Колизион. Арена заблудших

– Что случается с теми, кто больше не может выступать? – спросил Фьор, и, как он ни старался, голос все же дрогнул. – Умение когда-нибудь возвращается? Или, может, его можно как-то получить обратно?

– Сам не видел, – с ноткой раздражения ответил Сол. – До тебя в моем цирке таких идиотов не находилось. Слышал, что к некоторым умение возвращается, но со сколькими это случалось, как много проходило времени и делали ли они для этого что-то особенное – не знаю. Не знаю даже, правда это вообще или нет.

– Что ж, вот на моем примере и выясним, – кивнул Фьор, надеясь, что его голос прозвучит достаточно легко и небрежно.

– Это вряд ли. Скорее всего, ты просто не доживешь до того, как к тебе вернется огонь, так что наш эксперимент не состоится, – сухо констатировал Сол. – Представление уже сегодня вечером. Если ты его провалишь, ты знаешь, чем это тебе грозит. Ты, конечно, можешь не верить в гончих, вражеские цирки и прочее, но в удаление-то ты веришь?

Фьор вздрогнул. Как можно не верить в то, что сам видел – и не раз?

А вот теперь удаление грозит ему самому.

И винить некого. Он сам себя подставил. Хуже того, он подставил весь цирк. Когда не может выступать один из них, на остальную труппу ложится повышенная нагрузка, и ее еще надо суметь вытянуть.

– Боишься? – спросил Сол.

– Да, – не стал притворяться фаерщик.

– Жалеешь?

Фьор на миг задумался. Вспомнил смешных обезьянок на распашонке и соску в кулачке.

– Нет.

Глава 3

Цирк удивил тем, что оказался куда бо́льшим, чем просто один шатер, в котором проходит представление.

Нет, разумеется, шатер тоже присутствовал: большой, в бело-фиолетовую полоску. Впрочем, белыми полоски были много лет назад, сейчас же это был скорее грязновато-серый цвет. На шестах, установленных вокруг шатра, трепетали темно-фиолетовые флаги с надписью «Цирк “Колизион”» витиеватыми буквами, в которых еще угадывались остатки позолоты.

Но одним только большим шатром дело не ограничилось – вокруг него раскинулся целый волшебный городок, а он возвышался над ним, словно средневековый замок над близлежащей деревенькой. Городок состоял из нескольких полосатых шатров поменьше. Из одного выходили счастливые детишки с разрисованными краской лицами… бабочки, цветы, загадочные узоры, мордочки зверей. Перед другим стояла очередь, и, когда полотняный полог пропускал очередного посетителя, можно было заметить зеленоватые тени и хрустальный шар гадалки. Что происходило в остальных, Кристина не догадывалась – и проверять не собиралась.

За малыми шатрами раскинулась целая ярмарка: красочные лотки, где продавали воздушные шарики, сахарную вату и какие-то дешевые яркие безделушки с логотипом цирка, и пестрые киоски, в которых предлагали поиграть в игры вроде метания колец или стрельбы по мишеням на призы – загадочных плюшевых животных, которые с равным успехом могли быть как медведями, так и зайцами. Между киосками ходили жонглеры, подкидывая в воздух яркие шарики, широко шагали на ходулях наряженные в пестрые костюмы циркачи и играла на аккордеоне, сидя на большом полосатом мяче, девушка в черно-белых полосатых штанах, фиолетовом пиджаке и черном цилиндре. Возле одной из палаток, залитой светом от немыслимого количества самых разных лампочек, собралась небольшая толпа, и детишки с восторгом наблюдали за тем, как сидящий за прилавком широкоплечий парень с татуировкой на бритой голове отсоединяет лампочки, на которые указывают зрители, и они продолжают светиться у него в руке.

Взлетали крашеные-перекрашеные качели-лодочки, воздух оглашался восторженным визгом. Натужно, со скрипом вращалось невысокое чертово колесо; по его ободу шли полосы разноцветных лампочек, которые перемигивались яркими цветами и отвлекали внимание от перегоревших – и от пятен ржавчины на ободе. А еще кружилась разноцветная карусель, и некогда яркие, а сейчас облупившиеся лошадки послушно возили счастливо слепых к этим признакам дряхлости детей. Откуда-то из-под крыши раздавалось: «Мы едем, едем, едем в далекие края»; веселая, казалось бы, мелодия звучала неожиданно мрачно и тревожно из-за того, что ее исполняли, да еще в намеренно замедленном темпе, на каком-то особенно скрипучем органе, из-за чего радостное «мы едем в далекие края» превращалось в мучительно-заунывную жалобу. А слышащиеся где-то фоном неземные ноты вотерфона вызывали противные мурашки по спине.

