Есть мнения у особо мрачно настроенных особей человеческого вида, что сам по себе этот человеческий вид, да и вся совокупность жизнеподобных организаций на планете представляют из себя не более чем возмущение в порядках пространства-времени. Но это мало что говорит нам. Уровень информации в высказывании «возмущение в порядках реальности» слишком мал в силу своей абстрактности. Но есть способы повысить ее. Нужно больше данных. Нужно больше знаков. И больше рамок для выяснений способа жизни этих знаков. Ведь информация может находиться где угодно. Это не только идеи и мысли, расчеты и числа, но и последствие материальных объектов иметь знаковые параметры принадлежности идеям и числам. В эти параметры входят вещи, люди. Во временном соотношении: вся история, культура. То да се и это еще не все. Знак плотен, знак полон. Вещь или явление не могут родиться просто так в этой плотности, не могут и исчезнуть. Каждый и каждое необходимо должны быть зафиксированы, приурочены, поставлены на место в определенной точке. Абсурдно считать, что наш характер или высказывания в таких условиях могут обладать какой-то степенью уникальности. Все возможности измерены, изучены, занесены в соответствующие типы и категории. Я говорю: «Пусть растут все цветы». И там, за мной, во тьме скрываются инстанции, партии, исторические факты, персонажи, книги и события. Дождь из временных соотношений в пространстве всего, что может характеризовать эта фраза. Она проносится огнем в информационном поле всей меры знания и незнания, доступного человеческому виду. И лишь благодаря когнитивной неустойчивости сознания, мы вообще еще можем говорить друг с другом. Малый масштаб оперативности внимания исключает из поля зрения махину цивилизации с ее бесконечно сложными и тяжелыми подвесками. И вместе с тем призрак этой машины выхватывает у нас мир прямо из-под носа, подменяя его своими двойниками. Они настолько привычны, что сами почти прозрачны, ведь ни у кого же не возникает мысли вдруг сфокусироваться и сконцентрироваться на бытовой технике или каком-нибудь ржавом баке на улице. Это возможно в принципе, но не в рамках уготованных нам возмущений в поле этого мира. Безусловно, например, в ситуациях, выключающих его или выводящих за рамки. Или через создание собственной инстанции, которая будет наблюдать его со стороны и потому сможет обнаружить. Так искусство позволяет переключать масштабы, совмещать их как слои. Даже их пытаются присудить себе религия, политика, еще какие-нибудь вихри организующейся информации. Во всей этой безжизненной картине почти нет места для свободы, человечности. Мир рисует для нас карту с уже проверенными маршрутами и снаружи нас и внутри нас. Есть и инстанции, которые жалуются на это, привлекают внимание, лишний раз терзают души людей, но тем самым, по моему мнению, они только прислуживают этому порядку. Мне кажется, у человечности не может быть выхода на эти точки. Потому что они просто не нужны ей. Хаос, порядок, природа, культура. Нам, обычным людям не встречается это в жизни более как перегруженными многими слоями схемы. Даже сейчас, упоминая про свободу и человечность, мне как кость в горло вспоминаются возможные коннотации, отравляющие эти понятия. А когда-то для меня это были просто слова на бумаге. И сейчас, чтобы совершить свой акт высказывания, я практически нарушаю священные запреты. Бесчеловечность. Сквозь запреты, названия и имена, фотографии близких людей и дорожные знаки. Я напоминаю себе на этом пути: это просто свидетельствование мира. Это просто свидетельствование мира.
Сложно относиться к книге серьезно, если от нее веет нарциссизмом. Нельзя сказать, что это полностью ода себе любимому, но что-то в этом есть. А еще это похоже на выписывание страхов. И вот хотелось бы проникнуться полностью, но эти два фактора стоят стеной, но они не мешают признать талант Уэльбека.
Нельзя не восхититься талантом человека подмечать детали, погружать героя в обстоятельства, описывать как казалось скучные процессы производства, рассказывать о решения или как раз о не принятых решениях, что тогда было в голове, на чем строилось. Увлекает, погружает, манипулирует не только героем, но и читателем и заодно обучает. Сколько историй, имен, названий. Нельзя не открыть карту Франции читая про нее, не пройтись по улицам Парижа. Нельзя игнорировать имена и книги, которые Уэльбек сеет по всей книге, как высококвалифицированный сеятель. Ты просто обязан себе все отметить, проверить, прочитать, только чтобы еще глубже понять саму книгу. Удивительно читать про профессию, которую знаешь и не испытывать чувства стыда за человека, он смог описать профессию и подметить в ней ее бренность, механичность. Так же как подметить названием и отрывком отличие карты и настоящей территории, и вот кажется, что реальность менее прекрасна, какие-то бугры, деревья, дорога проселочная - неровная, а на карте все выверено, гармоничность цветов, а если еще правильно подать какой-то кусочек, допилить его напильником, ну глаз ведь не отвести! Но разве это реальность? Выдумка. То, что не существует. Как не существует поворота со смертью писателя, как на самом деле не может существовать эпилога размером с целую главу и еще дополняющую, и дополняющую, и дополняющую историю.
