Buch lesen: «Ариведерчи, детка!»

Глава 1 Mio mondo, mio talismano – это ты.

Когда стоишь на пороге преисподней, для тебя нет нико го страшнее дьявола; а когда ты уже в преисподней, дьявол – это просто сосед: никто, ничто и звать никак.

Джоэн Гринберг «Я никогда не обещала тебе сад из роз»

– Ахах.

Я смеюсь из последних сил, жадно затягиваясь сигаретой.

– Слав, давай навсегда будем вместе. Ты, как мой личный талисман, я пропаду без тебя.

Он приподнимается на локте и смотрит мне прямо в глаза:

– Никогда, слышишь, никогда так не говори! Ты не пропадешь. Я с тобой, ДЕТКА.

По моей коже волной пробежали мурашки. Он в шутку назвал меня “деткой”, прозвище, которое мне дали в детском доме из-за моей хрупкой комплекции.

Мы лежим на крыше гаража – наше секретное место. В воздухе стоит запах августовского лета: терпкая пьяная полынь и сырая земля. Небо над нами затянуто черно-серыми тучами, готовыми вот-вот взорваться со всей яростью и болью.

Славка берет мою руку и кладет себе на грудь.

– Слышишь? Это сердце будет биться вечно только для тебя.

Резко полил дождь, крупные капли обожгли мои бедра, по коже пробежали мурашки.

– Я люблю тебя, Слав.

– Тшш. Не говори ничего, систер. Я с тобой…

Мы не были кровными братом и сестрой. Попав в детский дом в возрасте пяти лет, я долго не могла смириться с нахождением там. Первый год меня постоянно мучил один и тот же кошмар, плавно переходящий в реальность: какие-то люди входят во двор, одетые в оранжевые жилеты дорожных рабочих, некоторые из них ведут овчарок на коротких поводках. Я наблюдаю за ними в окно, мне безумно страшно, я знаю, что они пришли за мной. Пришли, чтобы забрать меня. Страх сжимает мое горло, я начинаю задыхаться, хочу выйти из комнаты, но она заперта. Я кричу: «Маааамааа!», захлебываясь слезами. И тогда сон становится реальностью. Меня начинает потряхивать, а кислорода в легких становится все меньше, будто я забываю дышать.

Славка был первым, кто заметил мои приступы. Наверное, если бы не он, я так и задохнулась бы во сне. Во время этих приступов я могла ходить во сне и порой просыпалась в коридоре детского дома. В одно из таких хождений Славка обнаружил меня в общей комнате, смотрящей в одну точку. Он позвал, но я не ответила, тогда Славка просто обнял меня и, повторяя свое «тшшш», отвел спать.

Между нами сразу возникла та незримая связь, когда двое понимают друг друга с полуслова. Славка старше меня на год, не такая уж и большая разница, но в нем всегда существовала огромная внутренняя сила, неподвластная никому, неподвластная мне. Это потом я узнала, что его младшая сестра задохнулась во время пожара вместе с родителями алкоголиками, и он, единственный выживший, обречен всегда помнить ее грустные серо-голубые глаза и держать мою руку, так, как держал бы ее.

Вина преследует его постоянно: «если бы», «если бы я…» – повторял он, глядя вдаль, вот так, без слез, просто сжимая кулаки, оставляя кровавые следы на ладонях.

Я слушала его, и слезы наворачивались на мои глаза.

– Тшш, тшш.

Небо громыхало, мы хохотали как сумасшедшие, вспоминая самые счастливые дни, если их можно было так назвать. Я вдруг решила повторить свое выступление на конкурсе талантов перед руководством дома и воспитанниками, поменяв танец и вместо назначенного бального исполнить цыганочку. Славка пустился в пляс вместе со мной, и мы танцевали под дождем какие-то смелые и дикие танцы, размахивая руками и ногами. Весь мир принадлежал только нам.

– Этот мир наш! Наш, слышишь? Наааш! – кричу я, задыхаясь от отчаяния. Заколка слетела с головы, и мои черные, длинные волосы волнами рассыпались по плечам.