И все это яркое, разноцветное, шумящее и потрепанное многообразие буквально тонуло в толпе зрителей, заполнивших занятое цирком пространство до отказа. Куда ни кинь взгляд – очередь, куда ни взгляни – улыбки, теснота и толкотня. Казалось, здесь собрался весь город!

Кристина покосилась на брата. Обычно равнодушные глаза восторженно сияли и наверняка превращали старый, потрепанный цирк в сказочное место. Как и все остальные визжащие от счастья дети, Кирюша не замечал ни грязного полотна шатров, ни облупившейся краски, ни потрепанного оборудования, которые видела Кристина, бессознательно задавшаяся целью найти в этом цирке как можно больше недостатков.

Видимо, магия цирка действовала не только на брата, но и на других посетителей; взрослые тоже выглядели радостно-взбудораженными. Это почему-то раздосадовало Кристину. Только крайне не избалованные развлечениями жители их паршивого городка могли так радоваться этому балагану! Она же взирала вокруг со снисходительной усмешкой. Все эти развлечения и аттракционы явно рассчитаны на самую невзыскательную и неизбалованную публику, а восторг собравшихся вызывал ассоциацию со счастьем дикарей, которым показали простенькие бусы. И Кристине было крайне неприятно осознавать, что и она тоже автоматически попадает в эту категорию невзыскательных и неизбалованных. Но, по крайней мере, насмешливая ухмылка на лице показывает остальным, что она не покупается на дешевое увеселение.

Кирюша вертелся, постоянно дергал сестру за руку и показывал пальцем на то, что находил интересным. А интересным ему казалось абсолютно все: и очередь, и какофония звуков, и гирлянды флажков, и девушка в длинном черном пиджаке, высоких черных сапогах и цилиндре, сидящая на большом шаре в красно-белую полоску и играющая на аккордеоне, и клоуны на ходулях, и облака разноцветной ваты, и даже аттракционы.

Кататься на качелях Кирюша, к счастью, не просился, и Кристина впервые порадовалась этой странности брата; все нормальные дети обожали крутиться на каруселях, а Кирюша просто не понимал, в чем тут удовольствие. И это прекрасно, потому что одного на карусель Кристина его не отпустила бы, а ехать с ним – это же такой позор, если кто-то из школы увидит!

Стоило только подумать о школе, и Кристина тут же увидела в толпе знакомое лицо. Ого, да это же Фил! Похоже, он тоже пришел сюда с младшим братом. Идеальная возможность для того, чтобы перекинуться парой слов на почве вынужденного похода в цирк, но Фил был слишком далеко и, кажется, Кристину не заметил. А первой пробиваться к нему через толпу Кристина не хотела, это выглядело бы слишком нарочито.

Но Кристина все равно попыталась. Однако столпотворение как-то незаметно вынесло ее с братом в другую сторону, а потом и вовсе оттерло за край толпы, и Кристина вдруг увидела не замеченный за шумом и пестротой цирка передвижной город на колесах, в котором путешествовали артисты. Он стоял на краю стадиона и состоял из интереснейших экземпляров: микроавтобусы с логотипами цирка по бокам, грузовики и траки с прицепами и фургонами для объемного оборудования, трейлеры, тоже заляпанные рекламными наклейками цирка, и несколько совершенно удивительных, словно сошедших со старинных открыток округлых автобусов ярких расцветок. Кристина даже в кино такие не видела, а тут – вживую, да они еще и на ходу! Что-то ярко-розовое выглядывало из-за одного автобуса, и, сделав пару шагов в сторону, Кристина увидела еще более поразительный экземпляр; казалось, это экспонат из музея истории автомобилистики! Такие, наверное, выпускались в самом начале прошлого века!

