Buch lesen: "Наваждение выше закона"

Schriftart:

Глава 1

– Ира, милая. Прими наши соболезнования. Если что-то нужно – только скажи.

Поочередно ко мне подходят друзья отца. Пытаются искренне поддержать. Только вот смерть родного человека, а после и похороны лишили меня последних сил.

Я интуитивно киваю, даже не вслушиваясь.

Людей очень много. Некоторых я и не помню. Папины сослуживцы, друзья, одноклассники, которых ему встречать за последние лет тридцать навряд ли доводилось.

Мне очень приятно, что все они нашли время присутствовать. Но сказывается опустошение и усталость, да и чисто физически я не могу уделить время каждому.

Всю последнюю неделю я не спала – с той самой минуты, когда посреди ночи мне позвонил один из коллег отца и сообщил, что вертолет, на котором папа возвращался в Москву, потерпел крушение.

Рубеж безвозвратности…

Ещё совсем недавно я считала, что худшим днем в моей жизни стал уход мамы…

Теперь же с этим утверждением можно поспорить.

Никитушка, бережно зажатый в моих руках, начинает жалобно, словно маленький котик, кряхтеть. Находясь в каком-то анабиозе, я не сразу понимаю, что сыночек проснулся. Только когда взгляд мужчины, стоящего напротив, отрывается от моих глаз и, скользнув по лицу и шее, заминает на уровне груди, до меня доходит в чем дело.

Боже, маленький, прости маму…

Опомнившись, перехватываю малыша поудобнее и снова прижимаю к себе. Стараюсь как можно быстрее понять, отчего он так резко проснулся.

Вспомнить быть, когда я кормила сыночка… Сколько часов уже прошло… Или минут?

Папа детдомовский, и кроме меня родственников у него не было. Естественно, организация похорон стала моей заботой и зоной ответственности. Но это не повод игнорировать потребности своего родного крохотного человечка.

Никите на следующей неделе исполнится три месяца. Он совсем маленький и беззащитный. Пару недель назад сыночка начали изводить колики, а теперь и мама не дает спокойно поспать.

Извинившись перед коллегами папы, я иду в сторону подсобных помещений ресторана, предварительно осмотрев зал.

Смерть папы широко осветили в средствах массовой информации – больше десяти лет он занимал должность первого заместителя прокурора Московской области, и по долгу службы периодически мелькал в прессе.

Приступая к организации похорон, я и представить не могла, сколько людей захочет с ним проститься. Спасибо его коллегам и руководству. Сама я бы не справилась.

Закрывшись в комнате для персонала, собираюсь покормить сыночка, но даже опуститься на стул не успеваю, как в дверь начинают стучать.

От досады прикрываю глаза.

Как же я устала… Руки опускаются.

На слезы нет сил, да и вышли все они в первые несколько суток после утраты.

Смотрю на дверь, до которой всего метра два нужно пройти, и не могу сдержать огорченного стона. Если бы было можно, я бы прямо здесь улеглась на пол, свернулась клубочком и больше не двигалась.

Стук становится громче.

Никитушка куксится, готовясь от души разрыдаться. Он мальчик спокойный, но такой громкий… Нам всем мало не покажется, если решит разойтись.

– Подожди, мое солнышко, – наклонившись, целую наморщенный лобик. – Сейчас мы будем кушать, – заглядываю в его ясные голубые глазки.

Сердце сжимается от умиления и любви к сыну. Эмоции накатывают так стремительно, что справиться с ними становится почти нереально. Задыхаюсь, сама не понимая от чего именно. То ли от любви, то ли от боли, то ли от тоски…

Я не стала принимать седативные, чтобы они не помешали грудному вскармливанию. Боялась потерять ещё и нашу связь…

Теперь пожинаю последствия. Моя психика не справляется.

– Ира, открой! – из-за двери раздается раздраженный голос мужа. – Стою тут как придурок, скребусь. Трудно открыть эту чертову дверь?!

Услышав его ворчание, готова сорваться с цепи.

Как же можно быть таким неблагодарным?! Мой папа сделал очень многое для Ильи, и мне совершенно непонятно, почему он сейчас так бессовестно себя ведет.

Проще в пустыне отыскать воду, нежели дождаться от него слов поддержки.

Тяжело вздохнув, я плетусь открывать.

– Ты специально выставляешь меня при всех придурком? – ворвавшись вихрем в подсобку, строго высекает муж.

