Последний дракон. Сборник рассказов

Долина роз

В наскоро собранный и от того несуразно покосившийся шатёр из мешковины и бревен, лязгая доспехами, солдаты внесли еще одного раненного. У молодого мужчины не было правой ноги чуть ниже колена. Рваная культя, торчала из-под покореженного голенища доспеха. В дрожащем свете костра, обескровленная и бледная, заляпанная серой грязью и налипшей на неё соломой, нога выглядела неестественной, неживой. Она не походила на принадлежащий человеку орган, на часть куклы, да, мастерски выполненной, сделанной в натуральную величину, но всё же куклы. Скорее всего, владелец этой ноги уже умер или ему остались считанные минуты до встречи с создателем.

– Туда. Этот уже мертв. – Сван указал на тело мертвеца в самом начале шатра. – Унесите и положите на его место.

Воины вынесли труп и аккуратно даже с почтением, несвойственным этому месту, уложили покалеченное тело на устланный соломой пол. Сван устало присел на сколоченный из трёх досок табурет. Затуманенный трудами взгляд молодого лекаря упал на латы раненного.

Доспехи, тонко расписанные гравировками из золота и серебра, изображавшими славные моменты из истории воин второй династии, выдавали в раненом знатного воина. Большинство изувеченных тел, лежавших штабелями поверх пропитанной кровью соломы, не имели при себе ни росписей, ни лат на которых можно было бы их чеканить. Легкая кольчуга однослойного реже двухслойного плетения, шишак или шлем без забрала, вот всё чем защищали свои тела воины ополчения четвертого призыва. В основном старики и подростки, в чьих силах было поднять двухметровую пику. Первые три призыва исчерпали человеческие ресурсы империи настолько, что если понадобится пятый, пики будут держать женские руки.

Среди втащивших раненого в палатку рыцарей, один выделялся и статью и возрастом. Огромный широкоплечий мужчина с роскошной черной с проседью бородой, ниспадающей до литого медного герба второй династии прикованного к кирасе на уровне груди. Шлем, он держал в руке, лишенная почти всех волос голова блестела от пота.

Сван привстал, вытирая руки багровой от крови льняной тряпкой, и окинул воина взглядом. – Как он дожил до сегодняшнего дня? Десять лет непрерывных битв и сражений, осад и штурмов, обороны и наступлений. Ноги на месте, руки тоже. Чудо, если только он не из тех, кто сидел в своем замке до последнего, надеясь на военные подвиги других. – Сван удивлялся про себя. Сказать такое в лицо дворянину, всё равно, что броситься на вилы, только вот дыба пострашнее вил, а колесо убивает намного медленнее.

Латные перчатки, нарукавная и наплечная броня рыцаря были усеяны брызгами подсыхающей вражеской крови. На металлическом колене багровел отпечаток славного удара по чьей-то несчастной голове.

Если присмотреться, можно было разглядеть прилипший к металлу обрывок кожи, видимо сорванный могучим ударом, всё с той же несчастной головы. – Нет, этот не отсиживался, этот любит убивать. – Видя, что тот не уходит, Сван сделал шаг в сторону дворянина.

Мужчина выпрямился во весь рост, мешковина потолка подалась вверх под его теменем.

Речь рыцаря звучала громко и сурово, наполняя басом всё пространство палатки, так же гулко как удар языка наполняет колокол звоном. Все звуки исчезли, стенания и стоны раненных ополченцев, потрескивающие дрова очага в центре шатра, отголоски сражения снаружи, всё поглотил громогласный голос великана.

– Это граф Масальский. Его сбросили с коня и отрубили ногу топором. Слава богам гвардейцы подоспели во время и не дали раскроить ему череп. Бросьте все свои дела. Сохраните ему жизнь. Заберите мою душу взамен, если потребуется.

– Этого не нужно. Я сделаю все, что в моих силах. – Заверил гиганта Сван.

– Оставьте нас. – Небрежно махнув рукой в сторону выхода, добавил он.

Сопровождавшие графа рыцари вышли из шатра. Великан остался, молча стоять на входе, всем видом давая понять, что пока лекарь занят графом его никто больше не побеспокоит.

