Одна медицина. Как понимание жизни животных помогает лечить человеческие заболевания

Глава 3
Почему вам следует есть фекалии

О самом важном дне в своей жизни я не помню ничего. Как и вы. Кто‑то сказал, что в жизни любого человека таких дней всего два: день, когда ты родился, и день, когда понял зачем. Хотя мы появляемся на свет одним и тем же путем, далеко не всем дано осознать, с какой целью они пришли в этот мир. В день своего рождения никому из нас не досталось ни кусочка торта, зато многие поели чего‑то гораздо более полезного – фекалий. Мои вам поздравления.

Скорее всего, вы родились в затылочном предлежании, или, выражаясь грубее и проще, в момент прохождения по родовым путям вы были обращены лицом к анусу матери.

Во время потуг – а по уровню боли это примерно так же, как если бы вам отдавил ногу слон, – у роженицы может произойти акт дефекации, что вполне естественно, ведь прямая кишка располагается сразу за маткой. Вот и получается, что ребенок рождается с какашками во рту. Здравствуй, мир!

Да, читать о таком неприятно, но это дар – дар жизни. Ваше первое угощение просто кишело микроорганизмами: одних только видов грибов там было больше, чем звезд на ночном небе. И вот что любопытно. Дети, рожденные лицом к анусу матери, реже болеют сахарным диабетом, астмой и экземой, чем дети, появившиеся на свет лицом кпереди (переднеголовное предлежание) или в результате кесарева сечения. Чтобы понять, почему так происходит, нам необходимо сначала вернуться в Австралию, а следом – отправиться в Германию, на крупнейший в мире пивной фестиваль. Но сперва давайте‑ка проверим, как дела у тройняшек, которые родились на несколько месяцев раньше срока и теперь борются за жизнь.

Тройняшкам не посчастливилось отведать материнского кала, поскольку на свет они появились с помощью кесарева сечения. Малышей щелкнули на фоне мамы и папы и тут же увезли в сияющую стерильной белизной палату неонатального отделения. Поскольку они родились на 30-й неделе, их крошечные недоразвитые легкие еще не могли дышать самостоятельно, а слишком тонкая кожа – сохранять тепло. Жизнь этих младенцев зависела от пластиковых «выводковых сумок»: инкубатора и аппарата искусственной вентиляции легких (ИВЛ).

Иммунная система тройняшек изо всех сил пыталась справиться с миллионами бактерий, которые в изобилии присутствуют на руках даже самой чистоплотной медсестры. Джо, самому маленькому из троих, пришлось особенно трудно. Он весил не больше карманного словарика, только вот слов надежды внутри него было гораздо меньше. Одной ночью уровень кислорода в крови малыша упал до критических показателей. Врачам пришлось проткнуть его прозрачную кожу пластиковой трубкой толщиной со спагетти, чтобы откачать воздух, скопившийся в грудной клетке^[13]. Через несколько дней кожа стала мокнуть и краснеть. Началось воспаление. Джо напоминал беспомощно распластанного на спине подбитого птенца, полностью зависящего от аппаратов.

С током крови инфекция распространялась по организму – Джо дрожал от озноба. Люси и Оуэн же вздрагивали всякий раз, как у них звонил телефон. Они боялись новостей из больницы. Боялись худшего. Боялись погрузиться в темноту. К счастью, благодаря сильным антибиотикам Джо выкарабкался. Оказалось, внутри него все же теплилась искорка надежды. Правда, стоило кожной инфекции отступить, возникла новая проблема: у Джо начался кровавый понос.

Анализы показали, что организм младенца инфицировал другой патоген, вызывающий воспаление слизистой оболочки кишечника и боли. В Джо проникла бактерия Clostridium difficile (C. diff)^[14], а причиной болезни явились те самые мощные антибиотики, что спасли его от смерти. Чтобы понять, как современная медицина может лечить C. diff, мы должны сначала погрузиться в нашу внутреннюю экосистему – кишечную микробиоту. Мы увидим, какие формы жизни заселяют наш пищеварительный тракт, встретимся со старейшей в мире гусеницей и в итоге поедим дерьма.

