Buch lesen: «Пятое время»

Часть первая

1.

Золотую осень любить просто. Золотую осень любят все. Тепло, днём можно скинуть курточку и обмануть организм воображаемым продолжением лета. А как красиво. С таким роскошным многоцветьем природы может конкурировать, пожалуй, только изумрудная майская зелень…

А вы попробуйте полюбить осень позднюю-печальную, сырую и прозрачно-серую. Со спускающимся до земли ватным небом, с бескрайним лужами, по ночам цепенеющими хрустким тонким ледком. Со старым комковатым ковром из листьев в пустынных парках и обреченностью голых мокрых веток… Я уезжаю любить эту осень далеко за город, я гуляю в её прозрачных лесах в густом облаке тишины, я слышу её лёгкое, на выдохе «…за то, что я умру».

Мы все умрём. А кое-кто – и не однажды. Будет ли это печальный натуралистический процесс или только воображаемый, черту-то всё равно придётся подвести. И провести – между двумя датами. А получится ли из неё полустёртый штрих или вполне себе полноценный отрезок бесконечной прямой, зависит только от нас.

Вот такие философские мысли навевают эти романтические позднеосенние прогулки на природе… и ещё – здоровый аппетит. Удовлетворить который можно, пройдя буквально метров сто до цивилизации. До сказочного лесного комплекса отдыха со всем его набором простых человеческих радостей – уютными домиками, барами-ресторанами, банями и конюшнями. Аппетит усмиряется многообразием с любовью и выдумкой приготовленных блюд, уже ждущих продрогшего отдыхающего в больших теплых судках на шведском столе. Там же ждёт его и полноценный бокал холодного пива или разноцветное домашнее вино – по настроению. Отдыхающий в «не сезон», эстет этакий, всё это заслужил. Равно как и шампанское к завтраку, пустынный бассейн с прозрачной водой и скидки на весь прейскурант эс пе а.

А ещё несезонному отдыхающему, бонусом, предоставляется возможность сохранять незамутнённое инкогнито. Закутался в тёплый шарф, раскрыл зонтик – и никакой шапки-невидимки не нужно. Кто там шлёпает по лужам сквозь осенние туманы? Никто, показалось. А кто сидел за соседним столиком на позднем завтраке? А что, кто-то сидел?

2.

Незаметным, хоть в природе, хоть в обществе, стать достаточно просто. Овладеть искусством мимикрирования можно точно так же, как овладевают иными человеческими навыками. Теория да немного практики. Или наоборот.

«…Какая интересная женщина. Фигурка складная, да и одёжки по фигурке. Не как у моей, ненашенские, не китайские. Улыбнулась, посмотрела в глаза. В глазах – небо… или море… На море давно не был. Всё дела, дела. На пару дней только и можно отлучиться, детишек нагулять-накупать-накормить до отвала. Жена чтобы от хозяйства отдохнула. В бассейн схожу поплавать, потом – на велосипедах с мальчишками, вечером в баре с супругой посидим. Потом – спать, спать под шум леса… Или моря? Почему море, какое море? Соседний столик, чашка, тарелка, никого… Показалось».

«Интересная женщина в складных одёжках» – это я. Небо, море в глазах – тоже мои. Ну а дальнейший ход мыслей уже персонально ваш, мужчина. Осторожней вам надо с водой… И чашка, тарелка на соседнем столике – тоже мои. Овсяная кашка была выше всяких похвал, капуччино – тоже ничего. Ну, я пошла. Мне ещё нужно как следует поработать.

Да и работается здесь, нам-то, передовикам умственного труда, почти как Пушкину в его Болдинской осени. Пишется, пишется… Без всяких понуждений себя, любимого, без напрасного ожидания капризных муз. Какие музы? Вот вам стол, писатель, вот вам стул, ноутбук и вай-фай, вот вам, в конце концов, когда поднимете от экрана усталые очи, чудесный вид на осенний парк и великую русскую реку за ним.

Великая русская река тоже соблюдает здесь режим инкогнито – совсем на себя не похожа. Скромная такая, неширокая, заросшая камышом да осоками разными. На другом берегу медленно движется сквозь осень стадо всякой живности – пёстрые коровы, белые козы, барашки… Только не считать, не считать этих баранов, не спать, терпеть… Впрочем, сон лёгок, быстр и освежающ. Откинулся на спинку стула, вздремнул минуток десять – и как новенький. Не сон, божье благословение. Ну, или там благоприобретённый на тернистых жизненных путях навык для пущего выживания в дикой природе.

