Buch lesen: «Так я чувствую жизнь»
Мои стихи
***
Что с тобою мой друг, расскажи,
Не таи ты в себе свою боль.
Там, где сильно болит, покажи
И словами утешить позволь.
Если рана болит-не беда,
Постепенно она заживет,
Время-лекарь разгладит рубцы,
Боль утихнет, досада пройдет.
Хуже, если душой занемог
И тебя повалила хандра,
И закрыл ты себя на замок,
И не спишь ты всю ночь до утра.
Эту боль, как болеет душа
Ни с какою, увы, не сравнить.
Время лечит ее не спеша
И не стоит его торопить.
Может день, может два, может год,
Может быть даже несколько лет.
Все равно боль в душе заживет,
Но на сердце останется след.
***
Я пьян тобою, очень пьян,
Во мне горит пожар,
Я не вино глотками пью,
А с губ твоих нектар.
Я постоянно во хмелю,
Ищу в тебе изъян.
Я словно шмель или пчела,
Пью твой хмельной дурман.
Целую руки, шею, грудь
С желанием одним.
Шепчу тебе, моею будь,
А я буду твоим.
Ты отвечаешь мне любя
Движеньем в унисон,
И открываю я глаза,
Но это был лишь сон.
Я испытал такой восторг,
Весь мокрый, весь горю
И за такой чудесный сон
Тебя благодарю!
***
Была я молодою,
Веселой, озорною,
Кружила, словно птаха,
Жила легко, без страха.
Не знала я ни горя,
Ни злобы, ни тоски,
Но осень ранним снегом,
Осыпала виски.
И постепенно зеркало
Ко мне похолодело,
Смотрясь в него,
Я, как то
Морщинки разглядела.
И взгляд мой стал мудрее,
Глаза не так лучатся,
То прожитые годы
Мне в зеркало стучатся.
А было все, как было.
О прошлом не жалею.
Лишь о весне прошедшей
Немного сожалею.
А лето пролетело,
Как красная жар-птица,
Я даже не успела
Его дождём умыться.
Пусть осень сыплет снегом,
Я на неё не злюсь,
А вот с зимою белой,
Я встретится боюсь.
***
Черёмуховый снег ложиться мне на плечи,
И запахи весны переполняют грудь,
Прикрыв глаза, я вспоминаю вечер
Как жаль, что мою юность не вернуть.
Садилось солнце, и закат был красным,
Ты сильным был и очень молодым.
Мы целовались, вечер был прекрасным
И нас скрывал черёмуховый дым!
Кружилась голова от поцелуя
И воздух ароматом опьянял,
Ты прижимал меня к себе ликуя,
Как будто бы берёзку обнимал.
Со временем я стала вишней спелой,
А вот душа по-прежнему поёт,
Лишь голова твоя вдруг стала белой,
Как будто бы черёмуха цветет.
***
Эти розовые очки
Ещё в детстве на нос надела.
Через розовое стекло
Я на мир сквозь очки смотрела.
И прекрасно все было на свете
В этом розовом нежном свете.
Но однажды очки разбились.
В сердце давящая тоска
И глаза мои заслезились,
Будто кинул кто горсть песка.
А, когда с трудом проморгалась,
Не увидела розовых грёз.
И в реальный мир уставилась
Я глазами полными слёз.
Присмотрелась, слезу смахнула
Только в сердце осталась дрожь.
Страшно жить, когда по соседству
Есть измена, предательство, ложь.
Так живу я, покоя не знаю,
И чем дальше, тем шире зрачки,
Только чаще с тоской вспоминаю
Свои розовые очки.
***
Голова твоя седою стала
Ты уже давно не молодой.
Как же раньше я не замечала
Эту прыть, любимый за тобой!
Каждую смазливую девчонку
Провожаешь взглядом чуть дыша,
Осмотрев короткую юбчонку
шепчешь мне – как девка хороша!
Проводив её счастливым взглядом,
На другой свой глаз остановил.
Не сердись мать, пусть я буду гадом,
Но не так я свою жизнь прожил.
Если бы в тебя я не влюбился
Ещё в ранней юности своей,
Я бы может даже не женился
Каждая могла бы быть моей!
Мне бы впору на него обидеться
И заплакать душу бередя,
Но в его глазах и взгляде видеться
Пылкость неразумного дитя.
Если молодостью всё ещё любуется,
Если радостью наполнены глаза,
Если в жилах кровь еще волнуется,
Значит, не состарилась душа.
