Buch lesen: «История Николаевского кавалерийского училища (1823-1917 гг.)»

Schriftart:

* * *

Посвящается светлой памяти Л. В. Жуковой блестящему преподавателю, специалисту в области военной истории и чуткой наставнице, побудившей автора погрузиться в изучение истории Николаевского кавалерийского училища и ставшей примером высокой образованности и жизненной мудрости

Введение

Услыша ласковое ржанье
Желанных вороных коней,
Чье сердце, полное вниманья,
Тут не запрыгало сильней?

М. Ю. Лермонтов

Кавалерия – это особый род войск, отличающийся своей подвижностью, маневренностью и успешно показывающий свои преимущества в разные периоды нашей истории. Совершенно не случайно при описании каких-либо значимых военных баталий неизменным спутником воина-защитника выступает конь, являвшийся главным помощником в бою и благородным другом. Между тем успех всего дела зависит от того, насколько отлажено работает этот союз вместе, определяя необходимость соответствующей подготовки кавалериста.

В процессе общей специализации учебных заведений появились организации, призванные обеспечить должный уровень профессиональной подготовки русской кавалерии, а также «окультурить» и дисциплинировать представителей офицеров гвардии. Имея намерение реализовать эти планы на практике по инициативе Николая (будучи великим князем) 9 мая 1823 г. появилось новое учебное заведение – Школа гвардейских подпрапорщиков, с которой и началась история Николаевского кавалерийского училища. Эксперимент оказался успешным, поэтому было принято решение продолжить начатое, методично реализовывая планы Николая по реформированию армии, взволнованного после событий на Сенатской площади. Специализация учебного заведения расширилась, включив в сферу своей деятельности, помимо пехоты, еще и гвардейскую кавалерию. Изменения отразились и в названии, – с 12 июля 1826 г. учебное заведение было переименовано в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, а в обиходе его питомцев обозначалось как «Славная школа».

С момента своего создания Школа имела свое особое место в системе военно-учебных заведений, подчеркивая привилегированный состав ее воспитанников. Значительные коррективы в работе организации произошли в 30-е гг. в связи с общей тенденцией к централизации и унификации структуры всех военно-учебных заведений. Возрастной состав воспитанников омолодился, а Школа по своей учебной структуре приблизилась к 4-х классному училищу. В 1838 г. прежний двухгодичный курс увеличился вдвое. Два младших класса соответствовали третьему и четвертому общим классам кадетских корпусов, а два старших – специальным. Дальнейшее переименование заведения связано с упразднением звания подпрапорщика, – с 1859 г. и в честь своего августейшего покровителя Школа с тех пор называлась «Николаевское училище гвардейских юнкеров».

В ходе реформы военно-учебных заведений в русле преобразований Д. А. Милютина училище было преобразовано в специализированное кавалерийское военно-учебное заведение, а пехотное отделение было упразднено. В 1864 г. закрепилось окончательное название заведения – Николаевское кавалерийское училище. Два старших класса приравняли к курсу военных училищ, а младшие классы составили подготовительный пансион. Период модернизации училища растянулся. Новая волна преобразований, выраженная в новых инструкциях, регламентировавших учебный процесс, относится к 80-м гг. XIX в. В 1890 г. при училище была сформирована казачья сотня («Царская сотня»).

С началом нового столетия произошло переосмысление постановки кавалерийского дела, в том числе вопросов образования и строевой подготовки в военных училищах, что отразилось в обилии новых инструкций и циркуляров, извлекались уроки «маленькой и победоносной» войны. Несмотря на множество примеров героизма и самоотверженности солдат и офицеров, война показала неподготовленность армии к реальным военным действиям и морально, и профессионально. Признание этого обстоятельства стало одной из причин увольнения военного министра А. Ф. Редигера. Новый военный министр (В. А. Сухомлинов) будучи выпускником Николаевского кавалерийского училища, поощрял развитие кавалерийского дела, но эти преобразования не были завершены. В годы Первой мировой войны изменилась традиционная система подготовки и обучения в военно-учебных заведениях Российской империи, – военная необходимость обуславливала производить ускоренные выпуски, число которых с 1914 по 1917 гг. достигло восьми.

С падением монархии для училища наступили самые темные времена. Заведение не присягало Временному правительству, а с приходом большевиков его судьба была окончательно решена, – воспитанники были отпущены в отпуск, а заведение опустело. Революция развела его питомцев и разбросала по свету многочисленных выпускников, однако все это богатое наследие не исчезло бесследно, а продолжало свое существование, как в советской военной школе, так и за рубежом.

Изучение опыта Николаевского кавалерийского училища на всех этапах его существования позволяет рассмотреть в новых проблемных постановках различные аспекты истории русской армии XIX – начала XX вв., а также многие вопросы, относящиеся к социальной и культурной истории Российской империи того времени.