Сван склонился над раной. Руки его дрожали, но не от страха, а от усталости и холода. Ледяного холода смерти витавшего над полем боя, над мертвыми, над раненными и живыми готовыми стать мертвыми в любой момент. Семь дней шла битва. Семь дней Сван не спал. Семь дней он делал всё что мог, но мог, к сожалению слишком мало. Слишком мало для того чтобы разогнать ледяной холод смерти, слишком мало, чтобы согреть воздух жизнью, слишком мало, чтобы смерть отступила.

***

Старый маг стоял возле высокого дубового стола. Седая борода, заплетенная в тугую косу, прилежно лежала на немаленьком брюхе. Вплетенные в косу серебряные обереги, и амулеты блестели в свете тысячи свечей озарявших кабинет магистра. Видавший времена и получше, выцветший до неопределенного оттенка, когда-то пурпурный балахон, покрывал дряблое тело. Маг воздел руки над двумя одинаковыми цветочными горшками, стоящими на столе. Немного посеменил пальцами, одернул руки и потер их ладонями друг о друга. Затем вытер ладони о балахон, прикрыл глаза и, глубоко вздохнув, медленно выдохнул перед собой, сложив губы трубочкой.

В горшках стояли две чарующие розы. Одна живая и яркая с прямым и ровным стеблем, тянущимся вверх, увенчанная крупным, чуть больше человеческого кулака бутоном. Другая мертвая и иссохшая с кривым и скрюченным стеблем, припавшим к земле туда где, перегнив, давно почил её бутон.

Старый маг открыл глаза и преступил к демонстрации. Он был мастер, и его ментальная концентрация достигла того уровня, когда прикосновения уже были не нужны. Чарующая роза раскрыла свой пурпурный бутон и чуть подалась вверх к ладони магистра. Казалось, они оба находятся в легком возбуждении, кончики пальцев мага дрожали, и в такт с ними задрожали лепестки розы.

– Равновесие! Суть мироздания весы! Чаши мировых весов наполняются энергией обладающей смыслами противоположностей. Свет и тьма, добро и зло, движение и статика, отчаяние и вдохновение, смерть и творение. В чашах этих весов смыслы становятся истинной.

Весы неподвластны смертным, людям тяжело понять истину, но люди способны понять суть равновесия. Энергия, наполненная смыслами, и есть магия. Человек, умеющий передавать энергию осмысленно, и есть маг. Чаши весов всегда полны и стремятся к равновесию. Как только ты делаешь добро, зло наращивает силы. Как только вершиться зло добро дает отпор. Помни для зла добро это зло.

Переполненная чаша тянет вниз, а внизу пустота. Пустота ничто, смыслы там растворяются и теряют значение. Становятся поверхностными суждениями, перестают быть истинной, становятся ложью. Чарующая роза проводник, от одной чаши весов к другой чаше. Ты можешь направлять энергию, наполняя её смыслом, но ты никогда не сможешь создавать энергию сам. Без розы магия невозможна, но без мага роза это просто роза. В розе нет ответственности, вся ответственность на тебе. Чаши должны стоять ровно одна напротив другой, колебания весов приводит к последствиям на другой стороне. Растворенный в пустоте смысл вернуть нельзя, но наполнить чашу придется.

– Чем наполнить?

– Последствиями.

Сван интуитивно понял речь магистра о равновесии, он даже не сомневался, что такое смысл и последствия, но осознать пустоту в тот день он так и не смог.

Магистр протянул вторую руку к чахлому стеблю розы, что завяла в горшке. Кончики пальцев над живой розой дрожали всё сильней. Пальцы же второй руки напротив, обмякли и безвольно повисли над жухлым созданием. Спустя мгновение яркий блеск, изошедший изнутри бутона, озарил лепестки живой розы. Цветок вздрогнул, замер на секунду и стал медленно склонять бутон набок, будто в вежливом поклоне, отдавая почтение магистру. Стебель розы изогнулся в дугу, лепестками бутон почти касался земли. Маг резко выпрямил пальцы руки над розой и сложил их в ладонь, словно давая понять цветку, что пора остановиться. Роза замерла в поклоне.