3.

Затренькал вотсаповский звоночек, мой секретарь на связь просится. Моё второе я. Даже, я бы сказала, исключая узкий круг посвященных, первое. Почти для всех она – это я и есть. Лицо бренда, так сказать.

– Привет, Лиза.

– Здравствуйте, Евдокия Ивановна.

Хорошее я себе выбрала имечко?

А ещё я выбрала себе год рождения (давно мечтала заменить «нолик» на «девятку») и романтическую версию судьбы. Мы ж, писатели, эстеты. Любим делать красиво и себе, и окружающим. Что не меняла: лицо и знак зодиака. Это – святое. Тем более, лицо-то можно нарисовать любое, подобающее случаю. Прямо поверх своего.

– Как дела, Лиза? Что случилось? – моё второе я волновалось в экране, выражая мимикой смешанные чувства. Вот учишь их, учишь дзену…

– К нам записался на приём (дальше следовало имя), какие будут инструкции? – Ага. Ждала, ждала.

– Да как обычно. Трансляцию только не забудь включить. – Было у нас такое однажды. Пришлось потом весь сеанс по словам ещё живых свидетелей восстанавливать. Ничего, справились.

– Евдокия Ивановна, вот опять вы… Не забуду! – мои вторые губы моего второго я надулись было, но быстро приняли исходную форму. Вполне себе и так симпатичную.

– И в воскресенье – ко мне, на планёрку.

– Есть, шеф! – ну, хорошо, хоть не «сэр».

Мы с Лизкой… Вернее я, но как бы она, имеем в нашем милом городке популярный салон бытовой экстрасенсорики и всякого светлого волшебства. Светлого – подчёркиваю. Светлый салон Дуси Черновой. Эть! Не могла удержаться.

А если без шуток – такая простая и понятная форма помощи нуждающимся. Посильная. За которую не только не распнут, но и ещё и нанесут в изобилии всяких материальных благ. И да – мы помогаем. Не уставая при этом честно повторять «исцелися сам». Впрочем, этого почти никто не слышит.

4.

Дар пришел ко мне внезапно. Но до этого долго стучался, фигурально выражаясь, во все окна и двери. Лёгким таким стуком, точка-тире, точка-тире… Но нам же нужно довести жизненную ситуацию до абсурда, встать на краю по-над персональной бездной, да заблажить во всё горло своё неизбывное «спасите-помогите».

Выглянул сверху, с облак небесных, кто-то в невозможном золотом сиянии и сказал что-то типа «ладно, только не блажи». Или просто подумал. И открыла я глаза в это невозможное золотое сияние, белые облака и внимательные лица ангелов, и поняла – можно начинать новую жизнь прямо здесь, а реанимации.

Ну, а документальное оформление сделали специальные люди, профессионально. Все необходимые бумажки и пластик, подтверждающие факт моего существования в этом бренном мире. И с моих слов (тут уж я позволила себе проявить некоторую фантазию). А потом – отстали. Таков был уговор.

Всегда завидовала артистам. Нет, не славе – возможности перевоплощения. Это ж сколько жизней-то можно прожить за одну свою. Теперь и я… сподобилась. Иногда даже езжу к себе на могилку, за тридевять земель. Пыль вытираю, свечку ставлю. Может быть это, конечно, и грех. Да только кто ж меня осудит. Тяжелы те камни, не оторвать их от земли.

А я теперь вижу невидимое, знаю незнаемое. Иногда это радостно, иногда – тяжело. Салон светлой магии Дуси Черновой – только одна из форм проявления моих новых способностей. Ещё я, как вы поняли, пишу. Исходного материала-то то ведь – на целую библиотеку. Столько разных жизненных историй случается не без моего участия. А уж пером-то владею, тренировалась ибо много. Перо – оно как нож или как пёрышко ангела. Для каждого своё.

5.

Много ещё интересного я могу рассказать и о жизни, и о нас, любимых. Не будем спешить. А пока вернёмся к моему привычному распорядку дня в рамках спокойного внесезонного отдыха. Нет ничего лучше для восстановления временно утраченных ресурсов организма, нежели определённость бытия. Что там у нас после трудов праведных? – Стоун-массажик да сладостное ничегонеделание до обеда.