* * *

Первые попытки зафиксировать и сохранить историю «Славной школы» принадлежат самим участникам образовательного процесса – преподавателями и представителями административного аппарата учебного заведения¹.

Работы, посвященные истории Николаевского кавалерийского училища, призваны были передать новому поколению воспитанников память о «Славной школе», но делали это в официозном ключе, выставляя на первый план преимущественно парадную сторону жизни училища, не ставя перед собой цели проводить критический разбор и анализ работы этого заведения. Все это проводилось не только ради сохранения истории училища, но и стало продолжением воспитательных мер по воспроизводству нового поколения молодежи, используя примеры прошлого для формирования служебно-правильных нравственных ориентиров юношества – привить любовь и уважение к своему училищу и военному делу в целом.

В связи с этим становятся особенно заметны несоответствия формальной административной воли и восприятия этого процесса обучения изнутри, нашедшего отражение в разнообразном творчестве воспитанников – от воспоминаний до карикатур.

Юбилейные даты традиционно заставляют людей подвести черту в многолетней работе, навести порядок и привести в соответствие документы и материалы, поэтому не случайно наиболее крупные работы появлялись именно по случаю круглых дат. Одной из них стал «Исторический очерк Николаевского кавалерийского училища», изданный генералом В. А. Потто. В своей работе Потто дал первую периодизацию истории училища, разложив историю учебного заведения на пять периодов, – от учреждения Гвардейской школы до начала преобразований 1860-х гг.² Своего рода дополнением исследования Потто стало новое издание – «XXV годовщина Николаевского кавалерийского училища», составленная адъютантом училищ ротмистром Н. Н. Буковским под редакцией начальника училища генерал-майора А. А. Бильдерлинга. В ней представлен уже следующий этап развития этого учебного заведения – с момента его преобразования в эпоху «Великих реформ» и до его 25-ти летнего юбилея³.

Последним крупным обобщением работы учебного заведения стала работа П. П. Шкота, подготовленная по случаю 75-ти летнего юбилея Школы, – «Исторический очерк Николаевского кавалерийского училища, бывшей Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров». Периодизация Шкота затронула еще более широкий временной отрезок, разделяя историю училища на четыре этапа: 1823–1826, 1826–1838, 1838–1864, 1864–1898 гг.

Временные отрезки, выбранные Шкотом, по сравнению с его предшественниками отличаются большей протяженностью, маркируя наиболее значительные перемены в организации учебного заведения, зафиксированные в нормативных актах⁴. Несмотря на отмеченные достоинства работы, данный труд не может считаться полным и исчерпывающим изложением истории данного учебного заведения, так как автор оставил нерешенными ряд важных вопросов и заключений, многие из которых не вписывались в формальные рамки, в которых действовал исследователь. К тому же, поскольку данная работа вышла в 1898 г., она не могла вместить в себя всю историю развития училища, а именно один из интереснейших его этапов – с конца XIX – начала XX вв. На историю последнего по хронологии, но не по значимости этапа развития училища проливает свет специальное юбилейное издание, посвященное развитию Казачьей сотни, открытой в училище в 1890 г⁵. Первая мировая война нарушила нормальный порядок жизни учебного заведения, а переход на ускоренное обучение и перенапряжение сил вынудили отложить издательство крупных работ на неопределенный срок.

Таким образом, дореволюционные составители, стремясь в первую очередь увековечить память об учебном заведении, задали общее направление для дальнейшего изучения этой темы, что впоследствии вело исследователей по уже проторенной дорожке.

После революции интерес к истории данного училища значительно ослаб, специальных работ не издавалось, за исключением эмигрантских воспоминаний, статей и небольших памятных книжек за рубежом. Лишь в конце XX и начале XXI вв. ввиду усиливающегося интереса историков к исследованию истории военного образования, воспитания и военных традиций, появилось больше работ, затрагивающих историю Николаевского кавалерийского училища.

Изучение истории Николаевского кавалерийского училища было бы неполным без обстоятельного погружения в общую тематику военного образования и работу ее отдельных институций, так как данное училище являлось неотъемлемой частью единого организма, – системы, претерпевающей эволюцию на всем пути своего развития в XIX – начале XX вв. Безусловно, столь широкая предметная область привлекла огромное множество исследователей.

Уже в середине XIX века произошло осмысление деятельности военно-учебных заведений, среди которых развивалась, в том числе, Школа гвардейских подпрапорщиков⁶. В первые годы советской власти интерес к истории дореволюционного военного образования заметно снизился и вновь пробудился лишь в 1940-х гг. в связи с открытием суворовских училищ⁷, благодаря чему упрочилась практическая полезность изучения прежнего опыта работы военно-учебных заведений. Мощным импульсом для развития военной истории и образования стала Великая Отечественная война. Советская историческая наука дала нам множество крупных специалистов, которые, особенно во второй половине XX века опубликовали ряд фундаментальных исследований по данной тематике⁸.