Но он умело показывает, как и его герой места, которые существуют на самом деле и пусть в реальности они выглядят иначе, но ты веришь, что путешествуешь по-настоящему. Наблюдательность автора, его виртуозность создает перед тобой такую иллюзию. Как не поверить, что он действительно знает русских, разных, когда читаешь такое:
Она была из тех трогательных русских, которые за годы учебы привыкли любить некий образ Франции – ее галантность, гастрономию, литературу, далее по списку – и впоследствии страшно огорчались, убеждаясь, что реальная страна неизмненно обманывает их ожидания.
? Тебе ли не знать, как ты, начитавшись - веришь в то, что увидишь нечто удивительное, а видишь ровным счетом то, что покинул, но в других декорациях? Некий обман, определенный вымеренный угол съемки. Ты веришь, что читаешь мысли автора и немного грустно читать в конце, как от каких-то измышлений, он сразу отказывается заявляя, что это мнение его героев, а ведь так желалось пожать ему лапу за вот это удивительное точное наблюдение:
– За всю мою практику потребителя, – сказал он, – мне попалось всего три идеальных товара: ботинки Paraboot Marche, ноутбук Canon Libris со встроенным принтером и куртка с капюшоном Camel Legend. Я их обожаю и готов всю жизнь провести с ними, периодически закупая такие же модели по мере изнашивания предыдущих. Между нами установились оптимальные отношения, сделавшие из меня счастливого потребителя. Я не был так уж счастлив, со всех точек зрения, но хотя бы имел возможность систематически приобретать очередную пару любимых башмаков. Пустячок, а приятно, особенно когда личная жизнь так скудна. Но даже этой примитивной радости меня лишили. Через несколько лет мои обожаемые товары исчезли из магазинов, их просто-напросто сняли с производства, а моя несчастная куртка Camel Legend, наверняка самая красивая куртка, когда-либо видевшая свет, вообще прожила всего один сезон… – Заплакав медленными крупными слезами, писатель подлил себе вина. – Это так жестоко, знаете, чудовищно жестоко. Даже самые мелкотравчатые виды животных тратят на вымирание тысячи, если не миллионы лет, а потребительские товары стираются с лица земли за считанные дни, и второй попытки у них не будет, им остается лишь покорно сносить бессовестный фашистский диктат маркетологов, которые, видите ли, лучше всех знают, чего хочет потребитель, и, улавливая в настроениях оных потребителей ожидание новизны, обрекают их на безнадежные изнурительные поиски и вечное блуждание между прилавками с постоянно изменяющейся продукцией.
Или вот это:
Зато авиакомпании, организации по сути своей фашистские, наотрез отказывались проявлять подобную толерантность, так что им пришлось с сожалением отказаться от дальних странствий.
За его удивительную внимательность, вчитываемость в книги. Зато, как человек умеет оценивать!
На некоторых страницах «Дороги в будущее», автобиографии Билла Гейтса, проскальзывает порой нечто вроде откровенного цинизма, особенно там, где он признает, не моргнув глазом, что компании не так уж выгодно предлагать инновационные продукты.
За такой потрясающий цинизм:
Все же вера в Бога весьма практичная штука: если ты не в состоянии помочь ближнему, – а это в жизни часто случается, да, собственно, только так оно и бывает, взять хотя бы отцовский рак, – всегда можно помолиться за него.
Но он опять же напоминает в конце книги - это выдумка, такого человека не существует. Того, кому ты хочешь пожать руку - нет. Это хороший снимок. Хорошо нарисованная картина, отлично рассказанная история. И ты испытываешь разочарование, в том, что это лишь то, что человек лишь выписывал. А может самолюбовался себя принижая, как делают некоторые люди желая услышать опровержение. Испытываешь разочарование, что ты мог бы вдруг, неожиданно найти удивительного человека, но он говорит тебе - это лишь картинка. Не уточняет, что точно, чтобы прийти к нему и разглядеть именно территорию, а не карту, но он не дает шанса. Но как удивительно он создает карты, завораживает, манипулирует.