Массаж заморскими каменьями – мой любимый. Ни тебе мучительного замеса тела, ни бессмысленного щекотанья нервных окончаний. Всё строго и определённо – камень горячий, камень холодный. Ну, и небольшая финишная полировочка материальной оболочки, куда ж без этого. И – как новенький. А вот со сладостным ничегонеделаньем, дольче, как говорится, фар ниенте, промашечка вышла. Человек же только предполагает… Даже если он обладает некими нестандартными способностями. Были, были предчувствия у меня насчёт этого мужичка, соседа по отдыху. Быстро как сбылись.

Утонул дядечка. В бассейне. Сказали – сердце. Пошёл поплавать часок до обеда и к семье уже больше не вернулся. Уехал в город в чёрном пластиковом мешке. СПА закрыли для следственных действий, повесив на дверь табличку «технический перерыв». Заметался по территории персонал, послали за хозяином сей лесной сказки. Обед разнесли по номерам. Отдыхающих попросили остаться для беседы с прибывшими из областной столицы товарищами в штатском. Вот тебе и отдохнула на природе… Беззаботно так.

Да кто из нас вечен? Из нас – никто. Это, наверное, только за особые заслуги… Остальным – просьба не беспокоиться, не пересаживать себе железы разные, не накачиваться чужими стволовыми клетками. Боком это выходит. Не должен человек поедать человека…

И съехать бы нужно, из юдоли этой печальной, и остаться невозможно как хочется, привыкла уже к здешней осенней истоме. Да и хозяина отеля надо дождаться, приятеля старого. Давно не виделись. «Не знаешь, что делать – ложись спать». Какой сове-е-т хо-о-о-ро-о-ший…

6.

Старый приятель приехал почти ночью, и на него радостно накинулись молодые, голодные до всего на свете опера, по случаю поселившиеся тут же, и уже деловито обшнырявшие всю округу. Вид у них был вполне себе «волка ноги кормят» и волчьи же повадки. Ох, и не люблю я эту братию. Приходилось в той жизни сталкиваться. «Вы сейчас к нему пойдёте, а мы на вас микрофончик-то и навесим…» – это майор со старлеем меня к партнёру по бизнесу отправляли, на деловую встречу. И партнёр-то был так себе, водкой вместе пьянствовал, в вечной дружбе клялся, на жизнь жаловался… и половину выручки тырил, как потом выяснилось. Не особенно при этом рефлексируя. Нет, не далась. Не навесили микрофончик. Сказала «мы, конечно, бабы, суки, но не до такой степени». Видно, уверенно сказала, отстали. Провожать из кабинета вышли – «вы по той лесенке не ходите, там у нас в подвале пытошные, вдруг заблудитесь». И заржали. Я тоже им улыбнулась, люблю острую шутку. Но расстались хорошо – «если кто обижать будет, сразу к нам». Ага.

Эх, молодость, приятно вспомнить!

За полночь раздался звонок: «Не спишь ведь? Приходи, посидим. Завтра с утра ехать нужно, дела». Конечно, посидим. Тех, с кем хочется посидеть, с каждым годом всё меньше…

И действительно, посидели хорошо. Коньячок, совсем немного, чай, конфеты. Разговоры и обо всём, и ни о чём. Жизни наши шли параллельно. Иногда пересекались. Он меня выручал, я его. Есть такие отношения, когда годами не видишься, а встретишься – как и не расставался. Раньше-то бывало всякое, а теперь старенькие мы уже. Милые такие старички. Но глаз горит ещё. Иногда.

– Посмотришь, что там было?

– Посмотрю. Доступ в бассейн сделаешь?

– Завтра Костик дежурит, я его предупрежу. Придешь, как сможешь, когда удобнее.

– Хорошо, не волнуйся. Я позвоню сразу же.

И, на прощание, в дверях просто коснулись друг друга щеками. И расстались, на день ли, на год ли, навсегда ли… Как получится.

7.

За завтраком соседний столик был пуст. Ни папы, ни мамы с детишками. Да и другие отдыхающие рассредоточились по уютным уголкам ресторана, задумчиво вкушая перемены блюд и смотря сквозь большие окна на солнечный осенний денёк. Их, тёплых солнечных деньков, осталось не так уж и много.

Скоро, скоро уже полетят белыя мухи, снег укроет поля, припорошит леса.

