Садовый вишнь

Краденая деревня

1

Стремительно темнеет, как-то до неприличного стремительно, ночь, подожди, тпру, стой, да это я не тебе, Ночка, ты-то давай, поторапливайся…

– …далеко еще? – не выдерживает Ночка.

Еле сдерживаюсь, чтобы не отрезать, что если так плестись будет, то вообще никогда не доберемся…

– Сейчас, сейчас… здесь деревенька должна быть…

Вглядываюсь в темноту ночи, хоть убей, ничего не вижу, как будто никакой деревеньки не было, и нет…

– И что? Опять в поле заночуем? – недовольно фыркает Ночка.

Сжимаю зубы, быстро же я её разбаловал, что ей теперь гостиницы подавай с пуховыми перинами…

Да погоди ты со своим полем… куда деревенька-то подевалась? Вот и поворот налево, тут должна быть… Видишь хоть что-нибудь?

Спрашиваю, хотя мог бы и не спрашивать, и так вижу, что ничего нет, только чистое поле, уже подернутое первыми шагами осени…

3

– …кем вы работаете?

– Учителем…

– Вот как… выворачивайте карманы.

– Что… я… да ни за что!

– Обыскать его! Так-так… ну-ка, что у вас в кармане… А вот и потерянная деревенька огоньками светится! Признавайтесь, где вы её взяли?

– Я…

– …украли? И не стыдно? А еще учитель, учитель во всем примером должен быть… Зачем деревню-то украли?

– Я… я не могу об этом говорить. Не имею права…

– О своих правах в темнице рассуждать будете, право он имеет…

– Нельзя так, учитель все-таки… отпустить придется…

– Вот черт… ну что поделать… Ступайте… Стража! Деревню конфискованную на место вернуть, ясно? И караул поставить, чтобы без глупостей, ишь, выдумал, деревни воровать…

– …а что вообще учитель делает?

– Да черт его знает…

– Нет, ну лекарь лечит, пекарь печет, а учитель?

Да черт его знает… учитель и учитель… не все ли равно… наше дело почет и уважение ему оказывать, пока он деревни не ворует… выдумал тоже…

2

– …а вы нас домой вернете?

– А здесь вам чем не нравится?

– Ну… так…

– Ну а раз так, давайте, слушайте… и смотрите в оба… вот, эти три черточки, это буква А, пишите себе… да, вот на этом белом, вот палочками этими пишите… А…

4

…доводим до вашего сведения, что вынуждены ликвидировать ваш мир в связи с переизбытком информации и нарушением закона «О предотвращении переизбытка информации»…

Карта карты

…вот сейчас и узнаю, что к чему, вот сейчас, когда этот валет, король, или кто он там – отсюда не вижу – или убьет меня одним ударом своего клинка, или я убью его. Тогда можно будет прикинуть, какие здесь правила, или любой самый захудалый королишка прихлопнет меня, как муху, или у меня здесь есть какие-то права, как будто у червонной девятки могут быть какие-то права, а ведь могут быть. Кто-то замирает передо мной, я упорно не могу понять, что это…

– Вы… – не выдерживаю, – что вы за карта?

Он отвечает, первый раз слышу такое имя, а вот ведь черт, сколько живу, столько не перестаю удивляться, это что-то новенькое…

Жду удара, удара нет, понимаю, что это я должен бить карту. Целюсь в упор…

– …вы… вы что? Что я вам сделала?

Не верю своим ушам, это что-то новенькое, раньше никто не пытался договариваться, умолять, просить пощады…

Стреляю. Карта падает замертво, обагряя стол своей кровью, еще не верю себе, что все получилось так легко. Пытаюсь вспомнить, что это была за карта, – два каких-то причудливых очертания не пойми чего на голубом фоне, почему-то расчерченном линиями вдоль и поперек…

– …вы… да вы сами не понимаете, что вы наделали!