Как только на мониторе появилось изображение, мне бросился в глаза восхитительный образец первобытной живописи, висящий за спиной профессора Барри Маршалла, врача‑микробиолога и лауреата Нобелевской премии. Он разговаривал со мной по видеосвязи, находясь в Западной Австралии, на своей ферме площадью более 80 гектаров. Маршаллу было просто суждено заняться гастроэнтерологией: его мать работала медсестрой, а отец – инженером на птицефабрике, расположенной на окраине золотодобывающего городка. На производстве периодически возникали вспышки кровавой диареи сначала среди кур, а затем и среди людей.

Маршалл рассказал мне, как однажды лечил пожилого русского мужчину, страдающего неизлечимым заболеванием желудка. В отчаянии он решил попробовать антибиотики. Через несколько недель пациент полностью выздоровел.

– Он чуть ли не плясал от радости! – вспоминал Маршалл. – Антибиотики не должны были помочь, но они помогли.

В 1990‑х годах к Маршаллу обращалось огромное количество пациентов, страдающих язвой желудка. Антацидные препараты^[15] принимало столько людей, что даже в пробах воды из Темзы в далеком Лондоне выявили повышенное содержание этих веществ. Несмотря на лечение, у многих медленно, но верно язвы продолжали разрушать слизистую оболочку желудка. В таких случаях единственно возможным решением оставалось хирургическое удаление пораженных участков.

Проверяя биологический материал на злокачественные изменения, Маршалл и его коллега‑патолог Робин Уоррен все время наблюдали одни и те же черные изогнутые формы в глубинах желудочного эпителия. Было странно видеть биологическую жизнь, способную существовать в соляной кислоте. Размышляя о своем русском пациенте, вылеченном антибиотиками, Маршал предположил, что язву желудка, вероятно, вызывает инфекция. Может, эти спиралевидные микроорганизмы были причиной, а не следствием болезни?

Маршалл встречал старые статьи о подобных находках в слизистой оболочке желудка кошек, коров и собак. Врачи, лечившие людей, не обращали особого внимания на такие сообщения. Маршалл попытался рассказать коллегам о своих догадках, но его лишь подняли на смех. Слишком уж странную гипотезу он выдвинул. И она действительно была странной. Маршалл покушался на общепринятую теорию, что язвы желудка вызываются неправильным питанием и стрессом. Он не был уверен в своей правоте, однако его сомнения усиливались. Истина мерцала где‑то рядом, словно фантом. Но, как известно, неопределенность – это лучший стимул прогресса в медицине и науке. Любой ответ начинается с вопроса. Любой вопрос начинается с признания, что мы чего‑то не знаем. Итак, Маршалл прислушался к своей интуиции и решил превратить «ученым пока неизвестно» в «ученые выяснили».

Он разработал хитрый план. Проводя зондирование очередному пациенту с язвой, Маршалл собрал в отдельную емкость содержимое его желудка (рвотные массы). В лаборатории исследователь культивировал те микроорганизмы, что присутствовали в полученной жидкости, а затем провел эксперимент с антибиотиками, чтобы убедиться, какие именно препараты работают. После этого он перешел к практике. Ученым‑первопроходцам часто приходится воплощать в реальность всякие ужасы, чтобы окончательно разрушить застарелые мифы. Взболтав в чашке рвоту пациента, Маршалл вылил мутный бульон себе в рот, закрыл глаза и проглотил.

– У меня заурчало в животе, а через пять дней я стал просыпаться от плохого самочувствия. Меня начало рвать по утрам, – сказал он мне, как‑то странно хихикнув.

Маршалл опустил зонд себе в желудок и улицезрел красную, воспаленную и поврежденную слизистую желудка во всей красе – такую же, как у его пациентов. Воспаление было вызвано возбудителями, содержавшимися в рвоте больного. Маршалл принял антибиотики, которые должны были помочь. Могли помочь. Или нет. Если бы они оказались неэффективными, в будущем ему тоже, скорее всего, грозила операция.