***
Что-то валится все из рук
Я сегодня с собой не в ладу
Голова, как разбитый сундук
Что случилось, понять не могу.
Может быть я устала жить
В суете бесконечных дел;
То стирать, то варить, то мыть,
Неужели то мой удел?
Все дела бы закрыть в чулан
Завязать на железный жгут
Улететь бы на остров Сайпан,
Где чудные чаморцы живут.
Ночью там проливные дожди,
Утром солнце и белый пляж.
И наряды там не нужны,
И не нужен там макияж.
Комаров там и мошек нет.
Отдых сам по душе выбирай.
Говорят, даже пыли там нет,
Ну не остров, а просто рай!
***
Люблю встречать рассвет
Я утренней порой,
И провожать закат
С вечернею зарёй.
Люблю, чтобы в лицо
Дул ветер озорной
И звезды тёмной ночью
Светили надо мной.
Люблю, когда ты рядом
И жизнь прошла не зря
И снова на востоке
Рождается заря.
Все то о чём мечтаю я
Мне повторить не лень.
Я рада, что с зарёю
Родился новый день.
***
На бескрайней глади океана,
Ведь не зря о том слывет молва,
Создал Боже уголочек рая-
Марианские острова.
И чаморцев поселил чудесных
В этот уголочек не большой,
Видно выбрал он самых безгрешных
С чистой и открытою душой.
***
Под луною тонким слоем
Проплывают облака.
На земле под облаками
Подо льдом течёт река.
Тихо падают снежинки
Под ногой хрустит снежок,
То ко мне спешит мой милый
Ненаглядный мой дружок.
За его спиной гитара,
Он вчера хотел успеть
Сочинить для меня песню,
Чтоб потом до ночи петь.
***
Осень веткою клёна
В окошко ко мне постучала
Я взглянула в окно,
И по лету слегка заскучала.
Все проходит и теплое лето прошло,
Перелётные птицы на юг косяки собирают.
Мне бы тоже податься на юг, где тепло,
Только годы седые
Упрямо меня не пускают.
Шепчут у ухо – зачем тебе юг?
Будет скучно там жить
Без любимых, родных и подруг
Без берёзок, без кленов и без тополей,
Ты себя не жалеешь,
Хоть годы свои пожалей.
Вдруг наскучат и пальмы тебе и жара,
Ты решишь, что домой возвращаться пора,
Где петух по утрам
Бесконечно кричит,
Где кленовая ветка в окошко стучит.
Могут силы иссякнуть, и станет не в мочь
И никто на чужбине не сможет помочь.
Ты уж лучше на родине дольше живи-
Так мне мудрые годы шептали мои.
***
Я сегодня приду к тебе
Вечером поздним
По обильной прохладной росе.
Я в окно постучу,
Где рябиновые гроздья,
Что-то шепчут друг другу во сне.
Эти гроздья рябины
Склонились так низко
Над окошком твоим в темноте.
Я нарушу их сон,
Подойду очень близко,
Прошепчу, что пришёл я к тебе.
И ты выйдешь ко мне
В лёгком шёлковом платьице,
Остановишься робко
На темном крыльце.
Я увижу головку твою белокурую
И улыбку на милом до боли лице.
Я тебя поцелую
Очень нежно и ласково
И покрепче тебя обниму.
Нас никто не увидит,
А рябинушка сонная
Не расскажет о том ни кому.
***
Ломят ноги, разболелись кости
И душа моя вдруг захворала,
Всё бы бросить и уехать в гости
К брату в деревеньку у Байкала.
Знаю точно, мне помогут воды
Грозного, могучего Байкала
Освежить все прожитые годы,
Чтобы дальше жить не уставала.
И очистить душу от нагара
Мне б песком байкальским и водицей,
Мне сейчас совсем не до загара,
Наварить бы сладенькой ушицы.
Посидеть в тени большого кедра,
Я об этом так давно мечтала
И кукушки слышать голос щедрый
И считать, что мне накуковала.