Пальцы второй руки магистра задрожали, рука мелко задергалась. Тусклый и холодный белый свет появился на кончике мертвого стебля и начал мерно разрастаться. Стебель подался вверх и задрожал в такт пальцам старика. Колдун слегка подал руку вверх и снова опустил, почти коснулся стебля и опять поднял вверх и так несколько раз, наращивая темп. Стебель повторял движения мага, пружинил и скручивался, затем выпрямлялся и потягивался, словно ниткой был привязан к ладони мага. Тем временем свет, исходивший от живой розы, мерно угасал. Лепестки её прекрасного бутона чуть поморщились и потеряли былую яркость. Напротив чахлый стебель приобрел цвет, став тверже и прямее, он потихоньку поднимался ввысь. И, вот уже набухла почка на стебле, и сам он приобрел зеленый цвет.

***

Воды было мало, спирта не было вовсе. Сломанные кости, отрезанные руки, колотые и рубленые раны, истощили запасы лекаря. Пара повитух, выделенная Свану в помощь, под предлогом сбора трав ушли часа два назад. Они были отличными травницами. Хвойный настой начинал закипать над костром. Корзина, набитая жаропонижающими, болеоблегчающими, ожогоуспокаивающими и всякими другими травами, стояла возле очага, но помощниц в палатке не было. Сван их не винил. Они давно валились с ног, и он бы не удивился, обнаружив их сейчас спящими под каким-нибудь высоким дубом в сотне шагов отсюда. Не каждый выдержит столько боли, крови, смерти и отчаяния, сколько сгустилось сейчас в палатке в тылу сражения, возможно последней битвы человечества. Как бы, то ни было, помочь сейчас Свану было не кому.

Он решил делать всё быстро и уверенно, так чтобы гигант, стоящий у входа не решил, что он делает не достаточно. Чтобы тот знал, что он сделал всё что мог. В том, что перед ним лежит труп он уже не сомневался, кровь не сочилась из раны, белые как мел руки безвольно лежали по швам.

Сван схватил тряпку из числа тех, что сохли на камне возле очага, зачерпнул металлической чаркой хвойного отвара, вернулся к раненному графу, быстро промочил и отжал лён и протер рану от грязи и соломы.

– Помогите мне снять латы с ноги. Я буду резать её выше колена.

– Как? Резать ногу? Ещё? Она и так не целая! Вы же окончили школу мага. Нарастите её обратно!

Недоумение и решительность так быстро сменили друг друга на лице великана, что Сван выразил лишь растерянность.

– Если нужно, заберите мою душу взамен. – Закончил рыцарь на выдохе.

– Что? С чего вы взяли, что такое возможно? – Лекарь не заметил, как растерянность заставила его повысить голос, и теперь жалел о том, что выкрикнул такое дворянину. Но тот не заметил наглости, сейчас его волновало лишь одно. Целостность тела графа.

– Я видел, как один маг пришил палец солдату, и после тот вполне им пользовался.

– Как пользовался?

– Ковырял в носу. Иногда держал ложку. Зачем ещё ему нужен палец?!

Сван пожалел что спросил, но не ответить теперь тоже не смог.

– Ковырять можно другим пальцем, а ложку держать во второй руке.

– Да, но ходить на двух ногах можно только имея две ноги.

Рыцарь не унимался, а Сван устал, валился с ног, да и всё ещё побаивался дыбы. Поэтому смягчил позицию.

– Простите сэр, мне очень жаль, но ступни графа у меня нет, иначе я, конечно, попытался бы.

– Вам не за что просить прощения маг. Я упустил её. Хотел поймать гадину за хвост, но она огрызнулась, цапнула меня за руку и побежала так, что даже мой конь за ней не поспел.

Сван открыл рот, мысли роились у него в голове, он с трудом выдавил из себя вопрос.

– Кто огрызнулся?

– Чертовы псы. Хаос насылает их на поле боя. Они рвут наше построение и вносят сумятицу в наши ряды. Жрут они, по-моему, только оторванные конечности, сами не отгрызают. – Рыцарь поморщился и, почесав лысину, добавил с сомнением в голосе. – Вот я и подумал, может для того, чтобы наши маги не могли их пришить?!