Стою без движения, не в силах понять, о чем он говорит. Растерянно хлопаю глазами.

Он впервые говорит со мной в столь грубом тоне.

– О чем ты говоришь? Ты вообще понимаешь, где мы находимся и что происходит вокруг? У тебя совесть есть? – глухо шепчу.

Мне сейчас так нужна его поддержка… Хотя бы самая её малая капелька…

Я не вывожу и Илья, видя это, продолжает давить.

– У меня-то всё есть! А у тебя? Почему я должен бегать по всему ресторану и искать свою жену и сына? Трудно было предупредить?

Казалось бы, сделать мне больнее уже невозможно, но муж оказывается очень способный. Как я ни стараюсь сдержаться, слезы обжигают глаза.

– Ты можешь на меня не орать? Хотя бы сегодня?

– А ты не заставляй меня орать на тебя, – цедит сквозь зубы.

Клянусь, я не узнаю своего мужа. Да, Илья бывал резок, но никогда не позволял себе такое неприкрытое хамство. Последние же дня три он будто сорвался с цепи. Пока я была подготовкой к похоронам, он ни разу даже к сыну не подошел. Не искупал его, как раньше, не попытался уложить спать…

Полностью забил на нас, погрязнув в откровенно глупых претензиях.

Не узнаю его и не могу понять, за что он так грубо со мной поступает? Неужели не видит, в каком я состоянии? Сломленная, полуживая. Если что-то живое внутри и осталось, то сейчас от его цинизма и оно погибает, оставляя под собой лишь мертвый холод и пустоту.

Почувствовав мою боль, наш Никитушка заходится в крике.

Испытав острый прилив стыда перед сыном, быстро сбрасываю ботинки и торопливо иду к стулу.

Ноги гудят с непривычки. С сыном я много гуляю, но в более удобной обуви.

Муж неодобрительно наблюдает за тем, как я вытягиваю ноги перед собой и, обнажив грудь, начинаю кормить ребенка.

Ник так сладко причмокивает, что мое сердце совершает кульбит и замирает, словно подвешенное. Если бы ни этот крошечный человечек, я бы не смогла справиться со своей болью и одиночеством. Как бы грустно это ни прозвучало, сын – это всё, что у меня есть.

Хоть строй иллюзии, хоть не строй, простить поведения мужа я навряд ли смогу. А если даже прошу, то никогда не забуду, что в самый трудный момент в моей жизни, он не помог, и только лишь подлил масла в костер моей боли.

– Ты долго ещё будешь здесь? – Илья заламывает бровь.

– В смысле?

– Ир, не тупи. Домой когда собираешься?

Едва сдерживаясь, объясняю ему очевидное: уехать до окончания поминок – невежество с моей стороны.

Муж, не сдерживая злости, матерится.

Мое тело, наливаясь свинцом, деревенеет. Конечности становятся неподвижными. Я начинаю переживать, как бы сына не уронить.

Что, черт возьми, происходит с Ильей?

Задать ему этот вопрос не успеваю.

Он меня опережает:

– У меня болит голова. Я устал. Поеду домой, – ставит меня перед фактом.

– Ты оставишь нас здесь одних? – я начинаю дрожать от отчаянья.

– Ты разучилась такси вызывать?

Я столько всего ему хочу сказать, но слова отчего-то застревают в горле, когда ловлю на себе взгляд сыночка. Он внимательно за мной наблюдает, хотя глазки уже соловеют.

– Принеси хотя бы автокресло из машины, – прошу его тихо, чтобы не пугать нашего мальчика.

– Зачем, если ты всё равно будешь всю дорогу держать его на руках?

Ничего больше не сказав, он быстро разворачивается и выходит из подсобки. Даже мимолетным взглядом меня не награждает, будто я не его жена, а пустое место.

Дверь за ним закрывается, и вместе с этим я чувствую новый прилив удушающей боли. Чувствую его ожесточенное отношение каждой клеточкой тела, даже не подозревая о том, что самые страшные события моей жизни ещё впереди.

Глава 2

Домой мы с Никитушкой добираемся только ближе к вечеру. Еле волоча ноги, я переступаю порог и, захлопнув дверь, приваливаюсь к ней спиной. Даже разуться сил нет.

Откуда им взять, если я выжата похлеще лимона?

Побыстрее бы переодеться, покушать и, приняв душ, завалиться в постель. Казалось бы, желания совершенно незамысловаты, но и они скорее мечты, нежели ожидающая меня реальность.