Серафима
Я проснулась рано. За окном поезда было еще темно. Моя соседка по купе спала. Посмотрев на часы, я поняла, что до моей станции еще два часа пути. В вагоне было прохладно, и я не спешила вставать. Я лежала с закрытыми глазами, пролистывая события, которые произошли со мной, в моей, как мне казалось, непутевой жизни. До двадцати пяти лет я жила с родителями и с бабушкой. У меня есть еще старший брат, который старше меня на десять лет. После окончания школы он уехал в Москву, поступил в университет, а после окончания остался жить и работать в столице. Домой приезжал редко, и я всегда очень радовалась его появлению и гордилась, что у меня есть взрослый брат. Общих интересов у нас с ним не было, для него я была просто ребенком. Конечно, он любил меня и часто присылал для меня столичные подарки. Когда я была еще маленькой девочкой, у меня были чудесные игрушки, каких не было у моих подружек, а по мере взросления, у меня появлялись модные наряды и красивая обувь. Мама моя была портнихой, шила для меня модную одежду и я всегда выглядела хорошо. После окончания школы мои родители хотели, чтобы я поехала к брату в Москву и там поступила в институт, но я не была уверена в своих способностях, осталась дома. Я поступила в технологический техникум, а после окончания стала работать на швейной фабрике технологом по пошиву одежды. Можно сказать, что пошла по стопам своей мамы. Еще учась в школе, я умела раскраивать и шить для себя одежду. Мама внушила мне, что одевать себя – это благо. Я перенимала у своей мамы секреты мастерства, научилась шить не только для себя, но и обшивала своих подруг, и даже шила на заказ. Кроме зарплаты, которую я получала на фабрике, у меня появился дополнительный заработок от заказов, которые я выполняла дома. Это меня затягивало. Я брала заказы и вечерами сидела за швейной машинкой и получала большое удовольствие, если моим заказчикам нравилась моя работа. Многие мои подруги повыводили замуж, некоторые даже стали мамами. С годами подруг становилось все меньше, каждая из них жила своей жизнью и своими интересами. Постоянная моя занятость не позволяла мне ни каких развлечений. Правда, в летнее время, папа вывозил нас с бабушкой в деревню, где он держал пасеку и где когда то жила бабушка. Таким выходным я была очень рада. Бабушкин дом был еще крепким, в конце огорода, на берегу речки стояла банька. Папа занимался пчелами, а мы с бабушкой огородом. Вечером мылись в деревенской бане, потом пили час с вкусными пирогами, которые моя бабушка пекла мастерски. В такие дни я была счастлива.
Мои воспоминания прервал стук в дверь купе. Проводник предупредил меня, что через тридцать минут моя станция, и , что поезд стоит всего две минуты. Проснулась моя попутчица, женщина лет шестидесяти, высокая, немного полноватая, с добрыми, но очень грустными глазами. Вчера вечером она долго рассказывала мне о своей не простой жизни, и не легкой судьбе и я прониклась к ней уважением. Мне тоже захотелось поделиться с ней о своей жизни, но я помнила слова своей бабушки, которая всегда говорила мне, чтобы я ни кому ни чего не рассказывала о себе. Она говорила, что чем меньше люди знают обо мне, тем лучше для меня. И я предпочла только слушать, чему моя попутчица была рада. Я привела себя в порядок, оделась и попрощавшись с соседкой по купе, направилась на выход. Поезд остановился, и я вышла на перрон. Было еще очень рано, сумерки постепенно отступали, но небо еще было серым. Постояв немного и осмотревшись, я направилась в сторону вокзала. На перроне кроме меня не было ни души. В здании вокзала я присела на скамейку и решила подождать, когда наступит рассвет. И здесь было почти пусто. Несколько человек стояло у окошка билетной кассы, да пожилая уборщица возила шваброй по полу.
Я не хотела ни о чем думать, но воспоминания невольно снова нахлынули на меня. Я вспомнила, с чего все началось. Я жила спокойной размеренной жизнью, работала, у меня были деньги, я копила на собственное жилье, мечтала уехать в Москву и быть независимой. Однажды мне позвонила моя школьная подруга и попросила пошить для нее платье. Я согласилась. Она привезла два отреза и заказала два платья. Я сняла с нее мерки, обговорили фасоны, и сели пить чай. Мы не виделись очень долго и о ней я почти ничего не знала. Она рассказывала о себе, о том, что отец выдал ее за муж против ее воли за нужного для себя человека. Ее отец был какой то важной шишкой и заседал в городской думе. Ослушаться она не могла и подчинилась ему. Она рассказала, что у нее скоро день рождения и к этому событию муж купил ей платье, но она не станет его надевать, потому, что оно ей не нравиться, и, что она в нем чувствует себя голой. С Катей, так зовут мою подругу, мы дружили в школе. Она была спокойной и скромной девочкой и не отличалась красотой. Она была похожа на своего отца. У нее были пухлые губы, большой рот, маленькие , глубоко посаженные глаза и крупный нос. Но зато имела густую рыжую шапку волос, закрученную в спирали и шикарную фигуру. У нее были красивые длинные ноги, узкие плечи, круглая попка и тонкая талия. Но она всегда себя стеснялась, одевалась скромно, но особи мужского пола часто заглядывались на ее шикарную грудь, и она страдала от этих взглядов. Она почти не изменилась, все такая же, только одеваться стала посолидней и колечки на ее ухоженных руках были очень дорогими. Катя сказала, что муж заплатит мне за работу столько, сколько я скажу. Мне почему то стало ее очень жаль и я сказала ей, что платить не надо, просто это будет мой подарок на день рождения. Теперь я очень сожалею об этом. Лучше бы я не делала для нее такой подарок.