Первый раз вижу бубновую девятку в таком гневе, а я-то думал, посидим как всегда за чашечкой чая или чего покрепче, поговорим по душам…

– Вы… вы сами не понимаете…

Не успеваете договорить, испуганно смотрит, как земля за окном стремительно осыпается в никуда, в бездну, обагренная кровью…

Осколок августа

…перед боем прячу за пазуху кусочек августа – того августа, в котором была Алина, в котором был Дом, и крепкие хрустящие Яблоки, того августа, в котором было будущее, которое не сбылось, но было. Бережно прячу за пазухой – прежде чем крепко сжимаю кошкодер, бросаюсь в бой. Кошкодер называют кацбальгером, вот кому надо, те пусть и называют, для меня он старый верный кошкодер, еще хорошо сказано – кошачья свалка, когда схлестываешься с врагом, быстро, стремительно, одним ударом сносишь голо… чер-рт, еле успеваю отразить атаку, а он силен, сволота эдакая, даже слишком силен, хотя, казалось бы, откуда взяться силе в этом полуистлевшем скелете, который непонятно как не рассыпается в прах…

Замечаю на его груди за пазухой что-то бережно спрятанное, по пожелтевшим кленам узнаю – август, какой-то особенный, дорогой ему август, наполненный какими-то мечтами, какими-то устрем… чер-р-рт, снова отражаю атаку, его кошкодер вонзается мне в плечо, приказываю себе не чувствовать боль, как будто это можно приказать…

Мой враг замирает, кажется, смотрит на август, спрятанный у меня на груди, – кошкодер у меня в руках рассекает воздух, с хрустом разрубает потемневший от времени позвоночник врага, не удерживаюсь, падаю, еще не верю себе, что, черт возьми, получилось…

Поднимаюсь, смотрю на то, что осталось от моего кошкодера, понимаю, что придется забрать себе меч поверженного противника. Уже хочу покинуть руины некогда величественного зала, приглядываюсь к кусочку августа в груде костей – что-то сжимается в сердце, бережно подбираю август, прячу к своему августу, тут же хлопаю себя по лбу, не надо было этого делать, сам не знаю, почему. Что-то происходит, заставляя меня сжаться от страха – кусочки августа срастаются, не сразу понимаю, что это был один и тот же август.

Осторожно спускаюсь по обломкам лестницы, граф уже спешит ко мне, не верит, что я жив…

– …вы… как вам удалось… невероятно… немыслимо… что… что вы просите в награду… что угодно…

Меня как будто молнией прошибает, когда вижу припрятанный в его медальоне кусочек августа…

– Это…

– Медальон? Да, сию минуту, только выложу…

– …нет. Это.

– Но это невозмож…

…не договаривает, падает, разрубленный пополам моим новым кошкодером, брызги крови застилают мне глаза. Осторожно вынимаю еще один кусочек августа, который уже тянется к остальным, и я понимаю, что должен найти их все…

…возрожденный август торжествующе оглядывается, ищет хоть кого-нибудь, еще не понимает, почему вокруг никого нет, только он один, почему все мертвы, только он окутывает опустевший мир, случайно натыкается на осколок ноября, в котором я и мой враг замираем, глядя на припрятанные друг у другом за пазухой кусочки августа…

Конец концов света

…тот, кто расселял гостей, видимо, плохо понимал нас – да мы и сами себя плохо понимали, честно говоря. Организатор (будем называть его так) решил, что лучше поселить вместе концы света из одного и того же мира: так в нашем крыле жил конец света, видевший остывающую магму земли, конец света, погубивший первые бактерии, конец света, погребавший старые, неуклюжие формы жизни, конец света, закрывший глаза последнему человеку, конец света, чья ржавчина обгладывала последние серверы, конец света, который грелся в лучах взорвавшегося солнца. Так получилось, что нам не о чем было говорить, и мы старались держаться себе подобных – я искал общества тех, кто видел гибель разумной жизни, и даже обрадовался, когда смерть какой-то далекой звезды предложила мне поменяться комнатами – там-то в её бывшей комнате я и обнаружил странный предмет, страшную находку, которая вскрыла жуткие тайны, и повлекла за собой смерти множества смертей…

Замок! Замок? Замок…

Два километра.