– Даже если бы я умел пришивать конечности, а я не умею, вырастить ступню заново совсем другое дело.

– Попытайтесь маг. И подумайте о моем предложении. Так же как моё тело на поле боя стоит сотни бойцов, уверен душа моя стоит минимум двоих.

– Я не колдун хаоса торговать душой не умею, а вот ваше могучее тело как нельзя кстати.

***

Старый маг убрал руки от растений, неторопливо погладил кончик бороды и сложил руки крестом у себя на груди.

Обе розы выглядели одинаково, не так ярко как вначале та, что была полна жизни, но гораздо свежее той, что до воздействия мага была мертва. Раскрывшиеся бутоны радовали глаз насыщенным пурпурным цветом, стебли стояли прямо и даже с расстояния Сван слышал их ласкающий воображение аромат.

– Теперь обе они в порядке. – Магистр обеими руками взял со стола горшок с восстановленной розой и бережно, будто держит сокровище, поднёс его Свану. – Держи маг, теперь она твоя. Поливай её, удобряй почву, в которой живут её корни, выноси на солнечный свет и тогда она будет цвести и благоухать. А ты сможешь черпать энергию, наполняя её смыслами и дарить людям чудо.

***

Сван расшнуровал помятую и покрытую трещинами кожаную сумку и извлек небольшой, помещавшийся на одной ладони, горшочек с пурпурным цветком. Роза не сияла ярким светом и издавала еле слышимый аромат, стебель был зеленый, но уже не прямой как когда-то. За семь дней битвы маг использовал её всего дважды, чтобы излечить сердце от колотой раны, заставив его снова биться и чтобы вернуть зрение после мощного удара по голове обухом боевого топора. Оба дворянина выжили, но не более того. Первого увезли в неизвестном направлении его слуги, а второй на ощупь взобрался на коня и, пришпорив так, что на боках животного выступила кровь, сам умчался за горизонт, прочь от битвы.

Роза устала, ещё одно чудо может стать для неё последним, и тогда Сван навсегда останется просто лекарем. Он будет снимать жар отваром из ягод, ставить компрессы, втирать мази собственного приготовления, останавливать кровотечения, тем, у кого оно не слишком сильно и снимать головные боли массажем. Магам не дают вторую розу, в долине роз их не так уж и много. В его случае, в долине лучше не появляться вовсе.

Сван поставил горшочек рядом с белой, как мел, не целой конечностью. Не потому что с близкого расстояния было легче воздействовать на рану и не для того чтобы пустить пыль в глаза великана. Он поставил её так, чтобы ему самому было хорошо её видно. Чтобы неуверенность и сомнения не завладели им целиком, чтобы она напоминала ему о возможности чуда и о том кто он есть и чему учился.

– Подойдите сюда и встаньте на колени рядом с телом.

– Телом?

Сван извлекал из сумки полупрозрачную трубку из бычьей жилы и не сразу понял что проболтался. Так он и повернулся к удивленному рыцарю. На лице растерянность в руках две длинные иглы, вставленные в свисающую до пола жилу по краям, а в голосе неопределенность.

– Тело? – Сван почти взвизгнул, настолько резко и неожиданно пересохло у него в горле. Рыцарь потянулся к рукояти двуручного меча висевшего у него на поясе.

Маг собрал всю уверенность и храбрость, что ещё оставались у него в запасе и рявкнул, так громко как только смог и с той долей сарказма, на которую только осмелился.

– Не надо меня оспаривать. Благородное, уважаемое, графское, конечно, но тело. – Великан колебался. Сван смягчил тон. – Давайте займемся исцелением столь драгоценного человека, и не будем придираться к словам.

Секунду напряжение висело в воздухе. Великан обдумывал сказанное. Маг не хотел шевелиться, так, на всякий случай.

– Хорошо маг, колдуйте.

Великан подошел к телу графа и опустился сначала на одно, а после одобрительного кивка Свана и на оба колена.

– Положите ладонь левой руки графу на лоб, а правую согните в локте и держите выше раненого, ладонью вверх.