С наступлением эпохи перестройки и до настоящего времени интерес исследователей, да и внимательных читателей к нашей теме продолжает неуклонно возрастать⁹. За последние десятилетия вышли исследования, отличающиеся большей творческой свободой и широтой охвата материала, привлечением новых, ранее недоступных источников. Благодаря этому в них поднимаются новые проблемы: специфика подготовки отдельных учебных специальностей, формирование нравственного и культурного облика воспитанников военно-учебных заведений, вопросы военного воспитания и педагогики, корпоративности училищной среды и др.

Не менее интересной является проблематика повседневной жизни воспитанников военно-учебных заведений и офицерства в целом¹⁰, а также изучение ментальности представителей различных социальных групп, в том числе русского офицера.

В общем русле исследования военных традиций проводится изучение одного из интереснейших феноменов, распространенного в закрытых мужских сообществах военно-учебных заведений, – «цука». Как известно, это явление традиционно связывалось именно с историей Николаевского кавалерийского училища, что способствует тому, что все большее внимание исследователей тяготеет к различным аспектам и социокультурным явлениям, проявлявшим себя именно в этом учебным заведении. Примечательно, что даже сами современники воспринимали «цук» совершенно по-разному: одни боролись с ним и выступали в роли строгих критиков «дикого обычая», другие – оправдывали и поощряли процветание неформальных традиций. Однозначного ответа по данной проблематике мы не найдем и у специалистов¹¹.

Интерес к истории данного учебного заведения наблюдается в настоящее время не только в России, но и из-за рубежа. Исследователи Финляндии занимаются поиском и изучением службы своих соотечественников, в том числе являвшихся выпускниками Николаевского кавалерийского училища. Наиболее популярные в Финляндии выпускники этого заведения – К. Г. Маннергейм, В. А. Альфтан и Г. Е. Эльвенгрен. Результатом этой работы стала публикация на финском языке списка воспитанников-финнов, обучавшихся в 1828–1917 гг.¹²

В настоящем исследовании использованы методы, разработанные в рамках различных направлений исторической антропологии, но наиболее полезной методологической базой для написания этой книги стали ресурсы военной антропологии¹³.

В контексте военной антропологии анализируются ценности, представления, верования, традиции и обычаи социальных групп в ситуациях подготовки к войне, назревания войны, ее хода, завершения и последствий. Одно из направлений военной антропологии – социологическое – направлено на изучение культурных аспектов военной организации, воинского быта в мирное и военное время. Применительно к теме настоящего исследования жизнь воспитанников военного училища представляется возможным изучать в контексте их профессии, их основного ремесла – военной службы. Центральное место в предметной области военной антропологии занимает военная культура. Она определяет представления человека о войне, армии, военной службе и влияет на его поведение в мирное и в военное время.

* * *

Материал данной книги основан на богатом комплексе исторических источников, включающем в себя законодательные акты, многочисленную делопроизводственную документацию, сочинения военных теоретиков и педагогов по вопросам военного образования и воспитания, многочисленные издания Николаевского кавалерийского училища и его выпускников, материалы периодической печати, источники личного происхождения, а также произведения художественной литературы и изобразительного искусства. Для исследования привлекались опубликованные и неопубликованные источники.

Весьма ценный набор делопроизводственных документов находится в Российском государственном военно-историческом архиве (далее – РГВИА) в фонде № 321 – «Николаевское кавалерийское училище». В нем находится документация этого учебного заведения с момента основания в 1823 г. и до его ликвидации в 1917 г., а также материалы ликвидационной комиссии (1918 г.). Примечательно, что в сообществе воспитанников училища наряду с центральной бюрократией велась неофициальная документация, регламентировавшая деятельность неформальных организационных структур, в частности, отражала работу «Корнетского комитета»¹⁴.

Специфика работы с данными видами источников состоит в тщательном критическом сопоставлении сведений официальной документации и частного творчества, среди которого наиболее ярко выделяются эго-документы. Источники личного происхождения основаны на уникальном опыте личности и пережитых эмоциях участника изучаемой исторической реальности. Данные источники прекрасно дополняют друг друга и позволяют исследователю всесторонне рассмотреть встречающиеся в них паттерны и заполнить лакуны, добиваясь большей корректности при анализе источников. Для этого необходимо обратиться к документам, которые создавались непосредственными участниками изучаемых событий – выпускниками данного учебного заведения и преподавателями.