Сыночек окончательно раскапризничался и, глядя на то, как его личико горестно морщится, ожидаю что угодно, только не порцию здорового сна.

Словно прочитав мои мысли, Никита начинает истошно кричать. Мне его так жаль, что сердце в очередной раз рвется на части. Мой крошечный мальчик чувствует мое состояние, и сам начинает нервничать и страдать.

Качаю его на ручках, приговаривая все ласковые слова, которые только знаю.

Каждая крохотная слезинка отдается болью в моей груди. Кстати, о ней. Мне не мешало бы покормить сына, потому что такими темпами недолго и до лактостаза дойти.

Я кормила Никиту всего пару часов назад, но груди уже каменные. Мне физически больно к ним прикасаться.

Торопливо разувшись, я прохожу в квартиру и замечаю мужа, стоящим на кухне у окна.

– Я ведь просила тебя не курить в квартире, – сил на ссору у меня нет. Голос звучит глухо, скорее просяще, нежели с претензией, но Илье и этого становится достаточно.

– А я тебя постоянно прошу сделать что-то, чтобы он так неистово не орал постоянно, – кивает на сына. – И что с того? Ты ведь тоже моих просьб не слышишь. Так почему я не могу покурить там, где мне удобно?

– Он ребенок, Илья! Маленький мальчик! Наш с тобой сын!

Я в шоке оттого, что приходится напоминать столь очевидные вещи! Слезы брызжут из глаз, а у меня нет возможности их даже вытереть.

Господи, если бы хоть кто-то знал, как я устала! Как мне отчаянно страшно и одиноко…

А муж…

Илья только подливает масла в кострище, полыхающее на месте моей некогда крепкой выдержки.

– Как же вы меня достали… – выплевывает он не сдержавшись.

– Что? – впиваюсь в мужа глазами.

Я не могу поверить своим ушам.

Стою и пялюсь на него как глупая безмолвная кукла.

Мы его достали? Серьезно?

Первые секунды мне кажется, что я просто уснула в такси и вижу пугающий сон, в котором Илья ведет себя как-то странно. Надеюсь проснуться и снова увидеть своего адекватного и любящего мужа.

Вы не подумайте, я не ловила его «на живот». Стать родителя было нашим осознанным решением. Да, рановато. Я забеременела на пятом курсе юрфака, последнюю сессию сдавала, уже будучи глубоко беременной, но это ничего не значит. Илья очень хотел ребенка и обрисовал мне настолько потрясающие нюансы раннего материнства, что я не нашла повода отказаться.

Зачем, если мы очень любили друг друга?

Я думала… Была уверена, что любили, сейчас же в душе начинают зарождаться сомнения. Небезосновательно, как мне кажется.

Муж трет пальцами переносицу.

– Что слышала, Ир. Я за*бался.

До глупости долго хлопаю глазами.

Я тоже устала…

Да и черт бы с этой усталостью! У меня папа умер неделю назад! Папа… Мой папочка… Самый любимый и родной человек! Разве может какая-либо усталость сравниться с горем потери близкого человека?

– Илья…

Я не знаю, что сказать. Правда, не знаю, хотя обычно за словом в карман не лезу. Сказывается специфика выбранной профессии, которой я планировала начать посвящать свою жизнь, как только Никитушка подрастет.

– Да что Илья? – психуя, Илья выкидывает окурок прямо в окно, что тоже ему не свойственно. На подоконнике стоит пепельница, о которой сейчас я не рискую ему напоминать. – Этот орет и днем, и ночью – постоянно! Ты вечно загнанная… Да я, блд, уже две недели не трахался! Схерали мне быть в настроении.

Ударь в меня молния прямо здесь и сейчас, я не была бы так шокирована, как от его пламенной речи.

Мое сердце бьется часто-часто, руки начинают сильнее дрожать, а ноги напротив слабеют. Не упасть бы…

Прижав плачущего сыночка покрепче к себе, я вхожу в кухню и, подойдя к стене, опираюсь плечом. Какая-никакая, но опора.

– Я отца оплакиваю… Какой, к черту, секс? Ты о чем?

– Оплакивай, кто тебе не дает? Только потом не удивляйся, если у меня баба на стороне появится, – хмыкнув, он с громким хлопком закрывает окно.

Замираю. Ничего более циничного и чудовищно несправедливого я от своего мужа никогда не слышала. Это как вообще называется?