Между трейлерами и автобусами сновали люди; кто-то в сценических костюмах, а кто-то в обычной одежде, и каждый был занят делом – последние приготовления к представлению шли полным ходом. Одному из гимнастов прямо на нем зашивали костюм, клоуну едва не на бегу поправляли парик, а страшненький лопоухий мальчишка не старше Кирюши вприпрыжку бежал к одному из маленьких шатров, держа в руках бутылочки с красками. Парень в бандане на голове, в потертых, едва не спадающих джинсах и тяжеленных армейских ботинках проверял кабели, которые тянулись от какого-то массивного агрегата к большому шатру…

Закулисная жизнь странствующего цирка кипела и бурлила, и было в ней что-то цепляющее за живое и заставляющее душу сжиматься от непонятной тоски – то ли о свободе, которой у Кристины нет и не было, то ли о другой жизни, которой у нее никогда не будет.

Из одного фургона выпрыгнул загорелый парень, костюм которого состоял из набедренной повязки; плечи, грудь и спину покрывали татуировки, руки выше локтя перехватывали узкие перевязи с длинной бахромой, и такие же были надеты на ноги чуть выше колена. Будь он на Гавайях, сошел бы за местного танцора, развлекающего туристов. Словно почувствовав на себе взгляд, парень повернулся и посмотрел прямо на Кристину. И она вздрогнула: она уже видела эти графитово-серые глаза с чуть припухшими веками. Сегодня днем, у школы во время грозы. Но, к счастью, на этот раз обошлось без видений костров и без молний, разносящих в щепки деревья.

«Гаваец» пошел дальше, к большому шатру, оставив Кристину гадать, действительно ли он видел ее сегодня в окнах школы, или это все ее собственное слишком бурное воображение.

– Пойдем, скоро начинается. – Кирюша потянул сестру за руку, выводя ее из задумчивости.

Кристина огляделась по сторонам. И впрямь, вокруг все затихло и опустело, и даже перед будкой, на которой красовалось загадочное слово «Капельдинер», что, видимо, означало проверку билетов, людей тоже не было; похоже, все уже собрались в шатре.

Подойдя к окошечку, Кристина с удивлением поняла, что в будке никого нет. Это что такое? Контролер билетов уже ушел? Но разве так можно? До начала представления же еще – Кристина глянула на телефон – целых четыре минуты! И потом, всегда есть опаздывающие…

Кристина зачем-то постучала по стеклу и, не дождавшись никакой реакции, пожала плечами. Что ж, значит, они с братом пройдут так; билеты у них есть, и это проблема цирка, что контролера не оказалось на месте.

– Может, билеты надо засунуть сюда? – дернул ее за руку Кирюша и показал в прорезь сбоку.

Кристина хмыкнула, протолкнула билеты в отверстие и только потом спохватилась: а кто же им их вернет? Пальцы попытались было схватить за исчезающий краешек, но не успели.

Как только билеты скрылись внутри, в будке заклубился белый туман. От неожиданности Кристина даже отступила на шаг назад. Впрочем, клубы быстро рассеялись, и, когда это произошло, Кристина увидела, что в будке кто-то появился. Капельдинером оказался невысокий мужчина с раскосыми глазами и глубокими морщинами на оливковом лице. На груди, на длинном кожаном шнурке, висел пушистый хвост какого-то животного. Черные волосы с яркой проседью были заплетены в две длинные косы, перехваченные на концах замшевыми ремешками, расшитыми бирюзовым бисером, и такая же вышивка украшала края горловины замшевой бежевой рубашки. Скорее всего, он был из северных народностей, ненец, хантымансиец или, может, эскимос, но у Кристины при взгляде на него сразу же появилась ассоциация с индейцем, она легко представила его себе с раскраской на лице и в головном уборе из перьев.

Лицо «индейца» оставалось совершенно неподвижным, было даже неясно, заметил ли он вообще Кристину. Однако яркие черные глаза за приспущенными веками смотрели остро и пронзительно.

В прорези появились билеты. Кристина вытянула их, взглянула на «индейца» и, не дождавшись никакой реакции, фыркнула.

– А как же «Желаю хорошо провести время» или хотя бы улыбка? Да уж, сервис просто на недосягаемой высоте! – пробурчала она себе под нос.

Кирюша снова нетерпеливо дернул за руку, но Кристина почему-то медлила. Какое-то очень странное, необъяснимое, шестое или какое-то еще по счету чувство тянуло ее назад, нашептывало бежать отсюда прочь.