Я всё люблю, всё принимаю. Я растворяюсь в утреннем тумане, брожу, тихонько напевая, в лесах, выхожу на берег реки с неподвижной тёмной водой. Пью из родника – холодного, до ломоты в зубах, и смотрю, не щурясь, на неяркое солнце. Природа отдаёт мне свои звуки, запахи, краски и то, чему нет названия, но что заполняет меня целиком. Я чувствую себя её частью. Это хорошо и правильно. Вона, даже психологи советуют почаще «дышать осенью». Ох, не такая простая это пора, не такая…

Костик встречает меня у служебного входа аквапарка и провожает на балкон, с которого открывается вид на пустынный бассейн. Тишина, только слышно, как где-то редко падают тяжёлые капли, да доносится из массажного кабинета расслабляющая музыка. Которую, в панике срочной эвакуации персонала, забыли выключить. Костик переминается рядом и вздыхает.

– Я ещё нужен?

– Где нашли тело?

– Вон там, – он показывает на угол, где глубоко.

– Воду из бассейна когда будете сливать?

– После обеда приедут из лаборатории, возьмут анализы, а там будет видно.

– Хорошо, Костя, я побуду здесь полчасика. Ты иди.

Вода хранит в себе всю информацию, мне нужно к ней. Спускаюсь по винтовой лесенке вниз, подхожу к бортику над тем самым местом, ложусь на тёплую плитку и опускаю руку в воду. Закрываю глаза. Я так работаю. Мне не нужны магические атрибуты и кровопускания. Я просто погружаюсь в некое поле, и оно рассказывает мне обо всём.

Открываю глаза и вижу чьи-то, не так чтобы аккуратные ботинки. Немного выше – и весь опер целиком. Наблюдает с усмешечкой. Сейчас документы, поди, потребует предъявить. Нет, сдержался. Или вспомнил, что отдыхающие их с собой не носят. Я поднялась, достала из кармана бумажный платочек и вытерла руку. Не для того, чтобы поздороваться. Просто закончила работу.

– А что вы здесь делаете, Евдокия Ивановна? – ишь ты, осведомлённость демонстрирует.

– Гуляю.

– Напрасно хамите.

Тут бы хорошо ввернуть фразу на все времена, ну эту, из «Основного инстинкта» – «вы подадите на меня в суд?»… Но я сделаю ещё лучше – просто улыбнусь и пойду к выходу. И вместо запрограммированного «стоять, я сказал», услышу глухой звук падения тела и комментарий «ой, мля». Аккуратнее нужно ходить, мужчина, бассейн же, скользко же. Прибежал, виновато пряча глаза, Костик, помог неловкому оперу. Даже мимоходом отряхнул его рукав от водяных капель. Я не буду интересоваться, не ушибся ли болезный, просто спрошу: «Я ещё нужна?». И услышу в ответ, этакое, со сдерживаемыми раскатами грозы-угрозы – «нужна будете, найдём». Ходите осторожно, юноша. Против нас даже пуля бессильна. Если она не золотая.

8.

Вода мне всё рассказала. «Спроси у воды». Я спросила. Воде было нехорошо. Она чувствовала себя больной. Не столько от привычных хлорки и озона, сколько от непривычной отравы. Которая мутным облаком расплылась из угла бассейна, где окончил свои дни дядечка с соседнего столика.

Это уже попахивает, нет, откровенно пахнет, криминалом. При вскрытии яд, скорее всего, обнаружат. И, если не захотят спустить дело на тормозах, начнётся марлезонский балет. Во всех своих шестнадцати частях.

Когда успели отравить дядечку? Впрочем, какой он дядечка, младше меня он, Валерий Петрович Оськин. Вполне себе симпатичный, только немного усталый. Небось, думал – там отдохну… Вот оно и «там».

Конечно, не хотелось мне во всё это влезать, но, видимо, придётся. А вот наберу-ка я хозяина сей сказки, друга моего старого. Ибо обещала.

– Привет. Новости тебе не понравятся.

– Я так и знал. Привет. Чего там?

– Видимо, отравили его.

– Вот же сволоча! Другого места не могли найти! Опера уже пронюхали?

– Ну, мне-то они не докладывали, но в бассейн тут же прискакали. Хотя я зашла не с парадного.

– Погостишь ещё? Просить, сама понимаешь, не могу. Так, надеюсь…

– Погощу, уж больно хорошо здесь. Да и на виду спрятаться легче. Хвост-то всё равно мне уже обеспечен.

– Спасибо. Сама знаешь – всё, что хочешь.