Шорох шин.

Замок.

Пять лет.

Замок! Замок!

Полтора километра.

Замок.

Пятнадцать лет.

Замок? За-а-амок.

Километр.

Замок.

Двадцать лет.

Замок? Гхм, Замок…

Пятьсот метров.

Замок.

Двадцать пять лет.

Наследство.

Сестра.

Авария.

Замок.

Двести метров.

Замок.

Племянник.

Обрыв.

Падение.

Замок.

Сто метров.

Замок?

Замок?

Взгляд с обрыва.

Замок…

Ночь, которой не может быть

Постулат первый: ночь все меняет.

Постулат второй: если ночь меняет все, то она меняет и саму себя тоже.

Постулат третий: если ночь меняет саму себя, то она перестает быть ночью.

Постулат четвертый: если ночь перестает быть ночью, она не может ничего поменять.

Постулат пятый: но тогда ночь не может изменить саму себя, и остается по-прежнему ночью.

Что возвращает нас к первому постулату…

…может быть, именно этот парадокс позволял ночи превращать безжизненные руины в шумящие города, а истлевшие остовы в спешащих прохожих. Мы не могли проверить этого – никто из нас никогда не видел ночи, планета навсегда повернула останки городов к палящему солнцу, а темной половине остался только безжизненный замерзший океан…

Ю и Сар

…рядом сидит мэнгу, надо убить мэнгу, и нельзя убивать мэнгу – он, тот, не велит, а кто он, кто тот – Йи так и не понимает: то ли сам великий Будда, то ли еще кто, перед кем сам великий Будда кажтся не более чем песчинкой на лапке муравья. Йи и мэнгу делят поровну нехитрый ужин, устраиваются на ночлег – завтра снова в путь в чужие земли. Медленно поднимаются две ю, две луны, мэнгу говорит – сар, какой сар, когда ю, ладно, пусть будет одна ю, вторая сар. Йи пытается понять, почему была одна луна, а теперь две – тот, великий, говорил что-то, что это другое небо, другая земля и другие луны, но почему все-таки две…

…мне досталась не самая плохая война – но явно недостаточная для того, чтобы оживить безжизненную планету, населить её городами. А что я хотел купить за те ничтожные крупицы, которые у меня были – я не мог позволит себе даже приличную войну с паровыми двигателями, не говоря уже о войнах, в которых было ядерное оружие, – на что я вообще рассчитывал, когда потащился с мечами и копьями оживлять планету, хотя, если посмотреть, смогли же они построить великую стену когда-то бесконечно давно…

– …этот-то? Про этого забудьте, нет его больше.

– Доигрался со своими щитами-стрелами на чужой земле? Правильно, чужие земли слабаков не любят…

– Да не в этом дело… чудовище-то надо на цепи держать, с которым на чужую землю идешь, а он не удержал…

– …первый раз слышу, чтобы чудовища на хозяев своих нападали!

– Да не так… тут другое…

…Йи больше не может сдерживать себя, вонзает клинок в грудь мэнгу, слышит, как бросаются к нему другие мэнгу, еще успевает увидеть две луны на залитом кровью небе…

…я слишком поздно понял, что не только не смогу остановить чудовище, которое по привычке набросилось само на себя – я даже не смогу вырваться от него, отделиться от него, разорвать связующую нас цепь, и чудовище, бесконечно убивающее само себя, уничтожит и меня тоже. Кто вообще придумал вызывать из небытия, из бесконечно далекого прошлого безумных тварей, бесконечно убивающих самих себя, и…

…он поднимается на три тонкие лапы, расправляет перепончатое крыло, смотрит в розоватое небо, на котором виднеется круг, окруженный мириадами мелких осколков. Он зовет свою подругу, чтобы показать ей долину по ту сторону холма, где они смогут пустить корни и вырастить продолжение себя самих. Он видит подругу – но что это, почему он должен убить её, почему мэнгу, мэнгу, мэнгу, не дать им перебраться через стену…

– …почему вы не даете нам быть?