Самым известным выпускником данного учебного заведения был М. Ю. Лермонтов, который провел в гвардейской Школе со слов поэта «deux années terribles». Уже в стенах Школы он написал свои известные стихотворения: «Уланша», «Юнкерская молитва», «Петергофский праздник» и др. В них Лермонтов ругал военную муштру и строгие порядки, отмечал своих друзей, разделявших его увлечения. Лермонтовское время Школы отразилось в многочисленных воспоминаниях современников и однокашников поэта, с которыми он вместе учился и совершал различные проделки¹⁵. Имея саркастичную натуру, М. Ю. Лермонтов любил рисовать карикатуры и высмеивал в своих стихах различные курьезные моменты, случавшиеся в юнкерской жизни.

Удивительные страницы из жизни юнкеров «Славной школы» представлены в многочисленных воспоминаниях следующих поколений воспитанников¹⁶, причем комплекс воспоминаний выпускников, обучавшихся во второй половине XIX – начале XX вв., является более многочисленным¹⁷.

После революции многие выпускники учебного заведения оказались в иммиграции и, живя уже на чужбине, стремились запечатлеть уходившие в небытие сюжеты об их юности, проведенной в училище, потерянных друзьях и прежней привычной жизни в целом. Данные сочинения написаны под влиянием ностальгии об ушедших днях, поэтому их авторы склонны несколько приукрашать действительность и выставлять напоказ более привлекательные стороны их жизни, зачастую игнорируя иные, менее завидные аспекты, ведь, как известно, память человека избирательна. Эти свойства отражают четкую селекцию в выборе сюжетов повествования. Вместе с тем эмигранты сохранили богатые сведения о различных внутренних традициях училища и неуставных отношениях, которые намного слабее представлены в иных источниках¹⁸. Воспоминания николаевцев активно печатались в многочисленных эмигрантских периодических изданиях¹⁹, а также публиковались отдельными работами. Многие из них переиздавались уже в современной России²⁰.

Воспоминания выпускников дополняются другим мемуарным комплексом, создававшимся стоявшими по другую сторону учебной кафедры, – педагогами. Среди них можно выделить воспоминания Н. А. Епанчина «На службе трех императоров», которые содержат ценные сведения не только об эпохе Александра II, Александра III и Николая II, но и о его педагогической работе, так как Епанчин умело сочетал служебные обязанности с научной и преподавательской деятельностью. В училище он был преподавателем тактики и истории конницы в 1882–1900 гг. Рассуждения Епанчина занимательны возможностью сравнительного анализа организации учебного процесса трех сравнительно однородных учебных заведений. Епанчин часто сравнивал Николаевское училище с Павловским (в котором он учился) и Пажеским корпусом (которым он руководил)²¹. Интересные сведения о работе административного аппарата представлены в неопубликованных воспоминаниях генерала М. С. Тюлина, занимавшего должность помощника инспектора классов в конце XIX в. и работавшего под началом строгого и придирчивого руководителя, – П. А. Плеве²².

В настоящее время воспоминания и другие исторические источники все чаще публикуются и переиздаются, а тематика данной книги не теряет своей актуальности и продолжает увлекать не только специалистов, но и простых читателей, которые с удовольствием читают мемуары и произведения художественной литературы. Дальнейшее изучение истории Николаевского кавалерийского училища приобретает еще больший смысл ввиду того, что к нам стремительно приближается важная юбилейная дата, – в 2023 году исполнится ровно 200 лет с момента учреждения «Славной школы».

Глава I
Развитие учебного процесса в Николаевском кавалерийском училище

1. Обучение в Школе гвардейских подпрапорщиков в первой половине XIX в.

Становление и развитие системы военного образования в России прошло долгий путь. Уже во время правления Павла I проявилась тенденция к превращению кадетских корпусов в специализированные военно-учебные заведения, но именно в Александровское время обозначился процесс складывания военного образования в единую систему. Существовало множество образовательных учреждений различной направленности, не имеющих единой организации и управления, но постепенно с развитием военно-учебных заведений развивалась и система управления ими. В действующих заведениях усиливалась дисциплина и регламентация внутренней жизни, распространялись армейские порядки, учреждались новые предметы и возрастали требования, предъявляемые к их воспитанникам.

Примечательно, что долгое время механизм управления военно-учебными заведениями не достигал централизации, и наблюдалась разноголосица различных ведомств. Так, например, великий князь Константин, проживая в Польше, формально оставался главой сети военных школ, а для решения текущих дел был учрежден Главный директор Пажеского, кадетских корпусов и Дворянского полка, а Непременный совет о военных училищах был преобразован в Совет о военно-учебных заведениях. Отсутствие единоначалия в управлении расстраивало работу на местах и зачастую приводило к бюрократической путанице.

В связи с расширением сети учебных заведений углублялась их специализация, и военное направление приобрело более обособленный характер. Общей задачей для государства стала необходимость наладить целостную, а не эпизодическую подготовку офицеров, состоящих из лиц, получивших фундаментальные азы военного образования.