Славка выпускался в этом году. Мне оставался целый год без него в глухих стенах детского дома.

– У тебя губы синие, пойдем!

– Нет, нет, я прошу тебя!

– Идем, уже поздно.

Он тянет меня за руку, я брыкаюсь. Он понимает мое отчаяние и, как прежде, обнимает, с силой прижимая к своей горячей груди. Слезы смешались с дождем, перед глазами стоит хрустально-прозрачный мир, готовый вот-вот рухнуть, легкое красное платье промокло насквозь.

Я смотрю ему в глаза и касаюсь губами его губ. Он на секунду поддается соблазну и раскрывает рот.

– Юля, нет, Юля, я не могу. Я люблю тебя, но … не так.

Мои руки опускаются, мне хочется убежать. Оттолкнув его, падаю и приземляюсь на груду бревен, стоящих у гаража, бегу, не разбирая дороги.

В ту ночь я так и не вернулась в детский дом, решив, что больше не хочу оставаться там.

Год я скиталась по ночлежкам для бездомных, работала промоутером за пару сотен рублей, не думая о будущем. Я больше не та детка с черными, как смоль, вьющимися волосами. За это время я стала другой: холодной и смелой.

Этот тяжелый год научил меня выживать и не плакать. Помню, я так и сказала себе: “Ты теперь одна, борись!” Жизнь в детском доме закалила меня. Нам было по тринадцать – четырнадцать, каждые выходные на площадь недалеко от дома приезжал базар. Торговцы раскладывали товар, выстраивая палатки в длинные ряды. Нашим любимым увлечением было воровать мелкие предметы, вроде колец и китайских часов. Славка и я всегда справлялись с этим лучше всех. Нас ни разу не поймали, нам просто везло. Возвращаясь, мы распределяли добычу и продавали её нашим одноклассникам. С вырученных денег в соседней пекарне покупали хлеб и свежие булки с изюмом. Это был праздник для всех. Пока хлеб был еще теплым, мы делили его между собой. Нам казалось, что таким образом мы уравновешиваем несправедливость, восполняя все то, что нам недодали. Мы были беспомощными и слепыми, совершенно незнающими, как правильно жить.

Я так и не встретила Славку, хотя была уверена, что он искал меня. Время от времени я всматривалась в толпу, выглядывая знакомые черты, но тщетно…

В восемнадцать я с горем пополам восстановила документы и получила законную мне питерскую комнату в общаге, но надолго там не задержалась.

Я буду любить эту свободу всегда, оставляя все, что хоть на минуту связывает меня и заставляет остепениться. Внутри меня живет вечный странник, бегущий от себя и других. Остаться на одном месте, обжиться – созвучно смерти. В один из моих побегов от самой себя я познакомилась с компанией байкеров. Они, как единый организм, не знающий страха и спешащий навстречу ветру, завладели моими чувствами. Широко раскинув руки и впуская теплый поток воздуха в волосы, словно птица прилетевшая на юг, я визжала от восторга, хоть и на пассажирском месте. Я прожила в их тусовке почти два месяца, коллекционируя открытки городов, которые мы посетили.

Потом, опять одна, я скиталась от Москвы до Красноярска, так нигде и не осев. Учеба всегда давалась легко и вдохновляла меня. Я окончила психологический факультет, успев дважды сменить университет. Надеялась, что это хоть как-то поможет мне понять себя. Мне было страшно стать изгоем общества, как моя мать.

Я выросла, научилась красиво одеваться, перестав быть пацанкой. Особенно мне нравилось смотреть образы в глянцевых журналах и подглядывать за модными брендами. Прежней осталась лишь пустота, постоянно разрывающая меня на части, заставляющая вновь и вновь пускаться в неизвестность и начинать с чистого листа. У меня почти не было близких друзей, больше знакомые, с которыми можно держать безопасную дистанцию и оставаться закрытой.

Возвращаясь в Питер, в поезде я встретила рыжеволосую девочку-подростка, которую папа вез домой к маме. Родители были в разводе и ребенок гостил у отца. Было видно, как сильно мужчина любит дочь. Я долго наблюдала за ними и поняла: мне смертельно важно найти свои корни. Я приняла решение начать поиски своего отца.