Через несколько недель язва, которую он сам у себя вызвал, прошла.

Сегодня коллеги продолжают над ним смеяться, но не из‑за того, что он ошибся, а из‑за того, что оказался прав. Настолько прав, что в 2005 году Каролинский институт в Стокгольме присудил Нобелевскую премию по медицине Барри Маршаллу и Робину Уоррену «За работу по изучению влияния бактерии Helicobacter pylori на возникновение гастрита и язвы желудка и двенадцатиперстной кишки». Это был тот же тип бактерий, который обнаружили у кошек, собак и коров еще несколько десятилетий назад.

Завершая свою историю, Маршалл произнес:

– Очевидно, что, если вы мыслите слишком нестандартно, вас будут считать странным. На мой взгляд, единственная разница между гением, чудаком и сумасшедшим заключается в том, что у чудака, как правило, есть деньги.

Напоследок я спросил ученого об образце пещерной живописи, висевшем у него за спиной.

– О, это не картина, – последовал ответ, – а слизистая моего желудка, инфицированная Helicobacter pylori, которая вызвала у меня язву!

Открытие H. pylori совершило революцию в лечении язвенной болезни. Антибиотики в сочетании с современными антацидными препаратами теперь являются первой линией терапии. Сегодня пациентам редко удаляют пораженные участки желудка, хотя всего 20 лет назад это было обычным делом. Если туберкулез был самым распространенным заболеванием девятнадцатого века, то в двадцатом его место заняла инфекция, вызываемая H. pylori.

H. pylori вездесуща – ее можно назвать самой успешной бактерией в мире. H. pylori удалось обнаружить даже в мумифицированных останках южноафриканской женщины, прижавшей к себе двух маленьких детей. Находка датируется приблизительно 1000 годом нашей эры. Пять тысяч лет назад мужчину ранили стрелой и размозжили дубинкой череп в тирольских Альпах^[16]. В содержимом желудка «Ледяного человека» (его тело вмерзло в ледник) тоже была выявлена H. pylori. Опираясь на данные о генетическом разнообразии H. pylori, исследователи смогли выяснить, что эта бактерия распространилась из Восточной Африки приблизительно 58 тысяч лет назад. Маршалл даже полагает, что именно H. pylori вызывала у Чарльза Дарвина многочисленные приступы рвоты, когда он находился на борту «Бигля», задолго до того как пристать к Галапагосским островам.

Парадоксальным образом успех данной бактерии может объясняться ее тайными преимуществами. Люди, колонизированные H. pylori, в два раза реже страдают астмой или аллергией. Бактерия производит фолиевую кислоту – важнейший витамин для наших предков, питавшихся во временя неолитической революции крайне однообразно.

Эти преимущества, должно быть, распространяются не только на людей. Еще за несколько десятилетий до получения Маршаллом Нобелевской премии было известно, что H. pylori может обитать и в желудках животных. Практически все домашние кошки инфицированы этой бактерией, и именно она, скорее всего, заставляет их исторгать из себя комки шерсти. Львы на протяжении десятков тысяч лет являются носителями того же штамма H. pylori, что и люди, вследствие чего возникает резонный вопрос: это мы заразили их или они нас? Кто кого съел?

Тот факт, что ученые не смогли установить связь между заболеваниями животных и человеческими болезнями, на десятилетия замедлил разработку эффективного лечения язвенной болезни. Открытие H. pylori перевернуло представление ученых о том, как микроорганизмы, живущие внутри нас, влияют на наше здоровье. Однако, прежде чем вы решитесь вдруг выпить чью‑нибудь рвоту, давайте лучше отправимся в Германию и опрокинем по кружке пива. А затем встретимся со старейшей гусеницей в мире, внутри которой, как ни странно, вообще нет микроорганизмов.