Его герой может существовать, работать, думать, может быть настоящим человеком, переживающим, не умеющим общаться, не знающим, что такое любовь, горюющим, не испытывающим угрызений совести, являющийся на самом деле трусом, прикрывающийся творчеством. Удивительно подмечены грехи человека и его оправдания.
Премия точно получена не зря, только есть одно "но", эта не та книга, которую действительно стоит советовать читать. Она хороша, но она как все выдумка ни для чего. Просто удивительно хорошо сделанная работа. Может лишь напомнить про выдумку...
зы. Не могу удержаться от того, что может пройти незамеченным и для кого-то непонятным, но эта фраза очень сильно перекликается с первой в моей рецензии, как раз о разочаровании в Европе)))
Несмотря на воскресный день, торговый центр по соседству оказался открыт...
Вы только вчитайтесь и вдумайтесь)))
О, да. Это очень оригинальная книга. Даже и представить себе не могла, что есть такие неординарные авторы, которые делают из себя самого героя собственной книги ( не в счет). И при этом ни сколечко не пытается приукрасить этого самого героя. Мало того, такое ощущение, что он даже специально слегка себя очерняет перед читателем. Довольно-таки интересный сюжет, хороший стиль написания. Размеренный, слегка убаюкивающий, без резких телодвижений, но при этом не дающий расслабляться. Роман хоть и философский, но мне ни капельки не было скучно, хотя, признаюсь, были места, где хотелось быстренько пролистать текст, пока никто не видит... В целом, вполне читабельно и довольно-таки любопытно.
Ура! Ура! Ура! Шествует Его Величество Известный Писатель Мишель Уэльбек. (Бурные аплодисменты). О, этот прозительный взгляд, исходящая от него жизненная сила ,толпы бывших любовниц, до сих пор по нему вздыхающих и только он во всем мире носит такие желтые носки! (Бурные продолжительные аплодисменты). Самолюбование достигло критической массы, трансформировалось в паранойю и началось раздвоение личности. ГГ(в его башке сидит Уэльбек) встречается с Уэльбеком(это тоже я, прикинь?) оба поражают своей простотой, но между тем оба велики и признаны людьми. А, люди, от них только неудобства.(Зрители аплодируют, аплодируют, аплодируют). И еще какой-то чувак написал о ГГ и Уэльбеке книгу "Карта и территория". Еще один Уэльбек? А я сам еще не Уэльбек? Кругом мухи, капитализм сдох, детей нет и не нужно, собаки и те без яиц. Все на эвтаназию. Сохраните этот купон и получите скидку.(Кончили аплодировать) Сильно бросается в глаза наигранный страх полицейских в связи со смертью Уэльбека. Если кого это и могло напугать, то только одного человека. Это Уэльбек живой.
В 2010 году роман Мишеля Уэльбека «Карта и территория» был награжден Гонкуровской премией. Это история жизни вымышленного героя — художника и фотографа Джеда Мартена, — и в ней неожиданно появляется автор. Отличный художественный прием, при котором Мишель Уэльбек, под своим именем, используя детективный сюжет, приоткрывает читателю карту собственной жизни, со множеством ответвлений: человеческие отношения, культура, политика, экономика, адреса магазинов и ресторанов, детальное описание предметов, названия фирм и журналов… В этом романе писатель, как и всегда с пессимизмом, рисует картину будущего Европы и мира, и все же дает нам, пусть призрачную, надежду на лучшее.
Йес!
"Домучил-таки, додавил Уэльбек членов комиссии, выдающих Гонкуровскую премию" - вот что крутилось у меня в голове всё время, пока я читала "Карту и территорию". Нет, нет, нет, я очень люблю мизантропа Уэльбека, мне импонирует его взгляд на общество потребления и социальные проблемы; но всё же его новая книга для меня - хороша и не более. В книге выведен сам Уэльбек, избегающий общества и большого города социопат, открывающий каждый вечер пару новых бутылок вина, но за три года так и не распаковавший коробки с вещами после переезда; цитирующий философов, скучный, стареющий писатель. Ровно такая же и книжка. Меньше революции, больше мудрости и смирения.
Не знаю я, кто кому уступил, кто пошел на компромисс: то ли Уэльбек, то ли Гонкуровская премия; но результатом - качественный, но стерильный роман.
Я еще слишком молода для мудрости, мне до сих пор хочется революции...