Почему не мать? Ее не нужно было искать, она была в сумасшедшем доме, в том же Питере. Посетив ее пару раз я поняла, что все плохо и ждать просветления сознания бесполезно. Я злилась и ненавидела ее за шизофрению, зная, что ничего уже не изменить.

Единственное, за что можно было зацепиться в ее бредовых речах – это название итальянского города, где раньше жил мой отец. Варезе, маленький городок в предгорьях Швейцарских Альп.

Было бы рискованно отправится в другую страну без каких-либо данных. Я проводила психологические консультации и это позволило мне оплатить работу детектива. И о, чудо, у меня в кармане имя и старый адрес отца итальянца. Даже не имея малейшего представления, знает ли он о моем существовании, я отправилась в Италию.

Глава 2 «Varese-Roma» без обратного билета

Прямой самолет из Питера до Мальпенсы летел почти четыре часа. Дорога была терпимой, и весь полет я проспала без задних ног. Я всегда боялась летать: этот факт и нарастающая тревога заставили меня выпить таблетку и подремать. Мне снился отец. Я не помню его лица, лишь запах: от него пахло табаком. Во сне он играл со мной как с маленькой, подарив мне большого плюшевого медведя, а я, уже взрослая, была одета в нелепое детское платьице с рюшами.

Самолёт благополучно приземлился. Город встретил меня теплым, густым воздухом. Восхищение с примесью адреналина заиграло в крови. Стоянка такси была сразу на выходе, но, решив сэкономить, я поехала на поезде. Меня нисколечко не смущало незнание итальянского, хотя пару дежурных фраз я успела выучить перед отлетом.

Комнату я нашла на Букинге: судя по фото, это было вполне приличное место за тридцать евро в сутки. Поезд прибыл на станцию. Сорок семь минут пути вновь породили во мне сомнения, которые спали все это время.

Мне было страшно. “Что ждет меня в этом путешествии?” Волнение овладело мной. По-видимому, в моих глазах читалась растерянность, и когда улыбчивый парень таксист обратился ко мне на ломаном русском, я еще больше опешила.

– Привет, хотеть поехать, bella ¹?

– Да.

Сев в машину, я показала ему адрес.

– Турист ? – он улыбнулся во все свои тридцать два зуба.

– Да, да, турист.

По радио пел Franco Battiato, и таксист завыл ему в тон: “Senza di te come si sta, bella ragazza lo sai, non mi diverto se non ci sei ²”.

Как по заказу, полил сильный дождь, остужающий жаркий воздух. Я улыбнулась, вдруг вспомнив про Славку, про ту ночь, что мы все-таки провели вместе, еще будучи в детском доме. Он считал это ошибкой и пару недель избегал меня, чем причинял невероятную боль. Я любила его всего: коротко стриженные под ежик волосы, успевшие посидеть от стресса, поврежденные руки – попытка покончить с собой, ожоги, раненую душу, насквозь пропитанную болью вины за то, что не спас сестру, но выжил сам, очерченный торс и серые, почти прозрачные глаза, пронизывающиесобеседника насквозь. Почему он был таким принципиальным, сложно было понять.

“Где ты, Славка? Ты был бы мне нужен сейчас”. Погруженная в свои воспоминания, я не заметила, как мы подъехали к двухэтажному дому на холме. Ворота были закрыты, перед ними стояла скульптура ангела, манящая и пугающая одновременно.

Расплатившись с таксистом, я нажала кнопку звонка. Через некоторое время мне навстречу вышел худой старичок в очках, идеально отглаженной рубашке и с зонтиком в руках.

– Buongiorno ³. Вы, наверное, Юля? – сказал он с акцентом, открывая дверь. – Пойдем.

– Здравствуйте, да.

– Я помогу, – он взял мой маленький чемодан, и мы пошли в дом.

На секунду обернувшись на ангела, я увидела в его глазах страх.

***

– Мой ангелок, просыпайся-ка, мой ангелок, – мама напевает, ласково будя меня. – Юляш, маме нужно встретиться кое с кем сегодня вечером. Побудешь с Верой?