Я выполнила ее заказ и Катя осталась очень довольна. Оба платья сидели на ней исключительно, подчеркивая все достоинства ее фигуры. Через день она позвонила и пригласила меня на свой день рождения, сказав при этом, что ее мужу понравилась моя работа. Я согласилась. Она познакомила меня со своим мужем. Он был лет пятидесяти, высокого роста, немного полноватый, улыбчивый, и, как мне показалось, очень коммуникабельный. За столом я сидела рядом с Катей, а он ухаживал за нами, шутил и не оставлял нас без внимания. Было весело. Катин папаша расстарался для любимой дочери. Гостей было много. И подарков тоже было много. Я впервые была на таком богатом празднике. Шикарный стол, замечательный тамада, хорошая музыка! Из школьных подруг, Катя пригласила только меня. Из всех присутствующих я знала только родителей моей подруги, и еще несколько знакомых лиц, которые часто мелькали на экранах местного телевидения. Я рассматривала наряды приглашенных дам. Они были весьма дорогими и у многих очень откровенными, с глубокими декольте и открытыми спинами почти до самой попы. Катин муж Егор познакомил меня с очень симпатичным мужчиной, которого звали Олегом. Этот Олег был действительно хорош собою; высокий, подтянутый, с ясными голубыми глазами и обворожительной улыбкой. Его черные волнистые волосы были аккуратно подстрижены, лицо гладко выбрито, темно- синий костюм сидел на его фигуре идеально, а белоснежная рубашка освежала его смуглое лицо. Он пригласил меня на танец и весь остаток вечера не отходил от меня. Мы стали встречаться. Он умел красиво ухаживать; дарил цветы и дорогие подарки, приглашал ужинать в рестораны, был обходительным и очень внимательным. Я окончательно в него влюбилась и потеряла голову. На работе стали поговаривать, что на фабрике будет смена руководства. Нашего Ивана Петровича отправляют на пенсию, а вместо него прислали из Москвы нового и перспективного. На нашей фабрике все было хорошо, работали слаженно и всегда выполняли план. Иван Петрович был хорошим директором, справедливым, честным и порядочным человеком. Никто не хотел перемен. Люди роптали, кто громко, кто шепотом, но недовольны были все.
Однажды на территории предприятия в окружении незнакомых людей я увидела Олега. В руках у него была какая то папка, которой он размахивал и что то кому то доказывал. Я была очень удивлена. При встрече я спросила Олега, что он делал на нашей фабрике? Он сказал, что принимал фабрику для дальнейшего руководства и, что его назначили директором, чтобы наладить производство и вывести в передовые. Я пыталась ему возражать, говорила, что у нас на фабрике все хорошо, что наша продукция пользуется с просом, и, что товар никогда не залеживается на складе. Он очень внимательно посмотрел на меня и сказал, что его жена не должна работать, тем более на одном предприятии с мужем. Потом достал красную коробочку, открыл ее и предложил стать его женой. В коробочке было очень красивое колечка с бриллиантом. Для меня такое предложение было неожиданным. Знакомы мы были меньше месяца и о замужестве я не думала. Он надел колечко на мой палец и сказал, что возражений не принимает. Потом мы ужинали в ресторане. В этот вечер Олег был особенно галантным. Когда я сообщила своим родным, что возможно я скоро выйду замуж, папа стал расспрашивать меня о женихе. Я рассказала все, что знала об Олеге, и о том, что он будущий директор нашей фабрики. Папа долго молчал, потом, как то с грустью в голосе сказал, что мой выбор жениха не самый лучший, а скорее наоборот, самый худший. Бабушка подошла ко мне, обняла и позвала в свою комнату. Она сказала мне, что мой отец прав и мне лучше отказаться от предложения Олега. Я слышала, как папа нервно меряет шагами нашу гостиную и совершенно ничего не понимала. Потом он резко распахнул дверь бабушкиной комнаты, подошел ко мне , взял мои руки в свои ладони и внимательно посмотрел мне в глаза. Он рассказал мне жуткую историю, в которую я не могла поверить. Из рассказа папы я поняла, что отец Олега, когда то жил в нашем городе и держал весь город в страхе. Он был бандитом, потом, после криминальных разборок, его посадили, дали большой срок. Но он сидел недолго. Освободившись из мест лишения свободы, обосновался в Москве, и вскоре стал депутатом.