– Знаю. Буду на связи. Пока.

– Пока.

А пойду-ка я на подворье, зверушек гладить. Для утех отдыхающих, немного поодаль от жилого комплекса, есть такое лубочное как бы натуральное хозяйство. Конюшня, свинарня, овчарня. Здесь и содержатся всякие братья наши меньшие, домашние и бывшие дикие. Не сказать, чтобы счастливые, но, по крайней мере, сытые. Возьму в будочке пакетик с нарезанной морковкой и хлебом, потихоньку обойду вольеры.

В отдельной просторной клетке живёт серьёзный такой чёрный ворон. Размером с хорошую курицу, и даже с бородой. Уж зачем его сюда поместили – неведомо, но интерес у публики он вызывает ничуть не меньший, чем толстые еноты-рукосуи. У нас с вороном взаимная симпатия. Он смотрит на меня своим магическим глазом, как бы спрашивая «ну, что, подруга, как оно там, на воле?». – «Всё то же самое, ворон, милый ворон, что и триста лет назад – интриги, убийства, расследования…».

9.

После прогулки устраиваюсь перед монитором. Сейчас начнётся сеанс одновременной эзотерической игры. Евдокия Ивановна Чернова, она же Лиза Лиса (это фамилия, ей-богу, настоящая Лизкина фамилия) сидит в загадочном сумраке с накрученным тюрбаном и в тёмных очках. Вокруг – соответствующий магический антураж. Свечи, хрустальные шары, сосуды различных форм и назначений, пучки трав и много ещё всякого мистического. Длинные Лизкины пальцы – в кольцах. Все. Для усугубления, так сказать, образу. Она сдвигает на нос очки, приближает к камере правый глаз, отчего её око заполоняет половину экрана и смачно подмигивает. Поехали.

Сегодня у нас на приёме знатный местный бизнесмен. Владелец, как говорится, заводов-газет-пароходов. Половина уездных СМИ в его руках и почти весь гостиничный бизнес. Кто владеет подачей информации, тот владеет многим. А вот, поди ж ты… Моя карта сегодня старше. Мы его ещё с записью немножко помурыжили, дабы спесь сбить. Перед сверхъестественным и непознанным все равны. Как в бане.

Лизавета в своём магическом наряде олицетворяет это самое непознанное. Игра ей нравится, она относится к процессу творчески, но в строго оговоренных рамках. Впрочем, с таким же успехом на её месте мог бы восседать и Дедушка Мороз. Он был бы столь же неузнаваем в полумраке, тюрбане, роскошной шали и тёмных очках. Но самый главный магический атрибут незаметен, мало того – надёжно спрятан. Это такой маленький высокотехнологичненький наушничек. Посредством которого добрая волшебница дистанционно воспринимает мои советы и наставления прямо по ходу ведения приёма. Этакий стрим.

Проблемы у инфобизнесмена серьёзные, иначе бы до магии не снизошёл. Видно, уже все стандартные ходы опробовал. Нет, ну я не могу! У тебя в руках целая империя по запудриванию мозгов, деньжищ – немеряно… И ты – ничто, пылинка перед неведомой грозной силой. Эх, слаб человек. Даже, казалось бы, такой могущественный.

Заходит в кабинет, ошарашено озираясь. А как ты хотел? На то и расчёт. Тут вам не здесь. Тут вам – портал в неизведанное. На вратах коего – красавица Лиза по фамилии Лиса.

– Здравствуйте, Евдокия Ивановна.

– Здравствуйте, Иннокентий Петрович, присаживайтесь в это кресло.

Несколько секунд в комнате висит тишина, только тихонько потрескивают свечи. Проблемы Иннокентия Петровича нам хорошо известны, ровно как и половине нашего городка. Сначала жена погибла в автокатастрофе, потом сын – от передоза, теперь вот доченька-любимица заболела. Страшно медиамагнату. Он никогда не верил, что «есть и божий суд…». А теперь вот – поверил.

Лет тридцать назад я приходила устраиваться в его империю. Но, поскольку любил Иннокентий Петрович молоденьких журналисточек лично проверять на соответствие не только второй древнейшей, но и первой, так и не устроилась. Юной выпускнице филфака такой обычай показался диким. Да и сейчас кажется.