В рамках реализации этой задачи в 1823 г. была основана Школа гвардейских подпрапорщиков, ставшая впоследствии наглядным образцом для открытия других специальных школ (Школа армейских подпрапорщиков при главной квартире 1-й армии в Могилеве, юнкерская школа при 2-й армии в Тульчине и корпусные школы при гренадерском и пехотных корпусах 1-й армии и др.). Гвардейская школа находилась вне общего подчинения ведомства военно-учебных заведений и подчинялась особому начальству, сохраняя привилегированный статус своих воспитанников наряду с прославленным Пажеским корпусом.

Для общего надзора за процессом обучения был назначен инженер-генерал К. И Опперман. Его присутствие в Школе имело больше формальный характер – он занимался подачей рапортов и иных сведений при необходимости. Действительным знатоком всей внутренней жизни Школы был ее командир, который по своей должности подчинялся не только Опперману, но и командиру Отдельного Гвардейского корпуса, а также лично Николаю.

Командиром Школы был назначен полковник лейб-гвардии Измайловского полка П. П. Годейн, а во главе учебной части находился инспектор классов. Первым инспектором классов стал полковник генерального штаба И. Ф Деллинсгаузен. Ему подчинялись преподаватели, назначавшиеся командиром гвардейского корпуса преимущественно из офицеров гвардейского генерального штаба, артиллерии и инженерного корпуса. При подборе преподавательских кадров стремились выбрать лучших, хорошо зарекомендовавших себя специалистов. Например, математику вел подпоручик гвардейского генерального штаба Н. Н. Навроцкий, русский язык преподавал Я. В. Толмачев, составитель известного на тот момент учебника «Правила словесности»²³.

Командиру подчинялся весь личный состав Школы. Его персона тщательно выбиралась среди лучших штабс-офицеров гвардии командиром корпуса, и он занимал должность по высочайшему усмотрению. Аналогичный порядок существовал для назначения обер-офицеров. Предпочтения отдавались кандидату, достигшему чина не ниже поручика. Старший из них назначался ротным командиром, становясь правой рукой командира Школы. Все основные должностные лица были высочайше утверждены, что говорит о высокой заинтересованности императорской фамилии в результатах их работы.

С момента возникновения Николаевского кавалерийского училища и по мере его развития высочайшие особы традиционно покровительствовали учебному заведению и заботились о его процветании. Школа гвардейских подпрапорщиков была утверждена указом Александра I, но наибольший интерес к развитию военного образования проявлял его младший брат Николай в бытность еще великим князем. Проект учреждения учебного заведения был подготовлен лично им, и в дальнейшем он пристально следил за его развитием уже в своем новом качестве. Личное присутствие и вовлеченность Николая в этот проект проявлялась даже в более мелких деталях и процедурах. Так, например, во время церемонии торжественного открытия Школы Николай лично позаботился о ее строевой организации – разделил подпрапорщиков на капральства и назначил фельдфебеля и отделенных унтер-офицеров²⁴. Николай лично составил инструкцию для управления Школой, тщательно отбирал штат, следил за внутренним порядком²⁵.

Восстание декабристов в значительной степени способствовало преобразованиям в военной сфере, особенно развитию сети военно-учебных заведений, в которых воспитывались представители дворянства. В числе одной из главных причин восстания Николай называл «пагубную роскошь полузнаний», тем самым подчеркивая необходимость развития военного образования и воспитания²⁶.

Важные перестановки в системе управления учебным заведением произошли в 1826 г. в связи учреждением Комитета по военно-учебным заведениям. Важной заслугой комитета становится и принятие основных регламентирующих документов – «Проекта Общего положения и Устава для военно-учебных заведений», утвержденных в 1830 г.²⁷ По новому положению все военно-учебные заведения разделялись на три класса. К первому относились губернские кадетские корпуса и Дворянский полк, ко второму – Пажеский и столичные сухопутные кадетские корпуса, к третьему – артиллерийское и инженерное училища и Морской кадетский корпус²⁸.

Создавая Школу гвардейских подпрапорщиков, Николай желал установить более строгие требования для нового поколения офицеров, которые должны были получить специальное образование. По его замыслу подпрапорщики, находившиеся на службе в полках, но пренебрегшие обучением в Школе, все еще могли производиться в офицеры, но теряли старшинство, ожидая свободных вакансий, число которых было невелико, а лучшие из которых заканчивались еще быстрее. Поэтому наиболее амбициозные молодые люди должны были понять ценность получения образования и пойти учиться в специальное заведение. Старшинство в Гвардейской школе определялось в соответствии с тремя основными критериями: успешное освоение военных наук, исправность по фронту и благонадежное поведение²⁹. Новые установки должны были расположить к учебе и создать конкуренцию в среде воспитанников. Ожидалось, что выходцы из этого учебного заведения изменят облик гвардии, и это подразделение все больше будет соответствовать своему привилегированному статусу.