Ночью я почти не спала, ворочалась и не находила себе места. Фраза "Сын за отца не отвечает" несколько согревала мою душу. Олег не может отвечать за поступки отца, да и отец не отсидел срок, значит не был виноват. Иначе бы его не выпустили на свободу, и никогда не выбрали бы в депутаты. Мои воспоминания нарушила уборщица, пожилая женщина, с добрым лицом. Она попросила меня пересесть на другую скамейку. Я взяла свои вещи, которые состояли из небольшого рюкзака и сумки, и вышла из здания вокзала. Солнышко уже поднялось над горами, которые окружали поселок со всех сторон. Вся железнодорожная станция со своими подъездными путями, корпусами депо и административными зданиями и вокзалом находилась на возвышенности. Поселок расположился в низине, где протекала, довольна широкая речка. Вдоль реки с обеих сторон виднелись крыши домов, утопающих в зелени. Воздух был прозрачным и насыщенным запахом распустившейся лиственницы. Я должна спуститься вниз по довольно крутой лестнице, ведущей к реке и постараться найти дом моей двоюродной бабушки. Как только я спустилась к реке, меня окутал запах цветущей черемухи. Почти в каждом палисаднике росла черемуха, ее белые гроздья, словно снегом припорошили всю улицу, а запах будоражил воображение. Мне захотелось спуститься к реке. Я нашла тропинку, которая привела меня к берегу, присела на бревно, лежащее у самой кромки воды. Я смотрела на быстрое течение реки, на скалистые вершины гор покрытые снегом, на дома на противоположном берегу реки, утопающие в черемуховом цвете, но мысли вновь возвращали меня в недалекое прошлое.
Несмотря на предупреждение родителей, я снова встретилась с Олегом. Он был, как всегда нежным, милым и заботливым. Олег уговорил меня уволиться с фабрики и я пообещала завтра написать заявление. На следующий день я написала заявление, подписала всеми, кто должен поставить свою подпись и решила сама отнести его в приемную директора. Я открыла дверь, но в приемной не было никого. Положив заявление на стол секретарю, я решила навестить Олега, тихонько постучав в дверь его кабинета. Мне никто не ответил и я вошла в кабинет. Он был пуст. Но в дальнем углу его кабинета была еще одна дверь и она была приоткрыта. Это была личная комната отдыха для директора фабрики. Я решила обрадовать своего жениха своим появлением и толкнула тяжелую дубовую дверь и она легко распахнулась. То, что я увидела в следующую минуту меня повергло в шок. Передо мной, как говорят одесситы была "картина маслом". Мой жених занимался сексом с какой то рыжеволосой девицей. Ее длинные рыжие волосы свисали с дивана почти до самого пола. Она лежала под моим женихом и громко стонала, а его голая задница качалась на ней. Я с силой захлопнула за собой дверь и пошла прочь. Не успев дойти до середины кабинета, я услышала крик, похожий на рев зверя. Олег догнал меня и грубо схватив за руку, прижал к стене. Я сняла с пальца подаренное колечко и положила его ему в нагрудный карман рубашки. Я видела, как он сжал кулак и замахнулся. Зажмурив глаза я ждала удара по лицу. Он бил кулаком в стену рядом с моим лицом и рычал, как зверь. Я открыла глаза и увидела, окровавленные костяшки его пальцев и перекошенное от злости или стыда лицо моего жениха. Он спрашивал зачем я пришла, если он меня не звал, и что он научит меня как надо правильно себя вести. Его рот напоминал мне звериный оскал, а глаза были совершенно черными из за расширившихся зрачков. Я перестала его бояться, отодвинула его руку и пошла к выходу, крикнув на ходу, чтобы он застегнул штаны.