В моем костном мозге вибрирует раскатистый гул духового оркестра. Музыкальные инструменты ослепительно сверкают в лучах яркого немецкого солнца. В воздухе стоит звон бокалов; пенится и плещет на землю янтарное пиво. Но никому нет до этого дела. Жидкость так и льет через край, а люди стоят, простерев руки к небу, в знак поклонения песне. Этим вечером человеческими душами правит музыка. А пиво всего лишь топливо, крадущее счастье у завтрашнего дня. По нежно‑голубому потолку палатки плывут нарисованные пушистые облака, вниз на леске с него свисают звезды. День и ночь вместе. Сквозь полупрозрачную ткань вижу, как пышногрудая женщина, замахнувшись в воздухе длинной кувалдой, обрушивает ее на старый ярмарочный силомер. Звон колокольчика, приз, широкая улыбка.

Я побывал в «деревне с населением 6 миллионов человек» и столице Баварии – Мюнхене. Хотя Октоберфест, крупнейший в мире пивной фестиваль, впервые проведенный здесь в 1811 году, стал одной из очевидных причин поездки, на самом деле я приехал увидеть кое‑что другое. Кое‑что постарше. Примерно на 44 миллиона лет.

Утром следующего дня, благоухая перегаром, я изо всех сил старался взбодриться. Мне предстояло встретиться со старейшей в мире гусеницей, законсервированной в балтийском янтаре того же цвета, что и пиво. Она, спящая и нетронутая, находилась в Баварской государственной зоологической коллекции. Эта гусеница, длиной с рисовое зернышко, 44 миллиона лет назад ползла по коре дерева – тогда же примерно в Австралии эволюционировали сумчатые. По воле случая угодив в каплю древесной смолы, гусеница застыла во времени, а миллионы лет спустя ученые обнаружили ее целой и невредимой.

Я приехал в Мюнхен, чтобы подивиться не возрасту этой гусеницы, а скорее тому, что отсутствовало в ее организме. В отличие от других животных, пищеварительный тракт гусениц – в том числе и тех, кому 44 миллиона лет, – не содержит других бактерий, кроме тех, что были ей только что съедены. Пожалуй, тут потребуются разъяснения.

Профессор Барри Маршалл, выпив рвоту своего пациента, вполне наглядно продемонстрировал всему миру, что жизнь, бурлящая внутри нас, непосредственно влияет на наше здоровье. Хотя некоторые бактерии, например H. pylori, могут вызывать заболевания, миллионы других бактерий этого не делают. Наоборот, они человеку жизненно необходимы. Внутренних микроскопических пассажиров в науке называют микробиомом. Микробиом представляет собой сообщество или совокупность генов бактерий, грибов, простейших и вирусов, населяющих нас как изнутри, так и снаружи.

Несмотря на рекламу агрессивных чистящих средств, якобы «убивающих 99 % микробов», микроорганизмы были и всегда будут нашими ближайшими соседями. Они покрывают нашу кожу, живут у нас во рту, из них частично состоит даже наша одежда. Они наши самые маленькие враги и самые могущественные союзники. Микробы на коже помогают расщеплять содержащийся в поту аммиак и вырабатывают химические вещества, снижающие артериальное давление. Микрофлора ротовой полости производит нитраты, предотвращающие развитие рака. Фермеры реже болеют ревматоидным артритом из‑за постоянного присутствия в их жизни огромного количества микробов: на руках, в пище – повсюду. Благодаря этому их иммунная система постоянно занята. Мы пока не имеем ни малейшего представления о том, какие функции выполняют 140 тысяч вирусов, живущих у нас в кишечнике.

Более половины вашего тела по факту вам не принадлежит: 57 % клеток представлены микробами, образующими структуры мудренее астрономических созвездий.

Ваши фекалии не просто бесформенная смесь каловых масс – они имеют слои. Если бы вы положили свое «творение» на тарелку и разрезали пополам, то улицезрели бы нечто, похожее на самый изысканный слоеный торт в мире, приготовленный в модной французской кондитерской. Внешние слои, наиболее близкие к стенкам кишечника, содержат микробы, толерантные к кислороду. Но если копнуть поглубже, тут мы уже встретим анаэробные микроорганизмы, для которых кислород токсичен. Кал – это динамичная и сложная форма жизни внутри человеческого организма, которая меняется в зависимости от времени, условий окружающей среды и состояния его здоровья. Тем не менее ученые только недавно задались вопросом: а что произойдет, если мы изменим собственный микробиом?