Никитушка начинает плакать сильнее.

Нервничая, качаю его, едва ощущая силу в руках.

– Ты хочешь сказать, что в случае чего я буду виновата в твоих изменах? – уточняю, холодея от страха.

– Именно так, – бросает Илья пренебрежительно, проходя мимо нас.

От него несет тачным дымом, и меня начинает мутить.

Пожалуйста, Господи, пусть я сейчас проснусь… Сил нет терпеть весь этот ужас.

Мне бы уйти в спальню и заняться сыном, но ударная доза адреналина выбрасывается в кровь, не давая и шанса выдержке справиться с гневом.

Пять с небольшим лет назад я вполне осознанно поступала на юридический факультет. Признаюсь, не грезила им, но за долгие годы свыклась с тем, что для меня это неизбежность. Папа всегда говорил, что мне придется пойти по его стопам. Я не спорила. Все, кто его знал, понимали: спор с ним – дело бесполезное, а ещё крайне утомительное и во многом опасное.

Вот и я не была исключением.

С обучением у меня ладилось всё, кроме одного маленького нюанса. Я терпеть не могу несправедливость и ложь. Почуяв их, меня начинает ломать. Перемалывает, словно в мясорубке. Даже если я стараюсь сдерживаться, ничего не выходит.

Вот и сейчас я смотрю на Илью и не верю, что такое неуважение проявляет тот человек, который буквально стелился перед моим папой.

Поверьте, я не приукрашиваю.

– Подожди ещё пару секунд, мой дорогой, – шепотом обращаюсь к сыночку, после чего поднимаю его в вертикальное положение, давая возможность рассмотреть, что происходит у мамы за спиной. Никитка тут же присасывается своими пухленькими губками к моему плечу. Я же перевожу взгляд на мужа. – Лебедев, если ты такой важный и не терпящий неудобств мужчина, объясни мне, зачем нужно было брать фамилию моего отца? Интересно выходит… Пока он был жив, ты всячески стелился перед ним, а как только умер – отмахнулся и дальше пошел? По-твоему, так настоящие мужчины поступают?

Меня уже не просто трясет – рвет на части.

Илья резко оборачивается. Полоснув по моему лицу гневным взглядом, делает шаг навстречу, но резко останавливается, будто только сейчас заметив в моих руках сына.

– Скажи спасибо сыну, – цедит сквозь плотно сжатые зубы. – Если бы не он, закопал бы тебя – дуру прямо здесь.

Глава 3

Следующие несколько дней проходят словно в тумане. Я не успела оправиться от потери своего родного, как подкатила новая порция стресса.

Не понимаю, да и понимать Илью не хочу. Устроенный им спектакль оставляет огромную рану у меня на душе. Как вообще можно было додуматься начать выяснять отношения в такой день?

Я давилась обидой, комом застрявшей поперек горла. Непереносимая боль и предчувствие скорой беды не покидали.

После нашей ссоры муж быстро собрался и, забрав ключи от машины, куда-то уехал. Возможно, не будь я так измотана, забеспокоилась бы, а так…

Ничего кроме облегчения в тот момент не испытала.

Переодевшись, я перенесла плетеную люльку-колыбельку в ванную комнату, чтобы принять душ, не беспокоясь о Никитке. Когда малыш рядом – мне как-то спокойнее.

Крики отца его напугали. Пришлось поторапливаться.

Ник не привык к громким звукам. Раньше муж никогда не позволял себе столь хамского отношения.

Мне и в голову не приходило, что вся его сдержанность была напускной, и он просто боялся моего отца.

С Ильей мы познакомились три года назад. На тот момент он работал в следственном комитете и по работе часто контактировал с папой. Собственно, в кабинете моего любимого прокурора и произошло наше знакомство.

Зная о том, что папа частенько забивает на свою болезную поджелудочную, я привезла ему обед. И очень удивилась, когда не застала его на рабочем месте. А если быть точнее, меня удивило то, что в его кабинете сидел совершенно мне незнакомый молодой мужчина.

Папа был мнительным человеком и никогда прежде не оставлял чужаков наедине со своей рабочей документацией. Чуть позднее я узнала, что они были заняты одним уголовным делом, а сперва словила явный диссонанс.

Пожалуй, это была любовь с первого взгляда.

Илья всецело приковал к себе мое внимание.

Мне понравилось всё: как он выглядел, как он пах, как держался… По сей день классический стиль ему очень идет.