Я не стала садиться в маршрутку, пошла пешком, тем более, что жили мы не далеко от фабрики. Мне надо было побыть наедине с собой и переосмыслить все увиденное и услышанное. Я задавала самой себе вопрос – почему я не услышала своих родных папу и бабушку? Разве они не предупреждали меня? После всего увиденного я поверила, что только у бандита мог появиться такой сын. Ведь он даже не оправдывался, не просил прощения, а готов был убить меня за то , что я уличила его в мерзости. И он был страшен в своей ярости и одновременно бессилен. Когда я вернулась, все мои родные были дома. Я рассказала о том, что со мной произошло. Папа молчал, а бабушка всплеснув руками тихо прошептала: – " ну, вот, все повторяется". Мама громко заплакала и пошла в свою спальню. Потом папа сказал, что мне надо уехать,и , что это отродье не оставит меня в покое. Бабушка взяла мусорное ведро и вышла из квартиры. Через некоторое время она вернулась и сказала, что мне надо поехать к ее сестре в Зареченск. Папа сказал, чтобы я собрала необходимые вещи и он отвезет меня на вокзал. Но бабушка возразила ему, она сказала, что меня надо отвести на автовокзал. Я больше не возражала , решила подчиниться воле своих родных. Собрав вещи в рюкзак и в сумку, я взяла свои документы и была готова уехать, хоть к черту на кулички, лишь бы подальше от сюда. Бабушка собралась меня проводить, забралась на заднее сидение, я попрощалась с мамой, поцеловала ее и села рядом с бабушкой. По дороге бабуля давала мне наставления. Она говорила, чтобы я на автобусе доехала до Ждановки, которая находилась в сто километрах от нашего города, и там купила билет до Зареченска. Папа был с ней согласен, он сказал, что так будет лучше и снова замолчал. Бабушка рассказывала о своей сестре Серафиме, говорила, что она живет одна и будет мне рада. Выходит, что я бежала из родного дома, запутывая следы.
И, вот, волею судьбы я сижу на берегу незнакомой мне реки, и понятия не имею, что будет дальше. Надо было искать Серафиму. Недалеко от меня полоскала белье пожилая женщина. Я подошла к ней и спросила, как найти Серафиму Громову, и знает ли она ее. Женщина с любопытством посмотрела на меня и сказала: -" А кто же ее не знает, ее все знают. А, кто же ты будешь ей?" Я сказала, что я ее родственница и приехала к ней в гости. Женщина удивилась, перестала полоскать, выпрямила спину и сказала: " Да у них отродясь не было никаких родственников. Они с Серафимом всю жизнь жили вдвоем и никто ни когда к ним не приезжал." Я сказала, что я внучка ее сестры. Она еще раз внимательно посмотрела на меня , пожала плечами и рассказала где искать дом двух Серафимов. Я не поняла почему двух Серафимов и пошла по указанному направлению. Мне пришлось немного вернуться назад, перейти мост через речку, повернуть налево и найти пятый дом от моста. Я шла рассматривая дома и удивлялась их ухоженности. Везде было чисто, ничего нигде не валялось. Улица тянулась вдоль реки, по берегу паслись стайки гусей и уток, рядом с ними разгребая лапками молодую травку что то клевали куры. У кромки воды два мальчугана сидели с удочками. Я подходила к пятому дому, на скамейке сидела женщина, увидев меня она встала и пошла мне на встречу. Эта была Серафима. Она подошла ко мне , обняла и сказала, что просмотрела все глаза дожидаясь меня. Голос у нее был совсем молодой, ласковый и журчал, как ручеек. Ее дом , как и все на этой улице, утопал в черемухе. Он был большим и добротным. Глухого забора не было , двор был огорожен сеткой-рабицей, через которую был виден большой ухоженный двор. Хозяйка не пряталась за глухим забором, все было прозрачно, словно на показ. В доме Серафимы был идеальный порядок, вкусно пахло пирогами. Она угощала меня чаем, я ела ее вкусные пироги и рассматривала бабушкину сестру. Она не была похожа на мою бабушку. Моя была не высокого роста, немного полновата, и не смотря на семьдесят пять лет, волос ее не коснулась седина. Серафима, наоборот была высокая, стройная и совершенно седая. Зато глубоких морщинок почти не было, и лицо ее было приятным и улыбчивым. Ее пышные волосы были собраны в пучок и закручены на затылке в большую шишку. Я поблагодарила хозяйку этого замечательного дома за вкусный чай и за чудесные пирожки и спросила ее, почему ее дом в поселке называют домом двух Серафимов? Она улыбнулась и пригласила меня в большую комнату, которую назвала горницей. Я с большим интересом стала осматриваться. Комната была просторной и очень светлой. Пахло цветущей черемухой, веточка которой стояла в вазе на журнальном столике, рядом с