Хотя в кишечнике обитает около 90 % микробиома, жизнь существует везде, где есть воздух: в глазах, в ушах, в носу, в ротовой полости, во влагалище, в прямой кишке, в мочевыводящих путях, в подмышках, в паху, между пальцами и даже в пупке. Геном микробов в 200 раз превосходит по численности человеческий геном. Если удалить микробиом из организма, его вес будет сопоставим с двадцатью черничными маффинами. Сочетание этих микроорганизмов у каждого человека так же уникально, как отпечатки пальцев.

Кажется, что микробы вездесущи. Люди и большинство других видов благодаря миллиардам этих крошечных организмов могут переваривать пищу, извлекать из нее нутриенты и даже производить витамины. Некоторым из них находится еще более интересное применение. У кальмара‑бобтейла, к примеру, между глаз обитают светящиеся бактерии, излучающие жутковатое зеленое свечение, словно налобный фонарик. Они помогают кальмару в поисках пищи. Свечение бактерий также работает как внутренние часы, определяющие циклы сна и бодрствования моллюска. Эдакий будильник, встроенный в его голову.

Однако внутренняя жизнь гусеницы течет иначе. По сравнению с другими животными в их организмах в 50 тысяч раз меньше микробов.

«Если человеческий кишечник по обилию микробов схож с тропическим лесом, то кишечник гусениц сопоставим с пустыней», – утверждает мировой эксперт по фекалиям гусениц (весьма нишевая специальность).

Почему так вышло? Если микробиом столь важен для здоровья, почему гусеницы обходятся без друзей, живущих внутри?

Гусеницам, судя по всему, дорого обходится постоянный микробиом. Бактерии конкурируют с хозяином за питательные вещества и могут ослабить иммунную систему, как это происходит при язвенной болезни. Гусеница – травоядное насекомое, потребляющее большое количество растений и практически не нуждающееся в помощи. Кроме того, их короткий и простой кишечник – неподходящее место для проживания миллионов различных микроорганизмов. В его незамысловатой структуре микробам не хватает ниш и щелей.

Применяя уроки, усвоенные от старейшей в мире гусеницы к людям, мы понимаем, что за любое медицинское вмешательство микробиом платит свою цену. Антибиотики, назначенные крошечному Джо для борьбы с инфекцией, сработали, но их применение имело негативные последствия. Да, препараты уничтожили бактерии, из‑за которых покраснела кожа малыша, однако при этом нарушили хрупкий баланс его микробиома. Некоторые бактерии, включая Clostridium difficile, стали доминантными и вызвали вторую в его жизни смертельно опасную инфекцию в слизистой оболочке кишечника.

Можно ли возместить причиненный ущерб? Гусеница обновляет сочетание микробов всякий раз, когда ест, но ведь в случае Джо все сложнее, правда? Есть ли другие животные, способные восстанавливать поврежденный микробиом? Могут ли они подсказать нам новые методы лечения в случае таких пациентов, как Джо? Чтобы разгадать эту загадку, нам потребуется еще одно животное. Давайте вернемся в Западную Австралию и выясним, почему очаровательным коалам приходится есть дерьмо.

Всего в получасе езды от австралийской фермы Барри Маршалла находится национальный парк‑заповедник Янчеп. Первоначально это были охотничьи угодья аборигенов нунгар, но теперь там охотятся лишь на мороженое для маленьких посетителей и флэт уайт для их усталых родителей. Моя семья проделала большой путь по занесенным песком белесым дорогам, чтобы посмотреть на любимое животное австралийцев – коалу. Несмотря на их широкую распространенность по всему континенту, в Западной Австралии коал не было до 1938 года, когда их колонию завезли в Янчеп. После нескольких тяжелых лет борьбы со вспышками хламидиоза колонию из восьми коал стали регулярно посещать туристы, прогуливающиеся по парку. Одними из таких туристов были мы.