Ничего не осталось от того жеребца, укатали сивку крутые горки. Помутнел взгляд победителя, слегка трясётся голова. Да и костюмчик уже не с иголочки. Наш клиент. Нет, нет во мне злорадства. Так, констатация факта. Ну, и бабья жалость. Куда ж без неё.

Шепчу Лизке в ухо нужные слова. И адрес монастыря, где магнат сей может попробовать отмолить грехи свои тяжкие. Заброшенный такой монастырёк, на краю цивилизации. Очень нуждается в благодетелях, очень. Оформляй, старче Иннокентий, отпуск за свой счёт, надевай лапотки, бери котомочку – и в тайгу, батюшка. Туда, где обитель божия, покосившаяся, с дырявой крышей, да три старичка-монаха, схимники. Вот они тебе обрадуются-то. Даже можешь не в лапотках, а на личном геликоптере. Увидят старички железную птицу в небе, закрестятся истово. Сначала, конечно, испугаются, а потом возблагодарят. И за крышу починенную, и за иконы новые. Молитвам научат. Смирению…

За каждую душу, испоганенную ли, загубленную ли тобой, придётся молиться. Если хочешь, чтобы дочь осталась жива – иди. Не теряй времени.

У нас нет никакой таксы на магические услуги. В углу у входа стоит небольшой красивый сундучок с открытой крышкой. Хочешь – положи туда что-то, хочешь – мимо проследуй. Судя по вздёрнувшейся Лизаветиной бровке, положено было прилично. Ну да – пачечка красных денежек в банковской упаковке. Вот они, грехи-то как жгут. Не знаешь, как и откупиться от этого ада.

Помнишь, Иннокентий Петрович, Игорька? Однокурсника моего. Которого ты сподвиг про депутата-бандюгана местного написать? Игорёк, юноша пылкий и талантливый, такого накопал… Ты эту информацию потом в своих целях использовал, в борьбе за место под солнцем. А Игорька той же бандитской братии и сдал. А маму его помнишь? Маму, которая из цветущей женщины за месяц в старушку превратилась? А сколько ещё таких было, чью жизнь ты перепахал? Нет, я не пошлю тебе вслед огненный испепеляющий шар. Не моё это дело. Моё – дать тебе шанс. А шар этот и так у тебя внутри.

10.

Фух… Теперь давай восстанавливайся, мать. Посиди полчасика перед экраном, по которому плавают всякие разноцветные закорючки – и на природу, в леса и долы! Завтра – только отдыхать, завтра – воскресенье…

По воскресеньям у нас планёрки. Смотрю в окно, как заруливает на парковку Лизаветин джип, утыкается тупой мордой в забор. Она достаёт какие-то пакетики из салона и пикает сигнализацией. Лизку я знаю давно, ещё с её бурной юности. Странно переплетает людские судьбы жизнь… Ну да ладно, об этом как-нибудь потом. Сейчас нужно поспешать к входной двери, над которой мелодично звонит колокольчик.

– Привет, пойдём кашкой тебя угощу. Здесь кашка – прелесть. Специально на завтрак не ходила, тебя дожидалась.

– Да ну, кашка… Давайте шампанского выпьем!

– Лиза, там и шампанское подают.

– Что, к завтраку?

– А что, мы тут не аристократы? Ну, как вариант, дегенераты…

– Ой, как мне хочется денёк побыть дегенераткой!

– Ну, не с твоим экстерьером.

– Скрытой, Евдокия Ивановна, скрытой!

Экстерьер у Лизки и правда – загляденье. Что нога, что голова. Да и ростом природа-матушка не обделила. Ну, если только, немножко, сообразительностью. Ничего, моей на двоих точно хватит.

Ресторан был пустынен – все уже отзавтракали, а кашка, и правда, как песня. Сначала мы позволили себе геркулесовой, потом манной… Ну, и отполировали-таки шампанским. После завтрака прогулялись по бережку, чтобы жирок часом не завязался. Обсудили насущное. Список желающих попасть на приём, налоговую отчётность и финансовые вопросы. Здешние стены не имели ушей, ибо стен не было. А природа-мать девичьи секреты хранит надёжно. Она ж с нами заодно.

– Что хочешь, Лиза – на лошадках, массаж или баню?

– Бассейн!

– Вот с этим всё сложно. Тут у нас криминал случился. С утонутием. Бассейн закрыт.

– Ничего себе! А откуда знаете, что криминал? Ах, да…

– Вон смотри – двое на скамеечке под берёзкой курят…

– Менты что ли?