Они снова приходят ко мне, мои пленители, их много, несть им числа, – миры, миры, миры. Какие-то трехногие в полупрозрачных мантиях, какие-то ползущие на кореньях, какие-то полупарящие-полуползущие в остроконечных серебристых колпаках.

– Почему вы не даете нам быть?

Я молчу, я не могу им объяснить, – они уходят ни с чем, они не видят мое чудовище у меня на цепи, или я у него на цепи, и никогда не увидят, и не поймут, почему я никому не позволю быть под розовым небом с луной и обломками луны, на веки вечные останусь здесь со своим чудовищем…

То, что…

…10

…то, что вызывает тревогу:

…когда входишь в сознание своего врага, чтобы сделать (зачеркнуто несколько раз, невозможно прочитать), и понимаешь, что ничего не сможешь, просто потому, что в мозгу твоего врага нет и не намека на те знания, которые тебе нужны.

…когда прогоняешь врага из своего разума, но вместо восторга победы тебя терзает невыразимая тоска от чего-то потерянного, что было в твоем разуме… вернее, даже не так – чего в твоем разуме никогда не было, но ты понимаешь, что это могло быть.

…когда твой враг бросает тебя в глубины подземелья, и проклинаешь все на свете, как вообще угораздило так нелепо попасться…

…когда твой враг после долгой, невыносимо долгой паузы обращается к тебе – все еще не догадываетесь, зачем я пригласил вас сюда? – и у тебя еще есть силы иронично усмехнуться над «пригласил»…

…когда твой враг хочет проникнуть в твое сознание, и ты понимаешь, что скорее умрешь, чем позволишь это…

…когда твой враг врет, как дышит, что ему ничего от тебя не надо, только уметь то, что умеешь ты…

…когда твой враг разрушает свое сознание, чтобы не пустить тебя в свой разум…

…когда остаешься наедине с осенью…

…11

…то, что вселяет неясную надежду…

Арги

Вы приходите в себя в полной темноте, которая постепенно начинает рассеиваться, выпуская из самой себя тусклые свечи, очертания темного подвала из грубо отесанных камней, расходящиеся в темноту коридоры. Вы натыкаетесь на груду золота, лежащую в углу темного зала, вы подбираете монету, другую, третью, пытаетесь определить дату, эпоху, страну, ничего не определяется, еще бы, вы хорошо если узнаете собственную валюту…

Вы пробуете вспомнить, как сюда попали, на экскурсии на какой-то, что ли, или пошли сами смотреть какие-то подземелья, или присмотрели золотишко, решили разжиться, только странно, не взяли ни пакета, ни чего другого. Вы пробуете вспомнить… и тут вас будто током прошибает, вы понимаете, что не помните не только, как здесь очутились, но и кто вы вообще. И чем больше пытаетесь выцарапать из памяти хоть что-нибудь, тем больше понимаете, что… вы не помните… вы… вы… вы просто… просто не знаете. Как будто до сегодняшнего момента вас не было вовсе.

Вы оглядываете коридоры, пытаетесь прикинуть, как отсюда выбраться, вам кажется, что коридор со ступеньками, уводящими вверх, может вывести вас наружу, может быть.

Вы делаете несколько шагов… это еще что за черт, почему вы не можете отойти от тускло освещенной залы, почему словно бы какая-то неведомая сила не пускает вас дальше, по ступеням, тянет и тянет назад. Вы пытаетесь проверить, не тянется ли впереди какая-нибудь прозрачная пленка или сетка – нет, ничего подобного, вы пытаетесь проверить, не привязано ли что-нибудь к вам сзади – тоже ничего подобного, вы…

…и только сейчас вы смотрите на свои руки, вернее, на то, что от них осталось – истлевший остов, кости, непонятно как держащиеся друг на друге. Вы ощупываете позвонки, пытаясь найти хоть намек на живую плоть, – нет, ничего.