Старые потрескавшиеся доски протяжно скрипели у нас под ногами, пока мы пробирались к кучке людей, указывающих в одном направлении. Мы, насквозь мокрые от пота, приехали туда с маленькой дочерью, у которой в то время резались зубы, чтобы показать ей кое‑что интересное. И наконец, там, куда были направлены взгляды и пальцы всех присутствующих, я увидел мохнатую мультяшную мордочку с характерным блаженно‑обкуренным выражением.

– Смотри, Эви! – воскликнул я. – Коала!

Ноль реакции.

Кишечник коалы – это что‑то среднее между стерильным кишечником гусениц и перенаселенным человеческим чревом. Пятикилограммовая взрослая коала съедает более 500 граммов одного из 800 видов эвкалипта каждый день. Виды токсинов в этом растении, содержащем много клетчатки и мало белка, варьируются в зависимости от региона Австралии. В микробиоме коалы присутствуют специфические бактерии, способные нейтрализовать местные токсины, – благодаря им животное не погибает.

Пока мы петляли по бесчисленным тропинкам заповедника, наша маленькая дочь явно заскучала. Долго ждать слез и криков не пришлось, раскрасневшееся лицо Эви говорило об одном: пришло время подкупить ее едой. В тот момент мы переводили ее с грудного молока на твердую пищу. Мы часами месили ей фруктовые и овощные пюре, которые в итоге оказывались на полу. Через несколько лет на смену этим стараниям придут обеды «Хэппи Мил» и картофельные вафли. Коала, за которым мы наблюдали, тоже переходил на органическую пищу, но, надо сказать, немного иную.

Первые полгода детеныш коалы питается молоком матери и сидит в материнской сумке, где у него развиваются глаза, уши и шерсть.

В шесть месяцев детеныша отлучают от груди, правда, никто не предлагает ему пюре из органических фруктов. Вместо этого он, уткнувшись мордочкой в задний проход матери, стимулирует выработку жидкого кала. Эта кашица содержит уникальные бактерии, расщепляющие токсины, которые присутствуют только в местных видах эвкалипта. По сути, коалы проводят своим детенышам трансплантацию фекальных масс, снабжая их готовым, идеально сбалансированным микробиомом, необходимым для выживания.

Когда животных только привезли в Янчеп, их кишечная микрофлора не была приспособлена к местным видам эвкалипта. Смотрители, понимая, как происходит прикорм у коал, придумали гениальный план, позволивший новоприбывшим адаптироваться к западноавстралийским растениям. Они собрали фекалии коал, живущих рядом с теми же видами эвкалиптов в других частях Австралии, поместили их в кислотоустойчивые контейнеры и скормили особям в Янчепе. Естественно, микробиом коал изменился, и они смогли без проблем переваривать листья местных эвкалиптов. Можно сказать, смотрители зоопарка стали пионерами в области пересадки кала – в медицине ее начнут применять лишь десятилетия спустя.

В начале этой главы я описал ваш первый в жизни прием пищи как прекрасный подарок, который приготовила вам мама при рождении. Клинические исследования показали, что сочетание микробов в кишечнике оказывает колоссальное влияние на здоровье человека. Хотя это относительно новая концепция для медицины, коалы применяют ее на практике на протяжении 40 миллионов лет.

Кесарево сечение, спасшее жизнь тройняшкам Люси, также сопровождалось рисками. Поскольку Люси не преподнесла детям подарок в виде собственного микробиома, Джо, самый маленький из них, столкнулся с тяжелой кишечной инфекцией. Бактерия под названием C. diff взяла правление в свои руки и вызвала псевдомембранозный колит, сопровождавшийся кровавым поносом. Еще несколько лет назад существовал только один метод лечения этого заболевания – больше антибиотиков.