угловым диваном. Между двух окон стоял высокий комод, застеленный белоснежной салфеткой. На комоде стояло зеркало-трельяж. На противоположной стене от входа в горницу было две закрытых двери. В углу, от самого пола и до потолка, стоял стеллаж, заполненный книгами. Книги были не первой свежести, но вполне солидные; сборники сочинений Шолохова, Бунина, Лескова, Пушкина, Гоголя и много других авторов. Было заметно, что книги были собраны не для красоты, а для чтения. У следующей стены, у окна стоял компьютерный столик, на нем лежал ноутбук. А над столиком висели два портрета, забранные в одну багетовую рамку. С портретов на меня смотрели двое мужчин; один молодой, лет двадцати, а другой лет шестидесяти. Я сразу уловила поразительное сходство. Одинаковый овал лица, пронзительный взгляд, и густая шевелюра волос, отличающая только по цвету; у молодого темные, а у взрослого совершенно седые. Я только хотела задать Серафиме вопрос, но она опередила меня. Она подошла ко мне, положила руку мне на плечо и заговорила: " Это мой Серафимушка, когда ему было двадцать пять"– она показала на молодого. " А на этом портрете ему уже шестьдесят, фотографировался, когда пошел на пенсию". Она тяжело вздохнула и смахнула слезу, катившуюся по щеке.
Я спросила, Серафиму, как мне ее называть, бабушкой или по имени и отчеству? Она улыбнулась и сказала – " Называй меня просто по имени – Серафима. Отчество у меня, как и имя мое, старинное – Македоновна. Мы мечтали о большой семье, строили большой дом, даже две отдельных комнаты для детей построили" – она рукой показала на закрытые двери, и продолжала – " Но Бог не дал нам детей, ну и внуков по этой причине у нас тоже нет". Потом она долго рассказывала мне о своем муже, каким он был замечательным, добрым и отзывчивым человеком. Почти все жители Заречья от малышей до стариков любили и уважали ее Серафима. И дом в поселке называют домом двух Серафимов, и, что звали их только по имени; ее Серафимой, а его Серафимом. Я спросила, почему у нее отчество Македоновна, а у моей бабушки Ивановна, ведь родные же сестры? Она снова улыбнулась и поведала мне историю о том, что, когда то моя прабабушка Евдокия вышла замуж за Ивана, родила дочку Зину. Но, когда Зине было всего два годика, Иван трагически погиб. Потом, спустя два года ее взял в жены Македон, и через год родилась Серафима. Просто у них была одна мама, а отцы были разные и поэтому и отчества тоже разные. Мне было очень интересно! Я подумала, почему я раньше не интересовалась своей родословной? Первый день моего пребывания у бабушкиной сестры был для меня очень интересным и познавательным. Она показала мне свою усадьбу, рассказала, что она посадила в этом году в огороде, какие плодовые деревья растут в их саду, который с особой любовью разводил Серафим. А вечером мы с ней мылись в прекрасной бане, которая тоже была сделана руками ее любимого Серафима. После бани мы сидели на веранде, пили чай с вкусными пирогами и за разговорами не заметили, как спустились сумерки. Накинув на меня теплый платок, Серафима повела меня на берег подышать перед сном речным воздухом. Выйдя за ворота, мы подошли к берегу. В метрах трех от воды стояла добротная скамейка, на которой мы удобно расположились. У реки было довольно прохладно. Над станцией висла с тарелку луна, освещая дремавший поселок. Лунная дорожка простиралась через всю ширину реки, и в ней было видно небольшие завихрения воды, создаваемые быстрым течением. Воздух был действительно бодрящим и вкусным вперемешку со свежестью реки и цветущей черемухи. После замечательного вечернего моциона, мы отправились домой. Спать легли в спальне Серафимы. Спальня была достаточно просторная, с большой двуспальной кроватью и небольшим диваном, стоявшим у стены. У окна стоял стол, два стула, а в углу у двери, которая вела в кухню, был встроенный шкаф. на полу между кроватью и диваном лежал небольшой красивый коврик. Спальня была уютной и чистой. В изголовье кровати с каждой стороны горели светильники, а у дивана на тумбочке горела настольная лампа. Серафима выдала мне чистое, вкусно пахнущее пастельное белье. Я расстелила белье, взбила подушку и уютно устроилась на диване. Некоторое время мы еще разговаривали, потом Серафима погасила свет, пожелала мне спокойной ночи и замолчала, наступила тишина. Луна заглядывала в окно, освещая своим холодным светом спальню. Я вдруг подумала, что за весь день я ни разу не вспомнила ни про Олега, ни про то, что со мной произошло и по какой причине я оказалась здесь. Наверное потому, что мне здесь было хорошо.