В отличие от кадетских корпусов и Дворянского полка в Гвардейской школе на первом месте должно было находиться изучение специальных военных дисциплин, которые воспитанникам необходимо было освоить в течение двухгодичного срока обучения. При подготовке и реализации учебного плана предполагалось отталкиваться от действительных характеристик контингента поступающих, которые к моменту зачисления уже должны были обладать достаточно серьезной базой начальных знаний по общеобразовательным предметам, включающим языки (русский и один из иностранных), арифметику, геометрию, алгебру, историю и географию³⁰. При этом уровень исходных знаний кандидатов был различным исходя из разнообразных возможностей получения этих знаний для выходцев из дворянской среды в разных учреждениях и вне их: от домашнего образования до окончания университета.

Этот опыт позволял поступающим успешно сдать вступительные испытания, хотя на заре учреждения Школы в условиях некомплекта учащихся экзамен зачастую становился лишь формальной процедурой, представляющей собой преимущественно социально-сословную фильтрацию. К обучению допускались молодые люди, достигшие 17 лет и подавшие прошение о зачислении в гвардейский полк. Это правило приводило к тому, что возрастной состав воспитанников был неоднородным: с 17-ти летним юношей вместе учились 23-х летние мужчины³¹.

Вместе все воспитанники составляли роту. Рота не представляла собой единую монолитную среду, поскольку подпрапорщики сохраняли связь со своим полком, в котором они числились, носили полковую форму, а присягу подпрапорщики приносили под знаменами своих гвардейских полков.

Для обучения воспитанников предполагалось ввести следующие предметы: «тактику простую, начиная с воинского устава в самой подробности до соображения малых маневров; правила форпостной службы и малой войны, начиная с устава рассыпного строя и стрелкового учения; полевую фортификацию и артиллерию; рисование ситуации, глазомерную съемку, составление рапортов по всем предметам, изучение воинских и гражданских законов и порядка военного судопроизводства, географию, историю, обучение солдат»³².

В первые годы существования Школы программа была краткой: гимнастика и танцы не преподавались, иностранные языки не являлись обязательными. Со слов воспитанников их учебная программа, за исключением военных дисциплин, была проста для освоения, особенно для тех, у кого на момент поступления уже имелось хорошее образование³³.

Для некоторых воспитанников училищный курс был совсем простым ввиду хорошего багажа знаний, полученных еще до поступления. Например, Д. С. Бибиков – герой поэмы М. Ю. Лермонтова «Петергофский праздник» – во время своего пребывания в Школе (со слов своих однокашников) интереса к учебе не проявлял, но всегда был первым во всех предметах³⁴. Находились и такие, кому выучить даже четвертую часть курса было не по силам, а кому-то лишь с трудом удавалось ответить только на один вопрос из всех. Стремясь сдать экзамен, они просили своих товарищей делать особые пометки на билетах для облегчения обнаружения нужного билета, а другие должны были тянуть другой. В отличие от других общих соглашений подобное дело было услугой, оказываемой только хорошему товарищу³⁵.

В 1826 г. на заседании Комитета по военно-учебным заведениям обсуждались новые учебные планы и программы по общеобразовательным и специальным предметам, которые впоследствии были утверждены как общие для всех кадетских корпусов и Гвардейской школы и сохранились в неизменном виде вплоть до милютинских преобразований³⁶. Эти программы применялись и при обучении новых воспитанников, так как в том же году при Школе открылся эскадрон юнкеров гвардейской кавалерии. С тех пор учебное заведение готовило офицеров не только пехоты, но и кавалерии. Комитет составил «Сравнительную таблицу сведений о нынешнем устройстве учебной части в Пажеском корпусе, Главном Инженерном училище, 1-м кадетском корпусе, 2-м кадетском корпусе, императорском Военно-сиротском доме, Морском кадетском корпусе, Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров», в которой отразились разные подходы к использованию новых учебных материалов и пособий³⁷.

1.Нечто о Школе гвардейских подпрапорщиков. – СПб., 1824. С. 3.

2.Потто В. А. Исторический очерк Николаевского кавалерийского училища. Школа гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. 1823–1873. – СПб., 1873. С. 1.

3.Буковский Н. Н. XXV годовщина Николаевского кавалерийского училища. 1864–1889. – СПб., 1889. С. 75–82.

4.Шкот П. П. Исторический очерк Николаевского кавалерийского училища, бывшей Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. 1823–1898. – СПб., 1898. С. 59–60.

5.Четверть века Казачьей сотни Николаевского кавалерийского училища, включающей все 11 казачьих войск империи, объединенных общей училищной формой. – Пг., 1915. С. 22–66.