Великан сделал что просили. Сван достал длинный и тонкий кинжал, срезал ремни крепившие латы левого плеча к кирасе графа и обнажил его руку.

– Засучите рукава. – Рыцарь подчинился – Я буду брать вашу кровь, и отдавать её графу. Пока игла будет у Вас в вене, слегка сжимайте и разжимайте кулак.

Сван внимательно и строго посмотрел на смиренно выполняющего его указания гиганта, подумал о том, что не так уж тот и страшен когда сидит на коленях. И о том, что если ничего не выйдет, а что-то конечно выйдет, но точно не то, о чём просит его рыцарь, тогда двуручный меч сделает своё дело гораздо быстрее и безболезненней чем виселица или кол. Пожалуй, я буду на этом настаивать, решил Сван. Буду оскорблять, и может даже, чем черт не шутит, дам гиганту пощечину. Если дотянусь, конечно.

Сван промочил тряпку в хвойном отваре и протер рыцарю руку. Затем сделал то же самое с рукой графа, в очередной раз, почувствовав холод бездыханного тела.

– Готовы? – Лекарь воткнул иглу в руку мертвеца, всё-таки на всякий случай, попав в вену.

– Делай своё дело лекарь, за меня не переживай.

Сван воткнул иглу в руку донора. Теперь всё нужно было делать быстро, но с высокой концентрацией и, затрачивая всю энергию, что только можно получить от цветка.

– Сжимайте, разжимайте кулак.

Кровь хлынула в трубку с такой силой, что та изогнулась в дугу. Игла в руке рыцаря чуть подалась вперёд и стала потихоньку выдавливаться наружу.

– Так не пойдёт. – Запротестовал лекарь.

– Я делаю, как ты сказал. – Игла ещё подалась наружу.

– Да отпустите же лоб. Держите иглу у себя в теле. Крепко.

– Хорошо. – Великан схватился за своё предплечье, наложив ладонь поверх иглы. Трубка чуть провисла, напор спал.

– Вот так хорошо, чуть слабее, следите, чтобы кровь шла по жиле, а игла оставалась на месте.

– Всё как ты скажешь маг. Давай колдуй же.

Сван нервничал, ещё никогда он не оживлял мертвецов, ещё никогда его собственная жизнь не стоила так мало. Лишь бы кровь подошла. Он знал о живительной силе крови ещё со времен обучения. О том, что не всякая кровь подходит всякому, ему тоже рассказали. Шанс, что кровь рыцаря подойдёт его сюзерену был гораздо больше, чем, что кровь крестьянина подойдет другому крестьянину, пусть даже из одной деревни. Может потому что кровь дворян благородней, чем кровь челяди, а может всё дело в том, что челядь не так часто роднится друг с другом втайне от окружающих. В той тайне, когда даже матери толком неизвестно чьё же дитя она родила на свет.

***

– Кровь материя, что разносит энергию по телу живого существа. Нет проводника энергии более сильного, чем кровь человека. Воистину чудеса творит сей живительный сок, если применен вовремя, должным образом и

с конкретным смыслом.

Магистр поднёс шило к среднему пальцу правой руки и легонько ткнул острием. Капелька крови набухла и превратилась в багровый холмик на подушечке пальца старого мага.

– Сердце гонит кровь по телу живого существа. И на сердце направляется вся доступная энергия крови, чтобы вновь заставить его выполнять своё предназначение.

На столе рядом с магом лежала кошка. Лоск и блеск присущий этим милым созданиям исчез с тела этого потрепанного животного. Шерсть клоками торчала во все стороны. Из приоткрытого рта между зубами безвольно торчал кончик синеватого языка, глаза зверя были закрыты, тварь не показывала признаков жизни.

– Пёс задушил эту кошку час назад. Старший садовник видел как обезумевшее от ярости, движимое данным ему от рождения инстинктом, животное настигло маленькое создание, пригревшееся на солнце. – Сопротивление было кратким и безуспешным.

Магистр развёл руками в стороны, держа ладони кверху.