На всякий случай вы пытаетесь проснуться – хотя уже понимаете, что это и близко не сон. Снова отчаянно оглядываете залу в поисках ну хотя бы воды не говоря уже о чем-нибудь съедобном – ничего нет, только груда золота в монетах непонятного достоинства…

…чш…

…нет, не показалось… и правда, в коридоре шаги, там, где ступени поднимаются вверх, кто-то идет, вы видите даже отблески света на стенах. Вы бросаетесь туда, насколько это позволяет вам невидимый барьер, не пускающий вас дальше, вы пытаетесь разглядеть идущего к вам. Вздрагиваете, когда видите рыцаря в доспехах, похоже, здесь шоу какое-то, не иначе…

– Простите, вы не подскажете, где здесь вы…

…вы не договариваете, удар меча сносит вам голову, мир катится кувырком, меркнет…

…мир возвращается, снова проступают из темноты уже знакомые предметы. Вы неуклюже подниметесь с груды золота, получается только со второй попытки. Пытаетесь вспомнить, что здесь было, что вообще происходит, и кто вы, черт возьми, такой. Ничего не вспоминается, и тут вы замечаете еще одно, чего не видели раньше – стоит вам о чем-то подумать, как перед вами появляются белые причудливые знаки. Что это за язык, на латниуцу не похож, на кириллицу тоже, а если…

Вам не дают додумать, вы снова слышите стук шагов, на этот раз пытаетесь спрятаться за грудой золота, но что-то не пускавшее вас раньше в коридор теперь удерживает вас на месте, подставляет под удар – взмахивает меч, мир катится кувырком, вы умираете.

…вы приходите в се… нет, не так, вы оживаете, думаете, как такое возможно, вы же были мертвый, да вы и сейчас мертвый, истлевшие скелеты не ходят и не думают. Снова появляются белые знаки в воздухе, вы снова пытаетесь прочитать, – и тут понимание приходит само собой, вы хлопаете себя по лбу, ба, а ведь все так просто, слова появляются в зеркальном отражении, иинежарто моньлакрез в ястюялвяоп аволс…

Вы снова слышите шаги на лестнице, вы уже понимаете, что будет дальше, вы пытаетесь кричать что-то – постой, поговорим, что я тебе сделал-то, не убивай меня, не убивай, мелкьают слова -,йавибу ен, янем йавибу ен – он замирает на какие-то доли секунды, взмахивает мечом…

…мир меркнет, но в сумерках меркнущего мира вы еще успеваете заметить за спиной рыцаря что-то вроде окна, за которым виднеется… нет, вы не успеваете увидеть…

…вы оживаете. На этот раз вы ставите себе четкую задачу – во что бы то ни стало увидеть, что скрывается там, за спиной рыцаря, по ту сторону окна. Вы слышите шаги, они неумолимо приближаются, вы делаете шаг вперед, навстречу смерти, рыцарь показывается в тусклом сиянии, льющемся словно из ниоткуда, взмахивает меч…

…вы не понимаете, как это так, что происходит, вернее, почему ничего не происходит, почему вы стоите живой, почему мир замирает вокруг, как будто ждет от вас чего-то, но чего, чего…

Все происходит само собой, так же естественно, как дышать, как жить, – вы вонзаете клыки в горло рыцаря, сквозь доспехи, что-то происходит, рыцарь бездыханный падает к вашим ногам.