Искушение развернуться и уйти было очень велико! Но Кирюша продолжал тянуть за руку, и Кристина сдалась. Нет никакого рационального объяснения ее внезапному страху, а раз так, значит нет никаких причин уходить. И вообще, что-то она в последнее время стала слишком уж впечатлительной и пугливой. С этим надо бороться, и лучший способ – делать то, чего по необъяснимой причине боишься.

Кристина нерешительно оглянулась на будку капельдинера – и увидела, что та опять опустела. Куда делся «индеец»? Он точно не выходил, но и внутри ему не спрятаться, там же совсем нет места! Спрятался? Кристина присмотрелась: нет, в стеклах отражались только огни аттракционов, гирлянды флажков и они с Кирюшей. Вот только… рядом с братом в стекле стояла вовсе не она, а та, другая Кристина! И улыбалась, глядя Кристине прямо в глаза – победно и торжествующе.

Ужас прошил позвоночник с такой силой, что на мгновение отказали ноги.

– Ну Кристи-ин! – протянул Кирюша, разбивая панцирь страха. – Ну идем уже!

– Да, да, идем, – онемевшими губами ответила Кристина, не в силах сдвинуться с места или оторвать взгляд от аккуратно причесанной «розовой» Кристины в стекле.

А та ухмыльнулась, отсалютовала и исчезла, оставив вместо себя отражение нетерпеливо подпрыгивающего Кирюши, огней аттракционов и самой Кристины – растрепанной и заметно побледневшей.

Кристина повернулась к будке спиной, отсекая всякую возможность увидеть где-либо пугающее отражение той, другой, и решительно направилась к откинутому пологу шатра, за которым уже нетерпеливо гудели зрители.

* * *

Кажется, даже самые первые представления, когда Фьор только-только начинал выступать в цирке, не пугали его так, как то, которое предстояло дать сейчас.

Огонь так и не вернулся. Но и не выйти на арену и не выступить было невозможно. То есть, конечно, можно, однако никто из артистов «Колизиона» в своем уме не решался добровольно пропустить свое выступление, ведь никто не знал, как быстро придется за это расплачиваться и насколько высокой ценой. Одно пропущенное представление? Два? Три? На себе проверять никто не хотел. Умри, но выступи. Исчерпай себя до дна, до полного опустошения, но зритель должен остаться доволен.

– Ты как? – участливо осведомилась Джада; блестящий комбинезон обтягивал гибкую гимнастку, словно перчатка, волосы собраны в тугой пучок на затылке, грим с агрессивными красными тенями над выразительными русалочьими глазами и яркой одинокой стразой на лбу, как всегда, безупречен.

Фьор стиснул зубы; слухи по цирку расползлись мгновенно. Впрочем, этому не стоило удивляться; в таком маленьком, тесном коллективе ты обречен на отсутствие тайн и секретов.

– Нормально, – ответил он, с неудовольствием замечая, что руки, держащие пои и трубки с фитилями для номера, слегка дрожат.

– Огонь вернулся? – обрадовалась Джада.

– Нет.

Лицо гимнастки вытянулось, в русалочьих глазах заплескалась тревога.

– И что ты собираешься делать? Откажешься от выступления?

– Ты в своем уме?!

– Но у тебя нет огня.

Фьор поморщился. Можно подумать, он нуждался в очередном напоминании об очевидном! Он и так не прекращал об этом думать ни на минуту!

– Придется обойтись своими силами, – сдержанно ответил он и криво усмехнулся. – В конце концов, делают же это как-то обычные фаерщики.

– Да, но они не делают то, что в конце делаешь ты.

– Я знаю.

– Пропустишь последний трюк?

– Не могу. Ты же знаешь, именно он пробивает самых упорных, а если до них не достучаться, то…

Фьор не договорил, закончив фразу неопределенным жестом, который, впрочем, Джада прекрасно поняла.

– Но как же ты его сделаешь? Без своего огня?

Фьор пожал плечами. Он справится. Должен справиться! У него просто нет иного выбора.

Джада подошла к фаерщику, поднялась на цыпочки и неожиданно поцеловала в щеку. Этот жест ободрения был бы приятен, если бы не сожаление в глазах девушки.

