколько я, дослужишься и будешь меня учить.
Коля хотел было снова проявить твердолобость, но я решил взять слово.
– Так вы и не ответили. Была ли утечка информации или произошла ошибка в организации? – спросил я.
– Никакой ошибки, Сергей Сергеевич. Будем считать, что задача выполнена с оговорками. Предлагаю на сегодня закончить, – поспешил Бурченко ответить за Граблина.
На этих словах разбор лётного дня был объявлен завершённым.
Несколько дней никаких активных действий моей группой «Куб» не предпринималось. Началась размеренная жизнь на корабле.
Утренний подъём в 6.30 был от звука играющей трубы в динамиках по всему кораблю. Далее быстрое перемещение в гальюн и получасовая очередь на его посещение.
За это время понимаешь, насколько такие простые вещи ценны для человека. Оказывается, для счастья только и надо, чтобы была вода попить и помыться.
В первые дни предстояло проявлять смекалку и напрягать память. Длиннющие коридоры авианесущего крейсера заставляли запоминать дорогу до каюты тщательно. Морозов и вовсе повторял каждый поворот вслух.
Получалось не плутать. Если только у личного состава не начиналась тренировка. В такие моменты нужная дверь могла быть задраена. Тебе только и остаётся ходить вокруг и ждать. В один из дней Морозов как ушёл с утра, так и вернулся лишь в обед.
– Попал на всевозможные тренировки матросов. Чуть было в карцер не загремел, поскольку вылез на палубу, когда это было запрещено. Морпехи скрутили, – жаловался Коля.
Питание на корабле отменное. Досуг, если не считать тренажёрного зала и возможности бегать по ангару, весьма скудный. Периодически из кают можно услышать, как играет радио или музыка из магнитофона. Чаще всего офицеры проводят вечернее время после 22.00 за игрой в карты, шахматы или заняты дегустацией местной разновидности алкоголя.
Оказывается, на флоте эту жидкую субстанцию называют «шилом». И это не просто спирт, а спирт этиловый. Его можно пить умеренных дозах без вреда для здоровья и не чистый, а разбавленный водой. Насчёт крайних утверждений есть небольшие сомнения.
Главное предназначение «шило» – валюта. В разных БЧ корабля, сходах или кубриках был определённый курс обмена. Всё как на суше!
Очередной лётный день подходил к концу. Простое на первый взгляд задание – выйти в зону и отработать манёвры с определённой боевой загрузкой. Скучно, нудно, но важно.
На мой МиГ-29К подвесили два опытных изделия, чтобы определить характеристики устойчивости. В обязательном порядке – контейнеры системы радиоэлектронной борьбы.
Заняв места в кабине и запустив самолёт, мы начали с Николаем выруливать на стартовую позицию.
– Серый, а сколько нынче у тебя посадок? Я насчитал 32.
– Ты мою статистику ведёшь?
– Просто, я сам хочу тебя обогнать. Вот и пытаюсь понять перспективу. Предлагаю, следующий месяц позволить летать мне. Так я тебя и перегоню по посадкам на палубу.
Ну не мог он об этом не вспомнить! Гложит его, что проигрывает мне в количестве посадок на палубу. Как только МиГ-29К упёрся основными стойками в удерживающие устройства, начала работать система постановки помех на борту нашего самолёта.
– Ты так нашим помешаешь, – сказал я, заметив что на бортовом локаторе начали появляться ложные метки.
– Нормально. Мы в боевой обстановке, – отказался Николай.
Взлетели с Морозовым с корабля. Через пару минут заняли установленный район для выполнения пилотажа.
– Тарелка, 321й готов к работе, – доложил я на борт Як-44.
– Разрешил работу. Первый диапазон высот какой? – запросил у меня оператор.
– Сначала большие высоты. От 5ти до 8и. Далее подскажу, – ответил я, выполняя очередной вираж.
Первые манёвры сразу показали – с данной подвеской МиГ чувствует себя прекрасно.
Раньше казалось, что работа испытателей – постоянный риск. Опробование новых самолётов чуть ли не каждую неделю. Награды, уважение и почёт! Теперь я понимаю, насколько кропотливыми и однообразными могут быть полёты.