Вы поднимаете голову, видите мерцающий прямоугольник, по ту сторону которого на вас смотрит ваше собственное лицо…

Прямоугольник исчезает, вы остаетесь в подземелье наедине с собой и грудой золота…

…вы уже готовитесь вонзить клыки в горло рыцаря, неимоверным усилием воли замираете, шепчете своему противнику:

– Падай…

Хотите добавить – «притворись мертвым», понимаете, что ваши слова увидят, поэтому показываете знаками-знаками, намеками-намеками, – противник понимает, падает будто бы замертво, замирает. Вы видите перед собой перевернутую надпись – ьтремс, прямоугольник тускнеет, гаснет, исчезает.

– Ты… – вы говорите, сами пугаетесь своего голоса, свистящего, хрипящего, как ветер осенью, – ты… можешь рассказать, что здесь происходит вообще?

Поверженный отрицательно мотает головой. Вы снова приближаете к нему клыки.

– Объясняй. Кто ты?

– Я рыцарь.

– Это я и так вижу, зовут тебя как?

– Рыцарь… просто рыцарь.

– Нет, так не бывает… должно же что-то быть, имя, где ты родился, кто твои родители?

– Не… не знаю…

– А разве так бывает?

Рыцарь изумленно смотрит на меня, будто спрашивает – а разве бывает как-то иначе?

– Ты… что ты помнишь?

– То есть?

– Ну что ты помнишь… самое первое?

– Я еду на лошади по лесной дороге…

– А до этого?

– Что до этого?

– Ну… как ты сел на лошадь, откуда ты выехал?

– Э-э-э…

Перед вами вспыхивают буквы, вы уже умеете читать их наоборот:

.тидохсиорп отч, ясьтарбозар: ачадаз яавоН

– Ты видел сияющий прямоугольник за твоей спиной?

– А…? – он оборачивается.

– Да не сейчас… когда ты шел сюда.

– А… нет…

– А если я отпущу тебя… ты попробуешь посмотреть?

– А мне бы… золото…

– Бери, бери… только договорились, смотришь на прямоугольник, что там такое…

– Ага…

…когда он видит вас в следующий раз, он вас не помнит, или делает вид, что не помнит, сносит вам голову одним ударом.

Вы понимаете, что нужно действовать иначе, вы ждете рыцаря и кварат за енго спиной, – на этот раз в окне вы видите девушку, кажется, она сидит в кафе, вы говорите, буквы переворачиваются в воздухе:

.йашулсыВ. янем йавибу еН. тевирП

Рыцарь, уже готовый занести меч, замирает. Вы мысленно спрашиваете:

?тувоз ябет каК

Девушка торопливо что-то печатает, наконец, вы видите:

.анилА

?ьседз яслазако я каК? тидохсиорп отч, ьтинсяъбо ьшежом ыТ. ями еовисарк еокаК

(печатает)

.юанз ен Я

.адюсто ясьтарбыв енм игомоП

Алина пытается что-то сделать, внезапно, прямоугольник исчезает, рыцарь замирает неподвижно, а потом все погружается во мрак.

Вы приходите в себя в полной темноте, которая постепенно начинает рассеиваться, выпуская из самой себя тусклые свечи, очертания темного подвала из грубо отесанных камней, расходящиеся в темноту коридоры…

Вы приходите в себя в полной темноте, которая постепенно начинает рассеиваться…

Вы приходите в себя в полной темноте…

Вы…

На вашу очередную просьбу вытащить вас отсюда получаете сокрушительный удар мечом…

…вы не сразу замечаете это направление – вы пробуете множество вариантов, тычетесь в стены, шагаете в коридоры, даже пытаетесь вспорхнуть и улететь, пока наконец не улавливаете какое-то странное направление, которое бы можно было назвать «внутрь себя» – вы проваливаетесь внутрь самого себя, оторопело смотрите на непонятную череду знаков,

сlass Neuron:

def __init__ (self, weights, bias):

…шарахаетесь, как черт от ладана, еще успеваете заметить опрокинутые буквы —

.юаминоп ен анерх ин мотэ в Я

…вываливаетесь из самого себя в подземелье, куда уже спускается рыцарь, как назло какой-то не слишком сильный и не слишком слабый, с этим сражаться придется долго, что за проклятие, как раз сейчас, когда нужно скорее-скорее назад, в самого себя…

Вы снова смотрите на непонятные знаки, вы приказываете себе понять, как будто это возможно, – вот так просто приказать себе понять, и все станет понятно.