– А ты куда ?

– Я иду на свидание, – мама загадочно улыбается.

Я хмурю брови, но понимающе киваю головой. Мама собирается, укладывая рыжие волосы в длинную крепкую косу.

– Мой ангелок, мой ангелок, просыпайся-ка.

Я открыла глаза и глупо таращилась на белый потолок, пытаясь понять, где нахожусь. Мне часто снились сны из прошлого. Оказалось я проспала долгих десять часов. Погода была солнечная, сквозь стекло на меня удивленно смотрел серый ангел.

В тот день мать так и не ушла на свидание. Помню, как через пару часов увидела ее во дворе дома в льняном праздничном платье, выдергивающей сорняки на грядке с клубникой.

– Мам, мам, ты уже сходила на свидание?

– Какое свидание?

Ответ прозвучал каким-то чужим низким голосом.

По-видимому, это были первые признаки наступающего тумана болезни: воображаемые встречи, ухажеры. После было еще много чего, однако об этом позже.

В доме старика царила тишина. Ванна располагалась прямо посреди моей комнаты, придавая особый шик интерьеру. Набрав горячей воды почти до краев, я погрузилась в размышления: “Что стоит ждать от этой встречи с отцом?”

С головой опустившись под воду, я попыталась представить, какой он. Я совсем не знала его. В воспоминаниях матери он кареглазый брюнет с широкой улыбкой. Сейчас ему должно быть около шестидесяти.

Их роман был коротким, неделя прекрасных ночей в Риме. Мать вернулась на родину после отпуска, а через пару месяцев поняла, что беременна мной. Вот и конец любовной истории, или по крайней мере то, что я знаю.

Я взглянула в зеркало. Волосы спадали кудрявыми черными прядями по плечам. Я ненавидела эти кудри. “Резануть их под корень?” – подумала я, собирая чуть влажные волосы в пучок на затылке.

Кто-то постучал в дверь.

– Да, – ответила я по привычке. – Si, – тут же поправила.

Дверь открылась и сквозь небольшую щель я увидела старуху с чашкой в руках.

– Кафе?

Я улыбнулась, кивая головой.

– Есть покушать. Я готовить брешь.

– Да, grazie ⁴.

Выйдя в гостиную с панорамными окнами, залитую ярким светом, я заметила, как уютно в этом доме. Белые занавески чуть вздымались от приоткрытого окна, за которым царила полнейшая тишина, что явно не свойственно итальянцам. На столе остывал эспрессо, брешь – итальянские круассаны – были заботливо сложены на металлическом подносе. Вспомнив, что осталась вчера без ужина, я за пару минут проглотила завтрак.

Дурацкая привычка есть быстро. В период обострения болезни мать часто забывала готовить, она слонялась из комнаты в комнату с задумчивым взглядом без конца убиралась и перекладывала вещи.

– Поиграй, поиграй с игрушками, ангелок.

Дома было холодно, деревянный паркет местами прогнил то ли от старости, то ли от влажности, и сквозь щели пробивался ледяной воздух.

– Ангелок, принеси пару бревен из прихожей.

Я боялась этого темного предбанника. Лампочка давно перегорела, и свет падал только из маленького окна между первым и вторым этажом. Лестница, словно огромная глотка голодного рта, приглашала подняться наверх. Мне было четыре, когда мамин старший брат, неловко поскользнувшись на замерших ступеньках, ударился головой об эти самые бревна, лежавшие в углу возле входной двери. На его похоронах, соседка тетя Вера крепко держала меня за руку, шепча себе под нос, что алкоголь никого не доведет до добра. Он злоупотреблял после развода, так и не справившись с разрывом.

У матери остался только младший брат. Они росли в том самом доме, где прошло мое короткое детство. Он служил на море и был не частым гостем у нас. Раз в год, навещая мать, он привозил гостинцы и играл со мной в домино. Мамин брат был молчалив, почти никогда ничего не рассказывал о себе. В последний раз я видела его в тот самый визит, когда он понял, что с матерью совсем дело плохо. Она не справлялась после смерти старшего брата, украдкой опустошая его винные запасы, а ночью носилась голая, завывая не человеческим голосом. Пробыв с нами неделю, за пару дней до своего отъезда он вызвал санитаров. На секунду мне показалось, что врачи заберут меня вместе с ней. Я пряталась на лестнице в том самом предбаннике, надеясь, что про меня здесь забудут.