Этот роман Уэльбека лежал в хотелках, вероятно, около года — всё пытался пристроить её к чтению в рамках то одной, то другой игры, пока однажды (предварительно закончив ВСЕ игры 2016 года) не высвободились пара недель свободного времени для чтения простых никомунеобязательных хотелок. И книга не просто дождалась нерадивого читателя, но вместе с автором сделала, наверное, уже маловозможное — она (книга) и он (автор) меня удивили. Удивили и обрадовали. Смешением разных жанров. Необычными, отчасти странными и даже кое в чём рискованными сюжетными ходами. Способностью не подделываться под запросы читательской публики (нам бы ведь всегда популярный наборец — "хлеба и зрелищ", "крови и секса"!), но и не выпендриваться шибко своей начитанной образованностью и широтой писательского кругозора.
Отдельного упоминания (и отдельного абзаца) заслуживает в третьей части книги переход в этакую своеобразную сименоновщину — тут вам и комиссары полиции с элементами от Мегрэ, тут и поводы для их появления (ну да, да и да, преступление и наказание тоже тут есть), но главное — какой-то сименоновский дух именно в литературном смысле, это трудно объяснить, но ассоциация вылезла очень быстро и совершенно естественным образом. А для меня любая ассоциативная связка с мэтром Сименоном является одной из лучших рекомендаций (и не только из-за комиссара Мегрэ, но и из-за серии социально-психологических романов).
И, кстати сказать, любовно-романтические страницы романа Уэльбека тоже очень свежи и хороши — и не только из-за симпатичности героини, но и просто Уэльбек сумел так расположить к себе читателя, что оставаться равнодушным к личным переживаниям героев романа стало невозможным. Правда я и не пробовал...
Так что Гонкуровская премия за эту книгу дана вовсе не за красивые глаза! Ну, значит будут в 2017 году Мишель Уэльбек - Элементарные частицы !
«Я разбираюсь в людях», – как-то заявил ему Хури, но в его исполнении это прозвучало как «я разбираюсь в кошках» или «я разбираюсь в компьютерах».
Соображение 1. В ``Карте и территории`` над именами персонажей количественно и сущностно преобладают названия торговых марок: модели объективов, сорта вин и марки автомобилей появляются на страницах книги с неизменностью, которой герои явно не заслуживают. На сотой странице с протагонистом будут комфортабельный Mercedes и светловолосая Ольга; к четырёхсотой на Mercedes, как и всегда, можно рассчитывать, а вот на Ольгу вряд ли. Прописанные по всем правилам – с прописной, латиницей, разве что без знаков копирайта, – оригинальные названия служат своеобразным каталогом «потребительского гида по Уэльбеку». Ален Роб-Грийе, Джефф Кунс и Жерар де Нерваль здесь точно такие же маркеры для целевой аудитории романов Уэльбека, как Kodak или Porsche. Пасхальных яиц подобного толка для бобо в ``Карте и территории`` немало; система ценностей, в которой функционирует Джед Мартен вместе со своим близнецом-читателем, без сантиментов использует на одном уровне интеллектуальные влияния любого рода и любимую серию путеводителей. Название модели кроссовок остаётся в памяти значительно дольше фамилии приятеля по колледжу. Герой-художник абсолютно синонимичен медийному объекту своего имени. Соображение 2. Отдельные предложения кажутся сконструированными с очевидной целью быть подчёркнутыми текстовыделителем Stabilo (как вариант: добавленными в `Цитаты` на Amazon Kindle). Любовь, дети, счастье, творчество, смерть, смысл – не сомневайтесь, Уэльбеку есть что сказать обо всём этом, причём сказать непременно в афористичной форме. Мизантропическое настроение девяти из десяти авторских сентенций вовсе не угнетает, как можно было бы надеяться, а, напротив, вызывает скуку пополам с недоумением: неужели снова о бессмысленности и бренности всего человеческого? И неужели – действительно другими словами? Соображение 3. Книжный Уэльбек – такой, каким хочет быть написан. Автора тяжело заподозрить в искренности и чистоплотности обращения с собственной персоной; появление создателя здесь – не прокламация постмодернизма, а какое-то фарсовое камео. Совершенно очаровывает перечисление в нескольких главах большинства собственных опусов: вместо «Уэльбека» появляется то «автор ``Элементарных частиц``», то «автор ``Возможности острова``», то авторы ещё доброго десятка книжек, которые вам непременно нужно прочесть, если ещё не. Соображение 4. Статьи из Wikipedia выглядят как запросто вставленные в текст романа статьи из Wikipedia: стилистика текста, от этого, впрочем, не страдает. Потому, что страдать, в общем-то, нечему – читается книга совсем легко, и являет собой, по сути, отличный образчик современного романа. Такого необременительного, такого гулкого.