«Да она же со мной прощается!» – сообразил Фьор и почувствовал, как в нем закипают раздражение и злость. Не на Джаду и не на то, что она уже списала его со счетов, а на рок, судьбу, высшие силы или как там называется тот, кто играет с людьми, словно с фишками, и выкидывает некоторых с игрового поля жизни. Как будто одного того факта, что он оказался в «Колизионе», недостаточно! Но нет, судьбе нужно еще больше ухудшить ситуацию, хотя, казалось бы, куда уж хуже?

Впрочем, конкретно тут судьба ни при чем; огня Фьор лишил себя сам. И теперь за это предстояло расплачиваться.

* * *

К полному восторгу Кирюши, места оказались очень близко к арене, но Кристина едва не застонала, когда, к своему ужасу, увидела, что на первом ряду, всего через три ряда от них, сидели две Ольги!

Вот же гадюки! Так зло насмехались над Катей за то, что она собирается в цирк, а теперь сами тут! Да только кто рискнет им это поставить на вид?

Кристина загнанно огляделась. Пересесть на другую половину зала и затеряться там не получится, все места заняты. Еще бы! Жители Верходновска не избалованы зрелищами, так что массово и с жадностью потребляют любое развлечение, которое добирается до их глубинки. А если остаться здесь, Ольги, конечно же, ее заметят – и насмешкам не будет конца. И даже если Кристина спросит, что же они сами делают в цирке, раз это столь жалкое времяпрепровождение, они лишь высокомерно вздернут брови. По неписаным законам школьных джунглей королевам всегда можно то, что нельзя остальным, и, в отличие от всех остальных, это не делает их смешными и нелепыми. Двойные стандарты? Они самые! И королевам плевать! Пусть только кто-то попробует оспорить эту непреложную истину!

Интересно, на чем держится власть таких вот Ольг? Кристина не раз задавалась этим вопросом – и не находила ответа. Наверное, исключительно на умелой игре на человеческих характерах, потому что всегда есть те, кто будет приказывать, и те, кто будет молча их слушать, терпеть и подчиняться. Даже против воли. Просто потому что.

Осознавать, что она – из второй категории, Кристине очень не нравилось. Но как бы ни было неприятно это понимание, оно, к сожалению, еще ни разу не подтолкнуло ее к реальному сопротивлению, если не считать таковым несколько грубых реплик в ответ на особо ярые выпады. А переходить в первую категорию слишком поздно. Даже если бы возможность взять власть и представилась, Кристину не прельщала мысль о том, чтобы смотреть на других сверху вниз, насмехаться над ними и доводить их до слез.

«Может, когда погаснет свет, они меня не заметят, – понадеялась Кристина. – Они же должны будут смотреть на арену, а не в зрительный зал». Утешение оказалось слабым, но оно было единственным, и за неимением альтернатив пришлось ухватиться за него.

Заставив себя не переживать о том, на что все равно никак не получится повлиять, Кристина взглянула на круглую красную арену. Хорошо, что нет песка – значит, никаких животных. Кристине никогда не нравилась идея дрессировки зверей для выступлений на публике. У людей в этом деле хотя бы был выбор, они сами решали, что хотят такую судьбу. А животные нет, за них все решают другие… Прямо как с Кристиной; за нее тоже все решали родители.

Неожиданная аналогия совершенно не порадовала.

Кто-то помахал рукой, привлекая к себе внимание. Кристина присмотрелась и увидела, что это Фил. Она с любопытством оглянулась за спину – кому он машет? – но через мгновение встретилась с ним взглядом и поняла, что это он ей. Фил улыбнулся, Кристина улыбнулась в ответ, и ее словно окатило теплой волной. Похоже, этот поход в цирк – не совсем зря загубленное время; кажется, есть тут и что-то хорошее. А именно – второй прямой контакт с Филом.

– Смотри! – восторженно воскликнул Кирюша, указывая куда-то вверх. Он все так же пребывал в состоянии радостного возбуждения и буквально подпрыгивал на месте от переполнявших его эмоций.

Кристина задрала голову и увидела сложную паутину канатов, лестниц, креплений и прожекторов. Удивительно, как всю эту конструкцию возвели в шатре, да еще за такое короткое время! Что ж, похоже, их ждет не совсем кустарная самодеятельность, а что-то более-менее профессиональное.

– О, да это же Кристина! – раздался до боли знакомый голос, и Кристина внутренне напряглась.