– Случившееся не происки зла, и не хаос управлял псом, то суть устройства природы, взаимоотношений двух видов. Уверен, будь кошки больше и сильнее собак, они грызли бы врагов столь же нещадно, как душат их самих.

– Ладно, оставим рассуждения. Я собрал вас здесь для демонстрации.

Сван огляделся. В небольшой каморке магистра не могли поместиться больше десяти человек, но и этого числа здесь не присутствовало. Первый курс школы магов, редел год от года, и этот набор не стал исключением. Всё больше лекарей полагалось на полевые исследования и анатомию тела, всё меньше становилось магов, но от того ответственность на каждом из них лишь возрастала.

Магистр погладил тушку от холки до бедра, почесал за ухом там, где животина любила при жизни. Кошка не перевернулась на спину, не заурчала от удовольствия, не прыгнула на руки старика.

– Как видите, она мертва. – Магистр многозначительно воздел средний палец к небу.

– Этот факт не мешает мне применить магию крови. Скорее наоборот, это будет показательно и занимательно.

Маг придвинул горшок с розой ближе к животному, а окровавленный палец занес над бездыханным телом.

***

Сван дрожал всем телом. Испарина выступила у него на лбу, ладони стали липкими от пота, по спине бежали мурашки, а всё тело окутал жар. Роза в горшке рядом с телом графа трепетала каждым лепестком своего тускнеющего бутона. Яркий, но очень маленький комочек света исходил из центра пурпурной чаши. Кровь текла по жиле. Лекарь держал трубку левой рукой, тогда как правая рука нависала над розой.

Концентрация достигла предела возможностей мага. Силы начинали покидать его. Он чувствовал головокружение, казалось, что-то ковалось в груди мага, молоточки били по наковальне, звук их работы эхом отдавался в висках.

Одновременно он вытягивал энергию розы, наполняя её смыслом предназначения, пропускал через себя и направлял в кровь великана. Кровь в трубке слегка мерцала, пробегая под рукой Свана. Вены на руке графа набухли и покраснели, но тело оставалось бледным и недвижимым.

– Сколько ещё маг? – Рыцарь не подавал признаков усталости, видимо тело его действительно обладало силой многих, и крови в нём было предостаточно.

– Сжимайте кулак сэр, сжимайте не останавливайтесь. – Сван даже не глянул в сторону донора. Он давно закрыл глаза, чтобы полностью сосредоточится на переносе энергии.

– Вы чувствуете себя плохо? У вас кружится голова? – Сван не столько беспокоился, сколько надеялся. В конце концов, если он не оживит графа, то смерть рыцаря спасёт жизнь одному незадачливому колдуну.

– Вы потеряли много крови, но нужно ещё столько же. Вы выдержите?

– Я отсидел ногу.

Сван приоткрыл один глаз и недоверчиво глянул на великана. Тот елозил пятой точкой по полу, перекладывая вес с одной ноги на другую. Цвет лица совершенно здоровый, руки не дрожат, ни испарины на лбу, ни сомнений во взгляде. Только вена на правой руке набухла, готовая поставлять всё больше и больше крови, туда, где игла проделала в ней дыру.

– Так встаньте и разомните ноги. Только на месте, и чуток в наклоне. На улице ветер, не хочу, чтобы Вы сорвали крышу.

Великан выполнил всё, как ему сказали. Как только он встал, под увеличившимся давлением кровь хлынуло по трубке ещё сильней. Поток усилился, энергии не хватало, кровь стала тускнеть. Сван снова закрыл глаза и сконцентрировался на магии. Равновесие. Как найти равновесие, оживляя мертвеца? Смерть это та черта, за которой кончается жизнь, но всегда появляется новая жизнь и смерть продолжается. Жизнь и смерть круг, вечно продолжающий своё вращение и никогда не останавливающийся. Жизнь и смерть одно целое, первое продолжение второго, второе продолжение первого. Единственным логичным равновесием воскрешения является умерщвление.

Сван снова бросил взгляд на великана. Мужчина стоял, как было велено, лицо его чуть поменяло цвет, не сильно, но теперь немного побледнев.

– Хорошо, не останавливайтесь. Я буду пробуждать сердце графа.