– Они, родимые.

Возвращаясь, проходим мимо юношей с взором горящим, который они даже не пытаются потушить. Рассматривают Лизку. Да, мальчики, только смотреть. Больше вам ничего и не светит. К тому же, уже через минуту вы её и не вспомните. Это ж я и ещё раз я. Гуляю я здесь. И живу тоже. А то, что в глазах у вас двоится – так это вы вчера вечером перебрали.

11.

Из имеющихся вариантов жизненаслаждений мы выбрали баню. Такую – русскую, по-над речкой. С верандой для отдыха, нависающей над крутым бережком. И, хотя я эти температурно-влажностные испытания организма не особенно обожаю, в этот раз прямо захотелось какой-то тотальной детоксикации. Еловым веничком. И пару, дайте пару, и жару тоже, жару! И бассейн при баньке был, но – чисто символический. Чтобы плюхнуться туда, заорать от холода – и скорее назад, цепляясь за тёплые поручни. И что-то – зашло, очень кстати оказалась эта баня. А уж когда сели пить чай на веранде с панорамным остеклением и видом на закат, аж сердце запело. Ну, вот как тут было удержаться от продолжения банкету…

Лизка не рассматривала мои шрамы, не пялилась на костыль-ногу, рассказывала смешные истории, ржала над моими. Вернее, ржали мы вместе – и прохаживаясь суровым веничком по телесам, и прыгая в бассейн, и неожиданно подбавляя парку. Подобрать себе комфортного человека и для общего дела, и для совместного отдыха, очень важно. Такого, который понимает, что можно, а что нельзя. И даже если, вразрез принятых правил, он что-то себе иногда позволит… остренькое, это воспринимается пусть и с небольшим напряжением, но таки без возмущения.

На веранде с видом на закат мы уговорили ещё и парочку отличных брютов. Люблю отчего-то эту кислятинку. Редко кто меня в таком пристрастии понимает и поддерживает… Короче говоря, вечер удался. Нам же, несмотря на уже несколько иной уровень развития, ничто человеческое не чуждо. Песни, возвращаясь в домик, правда, не кричали. Сил уже не было.

Кто сказал, что понедельник день тяжёлый? День как день. Осенний, солнечный. Голова в понедельник тяжеловата, это да. Зато во всём теле, после вчерашней баньки, лёгкость необычайная. И зверский голод. Вот тут-то и оказались очень кстати Лизкины вчерашние пакетики с натуральными дарами от благодарных пациентов. Как и во время оно – несут, несут ведуньям. Кто маслице, кто яичко. У нас ведь в постоянных клиентах топ-менеджмент и местных пищевых комбинатов, и агрохолдингов всяких… Что ни начальник – то большу-у-ущая проблема. Помогаем. А что делать? Судьба наша такая.

Червячка заморили знатно, свежайшими местными разносольными разносолами. Кофею напились из больших кружек, не жеманясь. Остатки снеди я аккуратно упаковала обратно в коробочки и отдала Лизавете. С едой на ближайшие два дня завязано. Вообще. Не токмо художник должен быть голодным за работой, но и ведун.

Лизка довезла меня до поворота на большак. Дорожку такую, местного значения. Там мы распрощались и направились каждая в свою сторону. Она – в город, я – в леса и долы. Сейчас мне нужно стряхнуть с себя всё лишнее, все защитные капустные оболочки. Оставить один оголённый нерв. А это такое зрелище, скажу я вам, не для праздного зрителя. Потому и забираюсь в лесную чащобу. Благо она здесь имеется. Берендеево царство, практически не тронутое цивилизацией. При мне – только вода и нож-огниво. А больше мне ничего и не нужно.

12.

Я знаю, как говорить с природой – с деревьями, травинками, мхом, пнями, корягами… Говорить – не значит артикулировать звуки, это лишнее. Можно просто обмениваться мыслями, без слов. Слова – они нужны человеку, чтобы запутать. Думаете, дерево не умеет мыслить? Оно же дерево? Да как бы не так. Просто его мысли текут медленно, как соки земли в стволе. А куда ему спешить? Оно – на своём месте, ему, можно сказать, повезло сразу определиться. Это мы, человеки, всё мечемся, всё ищем какое-то место под солнцем. Даже не какое-то – самое лучшее. А в лесу – все места лучшие, всем хватает. Никто никому ничего не застит. Эх, учиться нам у деревьев ещё и учиться.