– Начали вираж на числе маха 0.73. Приборная 600, – проговаривал я каждое действие.
Самолёт охотно выполнял любую фигуру. Надо сделать пролёт «брюхом вверх»? Пожалуйста!
– Переворот и пикируем. Снижение до 3000, – сказал я.
Ручку управления самолётом отклонил влево и от себя. Начал снижаться. Несёшься вниз и машинально ищешь для себя ориентир. Но в море только вода и ни одного островка или, идущего отдельно, корабля. Сквозь дымку облаков уже можно разглядеть голубую бездну моря.
– Угол 40… 50…, – отсчитывал наклон траектории Николай, пока я постепенно отклонял ручку от себя.
Чем сильнее испытаешь самолёт сейчас, тем надёжнее он будет.
– Угол 90. Вывод, – сказал Николай.
Скорость на указателе давно уже превысила 750 км/ч. По заданию это даже больше чем нужно. Теперь в данном диапазоне необходимо повысить крайнее значение скорости.
– Вывожу, – отвечаю я, выравнивая самолёт по горизонту.
Средиземное море всё такое же безмятежное. Яркие лучи восходящего солнца бьют в глаза даже через светофильтр шлема. Но стоит появиться супостатам в радиусе 100 километров, день перестаёт быть томным.
– Тарелка, 321й занял 3000. Продолжаю работать на этой высоте, – доложил я оператору на Як-44.
– 321й, наблюдаю посторонних. От вас на юг 80 километров. Две единицы.
Вечно не вовремя! По заданию осталось отработать несколько виражей и данный пункт в программе испытаний будет закрыт.
– Серёг, пять минут роли не сыграют. Будем смотреть, где они ходят. Зато лишний полёт делать не будем, – предложил Николай.
Риск – дело благородное. И в данной ситуации тоже. До корабля лететь 20 километров. Его уже видно несмотря на слабую утреннюю дымку.
– Тарелка, 321й пять минут работы и заканчиваю.
– Понял вас.
Высота 3000. Обороты на «максимал» и начинаю боевой разворот. Взгляд на прибор – всё нормально. Теперь то же самое, только на полном форсаже.
Самолёт устойчив. Тряски и посторонней вибрации нет. Теперь можно и снижаться. Форсажи выключены, переворот и пикируем вниз. Ручку управления на себя. Рычаг управления оборотами в положение «максимал». Небольшая просадка по высоте, но не критично. Если есть отклонение, которое я не заметил, Коля отметит.
Плавно тяну ручку. Снова набор, выполняем горку. Самолёт уже вертикально. Скорость в верхней точке 390 км/ч. «Ложимся» на спину, отмечаю для себя высоту в верхней точке. Расчётные 3000 на высотомере выдержаны.
– Бочка, – комментирую я очередной манёвр, но говорить непросто.
– Давай на вираж. Вибрация отсутствует, – отвечает Николай, тяжело вздохнув.
Ещё минута активной работы, и можно заканчивать. Запрашиваю снижение до 1000 метров.
Корабль уже недалеко. Каждый полёт над морем – это большое количество потерянной воды. А её на корабле много не бывает.
В уме представляю, как дождусь возможности принять душ. Если не успеть к открытию промывочной, то опять останется использовать мизерную дозу воды для ополаскивания из умывальника.
– 321й, вышли на посадочный. Дальность 4, – информирует меня группа руководства полётами.
– Снижаюсь.
Корабль всё ближе и ближе. Предвкушаю удар об палубу, резкое торможение и будущий завтрак.
– Шасси, механизация, гак, притяг выполнил, – докладываю я.
Перед полётом поесть не успел, но наши товарищи должны были замолвить слово на камбузе, чтобы оставить пару порций.
Но тут все мысли о вкусной еде улетучились. Перед носом пронеслись два «Хорнета», пройдя практически над кормой.
Самолёт будто потерял равновесие. Резкое снижение перед кормой.
В последний момент успел вытянуть его и пронёсся над палубой с проходом.
– Откуда выскочили? – разозлился Коля.