Великан ухнул и тяжело задышал. Он начал с удвоенной энергией сжимать и разжимать кулак. Казалось, он впал в транс. Его могучее тело ритмично пошатывалось вперёд назад в такт сжатиям. Мужчина сконцентрировался на своей правой руке, его левая рука безвольно болталась в воздухе. Свану даже почудилось, будто коленки великана стали слегка подрагивать. Кандидат вызвался сам, решение принято, и дороги назад уже нет. Если граф оживёт, лекарю всё простят, если останется мертвым, лишить Свана жизни будет не кому. Верный слуга последует за своим хозяином.

***

– Вот же ж… Неблагодарная шкура!

Магистр выругался в сердцах. Для него это было нечто выходящее за рамки обычного поведения и молодые маги не смели открыть рта. Они лишь глупо выпучили глаза, ожидая дальнейших действий наставника.

– Убежала без поклона. Не все отвечают на добро добром. – Подытожил старый маг, стирая платком кровь с расцарапанной руки.

– Некромантия запрещена всем магам без исключения. В любом месте и в любых количествах.

Студенты обескуражено вытаращились на магистра.

– Где-то сейчас смерть пришла за кошкой, кто-то решился защиты зерна от мышей. Маленькая девочка заплакала, узнав, что потеряла друга, к которому была привязана и которого любила.

Лицо мага засияло добродушной улыбкой.

– Так порадуйтесь же, от чистого сердца воскрешению любимого питомца нашего садовника. Равновесие надобно соблюдать во всём и в радости и в печали тоже. Воскресив человека, убьёшь другого. По-другому быть не может и этот урок вам нужно помнить всегда. Соблазны могут быть велики, искушения могут исходить от самого сердца. Деньги и власть не самые сильные из них. Жизнь любимого и дорогого человека, справедливого и милосердного правителя, мудрого и доброго старца, вот самые сильные искушения на этом поприще. Не поддавайтесь им и не идите на компромисс с естественным ходом жизни и смерти. Контролировать круговорот жизни и смерти нам не под силу. Много ошибок было совершено на этом пути раньше и слишком скорбно приходилось выравнивать чаши после них.

Маг внимательно обвел строгим взглядом всех собравшихся в кабинете учеников.

– Судьба мага одиночество. Единение с собой и чистые помыслы на сердце, с любовью ко всему живому и мертвому. С любовью к людям, но не к человеку. Его дорога сурова, но справедлива. – Свану показалось, что маг бросил в его сторону укоризненный взгляд.

– Маг, нарушивший обет безбрачия никогда больше не станет на путь исправления. Заниматься магической деятельностью ему воспрещается, при не повиновении он потеряет всё.

– Все свободны, можете расходиться по кельям. Сван останься.

Ученики покинули кабинет, шурша балахонами и языками, обсуждая только что увиденное.

Сван остался один на один с магистром. Старый маг вышел из-за стола, где некогда ожила кошка, и не спеша приблизился к молодому магу. Тяжело вздохнув, он положил дряблую руку на плечо ученика.

– Мне тяжело говорить тебе это Сван. И поверь, я не рад решению, которое сейчас озвучу, но другого выхода нет. Ты очень прилежный ученик и старания твои замечены, но не столько старания делают из ученика, мага, сколько помыслы и позывы его сердца.

– Я не понимаю, что Вы хотите мне сказать магистр.

– Сван, быть магом ни тяжело, ни легко. Быть магом значит быть человеком определенного склада ума и характера, всего-то. Ты можешь стать кем угодно. Тебе всё по плечу, у тебя пытливый ум и добрые помыслы. Ты любишь людей и способен помогать им от чистого сердца. Многие науки тебе даются легко. Но если ты спросишь меня, маг ли ты, то я отвечу, вне всякого сомнения, нет!

– Я один из лучших учеников. Вы сами только что сказали об этом. Я не понимаю.

– Возможно, даже лучший из всех кого я знал. Кроме меня, конечно.

– Тогда почему? – Сван угасал на глазах. Руки его повисли безвольными тряпками вдоль тела. Ноги подкашивались, ему сильно захотелось пить. В животе что-то забурлило, кровь схлынула с лица, уши же, напротив, покраснели.