Однако гусеницы, а затем и коалы показали людям, как восстановить баланс бактерий в кишечнике. На примере первых мы видим, что микробиом меняется и адаптируется в зависимости от условий окружающей среды. Гусеницы просто «усваивают» микробов из пищи. Коалы же открыли нам другую истину: микробиом даже более крупных животных может меняться, и эти изменения идут на пользу здоровью. Теперь мы знаем, что микробиом – это динамическая внутренняя форма жизни. Лауреат Нобелевской премии Барри Маршалл доказал, что воздействие на микробиом открывает перед нами новые горизонты в терапии. Австралийские коалы, живущие с ним по соседству и кормящие детенышей собственными фекалиями, фактически сказали нам то же самое.

Врачи беспокоились об ухудшении состояния Джо. Они не догадывались о том, что им нужна была помощь нашего животного прошлого. Как они могли изменить микробиом Джо? Возможно ли такое? Ответ на этот вопрос мы получим во время финальной поездки, теперь уже в Бостон.

Если вы когда‑нибудь окажетесь с пустыми карманами на симпатичных, комфортабельных улицах Сомервилла, штат Массачусетс, у вас будет несколько вариантов решения проблемы. Этот пригород Бостона во всех смыслах отличается дальновидностью. В 2020 году он стал первым американским городом, юридически признавшим полиаморные отношения. Отчасти для того, чтобы обеспечить посещение пациентов во время пандемии COVID-19: семьи более чем с двумя партнерами получили те же права, что и обычные супружеские пары. Но, кроме прочего, Сомервилл также может похвастаться большим краснокирпичным зданием, где хранятся 25 тысяч замороженных фекалий (оно находится прямо напротив ресторана со шведским столом).

Отведав знаменитой бостонской печеной фасоли, вы можете передать конечный продукт, вышедший из вашей прямой кишки, некоммерческой организации OpenBiome. За пластиковый контейнер с фекалиями они заплатят вам целых $60. Затем экскременты измельчат в блендере, а непереваренные остатки (без сомнения, сладкую кукурузу) удалят с помощью металлического сита. Добавив глицериновый антифриз, кашицу поместят в центрифугу. Быстрое погружение в жидкий азот приводит к образованию замороженной фекальной суспензии, которая так же эффективна для лечения инфекции C. diff, как свежий кал, и может храниться в течение двух лет.

Банки донорских фекалий появились в результате исследований, показавших, что инфекции, вызванные в том числе C. diff, можно лечить с помощью трансплантации кала.

Эксперименты, проведенные в банке фекалий в Бирмингеме, Великобритания, показали, что пересадка кала более эффективна, чем антибиотики. Около 80 % пациентов излечивались уже после двух впрыскиваний замороженных фекалий с помощью пластиковой трубки, протянутой в желудок через носовую полость.

Жаркое июльское солнце радостно приветствовало приезд тройняшек домой. Дорога к ферме была усыпана щебнем, лимонно‑желтый рапс развевался, словно ковер из бразильских флагов. После месяца, проведенного в больничных стенах, Элси, Грейс и их братика Джо, завернутых в одеяльца, родители наконец‑то занесли в дом. Антибиотики все же вылечили инфекцию, вызванную C. diff, пока врачи ожидали партию замороженного донорского кала.

Через несколько лет Джо перерос Элси и Грейс.

Одержимый Гарри Поттером, он однажды преподнес «сюрприз» родителям, основательно обкорнав сестер без их ведома. Он носился по «Икее» вместе с моими детьми и пускал стрелы из лука над головами покупателей.

Поначалу Люси сильно тревожилась, что ей не хватит рук позаботиться о каждом. Она боялась, что ей не удастся уберечь их от опасностей. Адреналин, любовь и надежда были топливом для Люси и Оуэна. И еще двойные эспрессо. Первое время было трудно, потом – еще труднее. Были и слезы, и громкий смех. Прошли ли они через все это совершенно невредимыми? Нет, но большинство ран зажили, а шрамы служат напоминанием о том, что они смогли преодолеть. Жизнь изменилась окончательно и бесповоротно. В чем‑то она стала хуже, но по большей части – гораздо, гораздо лучше. Лучше во многом благодаря пониманию микробиома, жизни внутри жизни, и тем урокам, что преподали нам коалы.