Все, Ольги ее заметили. И намного раньше, чем она ожидала.

– Давай к нам, – неожиданно предложила Ольга-шатенка и похлопала по соседнему пустующему сиденью.

Кристина и не подумала реагировать, от предложения за версту веяло подвохом.

– Серьезно, давай! – присоединилась Ольга-блондинка. – Вместе будет веселее смотреть! Ну, давай, пересаживайся!

Ольги выглядели искренними, и это было подозрительно. Но тут Кристина подумала, что, возможно, зря она ищет подвох там, где его нет; она так привыкла защищаться и ощетиниваться, что уже разучилась воспринимать какие-то вещи такими, какие они есть, и ей везде чудится злой умысел.

Кристина нерешительно поднялась.

– Ты куда? – тут же забеспокоился Кирюша.

– На первый ряд. Там мои одноклассницы.

– Пойдем! – обрадовался брат.

Но когда они пробрались через зрителей в своем ряду и подошли к Ольгам, те сразу нахмурились.

– Нет, тут только одно свободное место. Отправляй своего Форреста обратно.

– Меня зовут Кирилл, – серьезно сообщил брат, и, кажется, впервые Кристина искренне порадовалась, что у него напрочь отсутствует умение распознавать издевки.

– Да что ты говоришь? – насмешливо воскликнула Ольга-блондинка. – А мы не знали! Что ж, запомним. Ну, так что, Кристин, ты с нами?

Кристина колебалась.

– Давай, садись! Отсюда будет прекрасный вид на акробатов и гимнастов. Мы их мельком за кулисами видели, и поверь, там есть на кого посмотреть! Тем более костюмы у них почти ничего не скрывают, – захихикали Ольги, обменявшись друг с другом веселыми взглядами.

Кристина не раз слышала, как другие девчонки обсуждают симпатичных парней, но это всегда происходило без ее участия. А тут вдруг она стала частью этого разговора. Ощущение было непривычным и приятным. И тема обсуждения при этом совершенно не имела значения.

Раздумывать о том, почему вдруг Ольги решили наконец-то включить Кристину в свой круг общения, не было времени – да и не очень хотелось. Хотелось просто порадоваться тому, что травля, кажется, подходит к концу.

– Иди на свое место, – шепотом попросила Кристина брата.

– А ты?

– А я тут посижу.

Кирюша заартачился.

– Я хочу с тобой.

– Я совсем близко. Ты же видишь, это всего через три ряда.

– Я хочу с тобой, – упрямо повторил Кирюша.

Кристина почувствовала, как начинают краснеть щеки от стыда.

– Не устраивай сцену, – прошипела она. – Иди на свое место!

Кирюша продолжал стоять на месте, Кристина почувствовала отчаяние. Она знала брата, а потому прекрасно понимала, что он так и будет стоять. У Кирюши напрочь отсутствовало чувство неловкости, которое испытывают другие люди, оказываясь в нелепом положении в общественном месте. Когда обычный человек уже умирал бы со стыда, Кирюша вообще не осознавал, что на него все смотрят, обсуждают и осуждают.

– Или ты идешь на свое место, или мы сейчас вообще отсюда уходим, понял? – прошипела Кристина.

Впрочем, она прекрасно понимала, что угрозу свою она выполнить не сможет, потому что тогда ее дома будет ждать нагоняй. Но если она сейчас вернется с братом обратно на их места, то навсегда упустит шанс изменить наконец свою жизнь к лучшему, и вместо того, чтобы провести следующий год в школе в новом, нормальном статусе, она так и останется изгоем и мишенью для насмешек Ольг. И все из-за Кирюши! Опять из-за него! У нее вообще вся жизнь из-за него идет не так; в семье все было нормально, пока не появился он! И именно с той поры, как родился брат, все пошло под откос: отец стал все больше пропадать на работе и все чаще выпивать, мать начала брать вторую смену в больнице, потому что денег не хватало, а Кристина потеряла сначала свою комнату, потом внимание родителей, а потом и плавание. А главный виновник всех ее несчастий стоял сейчас перед ней, смотрел этим своим безразличным взглядом и даже не понимал, что в очередной раз разрушает ее жизнь.

Накатила волна удушающей злобы.

– Слушай, ты, мелкий придурок, – Кристина больно схватила Кирюшу за руку, – я не позволю тебе в очередной раз испортить мне жизнь, ты понял? Сейчас идешь на свое место, садишься там и смирно сидишь до конца представления.