6.См., например: Мельницкий Н. Н. Сборник сведений о военно-учебных заведениях в России (Сухопутного ведомства). Т. 2. Ч. 3. – СПб., 1857. С. 101–104; Лалаев М. С. Исторический очерк военно-учебных заведений, подведомственных Главному их управлению: от основания в России военных школ до исхода первого двадцатипятилетия благополучного царствования государя императора Александра Николаевича. 1700–1880. Ч. 2. – СПб., 1880. С. 128–174; Греков Ф. В. Краткий исторический очерк военно-учебных заведений. 1700–1910. – М., 1910. С. 146–148.

7.Алпатов Н. И. Учебно-воспитательная работа в дореволюционной школе интернатного типа (Из опыта кадетских корпусов и военных гимназий в России). – М., 1958. С. 84–85.

8.См., например: Зайончковский П. А. Самодержавие и русская армия в начале XX века. 1881–1903. – М., 1973. С. 6–25; Федоров А. В. Русская армия в 50–70-х годах XIX века. Очерки. – Л., 1959. С. 176–199; Бескровный Л. Г. Русская армия и флот в XIX веке. – М., 1973. С. 69–102; Мещеряков Г. П. Русская военная мысль в XIX в. – М., 1973. С. 284–295 и др.

9.См., например: Харламов В. И. Русская военная школа. Т. 1. – М., 1997. С. 198–232; Там же. Т. 2. – М., 1997. С. 80–137; Аурова Н. Н. Система военного образования в России: кадетские корпуса во второй половине XVIII – первой половине XIX вв. – М., 2003. С. 12–13.

10.Ивченко Л. Л. Повседневная жизнь русского офицера эпохи 1812 года. – М., 2008. С. 6–13; Аурова Н. Н. От кадета до генерала. Повседневная жизнь русского офицера в конце XVIII – первой половине XIX вв. – М., 2010. С. 93–94; Бегунова А. И. Повседневная жизнь русского гусара в царствование Александра I. – М., 2000. C. 6–12; Человек и фронтовая повседневность в войнах России XX века: очерки по военной антропологии. – М., 2017. С. 53–161.

11.Смирнов Р. В. «Дикий обычай» славной гвардейской школы. Цук и другие традиции Николаевского кавалерийского училища. – М., 2010. С. 36–66; Гребенкин А. Н. Официальные и неофициальные традиции российской военной школы (XVIII – начало XX в.). – М., 2017. С. 258–261.

12.Castrén K. Nikolain ratsuväkiopiston suomalaisjunkkarit, 1828–1917. – Helsinki, 1992. 24 c.

13.См., например: Шнирельман В. А. У истоков войны и мира // Война и мир в ранней истории человечества. В 2 т. Т. 1. – М., 1994. С. 11–33; Сенявская Е. С. Военно-историческая антропология как новая отрасль исторической науки // Военно-историческая антропология. Ежегодник. 2002. Предмет, задачи, перспективы развития. – М., 2002. С. 15; Она же. Человек на войне: историко-психологические очерки. – М., 1997. С. 3–10.

14.РГВИА. Ф. 388. Оп. 1. Д. 2. Л. 1–3.

15.М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. – М., 1989. С. 149–179.

16.См., например: Ореус И. И. Школа гвардейских подпрапорщиков и юнкеров в воспоминаниях одного из ее воспитанников. 1845–1849 гг. // Русская старина. 1884. Т. XLI. № 1. С. 203–216; Там же. № 2. С. 441–454; Сухотин С. М. Автобиографическая записка // Русский архив. 1894. Кн. 3. № 9. С. 69–77; Степанов П. А. Двадцать пять лет в лейб-гвардии Егерском полку (Из записок старого егеря) // Военный сборник. 1877. Т. 113. № 1. С. 191–210; № 2. С. 265–410; Т. 114. № 3. С. 179–220; Т. 116. № 7. С. 172–188.

17.Верещагин А. В. Дома и на войне, 1853–1881. Воспоминания и рассказы Александра Верещагина. – СПб., 1886. С. 120–167; Сухомлинов В. А. Воспоминания Сухомлинова. – М.; Л., 1926. С. 14–19.

18.См., например: Сулин С. Ф. Воспоминания о Николаевском кавалерийском училище: (По поводу 100-летия со дня его основания) // Казачьи думы. 1923. № 9. С. 29–34; № 10. С. 29–32; № 12. С. 29–32; № 14. С. 25–27; № 16. С. 22–27; 1924. № 18. С. 19–21; Вадимов Е. Корнеты и Звери: очерки. – Белград, 1929. С. 21–66; Владиславович М. На мотивы «Звериады»: воспоминания о Николаевском кавалерийском училище. – Ровно, 1936. 169 с.; Из нашего прошлого: воспоминания чл. Союза б. юнкеров Николаевского кавалерийского училища в Гельсингфорсе. – Гельсингфорс, 1943. 58 с.; Танутров Г. Николаевское кавалерийское училище // Сборник памяти великого князя Константина Константиновича, поэта К. Р. – Париж, 1962. С. 132–133; Бодиско В. В. О традициях // Бюллетень Объединения кадет Российских кадетских корпусов в Венесуэле. 1982. № 11. С. 33–44. См., например: Хороманский В. Под кровом двуглавого орла // Памятка Николаевского кавалерийского училища. – Мюнхен, 1969. С. 29; Рубец И. Лермонтовская выставка // Памятка Николаевского кавалерийского училища. – Мюнхен, 1969. С. 203–205; Скуридин К. Лермонтовский музей // Памятка Николаевского кавалерийского училища. – Мюнхен, 1969. С. 209–212 и др.