– Быть магом мечта всей моей жизни. Когда десять лет назад я увидел, как выпускник вашей школы поднял на ноги стадо коров в моей деревне. В деревне, где скотоводство не прихоть и не возможность заработать, но вся жизнь. В деревне, где без стада дети умирают от голода, а взрослые превращаются в тени. Он спас нас тогда. Спас всю деревню, просто прочитав заклинание над цветком розы. Я понял, что магия это моё призвание, что магия единственное, что действительно способно спасать людей от враждебного мира вокруг.

– Мир вокруг не враждебен. Наши помыслы и деяния делают его таковым. Так же как наши помыслы и деяния могут делать его прекрасным.

– Я прилежный ученик, я добрый человек, я люблю жизнь и людей. Я не понимаю.

– Ты слишком любишь людей. Особенно противоположного пола.

Кровь вернулась к лицу Свана, окрасив его в красный цвет. Он выпрямился во весь рост. Отчаяние стало замещаться чем-то другим в его сердце. Чувством не похожим на смирение. Чувством настолько забытым, что казалось новым и не знакомым. Чувством настолько чуждым этому месту, что казалось, оно не существует вовсе. Однако оно существовало и нарастало внутри Свана. Оно придавало ему смелости и сил. Заполняло его изнутри, и вот-то готово было вырваться наружу.

– Почему, ты думаешь все кухарки в школе магии молодые и игривые девицы? Почему у садовника восемь дочерей одинаково привлекательных, но столь разных внешне? Почему маги не выходят из школы пока не закончат обучение, чтобы не поддаваться мирским искушениям, а они здесь и крутятся возле вас днями напролёт?

– Потому что это искушение ради проверки. – Догадался Сван. Ладони ученика, почему то сжались в кулаки, хотя руки его всё ещё лежали по швам.

– Ты прилежный ученик и столь же прилежный любовник.

– Разве это плохо?

– Маг ни плохой, ни хороший, ни добрый, ни злой. Маг, это маг. Я уверен ты принесешь много пользы себе и другим, но магом ты не будешь. Собери свои вещи до вечера. Сдай чарующую розу, что я тебе дал, садовнику, и иди с миром.

– Буду!

Сила что росла в нём, достигла доселе не мыслимого им самим предела. Сван почувствовал храбрость и уверенность, он наполнился до краёв и пропитался целиком энергией, что родилась минуту назад где-то глубоко внутри него самого. Чувство, он вспомнил, как оно называется, злость. И злость потребовала выхода.

Сван со всего маха врубил магистру куда-то в лицо. Он не был опытным бойцом, и меткости ему не хватало, но зло предавало сил, а энергия требовала выхода. Сван размахнулся ещё и ещё, он бил магистра отчаянно и уверенно, вкладывая всю злость, а вместе с ней и силу, на которую только был способен. Он бил магистра по лицу, бил по голове, бил пока тот не рухнул на пол. Затем Сван перевёл дух и снова бил его, только теперь ногами.

Спустя минуту он стоял ошарашенный своим поступком. Глядя на лежащего в крови старика сверху вниз. Глядя на него побежденного, но не как победитель. Новое чувство зародилось в теле Свана, на этот раз знакомое и понятное, страх сковал его разум.

– «Вот же ж… Неблагодарная шкура!». – Гремели слова магистра в голове Свана. Тогда они были обращены кому-то другому, но ученик был уверен, что всё это время они были о нём.

***

Яркий пучок света разгорался над ладонью мага. Роза чахла в горшке, теряя цвет и форму, превращаясь в блеклую тень самой себя прежней. Сван открыл глаза, очи блестели как звёзды в чистом ночном небе. Он смотрел только на тело графа, в голове его не осталось сомнений, боли, печали, воспоминания не тяготили разум. Только полная концентрация всех ментальных сил, только уверенность в деле, которое должно свершиться. Пучок света увеличивался в руке мага, свет заполнял палатку, затмевая пламя костра. Тени исчезли. Великан прищурился и ничего не видел, кроме яркого света, поглотившего всё вокруг.