В тот день я смотрела на него и думала, что ещё ни разу не видела мужчины, которому настолько бы шла форма.

Забегая наперед, скажу: через год Илья уволился из органов по собственному желанию, но это мало что изменило. Я погрязла в него почти сразу.

Чаще обычного стала наведываться к отцу на работу, тайно надеясь столкнуться с Ильей. Так прошло месяца два, пока в один из дней я не заметила его на университетской парковке.

Он ждал меня.

Трепет, обхвативший меня в тот момент, я не забуду никогда. Клянусь, мне казалось, я умерла и попала в рай! Ведь реальность не могла быть такой потрясающей!

Видит Бог, до того момента мою жизнь счастливой даже с натяжкой было трудно считать.

Стыдно признаться, но ребенком я росла недолюбленным. Мой папа был человеком жестким и очень строгим. Знаю точно, он меня любил, и всё же никогда не баловал ни теплом, ни излишней заботой.

Мы с ним жили в строгом режиме. За плохие оценки и непослушание беспощадно наказывали, и поблажек никогда не давали. А вот за успехи… Никогда не хвалили. Папа считал, что это меня излишне расслабит.

К примеру, когда в семнадцать лет я стала кандидатом в мастера спорта по пулевой стрельбе, он сказал, что ещё год назад могла добиться такого результата, если бы не ленилась.

Об окончании школы с золотой медалью и победах в городских предметных олимпиадах и говорить не стоит.

Надо ли говорить, что романтичные и очень трепетные ухаживания Ильи открыли для меня иной мир? Фантастический. Изумительный.

Я очень быстро втянулась в отношения с ним, и когда спустя восемь месяцев в свой день рождения Илья сделал мне предложение, ни секунды не раздумывала. Влюбилась к тому моменту в него по уши.

На следующий день он попросил моей руки у отца.

Общались мужчины при закрытых дверях. До сих пор помню, как боялась тогда, что папа взбрыкнет и пошлет моего жениха в далекое пешее путешествие.

Думаю, не обязательно уточнять, что общий язык они нашли.

Спустя два месяца мы поженились, и у меня началась новая.

Жизнь, в которой меня очень любили.

Во всяком случае я так считала до смерти отца.

А теперь столкнулась с ужасной реальностью.

Быстро приведя себя в порядок, я искупала Никитушку после чего мы отправились кушать и спать. Словами не описать, какое облегчение испытала, когда тяжесть в груди начала спадать. Даже не обращала внимания на боль, какую испытывала от давления маленьких беззубых десенок сына.

Единение, испытуемое при грудном вскармливании, успокаивало нас обоих.

Я не заметила, как провалилась в сон.

Проснулась ближе к полуночи, когда малыш начал недовольно покряхтывать. Поднявшись сменить ему подгузник, я поняла, что Илья домой так и не вернулся.

***

– Где ты был? – спрашиваю Илью.

Он вернулся домой под утро.

Не заглядывая к нам, принял душ и отправился спать в гостевую.

– А тебя это ещё волнует? – усмехается он.

Прилив раздражения вытягивает мои и без того потрепанные нервы в тонкие струны. Стоя посреди кухни, я крепко сжимаю в руках детскую бутылочку, призывая себя не заплакать.

– Не вижу поводов для иронии.

Почему он ведет себя так? Почувствовал безнаказанность? Никогда меня не любил? Или, быть может, у него что-то случилось?

Проще говоря, я в шоке.

Глупо надеялась, что сегодня мы помиримся. Думала, успокоится и извинится.

– Ты стала такой душной, Ир, – вздохнув, он качает головой, будто очень устал. – Больше пяти минут наедине с тобой оставаться невозможно. Тошно становится.

Мучительно больно слышать такое из уст любимого человека.

Чувствую себя оплеванной. И преданной.

– И поэтому ты остался ночевать у друзей?

Последний шаг навстречу пропасти. От его ответа зависит наше совместное будущее.

Молчание затягивается, и я начинаю понимать, какой услышу ответ.

Секунды бегут, заставляя меня страдать всё сильнее и сильнее. Мое дыхание становится рваным и тяжелым.

Неужели так трудно ответить?

– Я был у Ники, – наконец-то отвечает.

На место тлеющего огонька надежды приходит боль.

Всё понимаю, но продолжаю отбиваться от жестокой реальности.

– Какой ещё Ники?

Илья хмыкает.