Карта интереснее территории. Доступность и внятность мира предметов интереснее витиеватой, суетной и неизменно движущейся в сторону могилы человеческой юдоли. «Я разбираюсь в людях» – как-то заявил читателю Уэльбек, но в его исполнении это прозвучало как «всё гниение».
То ли «Карта и территория» вышла лучше последнего романа Уэльбека «Серотонин» (по крайней мере, обошлось без зоофилии), то ли я так устала чувствовать себя последним плохим человеком на планете, скооперировавшейся в единой борьбе за здоровье и основы демократии, но авторские пессимизм, чёрный юмор и наглое попрание принципов всех религий и законов сюжетостроения легли на мою душу лечебным, сорокапятиградусным бальзамом. Всю дорогу Уэльбек измывается над тем, что мне дорого. В ответ на фантазии о пмж во Франции он радостно замечает, что благодаря славянским мечтам о Париже никогда не переведётся славная отрасль проституции, пополняемая наивными иммигрантками с регулярной щедростью. В ответ на восхищение едой или культурой пожимает плечами: в этой стране ничего нет, кроме уютных отелей и паштета, восхищаться можно разве что хитростью, благодаря которой они возведены в культ. Французам Уэльбека уже давно ничего не интересно, они согласны есть суши и отдыхать в Доминикане: и только русские и китайцы продолжают упоённо скупать дома в деревнях Прованса, требовать в ресторанах аутентичную кухню по давно забытым рецептам и приобретать картины за полмиллиона евро – храни, господи, этих безумных русских и китайцев. Изрядно потоптавшись на детских мечтах о великой Франции, Уэльбек переходит на коврик из читательских ожиданий. Начинается «Карта и территория» чинно: молодой, ищущий себя художник увлекается макросъёмкой разнообразных железяк, фотографирует дорожные карты, пишет картину, на которой Билл Гейтс и Стив Джобс беседуют о будущем информатики – и всё с непременным успехом и экспоненциально растущими гонорарами. Параллельно мы видим художника то в объятьях умопомрачительно красивой Ольги (видимо, по причине своего ума и богатства избежавшей маршрута, заготовленного Уэльбеком для всех славянок), то за неловким разговором с отцом, в ходе которого и художник, и читатель слышит больше, чем хотелось бы, об эвтаназии, искусственном анусе и последствиях воспитания детей в полном молчании. Ещё чуть-чуть и Уэльбек вышел бы французской версией Франзена: неприятным, но терпимым ниспровергателем семейных ценностей. Но не тут-то было: во второй части книги художник знакомится с писателем по имени Мишель Уэльбек, а в третьей Уэльбека хоронят в детском гробу (тут даже Франзен со своим затянутым описанием разговора с какашкой возмущённо хрюкает: есть же какие-то банальные суеверия, Мишель!) Но если «Серотонин» - история чёрная и безнадёжная, то столь же чёрная «Карта и территория» всё-таки оставляет лазейку: смотри, мир безобразен и ничтожен, но, если заработать миллионы, купить себе несколько километров земли и обнести их забором с электрической проволокой – что ж, можно будет и жить, и творить, и умереть в счастливом, морфиновом одиночестве.
Мне нравится этот Уэльбек, именно в этой книге, но всё же не могу не признаться, что это не совсем тот Уэльбек. Нет, он всё такой же одиночка, мизантроп, ненавистник общества, но только мягче.. да, именно - в этой книге всё описано мягче, спокойнее. Нет бунтарству общества; тут больше философии.
В "Карте и территории" описан сам Мишель, его закрытая жизнь, его творчество и его смерть. Но всё же главный герой не он, а Джей - такой же Уэльбек. Такое ощущение, что он его с себя "описывал". Он не верит большинству людей, социопат, он сконцентрирован только на себе, да и сконцентрирован ли вообще?! Это человек творчества, для него главное в жизни именно это. Сначала фотографии, затем картины, а затем опять фотографии. Ему нравится это, но всему приходит конец. Доволен ли он своей жизнью? Да даже если и нет, то ничего для обратного он не делает, да и такое ощущение, что ему это и не надо. Обычная жизнь одинокого человека...
Хороший роман, Гонкуровская премия присуждена заслужена. Я всё больше и больше восхищаюсь Мишелем Уэльбеком.
Rezensionen zum Buch "Карта и территория", Seite 2, 47 Bewertungen