Не знаю, как это работает, но все произошло довольно быстро. Какие-то люди разговаривали со мной, с дядей, а потом только пустота. И вот я уже в детском доме.

– Еще кафе? – старуха оказалась женой хозяина дома.

Они немного говорили по-русски, так как его родители эмигрировали, когда он был еще ребенком.

– Нет, спасибо.

Поблагодарив хозяйку за завтрак, я собрала сумку и вышла, плотно закрыв дверь. Старуха объяснила, как добраться до нужного адреса.

На выходе я подмигнула одинокому ангелу, мысленно пожелав ему хорошего дня. Съемное жилье находилось у подножья Святых гор – Sacri monti. Решив, что ничего не изменится, если начать поиски через пару часов, я отправилась вверх по горе. Здесь располагались известные часовни с натуралистическими скульптурами, изображающими рождение Христа и другие библейские события. Как завороженная, я разглядывала статуи сквозь пыльное стекло.

– Обувь у вас неподходящая.

Я обернулась. На меня смотрел слащавый блондин с предательски ровным загаром: идеально правильные черты лица, словно выточенные искусным скульптором, и глаза цвета кофе.

– Коля, – улыбаясь, он протянул мне руку.

– Юля, – ответила я, воздерживаясь от рукопожатия и по привычке нахмурившись.

– Вы не похожи на туристку, – он поправил прядь моих волос, спадающую на лоб.

Опешив от такой наглости, я сделала несколько шагов назад. От его прикосновений электрический ток пробежал по коже. Как там говорят – любовь с первого взгляда? “Черт, Юля, держи себя в руках”.

Придя в себя после легкого помутнения, я улыбнулась новому знакомому.

– Неожиданно встретить здесь соотечественника.

Коля продолжал нагло пялиться.

– Хорошего дня!

Посмотрев на часы, я отметила, что пролетело почти два часа с того момента, как я вышла и зашагала вниз по склону.

– Постой, Юля, ты не можешь вот так уйти.

– Как вот так? – парень начинал меня забавлять.

Заметив мой ироничный взгляд, блондин скрестил руки на груди. Белая льняная рубашка обтягивала накаченные руки.

– Сеньорита, позвольте пригласить вас на ужин.

Пожалуй, я никогда не относилась серьезно к противоположному полу, не робела перед мужчинами и не плакала ночами в подушку, страдая от неразделенной любви, как мои ровесницы. Наверное и не любила никого после Славки.

– Ну так как?

Я выжидающе молчала.

– Подожди, не отвечай, держи, – он протянул мне визитку. – Я работаю здесь, приходи в восемь.

– Я подумаю, – взяв карточку из его рук, я продолжила идти.

– Ариведерчи, детка! – он подмигнул.

Мне послышалось или он назвал меня “деткой”? Это напомнило мне о прошлом, а по руке пробежали мурашки.

Вспомнив, зачем приехала сюда, я ускорила шаг. На пути, заметив стоянку такси, протянула водителю бумажку с адресом, решив, что прогулок на сегодня достаточно.

Подъехав к нужному зданию, я вышла из машины. С минуту смотрела на белый трехэтажный дом, с золотыми кнопками звонков рядом с именами жителей дома. Железные черные ворота закрывали от обзора входную дверь, сквозь них проглядывал аккуратно подстриженный двор. Откуда-то доносился легкий запах жасмина. Я стояла как вкопанная, ноги вросли в асфальт: “А если он меня прогонит? Что если не поверит мне?” Казалось, сердце разорвется на тысячу мелких частей. Я забывала дышать, от отчаяния хотелось выть. Черт бы меня побрал отправиться в такую даль. Закрыв глаза, я сделала глубокий вдох: “Эх, была, не была!”