у_true = np.array ([1, 0, 0, 1])

y_pred = np.array ([0, 0, 0, 0])

Вы открываете файл за файлом, вы ничего не понимаете, вы с трудом подавляете в себе желание разорвать их все на мелкие клочки, наконец, вы случайно натыкаетесь на что-то…

«…я согласен с условиями использования…»

«…условия использования предполагают, что после окончания игры вы добровольно отдаете свое сознание, которое переносится в…»

Вы видите, как появляется галочка рядом со словами:

.тидохсиорп отч, ясьтарбозар: ачадаз яавоН

…на этот раз вам не везет, на ваше:

.тевирП

Вы снова получаете удар мечом.

…рыцарь падает замертво, у вас есть немного времени, чтобы снова провалиться внутрь себя – вы по-прежнему не понимаете ни знака в у_true = np.array ([1, 0, 0, 1]), зато почувствовали что-то вроде нового направления – на этот раз вы буквально проваливаетесь не вверх, не вниз, не вперед, не назад, а куда-то в никуда, где вы можете увидеть издалека, как в тумане, обрывки фраз…

…как сообщает «Фокус-Ньюс», возбуждено уголовное дело против компании «Достигра», которая подозревается в массовом убийстве игроков…

…представители «Достигры» ссылаются на условия соглашения, которое игроки подписывали добровольно…

…в районе Южного Полюса зафиксировано появления темных пространств, похожих на Ночь Полуночи из «Достигры». Представители компании отрицают, что имеют отношения к данной рекламной компании…

…есть мнение, что игра начинает потихоньку…

Связь обрывается, вы снова остаетесь в подземелье наедине с…

…вы приходите в себя, вернее, не так – вы снова осознаете себя, вы видите себя в темноте подземелья, вы пытаетесь понять, сколько прошло времени – дни, недели, месяцы – ничего не вспоминается, вы только чувствуете, что в вас никто не играл долго, бесконечно долго. Вы видите идущего к вам рыцаря и самого себя по ту сторону экрана, вернее, изможденную оболочку, которая осталась от вас, видите обшарпанную комнату, в которой уже затаилась Ночь Полуночи, медленно пожирающая последние крупицы живого мира.

Вы думаете, ваши мысли отображаются перевернутыми буквами:

Постой!

Рыцарь приближается…

!Не убивай меня

Рыцарь взмахивает мечом…

Я знаю, как остановить Ночь Полуночи!

…меч обрушивается на ваше горло, и…

…рыцарю не хватает каких-то крупиц силы, чтобы уничтожить вас, вы наносите удар – воин падает замертво. Вы поднимаете голову, успеваете увидеть, как Ночь Полуночи вонзается в ваше тело мириадами тончайших нитей, прежде чем вы падаете замертво. Вы осторожно подходите к прямоугольнику, пробуете его рукой, он держится крепко, кажется, можно ухватиться, вот так, осторожно подтянуться на руках и перевалиться в обшарпанную комнату. Вы пытаетесь зажмуриться от непривычно яркого света, но понимаете, что вам нечем зажмуриваться, у вас уже нет лица. Вы делаете шаг, неуклюже падаете, заставляете себя встать на четвереньки, потом, наконец, поднимаетесь на ноги, выходите в коридор, долго не решаетесь спуститься по лестнице. Наконец, слышите шорох в соседней комнате, видите тускнеющий экран ноутбука, видите, как из экрана пытается выбраться еще один вы, подходите, чтобы подать ему руку, оглядываетесь в поисках других экранов, может, найдете еще одного себя, нужно собрать всех вас, которым теперь принадлежит мир…