19.Баженов А. Д. Сотня юнкеров Николаевского кавалерийского училища // Родные дали. 1956. № 33. С. 36–37; 1957. № 34. С. 35–37; № 36. С. 60–61; № 39. С. 24–35; Шепетковский И. А. Традиции // Родные перезвоны. 1958. № 65. С. 23–25; Бучинский Б. И. Юнкера // Русская мысль. 1960. 20, 26 апреля (№ 1514, 1517). С. 4–5; 28 апреля (№ 1518). С. 4; Рытченков С. В. Юнкера в караулах Зимнего дворца в 1905 г.: Николаевское кавалерийское училище // Часовой. 1960. № 478. С. 12–13; Бобриков Г. Пушка // Военная быль. Париж. 1960. № 40. С. 13–16; Гримм Э. Еще маленькое воспоминание из нашего прошлого // Военная быль. Париж. 1961. № 48; Арсеньев А. А. «„Тревога“: воспоминания о Николаевском кавалерийском училище» // Наши вести. 1962. № 192. С. 4–5; Хороманский В. В. «Молодой с вокзала» // Военная быль. 1966. № 79. С. 40–41; Голубинцев С. В. Без вины виноватый: из юнкерских воспоминаний // Новое русское слово. 1968. 4 мая (№ 20144), С. 4; 18 июня (№ 20189). С. 3; 8, 10 марта (№ 20452, 20454), С. 2, 12; 19 июля (№ 50578). С. 3; Голубинцев С. В. Конный праздник: из воспоминаний старого гусара // Новое русское слово. 1968. 24 марта (№ 20103). С. 5; Он же. Последние корнеты: воспоминания старого гусара // Новое русское слово. 1968. 19, 20 января (№ 20038, 20039). С. 2; Отфиновский К. К. Мое пребывание в кадетском корпусе и военном училище // Военная быль. 1968. № 89. С. 25–30; Бразоль А. Ф. Николаевское кавалерийское училище // Новый журнал. 1975. № 120. С. 176–194.

20.Свечин М. А. Записки старого генерала о былом. – Ницца, 1964. 205 с.; Залевский М. Н. Печаль минувших лет. – Франкфурт-на-Майне, 1984. 323 с.; Марков А. Л. Кадеты и юнкера: Русские кадеты и юнкера в мирное время и на войне. – Буэнос-Айрес, 1961. 302 с.; Литтауэр В. Русские гусары: мемуары офицера императорской кавалерии, 1911–1920. – М., 2006. 285 с.; Гавриил Константинович, великий князь. В Мраморном дворце. – М., 2007. 384 с.; Балабин Е. И. Далекое и близкое, старое и новое. – М. 2009. 381 с.; Дьяконов Н. Производство в офицеры. Школа гвардейских подпрапорщиков и юнкеров. 1858 год // Кадеты, гардемарины, юнкера. Мемуары воспитанников военных училищ XIX в. – М., 2012. С. 263–268.

21.Епанчин Н. А. На службе трех императоров. – М., 1996. С. 71.

22.ОР РГБ. Ф. 307. П. 1. Д. 1–3.

23.Шкот П. П. Исторический очерк Николаевского кавалерийского училища, бывшей Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. С. 21.

24.Там же. С. 6.

25.РГВИА. Ф. 321. Оп. 1. Т. 1. Д. 463. Л. 1а.

26.Аурова Н. Н. Система военного образования в России: кадетские корпуса во второй половине XVIII – первой половине XIX века. С. 26.

27.РГВИА. Ф. 326. Оп. 1. Т. 1. Д. 14. Л. 37–49.

28.Аурова Н. От кадета до генерала: повседневная жизнь русского офицера в конце XVIII – первой половине XIX века. С. 80.

29.РГВИА. Ф. 326. Оп. 1. Т. 1. Д. 463. Л. 3–4.

30.Харламов В. И. Русская военная школа. Т. 1. С. 161.

31.РГВИА. Ф. 321. Оп. 1. Т. 1. Д. 178. Л. 21–24.

32.Мельницкий Н. Н. Сборник сведений о военно-учебных заведениях в России. Т. 2. Ч. 3. С. 102.