– Я порчу тебе жизнь? – спросил Кирюша и моргнул.

– А для тебя это открытие? Да, ты портишь мне жизнь! Постоянно! Лучше бы тебя вообще не было! Я, может, уже стала бы олимпийской чемпионкой, если бы не ты!

Это было неправдой. Когда в их городе закрылся единственный бассейн, а с ним и секция синхронного плавания, тренер рекомендовала всем перспективным и талантливым девочкам хорошие спортивные клубы в других городах и даже связывалась с тамошним руководством и помогала организовать переезд. Предложила она это и Кристине и даже предварительно договорилась насчет нее с известным тренером в очень серьезном спортивном центре в Подмосковье. Тренер приходила домой, разговаривала с родителями, убеждала, что у Кристины есть серьезные перспективы и что она может добиться настоящих высот, а медали чемпионатов мира стоят неудобств и жертв. Мама с папой выслушали и твердо заявили, что ни о каком переезде не может быть и речи. Они не потянут жизнь в Подмосковье, и вообще у них тут свое дело, свой дом – и Кирюша. Мнение Кристины никто не спросил.

Тренер не скрывала разочарования. Позже она еще говорила с Кристиной, предлагала подыскать спортивные интернаты с проживанием, но Кристина отказалась. На самом деле в глубине души она с облегчением приняла новость о закрытии секции, потому что в последнее время ходила туда без желания и все отчетливее понимала, что не готова к тем жертвам, которых требует спорт высоких достижений, и не хочет продолжать дальше.

Несмотря на это, на родителей Кристина все равно затаила глубокую обиду, ведь она отчетливо поняла, что ради нее на такие жертвы те не пойдут. Зато спокойно принесут ее блестящее спортивное будущее в жертву Кирюше. И уже не имело никакого значения, что на самом деле Кристина сама больше не хотела заниматься плаванием; в голове все равно отложилось, что это из-за брата она упустила блестящие высоты в спорте.

Кирюша внезапно развернулся и послушно пошел на свое место в четвертом ряду. Кристина смотрела ему вслед со смесью облегчения и вины.

Облегчения было больше.

Удостоверившись, что Кирюша сел, Кристина повернулась к Ольгам, наблюдавшим за развернувшейся перед ними сценой со смесью любопытства и насмешки.

Свет начал гаснуть, шум в зрительском зале стал стихать. Кристина уселась на свободное место рядом с Ольгами и обернулась, чтобы проверить, как там Кирюша. Он сидел на своем месте, но смотрел не на сцену, а прямо перед собой пустым взглядом.

– Да что ты дергаешься? Никуда твой Форрест не денется, – заметила сидевшая к ней ближе Ольга-блондинка.

«Форрест» Кристину неожиданно покоробил. Ей даже захотелось заступиться за брата – совсем несвойственный ей порыв, но, разумеется, она не стала портить намечающееся улучшение своего положения в классе таким комментарием.

– Видела, как тебе помахал Фил, – ошарашила Кристину неожиданным замечанием Ольга-шатенка. – Вы что, с ним общаетесь?

Обманчиво невинный тон Кристину не обманул, она чувствовала в словах Ольги ревность и личный интерес. То, что она с Филом не встречается, вовсе не означает, что она не испытывает чувства собственности и не вонзит свои змеиные зубы в любого, кто покажется ей помехой. Да и Ольга-блондинка тоже навострила уши; скорее всего, Фил ей тоже нравится. Вот было бы забавно, если Ольги перегрызлись из-за него между собой!

– А что, Фил тоже тут? – попыталась изобразить искреннее недоумение Кристина.

Даже если Ольга и не поверила, то она не успела ничего сказать; огни под куполом шатра погасли, стало темно, а затем в центре арены появилось яркое пятно света. В кругу прожектора стоял тот самый белый клоун, чье изображение Кристина видела на автобусе. В полной тишине, прерываемой лишь сдавленным смешком и тихим покашливанием, он обвел взглядом полный зрительный зал и громко объявил:

– Представление начинается!

А потом покачал головой и добавил – тихо и будто даже с каким-то разочарованием и укором:

– «Колизион»…

И из-под потолка вниз полетел снег.

Представление началось.