Проснувшись утром, я взглянула на часы, висевшие на стене. Было ровно десять часов утра, Серафимы в спальне не было. Я взяла полотенце, которое лежало на спинке дивана, заботливо приготовленное Серафимой для меня и вышла во двор. Под навесом рядом с баней стоял умывальник, видимо тоже сделанный руками заботливого Серафима. Он представлял собою массивную тумбу с раковиной, над раковиной находился кран с двумя вентилями, а над ним большое зеркало, обрамленное в красивую рамку. На полочке за стеклянной дверцей, рядом с зеркалом стояла керамическая небольшая вазочка, а в ней зубная паста и зубная щетка. Я вернулась в спальню, взяла свою зубную щетку и пасту, почистила зубы, умылась и была очень удивлена тому, что вода в умывальнике была теплой, можно сказать, даже горяченькой. Не смотря на то, что солнышко поднялось над снежными вершинами гор достаточно высоко, во дворе было прохладно, чувствовалось свежее дыхание речки. Я присела на ступеньку крылечка, ведущего на веранду, закрыла глаза и подставила лицо утреннему солнышку. Какое то время я сидела неподвижно, слушая щебетание птиц, и кудахтанье кур и наслаждалась солнышком, которое ласкало мое тело, и у меня было очень хорошо на душе. Я услышала, как у дома остановилась машина и громкий мужской голос позвал Серафиму. Я открыла глаза и увидела молодого мужчину, одетого по походному, который стоял за забором у машины. Во двор, со стороны огорода , с пучком зеленого лука в руках, вышла Серафима. Она радостно приветствовала мужчину, назвав его Костей и сказала ему – : "Проходи дорогой, чего стоишь за воротами? Сейчас будем завтракать и я тебя познакомлю со своей гостьей". Мужчина помахал рукой и сказал – " Тут тебе Матвей передал гостинцев", потом он достал из кабины своей машины две холщовые сумки и занес их во двор. Серафима сказала ему, что меня зовут Татьяной, и, что я внучка сестры Зинаиды. Он улыбнулся, вытер об штаны свою руку и протянул мне и сказал, что его зовут Костей, и, что ему очень приятно. Он был высокий и широкоплечий, и мне показалось, что очень сильный, потому, что его рукопожатие убедило меня в этом. Он занес сумки на веранду и стал их освобождать, выставляя все на лавку. Подарки какого то Матвея были щедрыми. Две трехлитровые банки меда, литровая банка сметаны, пятилитровая банка молока, кулек с творогом и приличный кусок сливочного масла и два куска свежего мяса.. Серафима всплеснула руками и заговорила – " Ну, Матвей! Не забывает меня таежный леший! Спасибо ему за душу его щедрую". Костя сказал, что Матвей просил вернуть ему пустые банки, а то с тарой у него в тайге трудно. Серафима кивнула головой в знак согласия, что обязательно вернет пустые банки, достала из шкафчика полотенце и сказала: – " Ополоснись с дороги и к столу, можешь в бане, там водица еще горячая". Потом мы втроем завтракали вкусной творожной запеканкой и пили чай с вчерашними пирожками. Костя с Серафимой разговаривали о какой то недостроенной дороге, о лесных людях, о пасеке и о Матвее, которому он должен сделать покупки по списку, а я просто слушала и смотрела на них, почти ничего не понимая о чем речь. Иногда я встречалась взглядом с Костей. Взгляд его был открытым и добрым, серые глаза с темной радужкой были неотразимыми и очень привлекательными. Недельная небритость не портила его, а наоборот, придавала его образу брутальность. Он мне определенно нравился. После завтрака Серафима спросила Костю, когда он снова поедет в тайгу. Он ответил, что если сегодня все купит для Матвея, то завтра утром. -" Значит так, делай свои дела, а вечером к нам. Помоешься на дорожку в бане, поужинаешь и пойдешь домой отдыхать. Я там у тебя прибралась недавно, цветы полила, кота покормила, так, что дома у тебя порядок "– сказала Серафима. Костя улыбнулся, посмотрел на меня и с радостью согласился на ее предложение.